JК
Эта милая Людмила :: Давыдычев Лев Иванович
Страница: 229 из 412 – Ты же просто спас меня!
У Панти, как вчера, в груди что-то громко застучало, прямо-таки забухало, и чтобы, чего доброго, не зарыдать, как вчера, он сжал свои кулачища и зло пропищал:
– Давай мене деньги!
– Пожалуйста, пожалуйста! – Голгофа расстегнула карман на сумке, досталаоттуда кошелек, высыпала на ладонь деньги, протянула Панте. – Бери, пожалуйста, бери! Здесь больше рубля.
Как-то вроде бы неохотно, даже вроде бы по принуждению Пантя подставил свою широченную ладонь. Голгофа высыпала в неё деньги, но он не сжал пальцы, стоял с протянутой рукой, будто не зная, куда эти монеты девать.
– Ты чего? – удивилась Голгофа. – Бери, бери, мы же договорились. Если ты не веришь, что здесь больше рубля, сосчитай.
Пантя почему-то пересыпал деньги в другую ладонь и, опять помедлив, опустил их в карман, спросил:
– Не забоишься… без мене?
– А чего мне бояться? Вода здесь есть. Еды у меня немного имеется. И книжка интересная. А самое главное, я ведь первый день на настоящей свободе, да ещё в лесу… Если тебе некогда, – смущенно продолжала Голгофа, – ты попроси прийти сюда Людмилочку или Германа. Только тогда, когда папа уедет.
– Никакого я Гер… мана не знаю, – пробурчал Пантя. – А к этой я не… у ей тетка злая.
– Ничего она не злая, просто строгая. Но ведь Германа-то ты знаешь! Ну, Герку!
– А-а… так бы и сказала. Сам я к тебе приду! – твёрдо пообещал Пантя. – Отец тебе не поймает. Не бойся.
– Да не «тебе», а «тебя»! – с укоризной поправила Голгофа. – Почему ты так неправильно говоришь? Такой хороший человек, а…
Пантя, возмущённо и жалобно пискнув, зашагал прочь, треща сучьями и спотыкаясь о кочки.
У Панти, как вчера, в груди что-то громко застучало, прямо-таки забухало, и чтобы, чего доброго, не зарыдать, как вчера, он сжал свои кулачища и зло пропищал:
– Давай мене деньги!
– Пожалуйста, пожалуйста! – Голгофа расстегнула карман на сумке, досталаоттуда кошелек, высыпала на ладонь деньги, протянула Панте. – Бери, пожалуйста, бери! Здесь больше рубля.
Как-то вроде бы неохотно, даже вроде бы по принуждению Пантя подставил свою широченную ладонь. Голгофа высыпала в неё деньги, но он не сжал пальцы, стоял с протянутой рукой, будто не зная, куда эти монеты девать.
– Ты чего? – удивилась Голгофа. – Бери, бери, мы же договорились. Если ты не веришь, что здесь больше рубля, сосчитай.
Пантя почему-то пересыпал деньги в другую ладонь и, опять помедлив, опустил их в карман, спросил:
– Не забоишься… без мене?
– А чего мне бояться? Вода здесь есть. Еды у меня немного имеется. И книжка интересная. А самое главное, я ведь первый день на настоящей свободе, да ещё в лесу… Если тебе некогда, – смущенно продолжала Голгофа, – ты попроси прийти сюда Людмилочку или Германа. Только тогда, когда папа уедет.
– Никакого я Гер… мана не знаю, – пробурчал Пантя. – А к этой я не… у ей тетка злая.
– Ничего она не злая, просто строгая. Но ведь Германа-то ты знаешь! Ну, Герку!
– А-а… так бы и сказала. Сам я к тебе приду! – твёрдо пообещал Пантя. – Отец тебе не поймает. Не бойся.
– Да не «тебе», а «тебя»! – с укоризной поправила Голгофа. – Почему ты так неправильно говоришь? Такой хороший человек, а…
Пантя, возмущённо и жалобно пискнув, зашагал прочь, треща сучьями и спотыкаясь о кочки.