Страница:
3 из 13
У печки щель. Видит Петька - тыркается в щель нос. Под носом шевелится ус. И черный косоватый глаз печально смотрит на Петьку.
- Мам-мочки! - мычит бас. - Голуби драгоценные. Отпустите меня за ради бога.
А глаз, как таракан, бегает в щелке.
"Что, - думает Петька, - за чудик такой? То ли псих, то ли пьяный? Ну факт, что пьяный - вон ведь как разит... Фу!.."
А разит действительно здорово. Течет по камере дух, не поймешь, самогонный ли, водочный ли, но здорово крепкий.
- Мам-мочки! - гудит пьяный. - Мамочки!
А Петька стоит, смотрит, и совсем неохота ему с пьяным в разговоры вступать. Другой раз непременно бы связался, а тут - скучно. Сказал только:
- Чего орешь?
- Отпусти, голубь, - говорит пьяный. - Отпусти, ненаглядный!
Вдруг как взвизгнет:
- Ваше благородие! Господин товарищ! Отпустите вы меня! Меня детки ждут!
Смешно Петьке.
- Дурак, - говорит. - Как я тебя могу отпустить, когда я такой же арестант, как и не ты? Где в тебе разум?
И вдруг видит Петька: просовывает пьяный сквозь щель ладонь, а на бородавчатой его ладошке лежат часы. Золотые часы. Чистокровные. С цепкой. С разными штучками и подвесными брелоками.
Выворачивает пьяный свой косоватый глаз и говорит шепотом:
- Товарищ начальник! Отпустите меня, я вам часики подарю. Глядите, какие славные часики... Тикают...
А часики, верно: тик-так, тик-так.
И сердце у Петьки: тик-так, тик-так.
Схватил Петька часы и - в угол, к окну.
|< Пред. 1 2 3 4 5 След. >|