Жестокая любовь государя   ::   Сухов Евгений

— Батюшка, Михаил Львович, иноземец здесь со свитой во дворец к государю пожаловал, хочет при оружии во дворец пройти.

Боярин оглядел иноземца.

— Не положено, — просто произнес он. — Скажи, что и мы, верхние бояре, когда на государев двор идем, все оружие с себя снимаем.

Толмач низко поклонился Михаилу Глинскому, признавая в нем породу, и высказался:

— Посол говорит, что не может дать свой отличительный жезл никому. Это нанесет ему оскорбление.

— Никто его брать не будет, пускай караульщикам оставит, а они за ним посмотрят, — разрешил Михаил Глинский и этот спор. Посол снова зарокотал, а толмач учтиво поклонился боярину, смягчая грозный рык хозяина.

— Господин барон сказал, что будет жаловаться на самоуправство великому князю.

Михаил безразлично махнул рукой и произнес:

— Пускай жалуется, если охота есть. — И, уже оборотясь к рындам, прикрикнул: — Запрячь мне живо коня, да седло с бархатом несите, а то на старом гвоздь вылез, всю задницу мне истерзал!

Посол раздумывал секунду, а потом сунул караульщику рыцарский жезл и шагнул в ворота, уводя за собой многочисленную свиту.

Мужики неохотно расходились, весело потешаясь над спесивостью немчины, перебрасывались прибаутками.

Несмотря на промозглую стынь, чувствовалось приближение праздника. Даже колокола звонили как-то по-особенному, звонче и радостнее, предвещая всеобщее ликование. В церквах на утреню было как никогда торжественно. В Благовещенском соборе молились прибывшие архиереи.