--------------------------------------------- Сотник Юрий Крокодиленок Юрий Вячеславович СОТНИК "Крокодиленок" (Из дневника Сени Ложечкина) Рассказ 15 ф е в р а л я. Этот вечер я провожу дома. Впервые за полгода я не пошел к Кириллу, чтобы готовить вместе уроки. И больше никогда к нему не пойду. Довольно! Я понял, что это за человек! Все, что случилось сегодня, так важно, что нужно записать поподробней. Когда окончились уроки, я вышел из класса одним из последних. В коридоре творилось что-то странное. Большая толпа мальчишек собралась рядом с дверью нашего класса. Ребята вытягивали шеи, приподнимались на цыпочки, давили друг друга. Только и слышно было: - Не напирайте! - Чего тут, а? Ребята, чего тут такое, а? - Погодите! Задавили совсем! Кое-как я протиснулся и увидел на стене лист бумаги. В верхнем левом углу его было нарисовано нечто похожее на ящерицу. Правее разноцветными буквами было написано: "КРОКОДИЛЕНОК" Сатирическая газета VI кл. "Б" выходит через день. - 1. Как меня ни толкали, я все-таки прочел передовую, озаглавленную "На острие сатиры!". Вот что там было написано: "Наш класс считается одним из лучших классов в школе, но и среди нас имеются лентяи и нарушители дисциплины, которые мешают классу идти к дальнейшим успехам. У нас уже есть отрядная стенгазета, которая борется за успеваемость и дисциплину, но каждый знает, какое значение имеет едкий сатирический смех в борьбе с недостатками. Поэтому сегодня выходит первый номер "Крокодиленка". Он будет беспощадно и невзирая на лица высмеивать тех, кто тянет класс назад. Он будет острым оружием сатиры бороться с отрицательными явлениями в нашем классе. Пишите все в "Крокодиленок"! Газетка была маленькая. "На острие сатиры" попалось пока всего лишь трое ребят. "Доктор исторических наук Миша Огурцов закончил работу над новым учебником по истории средних веков, - сообщалось в одной из заметок. Приводим выдержку из этого учебника: "Крестоносцам удалось завоевать Сирию в 1781 году, но тут у них появился опасный противник - турецкий султан Барбаросса. Внутри лагеря крестоносцев начались раздоры: английский король Карл Смелый поссорился с Ричардом Львиное Сердце и французским королем Салладином". Затем следовало два рисунка: на одном был изображен богатырь, отважно сражающийся с десятком противников, а на другом - хулиган, таскающий за вихры испуганного малыша. "Таким Михаил Артамонов воображает себя, когда пристает к слабым ребятам", - гласила подпись под первым рисунком. "Так он выглядит на самом деле", - было написано под вторым. Последний рисунок изображал мальчишку, огромным ножом вырезающего на парте свои инициалы. Тут же были помещены стихи: Он имя свое "Иван Прибылов" В школе увековечил. Он много парт, дверей и столов Для этого изувечил. В правом нижнем углу газеты я увидел подписи: Редколлегия: К. Замятин (отв. редактор). В. Пеликанов (художник). Теперь мне стало ясно, почему у Кирилла Замятина был в последнее время такой таинственный вид. Теперь я понял, о чем он шептался на переменах с Валеркой Пеликановым и с вожатым Игорем. Я даже не обиделся на Кирку за то, что он скрыл от меня свое намерение выпускать стенгазету. Я ведь знаю, как он любит производить всякие неожиданные эффекты! Ребята громко хвалили новую газету. Я был очень рад за Кирилла и побежал разыскивать членов редколлегии, чтобы поздравить их с успехом. Я нашел их в пионерской комнате. Художник Валерка отскочил от двери, когда я ее открыл: он наблюдал в щелку за толпой читателей. Редактор стоял позади него и, как видно, прислушивался к голосам в коридоре. - Кирка! - закричал я. - Ой, здорово! Поздравляю! Художник так и расплылся от удовольствия, а редактор остался серьезным. Они вообще очень разные люди: Валерка - долговязый, рыжеволосый и веселый, а Кира - маленький, довольно толстый, и он всегда сохраняет серьезный вид, даже когда шутит. - Действует? - спросил он коротко. - Еще как действует! Мишку Огурцова уже "историком" дразнят, стихи о Прибылове наизусть выучили. А главное, знаешь, чему ребята удивляются: "Как это они Мишку Артамонова не побоялись протащить? Ведь он, мол, Замятина теперь наверняка отлупит. Валерку не тронет - Валерка здоровый, а Замятина - как пить дать!" - Пусть попробует, - сказал художник. - Что ж! Может быть, и отлупит, - хладнокровно ответил редактор. Сатирики всегда наживают много врагов. - Ага! Я так ребятам и сказал: "То-то, говорю, и ценно, что невзирая на лица. Будь ты хоть Артамонов, хоть кто". Верно, Кирка? Тут мне показалось, что редактор и художник немного смутились. Валерка сказал "гм", отошел к столу и начал раскрашивать заголовок для второго номера газеты, а Кирилл смотрел на меня исподлобья, насупившись. - Понимаешь, Семен, я тебя должен предупредить... - заговорил он, помолчав. - Хотя это и редакционная тайна, но так как ты мой друг... я... Одним словом, мы тебя на следующий номер запланировали. Я сначала ничего не понял: - Как? Куда запланировали? - В фельетон, - сказал Кирка. - На тему о болтовне в классе. - Ловко! Ты... ты это серьезно, Кирилл? - Такими вещами не шутят. - Значит... значит, своего друга будете протаскивать, Кирилл Иванович? - Ты какой-то странный, Семен! Не могу же я других болтунов протаскивать, а тебя нет. - А очень нужно тебе вообще болтунов протаскивать! Наверное, и без них есть о чем писать. Кирка немного рассердился: - Знаешь, Семен... дружба дружбой, а принцип принципом. Болтовня в классе - отрицательное явление, значит, наша сатирическая газета должна его бичевать. Тут дело в принципе. - Хорош принцип! Над друзьями издеваться! Валерка вдруг отбросил кисточку и выпрямился. - Ну, чего ты пришел и ворчишь? - сказал он. - Давай уходи отсюда и не мешай работать! Я понял, что разговаривать мне больше не о чем. Я только спросил: - И карикатуру нарисуете? Редактор кивнул: - Да. У нас все идет с иллюстрациями. - Ладно, Кирилл Иванович! Спасибо!.. Запомним! - сказал я и ушел. Вот до чего доводят неприятности! Писал, писал и только сейчас вспомнил, что нужно выучить формулы сокращенного умножения. Ладно! Авось не спросят! 16 ф е в р а л я. 7 ч а с о в в е ч е р а. Сегодня, войдя в класс, я не сел на свое обычное место, рядом с Кириллом. Я положил перед редактором запечатанный конверт и стал прохаживаться между партами, держа за спиной портфель. В конверте находилось письмо. Вот что я там писал: "Замятин! Предлагаю меняться местами с Пеликановым. Так вам будет удобнее делать гадости своим бывшим друзьям. Если Пеликанов не поменяется, то я все равно рядом с тобой не сяду. Это окончательно. С. Ложечкин". Кирка прочел письмо и сказал: - Смешно, Семен! Я молча пожал плечами и продолжал ходить. Тогда Кирилл показал письмо Валерке. Тот ухмыльнулся, сказал: "Это дело, это нам подходит", и перенес свои книги на парту к редактору. Я сел на его место, рядом с Мишкой Артамоновым - с тем самым, которого нарисовали богатырем. После звонка, перед началом урока, к нам зашел вожатый Игорь. - Понравился "Крокодиленок?" - спросил он громко. - Понравился! - хором ответил класс. Даже "доктор исторических наук" Мишка Огурцов сказал: "Понравился". Промолчали только мы с Артамоновым да Ваня Прибылов. - Берегитесь теперь! - сказал Игорь. - "Крокодиленок" - газета оперативная: чуть что - за ушко да на солнышко. Ясно? - Ясно! - ответил класс. - Будем помогать "Крокодиленку"? Писать в него будем? - Будем! - крикнули сразу тридцать ребят. Целый день я старался не обращать на Кирилла никакого внимания, а он, кажется, и в самом деле не обращал на меня внимания. На всех переменах ребята приносили ему заметки. Он просматривал их с очень серьезным видом и говорил: "Ладно! Это мы обработаем" или: "Не пойдет. Это мелочь". Ваня Прибылов сегодня три раза открывал перочинный нож, но тут же со смущенным видом прятал его. Т о г о ж е ч и с л а. 10 ч а с о в 30 м и н у т. Настроение паршивое. Скучно учить уроки одному. Это, должно быть, с непривычки. Не знаю, может быть, я погорячился и зря поссорился с Киркой? В конце концов, что из того, если он один разок напишет обо мне в газете? И потом, чем он виноват, если у него обязанность такая? Нужно учить формулы сокращенного умножения, но на завтра много задано по русскому. Придется с формулами подождать. 17 ф е в р а л я. Нет, Кирилл Замятин, никогда-никогда Семен Ложечкин больше не скажет с тобой ни слова! Они нарисовали четырех сорок с разинутыми клювами, сидящих на спинке парты, а рядом изобразили четырех рыб, которые стоят на хвостах у доски, уныло повесив головы. Под этим дурацким рисунком они написали: "У г а д а й Сидя за партой, мы - болтливые сороки. Стоя у доски, мы - немые рыбы. Кто мы? О т в е т: Артамонов, Ложечкин, Тараскин, Бодров". И в то самое время, как десятки ребят хохотали надо мной, десятки других мальчишек вытаскивали из пионерской комнаты Кирку с Валерием и кричали: - Качать редакторов! Я прямо зубами заскрежетал, глядя, как художник и редактор взлетают чуть ли не до самого потолка. А тут еще Мишка Артамонов подошел ко мне и, мрачно усмехаясь, сказал: - Ловко твой дружок на тебе почести зарабатывает! - Он такой же друг, как ты папа римский! - отрезал я. Мишка помолчал и процедил сквозь зубы: - Пусть теперь выйдет на улицу! Я ему покажу сороку да рыбу! Довольно! С завтрашнего дня не скажу ни слова во время уроков. 18 ф е в р а л я. Настроение паршивое. На русском и на физике получил замечания за болтовню. Получил также двойку по алгебре: не знал формул сокращенного умножения. Сережка Бодров тоже получил двойку. Это у него уже третья. Первые две - по русскому и химии. Он только и делает, что играет во дворе в хоккей. Ваня Прибылов предложил мне сменять общую тетрадь на его перочинный нож. Сменял. 19 ф е в р а л я. Теперь я окончательно понял, какая свинья этот Замятин. Он не придумал ничего умнее, как снова протащить меня, на этот раз за алгебру! Артамонов тоже попал в "Крокодиленок". Он способный, но учится как-то по-чудному: получит пятерку по русскому - заработает двойку по геометрии; подтянется по геометрии - схватит двойку по биологии. Третьим пострадал Кузя Тараскин: ходит немытый и нечесаный. Нам теперь прямо хоть в школу не являйся! Только и слышим: - Как поживает Сорока? - Богатырь, много врагов победил? А Замятин с Валеркой стали настоящими знаменитостями. Стоит им показаться в раздевалке, на лестнице, в коридоре - отовсюду несутся возгласы: - Привет редакторам "Крокодиленка"! - Здравствуйте, мастера сатиры! Когда следующий номер выйдет? Артамонов мечтает, как бы поймать редактора на улице, но это ему не удается: Кирилл с Валеркой живут в одном переулке и всегда ходят вместе. Жаль! 20 ф е в р а л я. Ничего интересного. Получил замечание за болтовню от "англичанки": поспорил с Сережкой Бодровым, который сидит впереди меня. Уж очень он хвастается своим хоккеем! Огурцов получил четверку по истории, и его теперь не зовут "доктором исторических наук". 21 ф е в р а л я. Опять "Крокодиленок", и снова там я, Бодров и Артамонов. Мы с Бодровым - за болтовню, а Мишка - за геометрию. Я хоть и не разговариваю с Кириллом, но сегодня подошел к нему и сказал: - Послушай, у тебя совесть, в конце концов, есть? Что ты все на одних и тех же выезжаешь? - А что мне делать, если другого материала нет? - ответил редактор. И, во-вторых, сатирическая газета издается для искоренения недостатков. Если какой-нибудь недостаток не искореняется, значит, нужно бить в одну точку. Газета должна быть действенной. Понимаешь? Но мы этого дела так не оставили. Мы с Бодровым и Артамоновым пошли к вожатому Игорю и сказали ему, что это безобразие. Больше половины ребят совсем не попало в "Крокодиленок", остальные хотя и попадают, но очень редко, а мы трое словно приклеены к этой газете. Игорь ответил очень коротко: - Заметки справедливые? Справедливые. Сами виноваты, что над вами смеются. 22 ф е в р а л я. Вот что случилось на уроке физики. Иван Денисович расхаживал перед классной доской, объясняя нам принцип действия гидравлического пресса. Вдруг он остановился и пристально взглянул из-под очков на Кирку с Валеркой. Посмотрел на них и я. Художник рисовал карикатуру, а редактор, хмуря брови, грыз кончик ручки: перед ним лежал тетрадочный листок с недописанными стихами. Учитель подошел к столу: - Итак, повторяю: если на большом поршне мы имеем проигрыш в расстоянии, то зато во столько же раз выигрываем... Пеликанов, в чем мы выигрываем? Валерка вскочил и покраснел как рак. - Стало быть, в чем мы выигрываем? - повторил Иван Денисович. - В воде! - брякнул художник. Все, конечно, расхохотались. - Садитесь, Пеликанов!.. В чем же мы выигрываем, Замятин? - В объеме? - пробормотал Кирка. - Садитесь, Замятин!.. Выигрываем в силе, - сказал учитель, отметив что-то в журнале. После уроков Артамонов, Бодров и я постучались в дверь пионерской комнаты. Все мы были в очень веселом настроении, все подталкивали друг друга локтями и перемигивались между собой. Кирилл открыл нам и переглянулся с художником, который стоял посреди комнаты, держа в одной руке стакан с водой, а в другой - кисточку. Я спросил очень вежливым тоном: - Извините, мы не помешали? - Входите, - сказал редактор. Мы все трое вошли в комнату. - Тут у нас одна заметочка есть, - снова очень вежливо сказал я и протянул редактору листок. Тот взял заметку, подошел к Валерию, и они вместе начали читать. Мы стояли тихо-тихо. Только Мишка один раз фыркнул в кулак. Редактор сложил заметку и спокойно сунул ее в карман. - Что ж, мы это предвидели, - сказал он. - Очень приятно, что предвидели, - ответил я. - Теперь позвольте узнать: наша заметка пойдет? Кирилл посмотрел на меня в упор и отчеканил: - Не пойдет. - Ловко! - сказал Артамонов. - Это почему же? - Неостроумно. У нас на эту тему получше материал. Хотя это и редакционная тайна, но, если желаете, можете посмотреть. Мы подошли к столу, на котором лежала незаконченная газета. Там был изображен крокодиленок, держащий за шиворот двух мальчишек: одного - круглого, как шар, другого - длинного, с оранжевыми волосами. Сама же заметка была написана так: "К р о к о д и л е н о к. Чем вы занимались эти дни, такие-сякие? З а м я т и н и П е л и к а н о в. Двоечников в стенгазете высмеивали. К р о к о д и л е н о к. А что вчера натворили? З а м я т и н и П е л и к а н о в. Двойки по физике получили". Внизу была приписка: "О т р е д а к ц и и: Редакция считает данную критику справедливой и обязуется срочно ликвидировать двойки. Начиная с этого номера, "Крокодиленок" будет выходить не через день, а дважды в неделю". - Скушали? - спросил Валерка. Мы промямлили что-то невразумительное и убрались восвояси. Решил во что бы то ни стало избавиться завтра от двойки по алгебре: формулы сокращенного умножения запишу на гранях карандаша. Представляете себе, что за адская работа мне предстоит? Выцарапывать иголкой буквы и цифры величиной с булавочную головку! 23 ф е в р а л я. До сих пор не могу успокоиться, столько было сегодня переживаний. Во-первых, Киркина заметка про самого себя только увеличила славу "Крокодиленка". Ребята кричали: - Вот это газета! Вот это действительно невзирая на лица! Во-вторых, я с помощью карандаша благополучно получил тройку по алгебре. В-третьих, у Валерки разболелся зуб, он ушел к врачу с последнего урока, и Кирилл остался без телохранителя. Я уже спустился в раздевалку, но тут вспомнил, что оставил в классе тот самый карандаш. Пришлось возвращаться. В пустом коридоре третьего этажа я увидел Артамонова, который расхаживал возле двери пионерской комнаты и угрюмо поглядывал на нее. Меня он не заметил, потому что я стоял на площадке лестницы, за углом. Я сразу забыл про карандаш. Я понял, чем это пахнет. Дверь пионерской комнаты открылась, и оттуда вышел редактор. Конечно, ему стало очень не по себе, когда он увидел Артамонова. Но он сделал равнодушное лицо и неторопливо направился к лестнице. Артамонов тоже сделал равнодушное лицо и пошел следом. Я притаился между стеной и створкой двери, а когда редактор с Михаилом прошли, стал красться за ними. В раздевалке Замятин очень долго натягивал шубу, поправлял калоши и старался делать вид, что не замечает Артамонова, а тот, уже одетый, поглядывал в зеркало и напевал: - "Жил-был у бабушки серенький козлик..." Наконец они ушли, все с теми же равнодушными лицами. Через полминуты я, уже одетый, выскочил на улицу. Переулок, в котором находилась школа, был тихий, почти безлюдный. Вдоль тротуаров тянулись кучи снега, похожие на горные хребты. Кирилл с Михаилом шагали неторопливо, словно прогуливаясь: впереди редактор, в черной шубе и шапке с ушами, сзади - Артамонов, в валенках, меховой куртке и кубанке, сдвинутой набекрень. Метрах в пятидесяти от школы Кирилл вдруг остановился и обернулся. - Бить собираешься, а? - сказал он вызывающим тоном. Артамонов что-то ответил, но я не расслышал. - Ну на, бей! Все равно ты меня этим не сломишь... Ну, что ж ты не бьешь? Бей! Артамонов бить редактора не стал. Он сгреб его и поставил головой в снег. И тут... тут я понял, что должен делать. Сейчас Кирилл узнает, что такое настоящая дружба! Сейчас он поймет, над каким человеком издевался он в своей газете! Я подбежал к Михаилу и остановился перед ним, быстро-быстро приговаривая: - Чего ты лезешь, чего ты лезешь, чего ты дерешься? Артамонов так же быстро ответил: - А чего тебе надо, чего тебе надо, чего тебе надо? - Ну-ну, петухи! - раздался над нами строгий голос. Какой-то прохожий развел нас в стороны. Тут мы увидели, что из школы выходят педагоги. - Ладно, редактор, попадешься еще! - сказал Артамонов и убежал. Я обернулся к Замятину. Шапка редактора лежала на тротуаре, голова его была облеплена снегом, но почему-то он все-таки имел довольный вид. - Больно? - спросил я. - Чепуха! Я к этому был готов, - ответил редактор, вытирая лицо. Нас этим не сломишь!.. А тебе - спасибо. Ты благородно поступил. Руку! Мы крепко пожали друг другу руки. Я так был взволнован, что даже не мог говорить. Редактор вытряхивал снег из-за воротника. Лицо его снова стало хмурым: - Только вот что, Семен... Ты только не обижайся, но мы тебя опять запланировали. Я молчал. Молчал и Кирилл. - Понимаешь, дружба дружбой, а принцип принципом. Мы тебя запланировали на тему о шпаргалках. Я плюнул в сторону, повернулся и пошел. - Хочешь, я тебе по алгебре помогу? - каким-то жалобным голосом спросил редактор. Я, конечно, даже не оглянулся. 24 ф е в р а л я. Настроение паршивое. Сегодня подошел к Михаилу и сказал: - Артамонов, я вчера был неправ. Теперь я пальцем о палец не ударю, если ты... Ну, в общем, ты понимаешь. Артамонов опустил голову, подумал и вздохнул: - Что в этом толку! Его поколотишь, а он только гордиться будет: мол, за принципы пострадал. Заметил? Он даже никому не пожаловался на вчерашнее! 25 ф е в р а л я. 6 ч а с о в 30 м и н у т. Сережа Бодров ликвидировал двойку по русскому и химии. Теперь у него только одна: по алгебре. Завтра снова выйдет "Крокодиленок", и снова я буду там висеть. Удивительно, как это у Замятина хватает изобретательности: пишет все об одном и том же да об одних и тех же, и каждый раз по-новому! Только сейчас у меня явилась интересная мысль: "А что было бы с "Крокодиленком", если бы Артамонов, Бодров и я перестали получать двойки и заниматься болтовней на уроках? Где бы тогда редакторы нашли материал, чтобы выпускать газету? Ведь, кроме нас, в классе нет больше двоечников!" Над этим стоит подумать. 6 ч а с о в 50 м и н у т. Нет, это здорово! Представляю себе, какая будет у Кирки физиономия, когда он увидит, что материала для его газеты нет! Сейчас позвоню Артамонову. 7 ч а с о в 15 м и н у т. Ура! План созрел! Артамонов две минуты хохотал по телефону. Сейчас побегу к Сережке Бодрову сообщить ему наш адский замысел. 26 ф е в р а л я. Сегодня вышел новый номер "Крокодиленка". На нем вместо рисунка я увидел свой карандаш, исписанный формулами. Он был прикреплен к бумаге ниточками. Под этим карандашом было написано: "По самым скромным подсчетам, Сеня Ложечкин затратил на эту ювелирную работу не меньше трех часов. Не лучше ли было бы затратить один час и честно выучить формулы?" Ничего, Кирочка! Последний раз вы торжествуете. Вы и не знаете, какие тучи собираются на вашем горизонте. Вы и не знаете, что вчера вечером Артамонов целый час объяснял нам с Бодровым алгебру, а потом мы еще час гоняли его по географии. И вы пока еще не заметили, что Бодров, Артамонов и Ложечкин сидели сегодня на уроках, словно в рот воды набрав. Вы не заметили, что Артамонов на переменах никому не подставил ножку, никого не щелкнул по затылку. Ничего. Скоро заметите! Оказывается, не так уж трудно молчать, если с тобой не заговаривают. 28 ф е в р а л я. Вчера не писал в дневник: сидел над алгеброй. Все эти дни в классе мертвая тишина. Кира с Валеркой удивленно поглядывают на нас, мы молчим и ехидно улыбаемся. Артамонова вызвала к доске географичка. Редактор и художник насторожились было и приготовили карандаши, надеясь получить материал для фельетона о плохом знании географии, но они просчитались: Артамонову поставили четверку. Сегодня после уроков Кирилл с Валеркой не пошли в пионерскую комнату делать свою газету. Представляю себе, как они скучают! 29 ф е в р а л я. "Крокодиленок" не вышел!!! В коридоре уже не видно было толпы смеющихся ребят, и никто не качал редактора и художника! Я ответил по алгебре на пятерку (интересный все-таки этот предмет!), а Бодров - на тройку. Во время большой перемены безработные члены редколлегии слонялись по коридору с унылыми лицами, а мы с Артамоновым ходили следом за ними и подтрунивали: - Уважаемые сверхталантливые редакторы! - говорил я. - Позвольте узнать, почему не выходит ваша великолепная сатирическая газета? Материала не хватает? Все хулиганы и лентяи забастовали? Ах, какое безобразие! - Вы дайте объявление, - советовал Артамонов, - так, мол, и так. "Каждый желающий читать сатирическую газету должен хотя бы раз в месяц получить двойку и нарушить дисциплину". - Вы установите премию для двоечников, - предлагал я. - Или платите по таксе: за двойку - по гривеннику, а за болтовню на уроке - по пятаку. 1 м а р т а. Спешу записать сегодняшний день. Важные события! После уроков в класс вошел Игорь и сказал: - Внимание! Прошу не расходиться. Вчера вечером состоялось заседание совета дружины. Сейчас председатель совета отряда Лева Курочкин прочтет вам постановление, вынесенное на этом заседании. Лева поднялся на кафедру и стал читать: - "Совет дружины отмечает, что шестой класс "Б", всегда считавшийся одним из лучших классов в школе, за последнее время добился еще больших успехов. За последнее время ученики этого класса не имели ни одного замечания по дисциплине и полностью ликвидировали плохие отметки..." - Ура! - закричал Артамонов. - Ура-а! - закричал весь класс, и я в том числе. Я всегда был уверен, что наш класс самый способный, самый дружный во всей школе. Лева подождал, пока мы утихнем, и продолжал: - "...Совет дружины считает, что успехам класса немало способствовала сатирическая газета "Крокодиленок", которая мужественно и невзирая на лица боролась с недостатками в классе и добилась того, что даже самые разболтанные ребята исправились и перестали тянуть класс назад..." Мы с Бодровым и Артамоновым переглянулись и сразу помрачнели, а Лева повысил голос и продолжал: - "...Совет дружины постановляет: Первое. Вынести благодарность редактору газеты "Крокодиленок" - пионеру четвертого отряда Кириллу Замятину и художнику "Крокодиленка" - пионеру того же отряда Валерию Пеликанову. Второе. Расширить поле деятельности "Крокодиленка", реорганизовав его из отрядной сатирической газеты в сатирическую газету дружины". Лева сбежал с кафедры и сел на свое место. Все закричали "ура" в честь "Крокодиленка". Даже Бодров почему-то закричал "ура". Не кричали только мы с Михаилом. Игорь переглянулся с редактором и поднял руку: - Тихо!.. Тишина! Сейчас на ваших глазах будет выпущен экстренный и последний выпуск отрядного "Крокодиленка". Прошу сидеть совершенно тихо и не мешать редакции в ее ответственной работе... Товарищи редакторы, пожалуйста! Ясно было, что они обо всем условились заранее, но о чем - никто не знал. Весь класс притих. Со своего места поднялся Валерка, взошел на кафедру и, ни слова не говоря, стал рисовать мелом на доске заголовок "Крокодиленка". Внизу он приписал: "Экстренный выпуск". Окончив свою работу, художник по-прежнему молча сел на свое место, а к доске отправился редактор и начал писать заметку. И, по мере того как он писал, весь класс хором по слогам читал написанное: - "О-чень при-ят-но, что Ар-та-мо-нов, Бод-ров и Ло-жеч-кин под-тя-ну-лись. К со-жа-ле-ни-ю, хо-дят слу-хи, что о-ни ис-пра-ви-лись лишь для то-го, что-бы на-со-лить "Кро-ко-ди-лен-ку". Так ли это?" Редактор кончил писать и вернулся за парту. Все ребята смеялись и весело поглядывали на нас, а мы сидели красные и не знали - злиться нам или тоже смеяться. - Ну! Редакция ждет ответа на эту корреспонденцию, - сказал Игорь. Миша Артамонов встал, смущенно улыбаясь подошел к доске и написал: "Критику считаем справедливой. М. А р т а м о н о в". Мы с Бодровым тоже встали и пошли расписываться... Кончаю писать. Через полчаса идем с Кириллом в кино.