Жили два друга   ::   Семенихин Геннадий Александрович

Уж слишком различны были условия, в каких протекала на фронте жизнь даже одного экипажа. Была прямая, отчетливо проведенная грань между теми, кто улетал в бой, и остающимися на земле. Мир ощущений, тревожных, острых, а порою попросту страшных, с которым на всем протяжении полета приходилось сталкиваться летчику и воздушному стрелку, был неведом механику, мотористу и оружейнику.

Только по рассказам летавших могли они представить, как трудно там, за линией фронта, как неприятно бывает наблюдать разрывы зенитных снарядов под зеленой плоскостью ИЛа и как сжимается от тревожного предчувствия сердце, если видишь за хвостом своего самолета острую хищную тень «меосершмитта».

Но все это очень сложно представить по рассказам летавших, потому что слишком скупыми бывают такие рассказы. Обернется летчик, глянет как-то по-особенному на своего воздушного стрелка, сделает два-три быстрых движения руками и снабдит их весьма лаконичным пояснением:

– Понимаешь, я шел вот так, а он – здесь. А когда ты передал, что он уже в хвосте, я левую ногу дал, ручку от себя, он и проскочил.

– Да, вы это здорово, товарищ командир, – так же скупо прибавит стрелок.

– А потом я бомбы на бензосклад. Ты видел, как он полыхнул?

– Еще бы, командир.

И оба рассмеются каким-то особым, лаконичным смешком уставших и многое переживших людей.