JК
Заложники дьявола :: Незнанский Фридрих Евсеевич
Страница: 37 из 53Поверьте, дело не в наших с вами отношениях: если бы речь шла о любой другой женщине, я бы тоже пошел на… э-э-э… нарушение правил внутреннего распорядка!
— Все, я пошел! — Александр Борисович вскочил с диванчика и шагнул в сторону палаты.
— Стоп-стоп! Не так резко, пожалуйста… Я же говорил: она сейчас спит, вот проснется — ради бога, хоть всю ночь сидите! — А как же я узнаю, что она проснулась? — растерялся Турецкий. — Я, знаете ли, сквозь стены видеть пока что не научился…
— А и не надо! У нас через пятнадцать минут обход, вот она и проснется, точнее, мы сами ее потихонечку разбудим… Поймите, сейчас для Ирины Генриховны важна каждая минута сна, буквально каждая!
Камера, в которую поместили Пашку Садовничего по кличке Цезарь, была одиночной. Обстановка, впрочем, мало отличалась от тех, в которых сидели его подельники: шконка, параша в углу, крошечное оконце, забранное хорошо сваренной решеткой… Впрочем, окружающая действительность Цезаря, кажется, вовсе не интересовала: всю нынешнюю ночь он провел сидючи на шконке с самым благостным видом, непрерывно распевая маршевые песенки, популярные году эдак в восемнадцатом — двадцатом прошлого столетия, коих, как выяснилось, сиделец знал великое множество.
С точки зрения молоденького дежурного охранника, время от времени посматривавшего, как и было велено, в камеру через смотровое окошко, выглядело это комично: здоровенный сорокалетний мужик, косая сажень в плечах, с красной от частых возлияний рожей, с радостной детской улыбкой на этой харе, сидит и упражняется в вокале густым, хриплым басом.
— Все, я пошел! — Александр Борисович вскочил с диванчика и шагнул в сторону палаты.
— Стоп-стоп! Не так резко, пожалуйста… Я же говорил: она сейчас спит, вот проснется — ради бога, хоть всю ночь сидите! — А как же я узнаю, что она проснулась? — растерялся Турецкий. — Я, знаете ли, сквозь стены видеть пока что не научился…
— А и не надо! У нас через пятнадцать минут обход, вот она и проснется, точнее, мы сами ее потихонечку разбудим… Поймите, сейчас для Ирины Генриховны важна каждая минута сна, буквально каждая!
Камера, в которую поместили Пашку Садовничего по кличке Цезарь, была одиночной. Обстановка, впрочем, мало отличалась от тех, в которых сидели его подельники: шконка, параша в углу, крошечное оконце, забранное хорошо сваренной решеткой… Впрочем, окружающая действительность Цезаря, кажется, вовсе не интересовала: всю нынешнюю ночь он провел сидючи на шконке с самым благостным видом, непрерывно распевая маршевые песенки, популярные году эдак в восемнадцатом — двадцатом прошлого столетия, коих, как выяснилось, сиделец знал великое множество.
С точки зрения молоденького дежурного охранника, время от времени посматривавшего, как и было велено, в камеру через смотровое окошко, выглядело это комично: здоровенный сорокалетний мужик, косая сажень в плечах, с красной от частых возлияний рожей, с радостной детской улыбкой на этой харе, сидит и упражняется в вокале густым, хриплым басом.