Четыре дня бедного человека   ::   Сименон Жорж

— Папа, ты очень огорчен?

Франсуа чуть было не ответил «нет», решив, что сын имеет в виду корзиночки и торт, но вовремя спохватился, поняв, что речь идет о смерти Жермены.

— Это большое горе, Боб. Но я приложу все силы, чтобы ты не чувствовал себя несчастным.

— Я тоже, — произнес мальчик и быстро коснулся руки отца.

— Ладно, давай есть.

— Ага.

— Вкусно?

— Да. Мы уже год не пробовали их, — заметил Боб и замолк, а потом нерешительно спросил:

— Видел мой револьвер? Он совсем как настоящий. И лучше, чем у Жюстена.

Синеватый полумрак затоплял углы комнаты, но прямоугольники окон еще горели медно-красным закатным светом. Отец с сыном, сидя за белой скатертью, неторопливо ели, а с улицы врывался шум, чуть приглушенный домами, да занавески время от времени вздрагивали от легких порывов ветерка.

— Папа, ты не будешь сердиться? Но я правда сыт.

На этот раз Боб не пытался притворяться, будто у него болит живот. Франсуа тоже не хочется есть. Он, как и сын, любит омаров под майонезом, но сейчас совершенно машинально сжевал корзиночку и не получил никакого удовольствия. Бутылка коньяка на комоде ничуть не соблазняла его. Может, он и вправду покончил с выпивкой? Новые пиджак и галстук он снял, вокруг шеи повязал салфетку, чтобы не испачкать чистую сорочку, и все время следил, как бы не помять стрелки на брюках.

— А теперь. Боб, ступай спать.