Селение любви   ::   Гергенрёдер Игорь

Ломаные русские слова, языковые неправильности как-то ещё более закрепляли выразительность того, что она заставляла увидеть: пору бессолнечного зенита, когда солнце заменял выстрел.

У отца болела голова – из тайников доставали оружие, он взял в леднике кусок льда, приложил к одному виску, к другому, и боль успокоилась.

Мать принесла мужчинам сухие тряпки – стереть смазку с винтовок и автоматов. Беременная, она одолевала тошноту, делая бутерброды с салом.

Мужчины пересчитали и поделили патроны, а она налила горячий кофе в три термоса – пришлось по одному на двоих. Она должна уйти из усадьбы, когда покажутся грузовики коммунистов.

Мать осталась бы. Просила, чтобы перед концом отец застрелил её, но он ни за что не хотел.

Она заключала письмо молящей угрозой загнанности: если о сироте не позаботятся, она проклянёт русских, и Бог может дать силу её проклятию.

Я получил письма за несколько недель до того, как мне исполнилось тринадцать. Это, полагали друзья Валтасара, уважая родовую традицию, был уже мужской возраст. Письма вручались мне без свидетелей, и, пока я читал, Валтасар пересекал комнату от двери к окну и назад – легкотелый, мускулистый, внезапный в движениях – выскальзывал в коридор и возвращался, взглядывая на меня с задумчивой пронзительностью.

Он серьёзно рисковал, не передав корреспонденцию куда следовало, а теперь ещё и предоставляя её мне.