JК
Халява для раззявы :: Жмуриков Кондратий
Страница: 14 из 82Ай-да, Филя! Ай-да сукин сын! Я давно подозревал, что у тебя с тещей шуры-муры. С чего бы ты терпел у себя так долго мегеру эту. Ну ты даешь, половой гигант! – Сивухин похабно заржал, изобразивши довольно непристойное движение туловищем.
Побагровевшая теща перевела налитые кровью глаза с зятя на соседа, разжала объятья и поднялась с колен. Нашарив ногой что-тот тяжелое (том энциклопедии «Садовода-Огородника»), она подняла его с пола. Сивухин был конечно же придурок, но не псих. Отчетливо понимая, что связываться с Ниной Михайловной – себе дороже, он послал воздушный поцелуй и скрылся за дверью. Громко затопал, хлопнул своей дверью и на цыпочках вернулся к комнате Лоховских. И вовремя успел подслушать нужное.
Голос Нины Михайловны за дверью звучал глухо и от того казался еще более зловещим.
– Я тебя в последний раз спрашиваю, урод, куда ты дел «Будни механизатора»? Где марка?
– Я думал, вы бредите, я не знал… простите меня… Я больше никогда… Я всегда… – что-то бессвязное лепетал Лоховский.
За дверью послышался звук оплеухи, Сивухин на всякий случай отступил от двери, но свой пост не бросил.
– Ай! – вскрикнул Лоховский, – я буду жало…
Снова раздался звук оплеухи и вскрик, на этот раз женский, тоненький и жалобный. «Наверное, Машка, – подумал Сивухин с завистью. – Гляди-ка, жалеет этого придурка».
В подтверждении мысли послышались рыдания и голос жены Лоховского:
– Мама, мама, прекрати, ему же больно. Я тебя прошу.
Побагровевшая теща перевела налитые кровью глаза с зятя на соседа, разжала объятья и поднялась с колен. Нашарив ногой что-тот тяжелое (том энциклопедии «Садовода-Огородника»), она подняла его с пола. Сивухин был конечно же придурок, но не псих. Отчетливо понимая, что связываться с Ниной Михайловной – себе дороже, он послал воздушный поцелуй и скрылся за дверью. Громко затопал, хлопнул своей дверью и на цыпочках вернулся к комнате Лоховских. И вовремя успел подслушать нужное.
Голос Нины Михайловны за дверью звучал глухо и от того казался еще более зловещим.
– Я тебя в последний раз спрашиваю, урод, куда ты дел «Будни механизатора»? Где марка?
– Я думал, вы бредите, я не знал… простите меня… Я больше никогда… Я всегда… – что-то бессвязное лепетал Лоховский.
За дверью послышался звук оплеухи, Сивухин на всякий случай отступил от двери, но свой пост не бросил.
– Ай! – вскрикнул Лоховский, – я буду жало…
Снова раздался звук оплеухи и вскрик, на этот раз женский, тоненький и жалобный. «Наверное, Машка, – подумал Сивухин с завистью. – Гляди-ка, жалеет этого придурка».
В подтверждении мысли послышались рыдания и голос жены Лоховского:
– Мама, мама, прекрати, ему же больно. Я тебя прошу.