Чернушка   ::   Сигунов Петр Николаевич

Старик играючи, словно тяжелоатлет, ворочал увесистыми сумами; громыхал, как барабанщик, ведрами и кастрюлями; властно покрикивал на Сашку, который не пытался увиливать от работы, а просто не знал, что и как делать, но лошади, несмотря на шумливые хлопоты Повеликина, по-прежнему стояли без седел.

Рыжов гневно косился на меня, и на его худых бледных скулах вздувались тугие, багровые желваки.

- С такой мышиной возней мы до морковкиных именин не тронемся с места, - сердито сказал он.

- А что вы конкретно предлагаете? - спросил я умоляющим тоном, дипломатично признаваясь в своей беспомощности.

- Если не можете отличить уздечку от шлеи, дайте в мое распоряжение всех людей, и караван через полчаса будет готов...

Я был поражен такой бесцеремонностью и грубостью. Однако коллектор все же был прав, хотя мог бы сказать то же самое, но не при всех, а наедине, деликатно отозвав меня в сторону.

- Что ж, Евгений Сергеевич, действуйте и руководите. На вас вся надежда. А мы помогать будем, - ответил я.

- Прежде всего необходимо разделить весь груз на двенадцать равных частей, - сказал коллектор. - Пусть Николай Панкратович взвесит содержимое каждой сумы, чтоб не перекашивались они в походе. Я, к сожалению, не могу поднимать тяжести из-за этого проклятого радикулита.

Но несмотря на предупреждение, Рыжов рьяно принялся таскать сумы и вовсе не считался с тем, какой груз ему подвертывался. Побагровев от боли, он с кряхтением подкидывал тяжелые вьюки на железные перекладины седел и все успевал подмечать хмурыми, зоркими глазами.

- Эй, кто там сунул в соль немытые консервные банки? - закричал он вдруг.

- Я, - сознался Николай Панкратович.

- Оно и видно, что "я" - последняя буква в алфавите, - съязвил Рыжов.