По-лягушачьи выпученные глаза, волосы иборода отслаивались вместе с верхним слоем потемневшей кожи. Голова безжизненно болталась, из тела вытекали остатки жидкости, когда я взяла труп под коленями, а Раффин под мышками. Мы с трудом переложили тело на передвижной стол, в то время как Марино удерживал каталку.
– По идее преимущество этих новых столов должно заключаться в том, чтобы избавить нас от подобного труда, – запыхавшись, сказала я.
Еще не все службы перевозки разобрались в нововведении. Они привозили тела на носилках и перекладывали их на любую подвернувшуюся под руку старую каталку, вместо того чтобы разместить труп на одном из столов для вскрытия, который можно подкатить к мойке. Пока что мои рационализаторские усилия были почти безрезультатными.
– Эй, Чаки-малыш, я слышал, что ты собираешься служить у нас, – заговорил Марино.
– Кто сказал? – Раффин явно испугался и немедленно перешел к обороне.
– Ходят слухи, – ответил Марино.
Раффин промолчал. Он промывал каталку водой. Потом насухо протер ее полотенцем и накрыл чистой простыней, в то время как я фотографировала тело.
– Позволь тебя предупредить, – продолжал Марино, – что это совсем не то, чем кажется.
– Чак, – сказала я, – нам нужны пленки к "Поляроиду".
– Несу.
– Действительность всегда немного другая, – говорил Марино снисходительным тоном. – Ты будешь ездить на дерьмовых автомобилях всю ночь напролет, и скоро тебе это до смерти надоест.