Жизнь Матвея Кожемякина   ::   Горький Максим

Но однажды она сказала с улыбкой и точно прося извинить её:

- Ведь это всё - прошло, все - померли, и осталась одна сказка, а я читаю сказку и всех - люблю: и бабу-ягу, и Алёнушку с Иванушкой...

Удивлённо раскрыла глаза и захохотала, изгибаясь, выкрикивая весело:

- Ой, это верно, верно! Ведь без бабы-яги сказки-то и не было бы!

- Чай, поди, о женихах думаешь? - спросил он однажды.

Она отрицательно покачала головой.

- Нет.

Но тотчас, покраснев, опустила голову и сказала вдумчиво:

- То есть, конечно, думаю об этом, как же? Только, видите ли, если выходить замуж так вот - ни с чем в душе, - ведь будет то же самое, что у всех, а - зачем это? Это же нехорошо! Вон Ваня Хряпов считает меня невестой своей...

- Он хороший парень?

- Он? Хороший, - неуверенно ответила Люба. - Так себе, - добавила она, подумав. - Ленивый очень, ничего не хочет делать! Всё о войне говорит теперь, хотел ехать добровольцем, а я чтобы сестрой милосердия. Мне не нравится война. А вот дедушка его - чудесный!

- Ну, ещё чего скажешь! - воскликнул Кожемякин, рассердясь и ревнуя. От него, Кощея, весь город плачет...

- А он - хороший! - спокойно и уверенно повторила Люба.

Старик надулся и замолчал.

Уже не раз в багряные вечера осени, поглядывая в небо, где красные облака напоминали о зиме, вьюгах, одиночестве, он думал:

"Рановато я отказал имущество-то городу - лучше бы оставить молодой вдове! Может, и сын был бы. А то - что же? Жил-жил - помер, а и глаз закрыть некому. Положим - завещание можно изменить, да-а...