Страница:
144 из 184
Подбежал он ко мне, ручонки дрожат у него, голосенок дрожит, протянул он ко
мне бумажку и говорит: записка! Развернул я записку - ну что, все известное:
дескать. благодетели мои, мать у детей умирает, трое детей голодают, так вы
нам теперь помогите, а вот, как я умру, так за то, что птенцов моих теперь
не забыли, на том свете вас, благодетели мои, не забуду. Ну, что тут; дело
ясное, дело житейское, а что мне им дать? Ну, и не дал ему ничего. А как
было жаль! Мальчик бедненький, посинелый от холода, может быть и голодный, и
не врет, ей-ей, не врет; я это дело знаю. Но только то дурно, что зачем эти
гадкие матери детей не берегут и полуголых с записками на такой холод
посылают. Она, быть, глупая баба, характера не имеет; да за нее и
постараться, может быть, некому, так она и сидит, поджав ноги, может быть, и
вправду больная. Ну, да все обратиться бы, куда следует; а впрочем, может
быть, и просто мошенница, нарочно голодного и чахлого ребенка обманывать
народ посылает, на болезнь наводит. И чему аучится бедный мальчик с этими
записками? Только сердце его ожесточается; ходит он, бегает, просит. Ходят
люди, да некогда им. Сердца у них каменные; слова их жестокие. "Прочь!
убирайся! шалишь!" Вот что слышит он от всех, и ожесточается сердце ребенка,
и дрожит напрасно на холоде бедненький, запуганный мальчик, словно птенчик,
из разбитого гнездышка выпавший. Зябнут у него руки и ноги; дух занимается.
|< Пред. 142 143 144 145 146 След. >|