Жизнь ненужного человека   ::   Горький Максим

Я было огорчился, но вдруг русый вчера назвал своё имя, - оказывается господин серьёзный, бежал из Сибири, - н-на! Получу на Новый год награду!

Раиса, слушая, смотрела куда-то черезголову сыщика и медленно жевала корку хлеба, откусывая от неё маленькие кусочки.

- Ловите вы их, ловите, а они не переводятся! - лениво сказала она.

Сыщик усмехнулся и важно ответил:

- Не понимаешь ты политики, оттого и говоришь ерунду, любезная моя! Людей этих мы вовсе не желаем истребить окончательно - они для нас как бы искры и должны указывать нам, где именно начинается пожар. Это говорит Филипп Филиппович, а он сам из политических и к тому же - еврей, н-на... Это очень тонкая игра...

Взгляд Евсея скучно блуждал по квадратной тесной комнате, стены её были оклеены жёлтыми обоями, всюду висели портреты царей, генералов, голых женщин, напоминая язвы и нарывы на коже больного. Мебель плотно прижималась к стенам, точно сторонясь людей, пахло водкой и жирной, тёплой пищей. Горела лампа под зелёным абажуром, от него на лица ложились мёртвые тени...

Сыщик протянул руку через стол и дёрнул Евсея за волосы.

- Когда я говорю - ты должен слушать...

Он часто бил Климкова, и хотя не больно, но его удары были особенно обидны, точно он бил не по лицу, а по душе. Особенно нравилось ему бить по голове перстнем, - он сгибал палец и стукал тяжёлым перстнем так, что получался странный, сухо щёлкавший звук. И каждый раз, когда Евсей получал удар, Раиса, двигая бровями, пренебрежительно говорила:

- Полноте, Доримедонт Лукич, не надо...

- Н-на! Что он - расколется от этого? Надо же его учить...