Житие одной бабы   ::   Лесков Николай Семенович

Жалится все на хворость, а хворого человека нельзя ж неволить. Ешьте! Чего зеваете! - крикнул Прокудин на семейных и начал хлебать из чашки щи с жирною свининою.

- Что ж это за диковина? - опять спросил Костик, еще не обмакнувший своей ложки. - Да где же она у вас?

- Кто? Настя-то?

- Да.

- А не знаю; гляди, небось на печке будет.

Костик молча встал с лавки и пошел к печке, где ни жива ни мертва лежала несчастливая Настя, чуя беду неминучую.

- Что ты лежишь, сестра? - спросил вслух Костик, ставши ногою на приставленную к печке скамью и нагнувшись над самым ухом Насти.

- Не по себе, братец! - отвечала Настя и поднялась, опершись на один локоть.

- Что так не по себе?

- Голова болит.

- Живот да голова - бабья отговорка. Поешь, так полегчает. Вставай-ка!

- Нет, брат, силушки моей нет. Не хочу я есть.

- Ну, не хочешь, поди так посиди.

- Нет, я тут побуду.

- Полно! Вставай, говорю.

Костик скрипнул зубами и соскочил с скамейки. Настя охнула и тоже спустилась с печи. Руку ей смерть как больно сдавил Костик повыше кисти.

- Подвиньтесь! - сказал Прокудин семейным, - дайте невестке-то место.

Семья подвинулась, и Настя с Костиком сели.

- Ешь! - сказал Костик, подвинув к сестре ломоть хлеба, на котором лежала писаная ложка. Настя взяла было ложку, но сейчас же ее опять положила, потому что больно ей было держать ложку в той руке, которую за минуту перед тем, как в тисках, сжал Костик в своей костливой руке с серебряными кольцами.