Жидовская кувырколлегия   ::   Лесков Николай Семенович

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Входит этакий солдатик чистенький, лет двадцати трех-четырех, с маленькими усиками, бледноват немножко, как бывает после долгой болезни, но карие маленькие глазки смотрят бойко и сметливо, а в манере не только нет никакой робости, а, напротив, даже некоторая простодушная развязность.

- Ты, - говорю, - Мамашкин, есть очень сильно желаешь?

- Точно так, - отвечает, - очень сильно желаю.

- А все-таки нехорошо, что ты родительское благословение проел.

- Виноват, ваше благородие, удержаться не мог, потому дают, ваше благородие, всё одну булочку да несносный суп.

- А всё же, - говорю, - отец тебя не похвалит.

Но он меня успокоил, что у него нет ни отца, ни матери.

- Тятеньки, - говорит, - у меня совсем и в заводе не было, а маменька померла, а сапоги прислал целовальник из орловского кабака, возле которого Мамашкин до своего рекрутства калачи продавал. Но сапоги были важнейшие: на двойных передах и с поднарядом.

- А какой, - говорю, - ты мне хотел секрет сказать об обегдоте?

- Точно так, - отвечает, а сам на Полуферта смотрит.

Я понял, что, по его мнению, тут "лишние бревна есть", и без церемонии послал Полуферта исполнять какое-то порученьишко, а солдата спрашиваю:

- Теперь можешь объяснить?

- Теперь могу-с, - отвечает: - евреи в действительности не по природе падают, а делают один обегдот, чтобы службы обежать.

- Ну, это я и без тебя знаю, а ты какое средство против их обегдота придумал?

- Всю их хитрость, ваше благородие, в два мига разрушу.