JК
Лестница надежд :: Шевченко Лариса Яковлевна
Страница: 231 из 670Недаром говорят, чтосердце видит глубже, чем глаза?
Молюсь: «Сейчас только на твое доброе посредничество надеюсь, боженька. К тебе нельзя соваться по пустякам? Так некому больше заступиться». Безуспешно пытаюсь думать о постороннем, чтобы прогнать глупые навязчивые мысли. Неприятное волнение, предчувствие чрезмерного незаслуженного наказания гневом разрывает грудь и приумножает раздражение. В такие минуты я представляю мать жестоким тираном.
Идет. Открывает дверь. Я инстинктивно попятилась. Знаком требует повиновения. Молча неодобрительно смотрит на меня. Взгляд сулит плохое начало. Хватает за воротник пальто и так встряхивает, что пуговицы сыплются на пол. Потом бьет по лицу наотмашь спокойно решительно неумолимо твердо. Она уверена в своей правоте.
Виновата. Надо было без пяти минут прийти. Господи! Отчего она видит во всем только плохое? Жаль ее….
– Опять с Димкой шаталась? Дня не хватило? Не сгорела еще со стыда? – зашипела мать.
– Не шаталась. Со станции шли вместе, всей компанией, – вяло возражаю я.
Она не удовлетворена ответом и привычно кричит:
– Сделай одолжение, не груби!
– Ваша школа, – уныло бормочу я.
– Всему есть мера. Соблюдай дистанцию!
– Куда уж больше, – тоскливо вздыхаю я, и иду спать.
Лицо горит, душа болит, но чувство вины и жалость к матери сглаживают неприятные ощущения и размывают горький осадок от унизительного оскорбительного наказания.
Перемолов в памяти события дня, успокоилась.
Молюсь: «Сейчас только на твое доброе посредничество надеюсь, боженька. К тебе нельзя соваться по пустякам? Так некому больше заступиться». Безуспешно пытаюсь думать о постороннем, чтобы прогнать глупые навязчивые мысли. Неприятное волнение, предчувствие чрезмерного незаслуженного наказания гневом разрывает грудь и приумножает раздражение. В такие минуты я представляю мать жестоким тираном.
Идет. Открывает дверь. Я инстинктивно попятилась. Знаком требует повиновения. Молча неодобрительно смотрит на меня. Взгляд сулит плохое начало. Хватает за воротник пальто и так встряхивает, что пуговицы сыплются на пол. Потом бьет по лицу наотмашь спокойно решительно неумолимо твердо. Она уверена в своей правоте.
Виновата. Надо было без пяти минут прийти. Господи! Отчего она видит во всем только плохое? Жаль ее….
– Опять с Димкой шаталась? Дня не хватило? Не сгорела еще со стыда? – зашипела мать.
– Не шаталась. Со станции шли вместе, всей компанией, – вяло возражаю я.
Она не удовлетворена ответом и привычно кричит:
– Сделай одолжение, не груби!
– Ваша школа, – уныло бормочу я.
– Всему есть мера. Соблюдай дистанцию!
– Куда уж больше, – тоскливо вздыхаю я, и иду спать.
Лицо горит, душа болит, но чувство вины и жалость к матери сглаживают неприятные ощущения и размывают горький осадок от унизительного оскорбительного наказания.
Перемолов в памяти события дня, успокоилась.