Страница:
5 из 540
И недостаточно объяснять это беспокойство из трудных и тягостных социально-политических обстоятельств эпохи. Сдвиг проходил глубже. Еще менее удовлетворяет ссылка на подражание западной «романтической» моде. В русских исканиях и борениях слишком много чувствуется искренней, подлинной боли и страсти, чтобы можно было видеть здесь подражание или позировку. Верно, что то была очень впечатлительная эпоха, и западные впечатления были у нас тогда очень действенными. Но они вызывали и творческий отклик. «Книги переходили и переходят у нас непосредственно в жизнь, в плоть и кровь…»
Мысль пробуждается. «Возникает некоторая необходимая для духа анархия», остроумно замечает Шпет [ 3 ]…
Как верно заметил Достоевский, то была эпоха, «впервые сознательно на себя взглянувшая…»
Повседневные загадки и вопросы текущей жизни стремительно сгущаются в философские вопросы …
Философская рефлексия становится неодолимой страстью. «О эти муки и боли души, — как они были отравительно сладки! О, эти бессонные ночи, — ночи умственных беснований вплоть до рассвета и звона заутрени!» (Ап. Григорьев) Экзальтация и сомнение странно сплавляются в единый отравительный состав…
В эти годы начинается «великий ледоход» русской мысли, как удачно его назвал Гершензон [ 4 ]…
«Было время, когда слово « философия » имело в себе что-то магическое», именно об этом времени вспоминал впоследствии Ив. Киреевский. Уже в 1830-м году он открыто заявлял: «нам необходима философия, все развитие нашего ума требует ее».
|< Пред. 3 4 5 6 7 След. >|