JК
Журавли и карлики :: Юзефович Леонид Абрамович
Страница: 69 из 98Все богини его юности носили эту волшебную косую клетку.
Он поставил пустой стакан на поднос проходившей мимо официантке и направился к выходу. Продавец книг уже свернул свою торговлю. Теребя нарукавный шеврон с черепом и костями, он рассказывал крепконогой девахе в кожаной мини-юбке, что этот православный символ искупления, воскрешения и будущей жизни, который большевики, кощунствуя, стали изображать на трансформаторных будках, есть еще и знак русской воинской славы, его носили на киверах гусары лейб-гвардии Александрийского полка. Во время войны с Наполеоном один австрийский генерал перепутал их с прусскими гусарами, имевшими такие же кокарды, и крикнул им: «Здравствуйте, гусары смерти!» Они ответили: «Мы не гусары смерти. Мы – бессмертные гусары».
Деваха слушала равнодушно, зато смуглый черноглазый мальчик лет десяти, проходивший мимо с булкой в руке, остановился, перестал жевать и внимал как завороженный. Потом его увела армянская мама. Она что-то говорила ему, он не отвечал. Глаза его были устремлены туда, где скакали, истаивая под снопами небесного света, давно истлевшие в земле эскадроны.
За барьером раздевалки, как за прилавком, сидел изможденный, с землистым лицом, старик-гардеробщик. Перед ним лежали его товары: сигареты, мыло, зубная паста, две книжечки – «Любовники Екатерины» и «Целительный керосин». С барьера свисали ленты неразрезанных билетов цвета стираной джинсы. Зазывая публику в кино, он громко щелкал ножницами.
Он поставил пустой стакан на поднос проходившей мимо официантке и направился к выходу. Продавец книг уже свернул свою торговлю. Теребя нарукавный шеврон с черепом и костями, он рассказывал крепконогой девахе в кожаной мини-юбке, что этот православный символ искупления, воскрешения и будущей жизни, который большевики, кощунствуя, стали изображать на трансформаторных будках, есть еще и знак русской воинской славы, его носили на киверах гусары лейб-гвардии Александрийского полка. Во время войны с Наполеоном один австрийский генерал перепутал их с прусскими гусарами, имевшими такие же кокарды, и крикнул им: «Здравствуйте, гусары смерти!» Они ответили: «Мы не гусары смерти. Мы – бессмертные гусары».
Деваха слушала равнодушно, зато смуглый черноглазый мальчик лет десяти, проходивший мимо с булкой в руке, остановился, перестал жевать и внимал как завороженный. Потом его увела армянская мама. Она что-то говорила ему, он не отвечал. Глаза его были устремлены туда, где скакали, истаивая под снопами небесного света, давно истлевшие в земле эскадроны.
За барьером раздевалки, как за прилавком, сидел изможденный, с землистым лицом, старик-гардеробщик. Перед ним лежали его товары: сигареты, мыло, зубная паста, две книжечки – «Любовники Екатерины» и «Целительный керосин». С барьера свисали ленты неразрезанных билетов цвета стираной джинсы. Зазывая публику в кино, он громко щелкал ножницами.