JК
За свои слова ответишь :: Воронин Андрей
Страница: 367 из 411Страдания Комбата были нечеловеческими, он не ел, лишь иногда просил воды. Подберезский предлагал ему водку, предлагал сигареты.
– Нет, Андрей, я этого не хочу, – в минуты просветления, получив укол, шептал Комбат, – мне нужно другое.
Ты понимаешь, Андрей, другое. Эту боль невозможно терпеть, поверь мне, невозможно, она сильнее меня. Но я попробую, – как-то раз вырвалось у Комбата, – я попробую, Андрюха. Привяжи меня и не выпускай. Дай мне наручники, дай.
Подберезский дал наручники, и Рублев приковал себя к толстой трубе парового отопления.
– Я буду кричать, Андрей, буду просить, но ты не давай, не давай мне ничего – ни ключа, ни зелья. Или я сдохну, или я смогу одолеть это все.
Подберезский понимал, что Комбат рискует, что может не выдержать боли. Но он понимал и другое, что это единственный выход в сложившейся ситуации. Другого пути нет, если, конечно, этот путь не приведет Комбата к смерти. Но и то, что маячит впереди, если не воспользоваться этим страшным путем, тоже ведет к смерти, медленной и, возможно, более гнусной и унизительной.
Поэтому Подберезский согласился. Тир располагался в бомбоубежище, Подберезский завел Комбата в самое дальнее помещение, большое, просторное, светлое. И там Комбат приковал себя к толстой чугунной трубе.
– А теперь, Андрей, иди. Иди и не приходи.
– Нет, я буду заглядывать.
– Нет, не приходи. Через три дня откроешь дверь. Ты меня слышишь, Подберезский, через три дня! Если ты найдешь меня живым, значит, я буду жить и дальше.
– Нет, Андрей, я этого не хочу, – в минуты просветления, получив укол, шептал Комбат, – мне нужно другое.
Ты понимаешь, Андрей, другое. Эту боль невозможно терпеть, поверь мне, невозможно, она сильнее меня. Но я попробую, – как-то раз вырвалось у Комбата, – я попробую, Андрюха. Привяжи меня и не выпускай. Дай мне наручники, дай.
Подберезский дал наручники, и Рублев приковал себя к толстой трубе парового отопления.
– Я буду кричать, Андрей, буду просить, но ты не давай, не давай мне ничего – ни ключа, ни зелья. Или я сдохну, или я смогу одолеть это все.
Подберезский понимал, что Комбат рискует, что может не выдержать боли. Но он понимал и другое, что это единственный выход в сложившейся ситуации. Другого пути нет, если, конечно, этот путь не приведет Комбата к смерти. Но и то, что маячит впереди, если не воспользоваться этим страшным путем, тоже ведет к смерти, медленной и, возможно, более гнусной и унизительной.
Поэтому Подберезский согласился. Тир располагался в бомбоубежище, Подберезский завел Комбата в самое дальнее помещение, большое, просторное, светлое. И там Комбат приковал себя к толстой чугунной трубе.
– А теперь, Андрей, иди. Иди и не приходи.
– Нет, я буду заглядывать.
– Нет, не приходи. Через три дня откроешь дверь. Ты меня слышишь, Подберезский, через три дня! Если ты найдешь меня живым, значит, я буду жить и дальше.