У него было широкое разгоряченное лицо, и чувствовалосьпо глазам, что он еле-еле себя сдерживает.
— Иди, иди, целуйся с ним, пидор! — крикнул человек в шляпе.
В отличие от парня в футболке, явно горячившегося, человек в шляпе сохранял какую-то злобную невозмутимость. Никакой жестикуляции. Все это время он был неподвижен. Он сейчас и на этого парня смотрел как бы поверх станков.
— Паша, прекрати, — опять взмолилась женщина, стоявшая рядом с Зауром.
— А вот за это еще отдельно получишь! — крикнул парень в футболке и опять, сотрясаясь всем телом, пригрозил ему кулачищем.
— Это еще посмотрим, кто получит, — ответил человек в шляпе и покрепче надвинул ее на голову. Единственный жест.
Однако теперь он перестал обращать внимание на Заура. Поезд грохотал и грохотал в сторону Москвы под неугомонные песни молодежи в том конце вагона, где, конечно, не знали о том, что случилось здесь.
До Москвы оставалась еще одна остановка, и Заур немного успокоился, покрепче сжимая свой кейс. «Я тоже хорош, — думал он о себе с отвращением, — протиснулся к окну, хотя на это имели право те, кто раньше пошел в вагон. Вероятно, ничего бы не случилось, если бы я не стоял рядом с его женой. И как можно жить, считая себя порядочным человеком, после таких оскорблений», — уныло думал он. И все-таки одновременно с этим он был доволен, что кейс не попал в чужие руки. Кроме всего, и документ было жалко: такой редкий, такой неожиданный.