JК
Черниговка (Дорога в жизнь - 3) :: Вигдорова Фрида Абрамовна
Страница: 60 из 370Да, по возрасту как-то странно получается, - говорит он, с недоумением глядя на меня. - Тут от Дмитрия Королева и Федора Крещука пришли на ваше имя аттестаты... Гм... И фамилии другие... И опять же возраст...
...Я выхожу из военкомата и ничего не вижу вокруг. В руках у меня два аттестата - от старшего лейтенанта Королева и от капитана Крещука. И я не могу сдержать слез, и мне все равно, видят ли их люди, идущие навстречу.
* * *
Ступка исчез на неделю. В мастерской стал распоряжаться Петр Алексеевич. Этот человек все умел: знал и столярное и слесарное дело, и взялся он за мастерские, не дожидаясь моей просьбы, но с той же отталкивающей иронией и холодностью, с которой он делал все.
Через неделю Ступка явился - бледный, отощавший, с ввалившимися глазами. Он не стал объяснять, где был, он зашел вечером ко мне, глухо вымолвил, не глядя на меня: "Подлец я, Галина Константиновна, простите, больше этого не будет", - а на другой день запил снова. Так и пошло: три недели работает, неделю пьет.
Я покрепче сжала зубы и решила не думать о нем. Я уже понимала, что лучше не думать об иных вещах. Только стало куда тяжелее. Все, что делал Ступка, он делал легко, и его не надо было благодарить. Он помогал, как дышал, - просто. Наше дело было его делом, судьба детей и нашего дома - его судьбой. Не то с Петром Алексеевичем. Озлобление, недоверие, отчаяние, хоть и не высказанные, жили в нем постоянно, и работать рядом с ним было нелегко.
- Что вы бьетесь, что бьетесь? - сказал он однажды.
...Я выхожу из военкомата и ничего не вижу вокруг. В руках у меня два аттестата - от старшего лейтенанта Королева и от капитана Крещука. И я не могу сдержать слез, и мне все равно, видят ли их люди, идущие навстречу.
* * *
Ступка исчез на неделю. В мастерской стал распоряжаться Петр Алексеевич. Этот человек все умел: знал и столярное и слесарное дело, и взялся он за мастерские, не дожидаясь моей просьбы, но с той же отталкивающей иронией и холодностью, с которой он делал все.
Через неделю Ступка явился - бледный, отощавший, с ввалившимися глазами. Он не стал объяснять, где был, он зашел вечером ко мне, глухо вымолвил, не глядя на меня: "Подлец я, Галина Константиновна, простите, больше этого не будет", - а на другой день запил снова. Так и пошло: три недели работает, неделю пьет.
Я покрепче сжала зубы и решила не думать о нем. Я уже понимала, что лучше не думать об иных вещах. Только стало куда тяжелее. Все, что делал Ступка, он делал легко, и его не надо было благодарить. Он помогал, как дышал, - просто. Наше дело было его делом, судьба детей и нашего дома - его судьбой. Не то с Петром Алексеевичем. Озлобление, недоверие, отчаяние, хоть и не высказанные, жили в нем постоянно, и работать рядом с ним было нелегко.
- Что вы бьетесь, что бьетесь? - сказал он однажды.