2008   ::   Доренко Сергей

А именно: каждое новое унижение по пути на эту гору и на горе уже — сарай этот, туалет на дворе и прочее — это же все не напрасно было? Нет ведь не земле человека, который так бы с ним поступил? Дразнил бы и унижал нелепыми требованиями, а потом сказал бы, что это ничего не значит, что это шутка была? Нет такого человека. «Кто нас обидит — дня не проживет», — пробормотал Путин. И тут же подумал о напрасности предыдущих усилий по усмирению гордыни. Он жалобно и униженно взывал к судьбе, а потом задиристой фразой взял да и зачеркнул, сделал напрасными страдания. Нет, это бес попутал. Он опять готов продемонстрировать смирение. Боги видят. Яньло-ван видит. Ван Лепин видит. Не может не видеть. Он, Путин, смирился и не ропщет больше. Помогите же, суки, чего же вам еще от меня надо?

Комплекс цигун занял час.

Потом ели с Ван Лепином. Пришлось познать би-гу. Отказ от злаков. На сегодня это означало маленькую пиалку тушеной капусты с грибами. И чай. Слишком прозрачный для чая. Потом Путину мешали. Офицеры говорили, что связь установлена. С кем? Зачем? И что говорят? Ну и как там? Отправив одного офицера вниз, в армейскую палатку, Путин стал поглядывать на часы, на Патека своего, с Филиппом. И поглядывать на склон, дожидаться. Сзади сбоку Мелянюк сказал, что часы надо снять. Ночь от дня отличить сумеем, остальное не нужно. И часы забрал. Унес.

Началось.