Серебряная Табакерка   ::   Могилевцев Сергей

Видно было их практически отовсюду, и неуважение к блеску золота какой-то тщедушной и практически невесомой синицы, вызвало в Медведе сильнейшее негодование. “Пальцем тебя, пигалица, можно перешибить, – подумал он про себя, – и супротив моего медвежьего веса ты вообще ничто, и как бы не существуешь! А раз так, то и песни петь тебе в лесу незачем!” Подумал так, и перешиб синицу медвежьим пальцем, который, между прочим, оказался раз в десять толще лесной певуньи, и оканчивался большим изогнутым когтем. Перешиб, и дальше себе пошел, как ни в чем не бывало.

Идет, и думает: “Какой бы еще подвиг мне совершить, и кого бы еще пальцем в землю вогнать?” Видит, перед ним Лань лесная стоит, уши от страха к голове прижала, и дрожит вся, бедная, не в силах перенести блеск прокурорских звезд. “Эге, – тут же смекает Медведь, – не зря ты, видно, дрожишь от страха! Водятся за тобой, видно, грехи, о которых еще никому в лесу неизвестно!” Подумал так, да как шарахнет своей страшной медвежьей лапой Лане по голове, как раз в том месте, где прижимала она от страха свои островерхие и чуткие уши. Шарахнул, и тут же на месте убил, да так ловко, что только кожа и несколько шерстинок от Лани остались, а всего остального будто и не было никогда. Шарахнул, и дальше пошел, кося медвежьим глазом по сторонам, выискивая в лесу крамолу и ненадлежащее исполнение львиных указов.

Тут же весь лес наполнился разными страхами и пересудами. Злодейское убийство беззащитной Синицы и не менее беззащитной Лани встревожило всех сверх всякой меры.