Жизнь Матвея Кожемякина   ::   Горький Максим

Все кричали: Пушкарь спорил с дьячком, Марков - с бабами, а Яков куражился, разбивал ложки ударом ладони, согнул зачем-то оловянное блюдо и всё гудел:

- И сидеть не хочу! Я - гость! Ты думаешь, коли ты городской, так это тебе и честь?

Отец презрительно чмокнул и сказал:

- Эка свинья!

- Кто? - спросил Яков, мигая тупыми глазами.

- Ты!

Чернобородый мужик подумал, поглядел на хозяина и поднялся, опираясь руками о стол.

- Матушка! Марья! - плачевно крикнул он. - Айдате отсюда!

Вскочила молодая, заплакала.

- Дяденька Яков! Баушка Авдотья, тётенька...

- Молчи! - сурово сказал отец, усаживая её. - Я свиньям не потатчик. Эй, ребята, проводите-тка дорогих гостей по шее, коли им пряники не по зубам пришлись!

Пушкарь, Созонт и рабочие начали усердно подталкивать гостей к дверям, молодая плакала и утирала лицо рукавом кисейной рубахи.

"Словно кошка умывается", - подумал Матвей.

Вдруг поднявшись на ноги, отец выпрямился, тряхнул головой.

- Эх, дружки мои единственные! Ну-ка, повеселимся, коли живы! Василий Никитич, - доставай, что ли, гусли-то! Утешь! А ты, Палага, приведи себя в порядок - будет кукситься! Мотя, ты чего её дичишься? Гляди-ка, много ли она старше тебя?

- Стеня и трясыйся должен бы ты, Савелий, жить, - говорил дьячок, доставая гусли из ящика.

- А в нём - беси играют! - крикнул Пушкарь.

Матвей прижался к мачехе, она доверчиво обняла его за плечи, и оба они смотрели, как дьячок настраивает гусли.