JК
Зубочистка для людоеда :: Хендерсон Крис
Страница: 1 из 57Аннотация: Частный сыщик Джек Хейджи сражается с преступным миром Нью-Йорка роковыми красавицами — и с самим собой.
---------------------------------------------
Крис Хендерсон
Зубочистка для людоеда
* * *
...Проволока въелась в кисти и лодыжки так глубоко, что, казалось, уже не жгла, а холодила. Девушка перестала плакать. Он не любит, когда плачут. Она замерла, борясь с неудержимо подступающими к горлу рыданиями, — обуявший ее ужас требовал выхода. Он не любит, когда шевелятся или издают какие-либо звуки. Он ничего не любит. Кроме покорности и страха.
Она обшаривала взглядом окружавшую ее тьму, ища хоть что-нибудь, что могло бы дать надежду на избавление. Но видела лишь страшные инструменты, которым он жег, кромсал, терзал, щипал, колол ее тело, да клочья своего разорванного платья — лоскутья с обугленными краями. И еще — яркий желтый свет у него на кухне. Он готовил себе ужин.
Как и все, она читала про это в газетах, видела это на экране телевизора. Она знала, что се ждет. Но, может быть, может быть, ей удастся умолить е г о, умилостивить, стать такой покорной, такой послушной, сделать все, что он прикажет, чтобы он убил ее быстро и даровал ей наконец покой. И дверном проеме возник его силуэт, и она почувствовала, что ноги ее и пол под нею стали влажными. Она увидела блеск стали. Она все-таки огорчила его слезами...
* * *
День начинался не лучше и не хуже тысяч тех дней, когда я просыпался в Нью-Йорке.
---------------------------------------------
Крис Хендерсон
Зубочистка для людоеда
* * *
...Проволока въелась в кисти и лодыжки так глубоко, что, казалось, уже не жгла, а холодила. Девушка перестала плакать. Он не любит, когда плачут. Она замерла, борясь с неудержимо подступающими к горлу рыданиями, — обуявший ее ужас требовал выхода. Он не любит, когда шевелятся или издают какие-либо звуки. Он ничего не любит. Кроме покорности и страха.
Она обшаривала взглядом окружавшую ее тьму, ища хоть что-нибудь, что могло бы дать надежду на избавление. Но видела лишь страшные инструменты, которым он жег, кромсал, терзал, щипал, колол ее тело, да клочья своего разорванного платья — лоскутья с обугленными краями. И еще — яркий желтый свет у него на кухне. Он готовил себе ужин.
Как и все, она читала про это в газетах, видела это на экране телевизора. Она знала, что се ждет. Но, может быть, может быть, ей удастся умолить е г о, умилостивить, стать такой покорной, такой послушной, сделать все, что он прикажет, чтобы он убил ее быстро и даровал ей наконец покой. И дверном проеме возник его силуэт, и она почувствовала, что ноги ее и пол под нею стали влажными. Она увидела блеск стали. Она все-таки огорчила его слезами...
* * *
День начинался не лучше и не хуже тысяч тех дней, когда я просыпался в Нью-Йорке.