JК
Жёлтые короли. Записки нью-ёркского таксиста :: Лобас Владимир
Страница: 413 из 414 – Очень большая! Если мне хорошо, так я хочу, чтоб и тебе было хорошо – вот моя выгода…
Чего угодно я ожидал – и грубого отказа, и ростовщической ловушки, и только не оставил за лавочником права на поступок, которого мне самому покамест не довелось совершить… И потому, скомкав слова благодарности, которых Миша действительно ждал от меня, я стал распространяться о гарантиях-о заверенном у нотариуса по всем правилам долговом обязательстве, в котором черным по белому…
– Володя, если ты захочешь украсть мои деньги, – перебил меня Миша, – эта бумажка мне не поможет…
И хотя не сразу, не назавтра, и не через неделю, а месяца через три, когда медальон подскочил в цене тысяч на шесть, когда условия банковского займа стали жестче, я получил от Миши восемнадцать пачек по тысяче долларов в каждой, и с этого момента моя жизнь опять (в который уж раз!) – началась заново…
В Южном Бронксе, в конторе Майкла Росса я встретился с моим будущим партнером Стивом, таксистом, который десять лет оттрубил за баранкой гаражного кэба, собирая восемнадцать тысяч на первый взнос, – и мы поставили свои залихватские подписи под бумагами, которые свидетельствовали, что отныне медальон 4G36 принадлежит Стиву, a 4G37 – мне.
Инспектор Комиссии такси и лимузинов навесил драгоценные эти бляхи на капоты двух новеньких чекеров, и мы со Стивом двинули в город через мост Квинсборо, за которым нас поджидала бездомная душевнобольная «регулировщица»…
Дувший с Ист-ривер ветер облепил ее фигуру тоненьким платьицем с оборванным вкось подолом; ветер растрепал тяжелый сноп ее длинных, цвета спелой пшеницы волос, а она, то и дело прикладываясь белозубым ртом к горлышку бутылки в бумажном пакетике, гнала наши чекеры в Манхеттен! в Манхеттен! – и захлебывалась от веселого вина, от собственного хохота и ветра; и, проезжая мимо нее, я был счастлив ничуть не меньше, чем она!..
Чего угодно я ожидал – и грубого отказа, и ростовщической ловушки, и только не оставил за лавочником права на поступок, которого мне самому покамест не довелось совершить… И потому, скомкав слова благодарности, которых Миша действительно ждал от меня, я стал распространяться о гарантиях-о заверенном у нотариуса по всем правилам долговом обязательстве, в котором черным по белому…
– Володя, если ты захочешь украсть мои деньги, – перебил меня Миша, – эта бумажка мне не поможет…
И хотя не сразу, не назавтра, и не через неделю, а месяца через три, когда медальон подскочил в цене тысяч на шесть, когда условия банковского займа стали жестче, я получил от Миши восемнадцать пачек по тысяче долларов в каждой, и с этого момента моя жизнь опять (в который уж раз!) – началась заново…
В Южном Бронксе, в конторе Майкла Росса я встретился с моим будущим партнером Стивом, таксистом, который десять лет оттрубил за баранкой гаражного кэба, собирая восемнадцать тысяч на первый взнос, – и мы поставили свои залихватские подписи под бумагами, которые свидетельствовали, что отныне медальон 4G36 принадлежит Стиву, a 4G37 – мне.
Инспектор Комиссии такси и лимузинов навесил драгоценные эти бляхи на капоты двух новеньких чекеров, и мы со Стивом двинули в город через мост Квинсборо, за которым нас поджидала бездомная душевнобольная «регулировщица»…
Дувший с Ист-ривер ветер облепил ее фигуру тоненьким платьицем с оборванным вкось подолом; ветер растрепал тяжелый сноп ее длинных, цвета спелой пшеницы волос, а она, то и дело прикладываясь белозубым ртом к горлышку бутылки в бумажном пакетике, гнала наши чекеры в Манхеттен! в Манхеттен! – и захлебывалась от веселого вина, от собственного хохота и ветра; и, проезжая мимо нее, я был счастлив ничуть не меньше, чем она!..