Золото (Часть 2)   ::   Полевой Борис

Он весь ушел в это занятие, и вид у него был такой, какой бывает у человека, оставшегося наедине с самим собой.

- Ишь, и за людей, должно быть, нас не считает, - сказала за спиной Муси Матрена Никитична.

- Сам-то он человек, что ли? - ответил густой, низкий женский голос, и кто-то смачно сплюнул.

Девушка оглянулась.

Матрена Никитична сидела на своем мешке, окруженная группой женщин, и рядом с ней - толстая железнодорожница.

- Эх, налетели бы партизаны! Они б ему ухи проковыряли! - вздохнул кто-то.

- А они здесь есть? - оживилась Матрена Никитична.

- Есть, да не про нашу честь.

- А где они? Много их?

- А кто их в лесу считал! Стало быть, много, раз фашист лютует... Сёла вон, как лесосеку какую, выжигает.

- Вдоль большаков да шоссеек чуть что не крепости строят. Для красоты, что ль?

- Вот бы кто гукнул им, партизанам: дескать, томятся бабы, как ягода в крынке, - усмехнулась железнодорожница.

Эта немолодая полная женщина особенно приглянулась Матрене Никитичне и своим сердитым спокойствием, и зорким взглядом маленьких, заплывших глазок, которые точно всё что-то искали, и особенно тем, что поглядывала ока на конвоира без страха и даже с усмешкой.

20

Неслышно сеял мелкий дождь. Порывистый ветер холодил промокшую одежду. Сырость прохватывала до костей. Женщины шепотом передавали слухи о партизанских делах, и во всех их рассказах звучала надежда, что партизаны нагрянут, выручат, спасут от смерти или вражеского надругательства.

Матрена Никитична не разделяла этой самоуспокаивающей надежды.