Homo sum (Ведь я человек)   ::   Эберс Георг Мориц

Многие поглядывали с завистью, когда соседу попадал более сочный кусок; но и самый обиженный не смел жаловаться, потому что рабам позволялось говорить, только когда господин просит, а говорить насчет кушанья, хвалить или хулить его Петр запрещал даже своим детям.

Среди прислуги сидела и Мириам.

Она всегда ела немного, а всякое мясо было ей противно; поэтому она и на этот раз передала полученное ребрышко сидевшей против нее старухе, которая работала в саду и иногда давала ей то плодов, то меду, зная, что девушка любит сладости.

Петр сегодня совсем не говорил с рабами, да и с своей семьей говорил мало.

Дорофея была озабочена, заметив глубокую морщину у него между бровями и видя, как он сжимал губы и задумывался, забывая есть.

Ужин кончился, но Петр сидел неподвижно, не замечая вопросительных взглядов, обратившихся к нему.

Никто не смел встать, пока хозяин не даст знака.

Нетерпеливее всех присутствующих следила Мириам за его движениями. Она двигалась тревожно на месте, растирала между пальцами недоеденный хлеб, и дыхание ее то ускорялось, то как будто совсем останавливалось.

Она услышала, как скрипнула дворовая калитка, и узнала шаги Ермия.

«Он пришел к господину: вот сейчас он войдет и увидит меня между всеми этими», — подумала она, машинально пригладила растрепанные волосы и взглянула с ненавистью и презрением на прочих рабов.

Но Ермий все не приходил.

Что она ослышалась, этого девушка никак не предполагала.