Жена бургомистра   ::   Эберс Георг Мориц

Когда дождь несколько утих, путешественники покинули корчму. Дворянин позволил отвратительному трактирщику поцеловать у себя на прощание руку, но юноша не позволил ему даже прикоснуться к своей.

На дальнейшем пути в Гаагу отец и сын обменялись немногими словами.

Музыкант и учитель фехтования оказались на пути в Дельфт менее молчаливыми. Вильгельм скромно, как это подобает младшему, доказывал своему спутнику, что он чересчур сильно выразил свое нерасположение к дворянину.

— Верно, совершенно верно, — отвечал Аллертсон, которого друзья звали просто Аллертс, — совершенно верно. Кровь! Ох эта кровь! Вы и не догадываетесь, господин Вильгельм… Но не будем говорить об этом!

— Нет, нет, скажите, мейстер!

— Вы не будете обо мне думать лучше, если я скажу вам.

— Ну, будем тогда говорить о чем-нибудь другом.

— Нет, Вильгельм, мне нечего стыдиться, потому что меня никто не сочтет за трусливого зайца!

Музыкант рассмеялся и воскликнул:

— Вы — и трусливый заяц! Сколько испанцев отправил на тот свет клинок вашей шпаги?

— Больше ранил, господин, гораздо чаще ранил, чем убивал, — возразил Аллертсон. — Если бы сам черт меня вызвал, я бы спросил его: «Флерет [19] , господин, или испанский кинжал?» Но есть один, перед которым я трепещу, и это мой лучший и в то же время мой худший друг, он такой же нидерландец, как вы, он, знайте это, тот самый человек, который едет подле вас.