Индиан Чубатый   ::   Пантелеев Алексей Иванович

из-за моей дурости", - подумал он, и голос его задрожал, когда он воскликнул:

- Елизавета Степановна!..

- Постой, - остановила его учительница. - Ты с кем разговариваешь?

- Я? Я с вами разговариваю.

- А почему же ты, скажи, пожалуйста, стоишь в шапке, когда обращаешься к своей учительнице?

Володька сдернул с головы кепку и, захлебываясь, не стыдясь своих слез, не стыдясь товарищей и тех слов, которые сами собой слетали сейчас с его языка, заговорил:

- Елизавета Степановна... Уважаемая... Пожалуйста! Простите меня... Я лодырь. Я виноватый во всем. Я - честно, по-большевистски... Я никогда... вот увидите... никогда больше, никогда не буду.

Ребята толпились вокруг и смотрели. Учительница тоже внимательно смотрела на Володьку, слушала и молчала.

- Ты правду говоришь, Минаев? - спросила она наконец.

Володька хотел сказать: "Да, правду", но покраснел, опустил еще ниже голову и, грустно усмехнувшись, сказал:

- Ведь все равно вы мне не поверите.

- Не знаю, - улыбнулась учительница, - может быть, и поверю.

На школьном дворике зазвенел звонок.

- А ну, ребята, по классам! - крикнула Елизавета Степановна. И, повернувшись к Володьке, сказала: - Можешь и ты идти, Минаев.

- Куда? - испугался Володька.

- Ну, как же ты думаешь: куда? В свой класс, на свое место, к своим делам и обязанностям. Ты понял меня?

От радости у Володьки перехватило дыхание.