JК
Золото (Часть 3) :: Полевой Борис
Страница: 48 из 187"
Чувствуя, что Кузьмич прав, Николай как можно грозней приказал:
- Снимите мешок!
Но тут старшая набросилась на него с таким неподдельным гневом, такое засверкало в ее глазах презрение, когда она выговорила слово "фашисты", что юноша опять заколебался: "Неужели можно так искреннелгать?"
Работая партизанским разведчиком, Николай всякого навидался и отнюдь не был идеалистом. Видел он выползших из щелей лютых врагов советской власти, снявших маски; бандитов и воров, выпущенных из тюрем оккупантами и из чистой корысти служивших фашистам; малодушных людишек, предавшихся захватчикам из трусости. Все они имели темное прошлое, были отмечены каиновой печатью отверженности, и, повстречав такого выродка, партизан чувствовал то же, что чувствует охотник в лесу при виде гнусного и опасного хищника. А тут впервые за свою разведывательную работу Николай испытывал раздвоенность. Факты настораживали, а сердце отказывалось им верить. Раздражаясь, он крикнул:
- Вы кто такие? Говорите правду!
- Честные советские люди - вот кто мы! - ответила старшая, повертываясь так, чтобы загородить собой от него мешок. - Не то, что вы... - и она презрительно добавила: - бандиты!
- Но-но, за такие слова... - Кузьмич вскинул автомат.
Руки у него тряслись, уголки тонких губ вздрагивали. Чувствуя, что оскорбленный старик, чего доброго, может нечаянно нажать спуск, Николай загородил собой незнакомок.
- Мы партизаны - вот кто мы! - раздельно сказал он, впиваясь взглядом в лицо младшей и стараясь уловить, какой эффект произведут его слова.
Женщины радостно переглянулись, но старшая тотчас же предостерегающе подняла брови:
- И что ты на партизан врешь? Партизаны с фашистами воюют, а ты на большой дороге у баб пожитки отнимаешь.
Чувствуя, что Кузьмич прав, Николай как можно грозней приказал:
- Снимите мешок!
Но тут старшая набросилась на него с таким неподдельным гневом, такое засверкало в ее глазах презрение, когда она выговорила слово "фашисты", что юноша опять заколебался: "Неужели можно так искреннелгать?"
Работая партизанским разведчиком, Николай всякого навидался и отнюдь не был идеалистом. Видел он выползших из щелей лютых врагов советской власти, снявших маски; бандитов и воров, выпущенных из тюрем оккупантами и из чистой корысти служивших фашистам; малодушных людишек, предавшихся захватчикам из трусости. Все они имели темное прошлое, были отмечены каиновой печатью отверженности, и, повстречав такого выродка, партизан чувствовал то же, что чувствует охотник в лесу при виде гнусного и опасного хищника. А тут впервые за свою разведывательную работу Николай испытывал раздвоенность. Факты настораживали, а сердце отказывалось им верить. Раздражаясь, он крикнул:
- Вы кто такие? Говорите правду!
- Честные советские люди - вот кто мы! - ответила старшая, повертываясь так, чтобы загородить собой от него мешок. - Не то, что вы... - и она презрительно добавила: - бандиты!
- Но-но, за такие слова... - Кузьмич вскинул автомат.
Руки у него тряслись, уголки тонких губ вздрагивали. Чувствуя, что оскорбленный старик, чего доброго, может нечаянно нажать спуск, Николай загородил собой незнакомок.
- Мы партизаны - вот кто мы! - раздельно сказал он, впиваясь взглядом в лицо младшей и стараясь уловить, какой эффект произведут его слова.
Женщины радостно переглянулись, но старшая тотчас же предостерегающе подняла брови:
- И что ты на партизан врешь? Партизаны с фашистами воюют, а ты на большой дороге у баб пожитки отнимаешь.