Неведомое путешествие за пределы последнего табу   ::   Раджниш Бхагаван Шри

Мы можем сказать: «дерево есть», но в бирманском языке придется сказать «дерево становится», не «дерево есть». Для «есть» эквивалента нет. Дерево «становится». К тому времени, как вы говорите «дерево есть», оно больше не то же самое дерево, поэтому, зачем говорить «есть»? «Есть» придает статическое качество. Это рекообразное явление — «дерево становится». Я должен сказать: «дерево есть становящееся» [Tree is becoming], но в бирманском языке это будет просто «дерево становится», «есть» не будет. «Река есть» — если вы захотите перевести, получится «река течет». Река «речится» — вот каким будет буквальный перевод на бирманский.

Но сказать «Бог становится» очень трудно, потому что христиане этого сказать не могут. Бог совершенен, он не может «становиться». Он не процесс, у него нет возможности роста — он уже прибыл. Он абсолютен — что вы подразумеваете под «становлением»? Становление возможно, если кто-то несовершенен. Бог совершенен, он не может становиться. Как это перевести? Очень трудно.

Но Будда тут же проник в бирманский, китайский, японский, корейский ум; тут же просочился. Сама структура языка сделала это возможным; носителям этих языков было очень легко понять Будду.

В жизни есть только события. Есть «едение», но нет того, кто ест. Просто наблюдайте еду. Есть ли действительно тот, кто ест? Вы чувствуете голод, правильно — голод есть, но нет никого, кто голоден. Тогда вы едите — есть «едение», но нет никого, кто ест.