Девочка и птицелет   ::   Киселев Владимир

А в конце письма он передавал привет Наташке.

Я написала стихи, но не знала, посылать ли их Павлу Романовичу. Когда я их показала папе, он воспринял их как-то странно.

Эти стихи я написала после того, как мы с Колей ходили на Подол. Вообще-то я хотела написать о дожде и о мокрых, холодных трамваях, но потом мне вспомнилась собака, которая перебежала рельсы, и стихи получились о собаках:

Подол - плохое место для собак:

Плевать трамваям на собачьи лапы.

У них дорога, пассажиры, график,

Она неотвратимы, как судьба.

Дождливые подольские дворы,

Изысканные завтраки помоек...

И, кажется, от моря и до моря:

Дожди, дворы, помойки и пиры...

А вечером огромная луна...

И так все время: бегай и надейся,

Что, может быть, останется на рельсах

Не голова, а лапа...

- Слишком они у тебя какие-то взрослые получились, - сказал папа. - И что ты понимаешь под словом "Подол"?

- Как - что? - ответила я. - Есть такой район в городе. Там много трамваев.

- Нет, - сказал папа решительно. - Мне эти стихи не нравятся.

Первый раз в жизни он так неодобрительно говорил о моих стихах. И разве это недостаток, если стихи "слишком взрослые"?

Я подумала, что у нас с ним просто разное настроение, что если бы я ему показала эти стихи, когда его несправедливо уволили из редакции, то, может быть, они ему и понравились бы, а теперь, когда у нас все благополучно и прекрасно, папе эти грустные стихи читать уже неинтересно и даже противно.