100 дней до приказа   ::   Поляков Юрий

А строевые песни! Их не поют, а кричат, и особая прелесть заключается в том, чтобы, поравнявшись с карантином другого дивизиона, перекрыть их слабую песню могучими раскатами нашей. Временами, если не вдумываться в слова, охватывало даже какое-то умильное и торжественное настроение, и, сам не замечая того, я пел на пределе своих голосовых связок.

Майор Осокин проводил индивидуальные беседы с молодыми воинами и предупреждал между прочим: если кто-нибудь из старослужащих будет отбирать личные вещи или обмундирование, заставлять что-либо делать не по уставу — срочно, в любое время суток, докладывать ему. А ночью, после отбоя, наста вления замполита комментировал рядовой Мазаев. Он объяснил, что Осокин может лепить все, что угодно, — ему за это деньги платят и пенсию к сорока пяти годам дают. А мы, «сынки», если хотим нормальной службы и счастливого возвращения домой, обязаны слушаться «стариков» и жить по незыблемым законам казармы, ибо армия — это не «гражданка»… В армии свои законы: год тебя дрючат, год ты дрючишь!

Еще я очень хорошо помню, как впервые нас повезли на стрельбище. Я трясся в кузове, сжимая коленями ребристый АКМ, который перед этим неоднократно разбирал и чистил, причем после сборки у меня постоянно оставалась какая-нибудь лишняя деталь. И вот наконец я улегся на брезент, раскинув для упора ноги, поймал в прицел движущуюся мишень и, как мне казалось, очень плавно (на самом деле очень резко) нажал спусковой крючок. АКМ тяжело задергался в руках и заходил из стороны в сторону.