JК
Зеркала прошедшего времени :: Меренберг Марта
Страница: 247 из 320Хриплое дыхание Пьера участилось до предела, мокрые пряди русых волос упали на его пылающее лицо, и он, стискивая руки гвардейца и практически лежа на нем, прошептал прямо в его побелевшие от ярости губы: – Ты еще ничего не понял? Тебя обманули, как глупого малолетку, которому сначала сунули конфету, а потом подставили под пули, и все для того, чтобы его величество мог спокойно иметь госпожу Пушкину в любое время дня и ночи… Не отворачивайся! Смотри на меня! Ты мне не веришь, да, Дантес? А зря… я докажу тебе…
– Ты – гад и грязная свинья! – шипел Дантес, отворачивая лицо от слишком низко склонившегося над ним Пьера. – Я не верю ни одному твоему слову! Ты… о нет…
Не могу больше… подумал Пьер. Сейчас скажу ему… я не извращенец – ты прав, Метман, – я скажу ему… пусть знает…
Прошептав прямо в его полураскрытые губы «я люблю тебя, сволочь, если ты еще не понял…», Пьер с хриплым стоном жадно и грубо овладел его ртом, выпустив наконец его пальцы и обхватив свободной рукой за шею. Другую руку он тут же сунул между ног гвардейца, но Дантес с усилием отшвырнул его от себя, схватив за шейный платок, и придушил так, что Долгоруков, задохнувшись, стал порывисто хватать ртом воздух.
– Только шевельнись – и я задушу тебя твоим же платком, гадина! – нарочито спокойно пообещал Дантес, затягивая платок все туже на шее Пьера. – Ты позволил себе оскорбить мадам Пушкину, – как ты смел трепать ее имя, мерзкий ублюдок! И ты мне глубочайше противен, чтобы ты знал – и уясни это себе раз и навсегда! – Последняя фраза, впрочем, прозвучала тихо и неубедительно, и Дантес неожиданно быстро облизнул губы, чем вызвал очередной тихий стон у ничком лежащего на полу Хромоножки.
Это же твой заклятый враг, Дантес…
Но вкус его губ… его руки… Он – меня – любит?..
– Ты – гад и грязная свинья! – шипел Дантес, отворачивая лицо от слишком низко склонившегося над ним Пьера. – Я не верю ни одному твоему слову! Ты… о нет…
Не могу больше… подумал Пьер. Сейчас скажу ему… я не извращенец – ты прав, Метман, – я скажу ему… пусть знает…
Прошептав прямо в его полураскрытые губы «я люблю тебя, сволочь, если ты еще не понял…», Пьер с хриплым стоном жадно и грубо овладел его ртом, выпустив наконец его пальцы и обхватив свободной рукой за шею. Другую руку он тут же сунул между ног гвардейца, но Дантес с усилием отшвырнул его от себя, схватив за шейный платок, и придушил так, что Долгоруков, задохнувшись, стал порывисто хватать ртом воздух.
– Только шевельнись – и я задушу тебя твоим же платком, гадина! – нарочито спокойно пообещал Дантес, затягивая платок все туже на шее Пьера. – Ты позволил себе оскорбить мадам Пушкину, – как ты смел трепать ее имя, мерзкий ублюдок! И ты мне глубочайше противен, чтобы ты знал – и уясни это себе раз и навсегда! – Последняя фраза, впрочем, прозвучала тихо и неубедительно, и Дантес неожиданно быстро облизнул губы, чем вызвал очередной тихий стон у ничком лежащего на полу Хромоножки.
Это же твой заклятый враг, Дантес…
Но вкус его губ… его руки… Он – меня – любит?..