JК
Жили два друга :: Семенихин Геннадий Александрович
Страница: 138 из 429Чуть-чуть шевелились припухлые губы, будто хотел Пчелинцев произнестивслух то, что записывал, и не успевал за стремительной скоростью карандаша.
И опять мягкое, одухотворенное лицо стрелка приятно поразило Демина. «Какой молодец! Какой упорный!»
Но вот карандаш замер, словно сломалось его острие.
Пчелинцев поднял его вверх, потом прижал к губам и долго-долго думал. Демин хотел подойти незаметно, но ветка хрустнула под его ногой, и Пчелинцев обернулся.
– Ах, это ты. Как уссурийский тигр подкрался.
– Преувеличиваешь, шел без всяких предосторожностей. – Демин приблизился к сержанту и нерешительно заглянул через плечо в тетрадь. – Ну, как пишется, дружище?
– Сегодня ничего, – охотно ответил Пчелинцев. – Пять страничек прибавил, а дальше уже не пошло. Да и свет, как видишь, начинаем тускнеть над нашим миром. Посмотри на березки, они все в крови. Как узники в белых халатах, которых в концлагере расстреливают. Пять страничек под естественным освещением – эго хорошо. Будут силы, я еще сегодня ночью пару под искусственным светом к ним прибавлю. Мы, кстати, «летучую мышь» достали. Это все хозяйственный «папаша» Заморин отличается. Так что, если ночью в гости придешь, артиллерийской гильзы больше не увидишь. Выбросили.
Демин присел рядом на плащ-палатку, весело поинтересовался:
– Как же ты свой труд конспирируешь? Или ребята уже догадываются, что книгу пишешь?
– Какое там, – беспечно рассмеялся Пчелинцев. – «Папаше» Заморину я объяснил, что пишу письма маме. Каждый день пишу.
И опять мягкое, одухотворенное лицо стрелка приятно поразило Демина. «Какой молодец! Какой упорный!»
Но вот карандаш замер, словно сломалось его острие.
Пчелинцев поднял его вверх, потом прижал к губам и долго-долго думал. Демин хотел подойти незаметно, но ветка хрустнула под его ногой, и Пчелинцев обернулся.
– Ах, это ты. Как уссурийский тигр подкрался.
– Преувеличиваешь, шел без всяких предосторожностей. – Демин приблизился к сержанту и нерешительно заглянул через плечо в тетрадь. – Ну, как пишется, дружище?
– Сегодня ничего, – охотно ответил Пчелинцев. – Пять страничек прибавил, а дальше уже не пошло. Да и свет, как видишь, начинаем тускнеть над нашим миром. Посмотри на березки, они все в крови. Как узники в белых халатах, которых в концлагере расстреливают. Пять страничек под естественным освещением – эго хорошо. Будут силы, я еще сегодня ночью пару под искусственным светом к ним прибавлю. Мы, кстати, «летучую мышь» достали. Это все хозяйственный «папаша» Заморин отличается. Так что, если ночью в гости придешь, артиллерийской гильзы больше не увидишь. Выбросили.
Демин присел рядом на плащ-палатку, весело поинтересовался:
– Как же ты свой труд конспирируешь? Или ребята уже догадываются, что книгу пишешь?
– Какое там, – беспечно рассмеялся Пчелинцев. – «Папаше» Заморину я объяснил, что пишу письма маме. Каждый день пишу.