JК
Жизнь Людовика XIV :: Дюма Александр
Страница: 231 из 1084Прошу Вас не приходить ко мне более, поскольку я не имею более власти от Вас этою требовать!»
II
«Что же Вы думаете после столь продолжительного молчания? Разве Вы не знаете, что та самая гордость, которая сделала меня чувствительной к нашей прошедшей любви, запрещает мне сносить ее притворное продолжение? Вы говорите, что мои подозрения и мое неровное с Вами обращение делают Вас несчастным человеком. Уверяю Вас, что я нисколько этому не верю, хотя и не могу отрицать того, что Вы истинно меня любили, равно как и Вы должны сознаться, что достойно вознаграждены за то моим к Вам уважением. В этом отношении мы оба правы, и я останусь к Вам столь же благосклонной впоследствии, если Ваше отношение будет соответствовать моим намерениям. Вы найдете их не слишком неосновательными, если действительно питаете ко мне страсть, и препятствия видеть меня еще более усилят ее, вместо того, чтобы ослабить. Я страдаю от того, что невольно люблю, а Вы — от того, что слишком любите. Если верить Вам, то мы переменимся: я найду спокойствие, исполняя свою обязанность, а Вы должны перестать меня любить, чтобы сделаться свободным. Я не обращаю внимания на то, что забываю, как Вы провели со мной зиму и что я говорю с Вами также откровенно, как я это делала прежде. Надеюсь, что и для Вас это будет хорошо и что я не буду сожалеть о том, что решила об этом более не думать. Я не буду выходить из дома три или четыре дня подряд, и меня можно будет видеть только вечером, вы знаете, почему».
Письма не оставляли сомнений в том, в каких отношениях состояли адресат и адресант; впрочем, они не были подписаны. Прочитав письма, г-жа Монбазон стала утверждать, что они написаны г-жой Лонгвиль, с которой она была в большой вражде, и что Колиньи, ухаживавший за ней, выронил их из кармана.
II
«Что же Вы думаете после столь продолжительного молчания? Разве Вы не знаете, что та самая гордость, которая сделала меня чувствительной к нашей прошедшей любви, запрещает мне сносить ее притворное продолжение? Вы говорите, что мои подозрения и мое неровное с Вами обращение делают Вас несчастным человеком. Уверяю Вас, что я нисколько этому не верю, хотя и не могу отрицать того, что Вы истинно меня любили, равно как и Вы должны сознаться, что достойно вознаграждены за то моим к Вам уважением. В этом отношении мы оба правы, и я останусь к Вам столь же благосклонной впоследствии, если Ваше отношение будет соответствовать моим намерениям. Вы найдете их не слишком неосновательными, если действительно питаете ко мне страсть, и препятствия видеть меня еще более усилят ее, вместо того, чтобы ослабить. Я страдаю от того, что невольно люблю, а Вы — от того, что слишком любите. Если верить Вам, то мы переменимся: я найду спокойствие, исполняя свою обязанность, а Вы должны перестать меня любить, чтобы сделаться свободным. Я не обращаю внимания на то, что забываю, как Вы провели со мной зиму и что я говорю с Вами также откровенно, как я это делала прежде. Надеюсь, что и для Вас это будет хорошо и что я не буду сожалеть о том, что решила об этом более не думать. Я не буду выходить из дома три или четыре дня подряд, и меня можно будет видеть только вечером, вы знаете, почему».
Письма не оставляли сомнений в том, в каких отношениях состояли адресат и адресант; впрочем, они не были подписаны. Прочитав письма, г-жа Монбазон стала утверждать, что они написаны г-жой Лонгвиль, с которой она была в большой вражде, и что Колиньи, ухаживавший за ней, выронил их из кармана.