JК
Дагги-тиц :: Крапивин Владислав Петрович
Страница: 4 из 51А ты со мной, как с девчонкой на дворе…
– Не лезь, вот и не буду как с девчонкой…
– Как же „не лезь“, когда на этом утиле миллион микробов…
Они там, в своей „Орхидее“, все были помешанные на борьбе за стерильность.
– Ты их тут считала, микробов-то? – буркнул Инки.
– Вот схватишь какую-нибудь инфекцию, куда я тебя дену?
– На Хабаровскую, конечно, – сообщил Инки (на Хабаровской улице была всем известная городская больница). – Или прямо на кладбище…
– Тьфу на тебя. Чтоб ты язык прикусил…
Марьяна была рыхловатая, с пухлым лицом и в общем-то беззлобная. Инки она особенно не донимала, в дела его влезала нечасто. Кормила его, мазала зеленкой ссадины, иногда говорила (так, для порядка), чтобы садился за уроки, стирала его бельишко и порой непонятно вздыхала, поглядывая издалека (Инки чувствовал это затылком). Правда, вначале, когда поселилась в их доме впервые, Марьяна вздумала было воспитывать Инки. Он, сумрачный и усталый, вернулся после позднего бродяжничества около полуночи – с травяным сором в перепутанных темных космах и синяками на тощих икрах. Марьяна глянула сурово:
– Где болтался до такого времени? Я уж думала, пропал насовсем! Погляди на себя, бомж подзаборный, а не ребенок…
Это были скучные, стертые слова. Инки пальцами (немытыми!) брал с тарелки и отправлял в рот холодный винегрет. Марьяна уперла в бока кулаки с колечками на пухлых пальцах.
– Не лезь, вот и не буду как с девчонкой…
– Как же „не лезь“, когда на этом утиле миллион микробов…
Они там, в своей „Орхидее“, все были помешанные на борьбе за стерильность.
– Ты их тут считала, микробов-то? – буркнул Инки.
– Вот схватишь какую-нибудь инфекцию, куда я тебя дену?
– На Хабаровскую, конечно, – сообщил Инки (на Хабаровской улице была всем известная городская больница). – Или прямо на кладбище…
– Тьфу на тебя. Чтоб ты язык прикусил…
Марьяна была рыхловатая, с пухлым лицом и в общем-то беззлобная. Инки она особенно не донимала, в дела его влезала нечасто. Кормила его, мазала зеленкой ссадины, иногда говорила (так, для порядка), чтобы садился за уроки, стирала его бельишко и порой непонятно вздыхала, поглядывая издалека (Инки чувствовал это затылком). Правда, вначале, когда поселилась в их доме впервые, Марьяна вздумала было воспитывать Инки. Он, сумрачный и усталый, вернулся после позднего бродяжничества около полуночи – с травяным сором в перепутанных темных космах и синяками на тощих икрах. Марьяна глянула сурово:
– Где болтался до такого времени? Я уж думала, пропал насовсем! Погляди на себя, бомж подзаборный, а не ребенок…
Это были скучные, стертые слова. Инки пальцами (немытыми!) брал с тарелки и отправлял в рот холодный винегрет. Марьяна уперла в бока кулаки с колечками на пухлых пальцах.