Женщина   ::   Горький Максим

Все это "русские" - из центральных губерний, они дочерна сожжены непривычным солнцем юга, волосы их выгорели, ветер ершит и треплет их лохмотья, все они притворяются смирными, благочестивыми - устали от трудов, от неудач жизни и вот - сошлись сюда.

Когда мимо них проплывает, охая и поскрипывая, тяжелый воз хлеба, проходит, жуя соломинку, казак, - они покорно, наянливо кланяются ему, а он смотрит на них косо, пренебрежительно, не ломая шапки, чаще же совсем не видит, как изгибаются перед ним серые лохматые фигуры чужих людей.

Ниже и вычурнее других кланяется казакам туляк Конёв, мужик сухой, обгорелый, точно головня, с черной бородкой, беспечно рассеянной по костлявому лицу, с ласковой улыбочкой темных глаз, глубоко спрятанных в орбиты.

Я только сегодня пристал к этим людям, но Конёв - старый знакомый мой, по пути из Курска до Терской области я неоднократно встречал его. Он человек "артельный", любит держаться среди людей, но, кажется, лишь потому, что очень труслив. На всех точках земли вне своей деревни, прижавшейся где-то к пескам Алексинского уезда, он убежденно говорит всегда одно и то же:

- Действительно, землица тут богатая, а с людя-ми я не согласен... никак! В нашем краю народ куда те душевнее, настоящий русский народ, равненья нет со здешним! Тут - кремни, тут души и на трешник нет!

Он любит тихо и задумчиво рассказать чудесный случай неожиданного обогащения:

- Вот - в подковы ты не веришь, а я те скажу - нашел один ефремовский мужик подкову, а недели через три за этим дядя его, лавошник в Ефремове со всею семьею и сгори, - видал? Всё наследство - мужику этому попало, да! Нет, ты не бай, чего не знаешь: судьба человека жалеет, она его часто с добром стережет...