Жизнь Клима Самгина (Часть 2)   ::   Горький Максим

Он был засорен словами полковника, чувствовал себя уставшим от удивления и механически думал:

"Болен. Выдохся. Испуган и хотел испугать меня. Не стоит думать о нем".

Но и в камере пред ним все плавало искаженное гримасами Лютова потное лицо, шипели в тишине слова:

"Вы организуетесь для самозащиты от анархии..."

"Это - единственно разумное, что он сказал", - подумал Самгин.

Над камерой его пели осторожно, вполголоса двое уголовных, пели, как поют люди, думающие о своем чужими словами.

По песочку,

- говорил один,

Бережком,

- вторил другой, и оба задушевно, в голос, тянули:

Тамо - эх, да - тамо страннички иду-уть.

Голоса плыли мимо окна камеры Клима, ласково гладя теплую тишину весенней ночи, щедро насыщая ее русской печалью, любимой и прославленной за то, что она смягчает сердце.

"Может быть - убийцы и уж наверное - воры, а - хорошо поют", размышлял Самгин, все еще не в силах погасить в памяти мутное пятно искаженного лица, кипящий шопот, все еще видя комнату, где из угла смотрит слепыми глазами запыленный царь с бородою Кутузова.

"Очень путает разум это смешение хорошего и дурного в одном человеке..."

Песня мешала уснуть, точно зубная боль, еще не очень сильная, но грозившая разыграться до мучительной. Самгин спустил ноги с нар, осторожно коснулся деревянного пола и зашагал по камере, ступая на пальцы, как ходят по тонкому слою льда или по непрочной, гибкой дощечке через грязь.

За окном мурлыкали:

Эх, ночь темна-а...