Жанна дАрк   ::   Твен Марк

Паладин спокойновозразил:

— Уж кому-кому, а только не тебе критиковать чужую осторожность. Ты ведь сам валишься из седла от одного ослиного рева.

Все засмеялись, а я растерялся, и мне стало стыдно. Я сказал:

— Не совсем честно с твоей стороны заявлять, будто я упал, услышав крик осла. Все объясняется волнением, самым обычным душевным волнением.

— Допустим, тебе угодно назвать это так. Я не возражаю. А как назовете это вы, сьер Бертран?

— Гм… Как вам сказать… Я думаю, это простительно. Каждому из вас приходилось учиться, как вести себя в жарких рукопашных схватках, и, если даже что-нибудь не так, стыдиться не приходится. А пот продвигаться перед самой пастью смерти, не вынимая из ножен меча, да еще в полной тишине, без песен и барабанного боя — испытание очень серьезное. На твоем месте, де Конт, я бы не скрывал своих чувств, а назвал их прямо, без всякого стеснения.

Мне еще не приходилось слышать более откровенных и умных слов, и я был ему благодарен за то, что он вывел меня из затруднительного положения. Набравшись мужества, я сказал:

— Да, это был страх. Спасибо за честную мысль.

— Ты поступил правильно, сынок, — поддержал меня старик-казначей. — Молодец!

Я успокоился, и когда Катерина воскликнула: «Ах, и я такого же мнения!» — я был даже доволен, что вызвал эту дискуссию.

Сьер Жан де Мец пояснил:

— Мы ехали все вместе, когда заорал этот проклятый осел; заметьте, тишина была мертвая.