JК
Жди гостей :: Сан-Антонио
Страница: 7 из 152Конечно же, нефтью фирмы «Ханн» плюс лосьон, плюс бриллиантин «Красный цветок»… Он роняет слезы, пахнущие жасмином, а когда чихает, создается впечатление, будто он преподносит вам пучок гвоздик.
— НАША бедная Берта… — жалобно произносит этот стригаль. — Что могло с ней случиться, господин комиссар?
— Ты предупредил службу розыска? — спрашиваю я у Тучного.
Здоровило трясет головой:
— Ты что, болен? Как это ты себе представляешь? Чтобы я, полицейский, расхныкался перед своими собратьями, что вот, мол, от меня смылась моя половина?
Его половина! Берю преуменьшает… Скажем, его три четверти, и не будем об этом больше говорить.
Нас обрызгивает скрипичная блевотина, извергающаяся из праздничного зала. Если верить отпечатанной программе, это старшина Петардье исполняет песню «Пусть плачет моя душа» — нежную песню из трех куплетов и одного протокола допроса. Ее раздирающая мелодия (для нормально устроенных барабанных перепонок) усиливает волнение обоих вдовцов.
Я сдерживаю улыбку, затем стараюсь принять официальный вид.
— Итак, господа, кто из вас двоих видел мадам Берюрье последним?
— Альфред, — заявляет Толстяк, нимало не колеблясь и не смущаясь.
— Рассказывайте, — кратко говорю я чемпиону по заточке бритв.
Он чешет свой затылок осторожным указательным пальцем.
— Я.., э.., так вот, понедельник-это мой день…
— Знаю, день вашей славы…
При этих словах господин цирюльник теряется… Имея интеллектуальный уровень явно ниже уровня моря, он все же улавливает глубокое презрение в моих сарказмах.
— НАША бедная Берта… — жалобно произносит этот стригаль. — Что могло с ней случиться, господин комиссар?
— Ты предупредил службу розыска? — спрашиваю я у Тучного.
Здоровило трясет головой:
— Ты что, болен? Как это ты себе представляешь? Чтобы я, полицейский, расхныкался перед своими собратьями, что вот, мол, от меня смылась моя половина?
Его половина! Берю преуменьшает… Скажем, его три четверти, и не будем об этом больше говорить.
Нас обрызгивает скрипичная блевотина, извергающаяся из праздничного зала. Если верить отпечатанной программе, это старшина Петардье исполняет песню «Пусть плачет моя душа» — нежную песню из трех куплетов и одного протокола допроса. Ее раздирающая мелодия (для нормально устроенных барабанных перепонок) усиливает волнение обоих вдовцов.
Я сдерживаю улыбку, затем стараюсь принять официальный вид.
— Итак, господа, кто из вас двоих видел мадам Берюрье последним?
— Альфред, — заявляет Толстяк, нимало не колеблясь и не смущаясь.
— Рассказывайте, — кратко говорю я чемпиону по заточке бритв.
Он чешет свой затылок осторожным указательным пальцем.
— Я.., э.., так вот, понедельник-это мой день…
— Знаю, день вашей славы…
При этих словах господин цирюльник теряется… Имея интеллектуальный уровень явно ниже уровня моря, он все же улавливает глубокое презрение в моих сарказмах.