JК
Якорь - любовь :: Погодин Радий Петрович
Страница: 9 из 14Не злонамеренно - размахался... К вам побежал - убивать. Он задира... А сегодня Славик сказал: "Обманывать нехорошо". И вообще, он не видит ничего такого, что я вам позирую.
Алексей Степанович снял со скульптуры подсохшие тряпки.
- Ой, - сказала Леля и замолчала.
Алексей Степанович работал быстро. Скульптура была несколько меньше натуральной величины. Этот масштаб как бы разрушал стекло между неживой природой материала и живым глазом, как бы уменьшал каменный вес глины.
Есть такие мелодии, которые живут сразу во всех душах. Композитор не украл ни одного такта, ни одной паузы, а слушатели готовы поклясться, что знают эту мелодию с детства. И бабушки ихние якобы знали. Таким вот свойством обладала Леля...
Пальцы скульптора двигались, как бы уже привыкшие к ней, к ранящей нежности ее тела. И нужно было остановиться в тот единственный миг, после которого нежность переходит в жеманство, и умирает искусство, и остается лишь некий массив глины, обличающий мастера в старости и бесплодии.
В кухне Алексей Степанович долго остужал руки под краном и, остудив, долго мыл и растирал полотенцем.
- Леля, накрой скульптуру тряпками.
- Растрескается, - сказала она.
- Не робей. Я потом из лейки ее полью. Как накроешь, иди чай пить.
Леля казалась напуганной. Бывает такое великое изумление, что сродни ужасу.
Она прихлебывала чай и тихо, с длинными паузами говорила:
- Я почему к вам пришла.
Алексей Степанович снял со скульптуры подсохшие тряпки.
- Ой, - сказала Леля и замолчала.
Алексей Степанович работал быстро. Скульптура была несколько меньше натуральной величины. Этот масштаб как бы разрушал стекло между неживой природой материала и живым глазом, как бы уменьшал каменный вес глины.
Есть такие мелодии, которые живут сразу во всех душах. Композитор не украл ни одного такта, ни одной паузы, а слушатели готовы поклясться, что знают эту мелодию с детства. И бабушки ихние якобы знали. Таким вот свойством обладала Леля...
Пальцы скульптора двигались, как бы уже привыкшие к ней, к ранящей нежности ее тела. И нужно было остановиться в тот единственный миг, после которого нежность переходит в жеманство, и умирает искусство, и остается лишь некий массив глины, обличающий мастера в старости и бесплодии.
В кухне Алексей Степанович долго остужал руки под краном и, остудив, долго мыл и растирал полотенцем.
- Леля, накрой скульптуру тряпками.
- Растрескается, - сказала она.
- Не робей. Я потом из лейки ее полью. Как накроешь, иди чай пить.
Леля казалась напуганной. Бывает такое великое изумление, что сродни ужасу.
Она прихлебывала чай и тихо, с длинными паузами говорила:
- Я почему к вам пришла.