Аннотация: Самая экстравагантная команда сыщиков-любителей, какую только можно представить — это не Шерлок Холмс и доктор Ватсон, а Ляля и Клава!
 Старый дом снесли и на его месте построили уродливый новорусский «замок». Вскоре хозяин «замка» исчез — словно в воздухе растворился А потом в доме похоже, завелись привидения Таина? Мистика? Или…
 Да какая же русская женщина не любит разгадывать тайны! Ляля и Клава начинают действовать!!! Преступления будут раскрыты!!!


---------------------------------------------


 Ангелина ЧАЦКАЯ
 ДАМЫ С ЗАНАЧКОЙ



 1


 Весна наступила как всегда неожиданно. Едва потеплело, как на город обрушился отвратительный настойчивый ветер, несущий песок. В транспорте запахло пылью, разморенные на солнышке пассажиры выползали на остановках едва дыша, попадали в могучие объятия ветра и ворчали: «Ну вот и дождались весны». Люди боролись с климатом, но в последнее время климат здорово преуспел в этой борьбе. Только старожилы еще помнили четкое деление на сезоны: морозные зимы и жаркое лето, теплую и солнечную весну с одуряюще пахнущими плодовыми деревьями, которые не замерзали через неделю после начала цветения, осень, богатую овощами и фруктами, выращенными здесь же, а не в Турции или на Кипре. Край, представление о котором сформировал хит советской киноиндустрии «Кубанские казаки», в последние годы не тянул даже на декорации к этому фильму. Но Валерия не замечала этих перемен. Если бы кто-нибудь заговорил с ней на подобную тему, она только пожала бы плечами. Что же тут удивительного? Глобальные изменения — дань, которую цивилизация платит за свое существование. А для Валерии не было ничего милее своего угла, она была тем самым куликом, который ни на что не променяет свое болото.
 Всю неделю она возвращалась домой поздно.
 Вот и сегодня из-за накопившихся дел пришлось задержаться. В последние дни она чувствовала себя неважно, ей было неприятно смотреть на себя в зеркало по утрам и по вечерам. Казалось, она приучила себя не думать о личной жизни и о «биологических часах», как пишут в женских журналах, но в глубине души она знала причину своего состояния.
 «Я одинока, жутко, невыносимо одинока, и я не могу больше так жить, — неожиданно сказала она своему отражению в зеркале и заплакала, сев на край ванны. Она плакала недолго, но громко, навзрыд, по-детски всхлипывая и шмыгая носом, размазывая слезы с остатками нанесенной питательной маски. — Неужели я такая уродина? — В поисках ответа она опять бросила взгляд на слегка запотевшую гладь зеркала. Зеркало равнодушно отразило заплаканное веснушчатое лицо в красных пятнах, с распухшим расплывшимся носом, куцыми слипшимися ресницами и предательски дрожащими губами. — Нет, я не верю, я сильная. Я возьму себя в руки. Бабуля, ну почему я не похожа на тебя?»
 Она умылась холодной водой, потом плескалась еще некоторое время — то держа руки под ледяной струей, то прикладывая их к вспухшим векам и горячим щекам. Расчесала волосы роскошной щеткой с инкрустацией из черепахового панциря двести раз" как и учила ее бабка Наталья. «У настоящей барыни, — говорила она, — должны быть богатые волосы и холеные, руки. Не нужно быть красавицей, нужны лишь стать и нрав. А нрав у тебя мой, то, что надо».
 Валерия сняла атласный халат и осталась в кремового цвета сорочке, отделанной тончайшим кружевом. Спать, быстрее заснуть и больше ни о чем не думать, завтра будет день, и новые хлопоты заставят отодвинуться на задний план эту неразрешимую, заклятую проблему. Она легла и натянула одеяло до подбородка, чувствуя жжение под опухшими веками, и начала равномерно дышать, вдыхая через нос, а выдыхая через рот, чтобы успокоиться.
 Валерия открыла глаза. В лицо ей бил солнечный свет. В дверях появилась бабка в строгом черном платье, с жемчужной ниткой на шее и косой, в виде короны уложенной на голове.
 — Бабушка, что с тобой? Что-то случилось?
 Бабушка молчала. Неожиданно потемнело, небо заволокли тучи, в комнате появился туман, который постепенно густел, и вскоре Валерия не могла уже видеть бабку Наталью, она лишь слышала свистящий шепот: «Верни все, верни. Только ты это можешь». Туман сырыми хлопьями стал прилипать к ней, она почувствовала, что не может вырваться из его цепкой сырости, хотела закричать, но он начал душить ее, вползая в открытый рот. Задохнувшись, с глазами, полными слез, она села в кровати, не понимая, где она и что происходит. В спальне было очень холодно и сыро, слегка приоткрытое с вечера окно распахнулось настежь из-за сильных порывов ветра. Занавеска вилась под потолком. На улице лил холодный серый дождь. С портрета скорбно смотрела бабка Наталья.
 — Я верну все, — прошептала Валерия пересохшими губами, — Если нужно будет, я вырву свое… Клянусь.


* * *

 — Толик, это ты?
 Мать была на кухне, как всегда готовила какое-то очередное суперблюдо, чтобы угодить своему красавчику-сыну.
 Как ему надоела эта убогая жизнь и эта квартира, и даже мама с ее нелепым обожанием и постоянной готовностью исполнять все его прихоти! Что она понимает в жизни? В той жизни, которую он видел во сне так ясно, что казалось ее можно потрогать? Оставаться дома было невыносимо. Он переоделся в любимые черные джинсы, надел легкий лиловый джемпер, взял мобильник, сунул бумажник в задний карман" пересчитав деньги еще раз, как будто их могло стать больше. В коридоре схватил черный замшевый пиджак и, не заглядывая в кухню, бросил на ходу:
 — Ма! Я ушел!
 — Толик, а ужин? — спохватилась мать, но дверь уже захлопнулась за ним.
 Он дошел до ближайшего киоска и купил банку пива, открыл и жадно сделал несколько глотков, Холодное пиво слегка погасило пожар в его груди. Так, с банкой в руке, он двинулся в направлении любимого боулинг-клуба.


* * *

 Уже была половина девятого, а я все еще торчала в пробке на Старокубанской. Ну просто гиблое место. В девять часов у меня встреча с клиенткой в центре города. Еще вчера шефиня предупредила, что клиентка — новая русская из породы самодуров, запросто вываливала на голову официанту икру, если она была недостаточно свежей. Впрочем, об этом я даже не думала, — мое внимание было всецело поглощено рассматриванием стоящих вокруг автомобилей. На любой из них я поменяла бы не глядя свою «шестерку», все еще резвую, но слегка побитую. Машина слева была хороша: новый серебристый «БМВ». «А стоит в пробке, как все, — философски сказала бы Клавдия, моя лучшая подруга. — Ты бы лучше на мужчин обращала внимание».
 Я как будто услышала ее голос. Мужчина за рулем был ничего, даже очень, настоящий мачо аля Бандерас, смуглое лицо, ни бороды, ни усов.
 Интересно, какие у него глаза? А вдруг синие?
 Солнцезащитные очки скрывали глаза водителя.
 И солнца вроде нет уже неделю. Я пялилась на парня. И место рядом с водителем свободно…
 Сигнал машины сзади перемежался с весьма крепкими выражениями. Неужели это в мой адрес?!
 — Ты ехать собираешься, коза безрогая?!
 Романтические грезы рассеялись, и я попыталась лихо тронуться с места, но машина предательски хрюкнула и заглохла. Вот черт, опять форс-мажор! Серебристый «БМВ» равнодушно скользнул мимо. Я с изумлением увидела, как из заднего окна спланировал легкий шифоновый шарф цвета спелой моркови и приземлился прямо в лужу рядом с моим передним правым колесом. Сто шестьдесят у.е. в бутике неподалеку. Забавно, пару дней назад я сама рассматривала такой же и презрительно хмыкнула, когда увидела ценник. Не то, чтобы у меня не было этих денег, но отдать их за простой кусок шифона (хоть и натурального) было бы очередным взносом в «Фонд глупости», как я это называю. Я и без того частенько делаю взносы в этот фонд. Дома в обувнице уже стояли славные туфельки из змеиной кожи, которые я однажды рискнула надеть, но через несколько шагов выяснилось, что носить их можно только в руках. И если бы не встретился на моем пути армянский обувной салон «Грант», я пришла бы домой босиком. Или вот, например, чудненький сарафанчик, на который я клюнула из-за веселенькой расцветки и купила без примерки, даже не разобравшись со способом его надевания. Придя домой, я запуталась в лямках, а когда натянула его на себя, обнаружила, что размер моего бюста не был предусмотрен в данной модели. В итоге я подарила его своей бывшей однокурснице, которая отличалась поразительной субтильностью. Я и сама не являлась эталоном высокого роста, но рост Даши вызывал трепетное отношение окружающий: однажды на море нас приняли за мать с дочкой.
 Смотреть, как сто шестьдесят у.е. тонут в грязной луже, было выше моих сил. Не отрывая глаз от тонущей красоты, я полезла через сиденье к правой дверце. Мне казалось, что я без труда достану шарфик, не выходя из машины. Вот только левую ногу придется закинуть повыше, на руль…
 — Хорошо устроились, господа гимнасты! — присвистнул водитель проезжающего мимо джипа.
 — И местечко нашли ничего, уединенное! — заржал бритоголовый паренек с цепурой на шее, почти вывалившись из окна того же джипа.
 Оказывается, принять подобную позу было гораздо легче, чем вернуться в исходное положение. Давно собираюсь заняться собой, записаться в группу бодибилдинга или научиться танцевать ирландскую чечетку, благо рядом с домом и тренажерный зал, и Дом культуры, да все никак не заставлю себя сделать решительный шаг на пути к самосовершенствованию. Я с трудом села и обнаружила, что мои новые колготки можно смело назвать старыми и выбросить. Безобразная дыра на правом колене никак не соответствовала имиджу профессионального риэлтера. Боже мой! Меня же ждет клиентка! Неожиданно затрещал мобильник Шефиня. Я специально записала в телефон звук, который издают гремучие змеи, чтобы сразу узнавать родное начальство.
 А куда же я сунула мобильник? Прислушалась: трещало в бардачке. Судорожно скомкав спасенный шарфик, я сунула его в бардачок и извлекла оттуда маленькую серебристую трубку.
 — Воробьева!
 — Слушаю! Я здесь, Виолетта Петровна!
 — Где это «здесь»? Здесь тебя как раз нет, а через полчаса ты должна быть в офисе. Звонила Привалова и перенесла вашу встречу в свой офис.
 Так что, Ольга, придется тебе заехать за документами.


* * *

 Моя работа в агентстве недвижимости началась пять дет назад, когда я оставила преподавательскую работу. С тех пор ни разу не пожалела о своем решении. Дело в том, что, когда в середине восьмидесятых я поступила на отделение романо-германской филологии университета, нам обещали, что по окончании учебы мы все получим квалификацию лингвиста и переводчика с соответствующей записью в дипломе. Толпы абитуриентов, мечтающих получить модную и современную профессию, осаждали здание вуза и штурмом брали приемную комиссию. Работа переводчика в те годы была сравнима со свежим глотком воздуха, со свободомыслием и многообещающим будущим. Но в процессе моей учебы тенденции в образовании изменились. Нам, студентам уже третьего курса, объявили, что основной объем учебных часов теперь будет заполнен такими нужными дисциплинами, как педагогика, методика и т.д., и что нам ужасно повезло, так как в скором времени мы пополним армию людей, носящих гордое имя — учитель. Школы — это перспектива и творчество, а переводчик — журавль в небе. Хотелось бы, конечно, самим сделать выбор, но такого шанса нам не оставили. Из программы обучения сразу убрали логику, риторику, технический перевод и другие предметы, без которых невозможно представить абсолютного владения языком. Дорога во многие совместные предприятия была закрыта, там обязательно читали запись в дипломе о полученной специальности. Получив «красный» диплом, я осталась преподавать на вечернем отделении своего факультета, но особых перспектив не было. Зарплата была смешная, и если бы не муж, я не смогла бы существовать на такие деньги. Самолюбие неустанно твердило мне о необходимости финансовой независимости. А поскольку в приемной комиссии я не сидела и судьбы поступающих не вершила, то и рассчитывать на дополнительные доходы не приходилось. Студенты меня любили, потому не боялись… К моему счастью, одна хорошая знакомая, с ребенком которой я занималась английским, предложила мне попробовать свои силы в качестве риэлтера. Уже стали анахронизмами квартирные маклеры, промышлявшие вопреки преследованиям закона и создававшие вокруг себя атмосферу таинственности. Достаточно вспомнить героя одного замечательного фильма, который иносказательно выражал свои предложения и вопросы, называя квартиру «тетенькой», комнаты «дочками», а метраж зашифровывал в возрасте последних. Теперь торговля недвижимостью не подпадала под статьи Уголовного Кодекса, и многие фирмы стали предлагать свои услуги населению. Всем требованиям я отвечала: легкая на подъем, общительная и способная произвести впечатление грамотного человека. Что-что, а разностороннее образование мне альма-матер дала. Клиенты были довольны, серьезных проколов я не допускала, хотя за пять лет работы случаи были всякие.
 Коллектив в нашей фирме был дружный. Даже присутствие директрисы, энергичной женщины по имени Виолетта Петровна, не портило особую атмосферу взаимопонимания и благожелательности. Колебания ее настроения распознавались подчиненными еще по звуку шагов, доносящихся с первого этажа (наш офис располагался на втором). Если она была в хорошем расположении духа, мы принимались безмятежно шуршать бумагами на своих столах. Если стрелка барометра падала вниз, все тут же хватались за телефоны, договаривались о встрече и уезжали по делам.
 Привалова была рада, что не сменила свою девичью фамилию во время учебы в финансово-экономическом институте, как многие однокурсницы. А когда ей привалили большие деньги, тем более казалось неразумным делиться с каким-то представителем слабого мужского пола своим капиталом и, что еще хуже, своей свободой. К сильному полу Валерия Евгеньевна относила себя.
 Крупная, рыжеволосая, с веснушками, покрывавшими к ее огорчению не только круглое лицо с энергичными чертами, но и все ее молочное тело, она еще в юности поняла, что в этой жизни, чтобы добиться успеха, ей придется делать ставку на собственный ум и трезвый расчет. Сцепив зубы от ярости, она наблюдала, как смазливые пустоголовые девчонки получают зачеты и сдают экзамены, не бывая на занятиях, как устраиваются на «теплые» места, не имея в голове ничего, способного создать препятствие ветру. «Ничего, когда-нибудь вы придете устраиваться ко мне на работу, и я скажу, что знания алфавита недостаточно, надо еще знать таблицу умножения».
 Кирпичик за кирпичиком вкладывала она в фундамент своего будущего благополучия. Валерия убедилась, что деньги — это власть, власть — это деньги, и стала подниматься по комсомольской номенклатурной лестнице. Она не прогадала. Невзирая на то, что страна сменила одну идеологию на подобие другой, те, кто успел проявить себя на комсомольском поприще, как правило, не оказались на обочине жизни. Их кипучая энергия, так удачно маскировавшаяся в комитетах ВЛКСМ вузов под личиной бескорыстного служения людям, после крушения советского режима устремилась на взятие финансовых высот, что совершенно не противоречило их недавним убеждениям и было очень актуально. Имена вчерашних комсомольских вожаков перекочевали в списки учредителей крупнейших предприятий города.
 В умении приспосабливаться к новым условиям равных им не оказалось. Обычные граждане зависли между ностальгией по прошлому и тягой к грядущим переменам, а их бывшие идейные лидеры уже шли в авангарде приватизации и открывали счета в нейтральной, но очень любящей деньги Швейцарии. Их улыбки на предвыборных плакатах олицетворяли успех. Многим уже не хватало владения крупной городской недвижимостью, хотелось настоящей власти. О власти они знали не понаслышке, труды крупнейших теоретиков по этой части, если и не были изучены ими досконально в студенческие годы, то перефразировались многократно при снисходительном приеме в свои ряды новобранцев. Как, вы не понимаете всей глубины трудов Маркса! Почему эта работа Ленина вызвала такой резонанс в обществе?..
 Период, когда отпала необходимость притворяться, открыл перед комитетчиками комсомола безграничные возможности роста. Законодательное собрание края украсило присутствие вчерашних комсомольских бонз, в свое время распределявших путевки в страны соцлагеря — за активную общественную работу.
 Привалова сама успела посетить многие страны. После окончания института она получила так называемый «свободный» диплом. Место в процветающем совместном предприятии ей было уже припасено. Благодаря своей целеустремленности она смогла сделать успешную карьеру за рекордно короткий срок и вскоре возглавляла региональный филиал весьма известной фирмы.
 Финансовые трудности были не неизвестны. Когда появилась идея открыть собственное дело, опыта и денег хватало, в бизнесе ей все было по плечу, она твердо стояла на ногах. Одно оставалось неизменным — ее личная жизнь. Личной жизни не было.
 — Милочка, опаздывать нехорошо!
 Меня встретил уверенный голос и стойкий аромат дорогого парфюма.
 — Извините, Валерия Евгеньевна. Возникли непредвиденные обстоятельства. Дело в том, что…
 — Дорогая моя, обстоятельства возникли у вас, так какое мне до них дело?
 — Простите, но я…
 — Вы — это вы, а я — это ваш платежеспособный клиент, — не унималась Привалова.
 — Прошу прощения, давайте перейдем к делу?
 С первых секунд общения было понятно, что госпожа Привалова привыкла командовать, и мнение остальных ее совершенно не интересует.
 Я достала из портфеля прихваченные из офиса бумаги и принялась знакомить ее с домами, которые, на мой взгляд, могли бы ее заинтересовать. Привалова прервала меня в самом начале:
 — Адом на Майской? Он ведь тоже продается?
 — Ну, в общем-то, да…
 Я замолчала, сбитая с толку такой осведомленностью клиентки. Дом действительно три дня назад был выставлен на продажу, но мне казалось, что респектабельная бизнес-леди вряд ли захотела бы жить в таком доме.
 — Я бы хотела осмотреть дом прямо сейчас.
 Надеюсь, это возможно?
 — Конечно, только придется заехать в офис и взять ключи.
 …Дом номер двадцать четыре на Майской улице, которым так заинтересовалась госпожа Привалова, действительно представлял собой строение в высшей степени незаурядное. История этого дома была интересной и заслуживала отдельного рассказа.
 Когда-то этот район краевого центра был за чертой города. Это потом, во времена индустриализации, он разросся, — прихватив земли близлежащих станиц и хуторов. На месте нынешнего дома стояла большая усадьба середины девятнадцатого века. После революции здание было экспроприировано у семьи Игониных — очень зажиточного рода. Хозяева бесследно пропали, как пропадали на раннем этапе строительства социализма сотни тысяч других семей. В начале в усадьбе разместилась коммуна юных городских беспризорников, затем школа рабочей молодежи.
 В войну здесь был госпиталь, а когда фашисты оккупировали город, они расселили в этом доме своих офицеров. Во время освобождения города усадьба серьезно пострадала, а после войны никак не находились деньги в городском бюджете на восстановление огромного, но отдаленного от центра здания. В период застоя из-за соседства со старым кладбищем дом снискал недобрую славу, хотя все вокруг уже было застроено частными домами. И только в перестроенные времена, когда первые кооператоры и бизнесмены решили увековечить свои финансовые достижения в построении уродливых имений, о доме вдруг снова вспомнили. Его попытался восстановить известный в городе «кожаный король», сколотивший свое состояние на пошиве курток и прочей галантереи, и чьи мастерские были разбросаны по всему городу. Он угробил уйму денег на реконструкцию некогда красивого здания, но довести начатое до конца не успел: на самом взлете его сразила пуля конкурента. Дом стоял незаконченным еще несколько лет, пока родственники убитого не решили продать этот «долгострой».
 Новый хозяин появился три года назад. Одним махом он снес старое здание, оставив только фундамент; который готов был простоять еще несколько сотен лет. В считанные дни на участок были завезены горы кирпича, и началось строительство. Посмотреть на растущий «замок» приходили жители всех окрестных улиц. Пожилые люди устраивали ежевечерние моционы до «замка» и обратно. Кто-то даже поставил лавочки напротив для удобства наблюдения, но их быстро убрал" строители.
 Владелец дома на участке практически не появлялся либо приезжал тогда, когда никто из соседей не смог бы его увидеть, поэтому постепенно обрастал чертами какого-то мифического существа. Одни говорили, что хозяин — известный в городе солидный пожилой человек с большим весом в обществе. Другие, с невесть откуда взявшейся уверенностью утверждали, что это одним из «братков» — молодой, дерзкий, красивый. Третьи уверяли, что это вообще бывшая жена одного из столичных олигархов, получившая дом в качестве откупных и высланная с глаз долой на юг страны. Жизнь некоторых соседей приобрела новый смысла особенно повезло тем, кто жил поближе к «замку» — они пользовались явными преимуществами в наблюдениях. Ближе всех жил тихий алкоголик Михась, но он настолько редко бывал в состоянии ремиссии, что его рассказы о том, кто владелец дома, нужно было воспринимать с учетом галлюцинаций белой горячки.
 На самом деле хозяином нового дома был невысокий пожилой мужчина в строительном комбинезоне, которого все соседи принимали за прораба. Едва общественность начала привыкать к обнаруженному владельцу особняка, как он вновь сумел всех удивить и заинтриговать — взял, да и, пропал! Милиция опрашивала соседей на предмет чего-либо подозрительного, замеченного в районе «замка». Свидетели затруднялись с ответами, так как подозрительным им казалось все, что было связано с этим домом и его хозяином. Но каждый искренне старался помочь, что еще больше запутывало следствие. Поиски ни к чему не привели, дело закрыли, и, спустя год, единственная наследница пропавшего — внучатая племянница из Прибалтики, через доверительного управляющего решила продать дом.


* * *

 Я припарковалась возле высокого забора и вышла из машины. «Мерседес» Приваловой остановился чуть поодаль. Осмотр дома и участка не занял у нас много времени. Клиентка не обращала внимания на архитектурные особенности и планировку особняка. Лично я, будь у меня столько денег, не испытывала бы ни малейшего желания жить здесь. Привалова велела подготовить документы, необходимые для оформления сделки, и умчалась, заявив, что время — деньги, а у нее еще масса дел. Я решила зайти к подруге, которая по совпадению жила тут же, напротив.




 2


 Моя близкая подруга Клавдия Арефьева была довольно неплохим психологом, ее консультации и патронаж пользовались спросом. Я порой не до конца понимала, каким образом она помогает людям решать их личные проблемы, учитывая тот факт, что личная жизнь самой Клавы представляла собой клубок неразрешимых противоречий.
 Но для психолога это, наверное, не главное.
 Первый раз Клава вышла замуж еще на первом курсе филфака за Геннадия Лукьянова. Он был известный в университете спортсмен и ловелас и уже несколько лет числился на четвертом курсе того же факультета. Влюбленность старательной отличницы-первокурсницы поначалу забавляла Генку, но затем он оценил преимущества дружбы с таким ответственным человеком, совершенно нетребовательным к другим. Тем более что человек этот был достаточно хорошенькой хрупкой девчушкой с доверчивыми карими глазами. Родители Клавы, простые станичники, приняли в штыки идею дочери выскочить замуж, едва покинув школьную парту. Они пытались объяснить, что ее чувства — это всего лишь блажь, и таких женихов у нее еще будет навалом.
 Но Клава чахла от родительского непонимания и оживала лишь при появлении плечистого и громко гоготавшего Генки. Сыграли свадьбу в зимние каникулы, весьма поспешно. Через восемь месяцев после бракосочетания появился крепенький доношенный Филипп. Родители-студенты не стали брать «академ»: Клава — в виду своего трепетного отношения к учебе, а Геннадий из-за безразличия к семейной жизни и ребенку. Она буквально разрывалась между домом и университетом, а ее красивый муж продолжал пропадать в ресторанах и на дискотеках. Она плакала, но вскоре переставала обижаться, и все начиналось сначала.
 Только через три года, когда вечно сопливый Филипп уже посещал детский сад, а она, переведясь на заочное, устроилась работать в школу, Клава узнала от местного участкового, что ее мужа забирает милиция за пьяный дебош, карточные игры и мошенничество в отношении одиноких обеспеченных дам. Первое время Клава еще носила передачки в СИЗО и оплачивала адвокатов из своего скудного учительского бюджета, но когда толпой потянулись брошенные и якобы беременные от Лукьянова женщины, которые обращались к ней, как к сестре Геннадия, и ласково сюсюкали сего трехлетним «племянником», терпение Клавы лопнуло. Она прозрела в один миг и сумела посмотреть на всю свою семейную жизнь со стороны. Ее родители были правы. Как только ему дали срок, она подала на развод и переехала в новый район города, поменяв комнату в одной малосемейке на другую.
 Второй брак Клавы был удачным. Самым большим преимуществом этого замужества было наличие необыкновенно доброй и самоотверженной свекрови. К моменту знакомства с Клавой Вероника Павловна Арефьева была врачом на пенсии. Очень рано овдовев, она смогла воспитать единственного сына Виктора интеллигентным и в то же время приспособленным к жизни человеком. Окончив с отличием отделение психиатрии медицинского института, он очень долго не женился. Объяснялось это не тем, что его мать не устраивали кандидатки в невестки, напротив, Вероника Павловна мечтала о том дне, когда ее Виктор обзаведется супругой и наследниками. Но сам Арефьев считал, что к созданию семьи нужно тщательно подготовиться. Была куплена кооперативная квартира в зеленом микрорайоне города, машина «Волга» и несколько дорогих костюмов. Впервые он увидел Клавдию в книжном магазине, она покупала там что-то для сынишки. У сорокалетнего Арефьева эта незнакомая молодая женщина вызвала чувства удивительной симпатии и теплоты. Но он не был сторонником уличных знакомств и не верил в любовь с первого взгляда, поэтому прошел мимо, а к вечеру благополучно забыл о незнакомке. Каково же было его изумление, когда через неделю он увидел ее распивающей кофе в ординаторской своего отделения Она пришла навестить свою подругу. Виктор Васильевич приосанился и решил начать ухаживания. Не остановило его и наличие сына у женщины, которой он так неожиданно увлекся.
 Поженились они через год, Арефьев усыновил Филиппа, а еще через пять месяцев Клавдия порадовала мужа известием, что скоро он станет отцом. Вероника Павловна была на седьмом небе от счастья. Невестка понравилась ей с самого начала, а уж перспектива наконец-то в шестьдесят лет стать бабушкой и вовсе превратила ее в настоящую подругу и наперсницу Клавы. Анастасия родилась слабенькой, и свекровь целыми днями носилась то за козьим молоком, то за массажисткой, то за продуктами Виктор семью любил, но он был слишком занят на работе" и поэтому женщины не хотели обременять его еще и домашними хлопотами Клава оставила работу и полностью посвятила себя детям и мужу. Когда Настеньке было пять лет, Арефьевы купили небольшой домик в частном секторе города себе «на старость», надеясь потом кое-что в нем переделать и создать там необходимые удобства. Но их совместная старость, видимо, не входила в планы того, кто вершит судьбы людей. В сорок восемь лет Виктор Арефьев полюбил другую женщину, двадцатилетнюю практикантку, и ушел из семьи. Для успевшей привыкнуть к стабильности Клавы это был настоящий удар. Вероника Павловна переживала вместе с невесткой и наотрез отказывалась понимать сына. Он пытался разговаривать с женой как врач и как психолог, рассуждая о разности полов, о необходимых ему в его возрасте свежих ощущениях и т, д.
 Как ни странно, Клава смогла понять его чувства. Именно тогда она решила, что психология — это удивительная наука, которая поможет ей до конца простить Виктора и пережить случившееся. Она с детьми переехала в дом, который при разделе имущества достался им, и пошла учиться на психолога Свекровь посвящала все свободное время внукам, Клаве, ее учебе, а затем работе. Виктор исправно помогал материально, но навещал их крайне редко. Молодая жена, ее кандидатская и его докторская занимали все его время. Он был совершенно спокоен за свою мать, благополучно порученную заботам бывшей жены Правда, Вероника Павловна не нуждалась в чьей-либо опеке, а Клава никогда не чувствовала той разницы в тридцать шесть лет, что была между ними.
 Увлечение психологией очень изменило Клавдию — зерно упало в благодатную почву. И без того терпеливая, она и вовсе стала философски относиться к любым человеческим слабостям и недостаткам Но самое главное — она научилась прощать себя. Клава и раньше не отличалась собранностью, а теперь она воспринимала подобное качество абсолютно спокойно. «Не мы живем для вещей, а вещи — для нас» — было ее девизом в быту. Она не испытывала угрызений совести, когда, зачитавшись интересной книгой, вдруг вспоминала о немытой посуде или неубранных комнатах. Она сделает все это потом, когда у нее появится желание заняться домашними делами. Нужно жить, находясь в постоянной гармонии со своим внутренним "я" — так считала Клавдия Арефьева. Изменилось отношение и к воспитанию детей. Осознав недостатки излишней опеки, она предоставила своим чадам возможность развиваться самодостаточными творческими личностями. Сейчас, когда Филиппу было восемнадцать лет, а Насте четырнадцать, Клава стала свидетелем незаурядной самостоятельности своих детей, которых не испортила даже самоотверженная любовь бабушки. Большую часть времени они пребывали в автономном режиме, иногда в течение всего дня даже не пересекаясь с матерью. Клава же за восемь лет своей практики, не без помощи Вероники Павловны, обросла клиентурой и была очень занята работой. В ее деятельности было одно неоспоримое преимущество: она могла сама планировать свой рабочий день.


* * *

 — Слышь, мам! Сижу я в туалете, поднимаю голову, а там — звезды!
 — Это твоя учеба весь день перед компьютером! Комета Галея там не пролетала?
 — Да ты что, не веришь мне? Я тебе говорю: звезды!!!
 — Звезды, Филя, бывают на небе, а не на потолке туалета.
 С этими словами и рассуждениями о том, что всякий раз, когда у нее находится время для интеллектуального самосовершенствования, ее безбашенные детки обязательно придумают поводке отвлечь, Клава двинулась к туалету. Крыша наверху этого культурного сооружения действительно отсутствовала. Вернее, она лежала на земле в некотором отдалении, как купол поверженного в сорок пятом Рейхстага.
 — ?!
 — Ну, что я говорил? Комета Галея, комета Галея, — возник рядом Филипп.
 — И что теперь? Кто ее снял?
 — Водяной вылез из дырки, встал во весь рост, и она сама отлетела, — не унимался сынок.
 — Я сейчас возьму вон тот дрын, и чья-то глупая башка тоже отлетит.
 — Да ладно тебе, мам. Я ведь просто прикалываюсь.
 — Я думаю, что это ветер. Сегодня с утра такой ураган был, — вступила в их диалог Настя, вытирая полотенцем мокрые волосы.
 — Марш в дом! — скомандовала Клава. — А ты, Филька, давай теперь что-нибудь придумывай. Позвони этому своему мерину…
 — Не мерину, а Мерлину, мать! Сколько раз тебя просил, ну сядь, почитай Толкиена, приобрети хоть элементарное представление о таком могучем жанре литературы, как фэнтази.
 — А может, мне еще Гарри Поттера почитать?
 — Да. Лучше начать с него, а то Толкиен у тебя пойдет со скрипом, надо смазать шестеренки.
 — Я тебе сейчас смажу! Вот лишу вкусненького на ужин…
 — И будешь питаться только виртуальной пищей от своего компьютера, — съязвила Настя.
 — Ты еще тут?! Господи, ну что за дети! И откуда вы только взялись такие?
 — Сами удивляемся, откуда, — брякнул Филя и быстро юркнул в дом.
 Полетевший ему вслед тапок ударился об уже закрытую дверь. На одной ноге Клава проскакала к порогу, и только собиралась войти, как раздался звонок. Дремавший во дворе, на старой раскладушке Лорд, голубой дог элитных кровей, встрепенулся и с недоверием посмотрел на калитку. Периодически он все-таки вспоминал о своих обязанностях, хотя и предпочел бы ими пренебречь.
 — Лялька! Вот здорово, что заехала! У меня тут полный атас. Туалет капитулировал.
 — Как капитулировал?
 — Снял перед всеми головной убор! Иди сама посмотри.
 Через полчаса в доме закипела бурная деятельность. Приехал Мерлин, детина-переросток с сорок шестым размером обуви, треугольной бородкой и на удивление умными глазами. Под яростное «Духаст михь» в исполнении группы «Рамгштайн» крыша перекочевала на свое исконное место. Из кухни доносился аппетитный аромат фирменных Клавкиных булочек. Я никак не могла улучить момент, чтобы рассказать подруге о причине моего внезапного визита. Лишь через час мы остались одни.
 — Клава, тебе о чем-нибудь говорит фамилия Привалова?
 — Конечно, говорит, Все в городе, по-моему, знают эту мадам. Страшная и денег куры не клюют!
 — Так вот, эта мадам, как ты изволила выразиться, решила приобрести чудный особнячок напротив тебя через дорогу.
 — Замок с привидениями?
 — А ты знаешь еще один такой архитектурный изыск в городе?
 — Такой у нас в городе один. Слушай! Так она теперь тут нам дорогу нормальную сделает, фонари, как на бульваре. Может, и мой садик-огородик захочет облагородить, ведь не будет же она жить рядом с таким убожеством, — радостно трещала Клава.
 1 — Она его просто затопит И сделает здесь пруд с фонтанами и разведет зеркальных карпов.
 — Класс!"
 — Какой класс, Клава? — ! Спустись на землю!
 Ты в этом пруду можешь стать первым карпом!
 — Как это? Ты шутишь?
 — Не знаю. Я ведь к тебе после встречи с ней зашла. Понимаешь, она что-то темнит. Вариантов мы ей множество предлагали, ничем, между прочим, не хуже этого жуткого дома. Но она с маниакальным упорством зациклилась на нем.
 Представляешь, ее не испугала даже эта история, произошедшая с предыдущим хозяином, — продолжала я.
 — Подумаешь, история! Ну пропал мужик!
 Может, он за кордон уехал, с такими деньгами туда и дорога.
 — Что, вот так все бросил и ничего не прихватил, даже документы?
 — А может, у него где баба была, он там и залег, — не унималась Клава.
 — Залег. Только где-нибудь в другом месте.
 Навечно.
 — Ну, не знаю. Это все мистика какая-то.
 Хотя… Ой, лучше об этом не думать даже, — спохватилась подруга и замолчала.
 — Давай договаривай! — Я знала, что не потребуется особых усилий, чтобы разговорить Клавдию.
 — Свет горит! — выпалила она.
 — Где?
 — Там!!!
 — Что ты мелешь? Там электричества уже год нет. Отрезали, чтоб никто пожара не устроил.
 — Когда дождь — всегда есть.
 — Что есть?
 — Ну электричество это! Свет горит только, когда сильный дождь.
 — Клава, ты увлеклись метеорологией?
 — А ты приезжай как-нибудь в грозу, вот и посидишь у окошка, полюбуешься.
 Клава подошла к окну и задернула занавески.
 Затем в прихожей проверила, закрыта ли входная дверь. Вернувшись, она с ногами залезла на диван и заговорщицки прошептала:
 — Ляля, я думаю, что надо во всем разобраться. Странные вещи начали происходить.
 Клава поведала мне одну очень интересную историю. Некоторое время назад на их улице умерла бабуля из семнадцатого дома, про которую за глаза поговаривали, что занималась она колдовством. Народу к ней разного толпами приходило.
 Брошенные жены, родственники пропавших без вести очередями выстраивались. Говорят также, что лечить могла, но соседи ее побаивались и услугами ее особо не пользовались. Как только она померла, так и начали случаться всякие неприятности. У одного соседа дом сгорел, у другого — престарелого тестя машина сбила, слава богу, жив остался. А две семьи так и вовсе уехали: быстро и ни с кем не попрощавшись. В принципе картина складывалась довольно обычная. Если бы не одно обстоятельство: все перечисленные люди жили в домах под нечетными номерами, то есть на той стороне улицы, где и жила моя подруга с детьми и своим зооцирком. Помимо голубого дога, кота и кролика, Клавдия держала еще и кур.
 Сказать, что эти события взволновали Клаву, это значит не сказать ничего. Мысли о каком-то роке преследовали ее последнее время все чаще, особенно вечерами. Днем она была всецело поглощена проблемами своих многочисленных клиентов, а вот вечером, когда сын убегал на «стрелку», а дочь на занятия танцами, Клаву обуревали совсем нерадостные чувства. Да еще и этот «замок с привидениями» напротив.
 Внимательно выслушав подругу, я не могла не согласиться с тем, что в рассуждениях ее есть некая логика.
 — Ляля, только, пожалуйста, никому не рассказывай обо всем этом, — прервала мои размышления Клава.
 — Не волнуйся, даже не собираюсь. И ты тоже никому больше ни слова, поняла?
 — Честное хоббитовское! — отрапортовала Клавдия.
 — Сказывается культурное влияние подрастающего поколения. Читаешь Толкиена?
 — Никак не соберусь.
 — Почитай, очень отвлекает.




 3


 — Архитектурное бюро «Вигвам», несмотря на свое несерьезное название, было известно в городе и имело приличную клиентуру. Ведь это раньше, лет пятнадцать назад, профессии декоратора, дизайнера и архитектора были абсолютно непопулярными, и как будто ненужными. Еще бы советский человек тратил деньги на советы какого-то дизайнера при переделке или ремонте своей малогабаритной квартиры Он был сам себе архитектор и дизайнер. Каждая домохозяйка могла побелить потолок с помощью обычного пылесоса или покрасить полы обувной щеткой, а заклеивание обоев превращалось в праздник для всей семьи: варка клейстера из муки, испорченной долгоносиком, раскраивание шпалер обоев канцелярскими ножницами и быстрое растягивание их по неровным стенам. «Кто так строит! Руки бы оторвать таким строителям!» — наиболее приличные фразы при этом виде работ. Знатоки рассказывали, что красиво закругленные стыки стен с потолком достигались с помощью обычных гантелей, если же нужно было ободрать эти места под побелку, то вам приходилось, все громче матерясь, отковыривать куски штукатурки столовой ложкой.
 Первыми почувствовали тоску и желание спихнуть на кого-нибудь эту творческую работу новые русские. Студенты художественных и архитектурных факультетов различных институтов поняли, что настал их час. И хотя лауреатов Прицкеровской премии среди них не было, людей со вкусом и воображением хватало. Появились профессионалы, которые могли помочь реализовать любые проекты и фантазии, благо в магазинах стало возможным купить различные материалы, фурнитуру, аксессуары, чтобы сделать так называемый «евроремонт», понятие, которое заменило другие, принятые в советские времена. Если тогда каждый стремился приобрести польскую спальню, гэдээровскую стенку или финскую сантехнику, заполнить полки хрусталем, завесить все вертикали и застелить все горизонтали коврами, а еще лучше синтетическими паласами, то теперь наступил евробум. Все захотели сменить антураж, белые стены превратили разнокалиберные квартирки в стандартные подобия зубоврачебных кабинетов. Покрасить стену желтым или синим был способен лишь авангардно мыслящий гражданин, не вылезающий из загранкомандировок. Но поскольку всю эту красоту надо было впихнуть в имеющиеся квадратные метры, умные люди стали приглашать специалистов. Не делая ничего кардинального, они могли переосмыслить пространство с помощью декорирования. Увидеть интерьер в целом еще до того, как ремонт будет закончен, под силу только опытному человеку.
 Страна, в которой каждая кухарка могла быть оторвана от плиты, чтобы порулить государством, увидела, что гораздо целесообразнее использовать профессионалов.


* * *

 Евгений Летягин и Сергей Куприянов познакомились во время летней практики в деревне, где они штукатурили коровник и другой очаг культуры — деревенский клуб.
 — Мы же без пяти минут дипломированные специалисты, а пашем, как обычные чернорабочие. Штукатурим это убогое сооружение, — сокрушался Сергей.
 — А чего ты ждал? Что сельсовет наймет тебя построить здесь Версаль? — резонно поинтересовался Жека.
 — Версаль! Ты еще Тадж-Махал вспомни!
 Нет, правда, если бы я получил заказ, я бы отгрохал такое, чтобы моим потомкам не было стыдно называть свое имя.


* * *

 Собирать модели и рисовать Сережа Куприянов любил с детства. Мама знала, что ее мальчика можно смело оставлять дома одного, если дать ему коробку с заветной моделью самолета или танка.
 Она находила его через пару часов, вернувшись с рынка или из парикмахерской, сосредоточенно работающим за маленьким детским столиком. Сережа очень аккуратно и методично склеивал мельчайшие детали. Однажды ему попался в руки старый журнал «Строим дом сами». Это было пособие по строительству дома на приусадебном участке в шесть соток. Вскоре все полки в его комнате были заставлены моделями. Вся страна в то время увлеклась приусадебным хозяйством, дачные кооперативы росли, точно грибы после дождя.
 Учители и медработники, служащие и рабочие — все как один почувствовали тягу к труду на земле.
 В выходные дни транспорт заполнялся до отказа загорелыми людьми с корзинами, канистрами, тяпками и граблями, обмотанными тряпками. Обсуждалась только одна тема: как увеличить урожайность и избавиться от вредителей!
 — Вы пробовали бордосскую жидкость?
 — Что вы, против этих гусениц помогает только сигаретный пепел. Надо разнести его в глицерине…
 — Это чтобы гусеницы поскользнулись? Какой глицерин? Вы выбросите потом эту капусту…
 — А огурцов опять не будет. После дождя на прошлой неделе все цветки почернели.
 — Это наш любимый химкомбинат постарался.
 На участках возникли будки, старые вагончики, где хранился сельхозинвентарь и одежда фазендейрос. А как же иначе назвать эти шесть соток — только фазенда! Об условиях выращивания кофе и сахарного тростника народ знал не понаслышке, все смотрели бразильские и мексиканские сериалы. Потом на участках стали расти разнокалиберные домики, лачужки, домины. Архитектурные стили были самые разные: от минималистских бетонных блочных домов с плоскими крышами до стилизованных под грузинские, обложенных диким камнем с полукруглыми оконными проемами и арками, средневековых замков с колоннами и башенками, напоминавшими оборонительные сооружения. Каминные трубы, гаражи и бассейны указывали на уровень доходов хозяина участка.
 Сережина семья не была исключением. Как только папа, инженер станкостроительного завода, получил участок, в первые же выходные он привез семью на место.
 — Да, повезло, — сказала мама, когда пришла в себя.
 Голая земля была утрамбована до состояния асфальта. Чахлые кустики и пробивающаяся кое-где желтая трава сулили сомнительные успехи в земледелии.
 — Здесь вообще есть вода? — не унималась мама.
 — Будет, — бодро ответил папа. — Мы выкопаем колодец и установим насос. Правда, Серега?
 Серега в это время сосредоточенно думал о чем-то, ходил по участку и мерил шагами расстояние между какими-то известными только ему точками. Наконец он остановился и решительно произнес:
 — Дом будем строить здесь!
 — Дом?! — воскликнули мама и папа.
 — Да. Эскизы и чертежи я подготовлю через неделю.
 Так дачный коттедж стал первым серьезным проектом, который Сергей осуществил еще будучи школьником. Он получился настолько удачным, что соседи приходили посмотреть и получить консультацию, где лучше сделать камин или как пристроить летнюю кухню. После окончания школы вопроса, кем быть, для Сережи не существовало! Ясно — архитектором. Он легко поступил на архитектурный факульт строительного института. Там он пользовался авторитетом из-за своей серьезности и умения объяснить любую сложную тему очень просто и доходчиво. Его мечтой и целью было открытие своего архитектурно-проектного бюро.
 У Евгения Летягина, по прозвищу Летяга или Жека, все было совершенно иначе. Девочки липли к нему с самого детства, в саду он любил играть с ними в куклы, умел так красиво украсить домики из песка, что детвора не рисковала их разрушить. Он так искусно мог вплести ленту в жиденькую косячку одноклассницы, что она сама себе казалась обладательницей роскошных волос. Папа Жеки и его брат не были в восторге от его увлечений. Рыбалка, походы и прочие мужские радости, такие, как футбол, были ему неинтересны. Зато мама была в восхищении от таланта сына превращать простые вещи в изысканные.
 — Вы — мои будни, — говорила она старшему сыну и мужу, — а он — мой праздник!
 Евгений был непостоянен, как настоящий художник, но никто не обижался, ничье сердце не было разбито. Девушки чувствовали себя приобщенными к настоящему таланту и высокому искусству. Окончив школу в своем городке, он поступил на худграф университета в краевом центре. Учеба захватила его полностью, а большой город открывал перспективы роста. В выходные дни Жека любил потолкаться на блошином рынке, зайти в магазины, где были антикварные отделы Его очень привлекали старинные и просто старые вещи, они хранили воспоминания, тепло рук их прежних владельцев. Жека иногда брал какую-нибудь вещь и пытался представить себе ее историю. Вот, например, этот чудесный резной веер из сандалового дерева и шелка, расписанного вручную нежными цветами, который привлек его внимание сразу же.
 — Восхитительная штучка! — услышал он за спиной чей-то голос. Он обернулся. Это была пожилая дама, невысокая, очень изящная, она напоминала актрису немого кино, отличаясь от современных женщин не только своим нарядом и невиданной шляпкой с короткой вуалью, но и какой-то особенной горделивой осанкой.
 — Да, вы правы, я сам засмотрелся, наверное из Китая или Японии, ©та роспись по шелку очень характерна, — сказал Жека.
 — Приятно видеть молодого человека, который разбирается в старине.
 — Я изучаю историю культуры в университете и вообще интересуюсь всякими красивыми предметами.
 — Так вы студент? А кем будете, дизайнером? Такое непривычное слово для моих ушей.
 Я имею представление только о декораторах и художниках, с ними приходилось сталкиваться в театре.
 — Вы работаете в театре? — спросил Жека.
 — Я была актрисой. — Дама не без кокетства взглянула на Жеку сквозь вуаль, явно ожидая восхищенной реакции.
 — Правда? В каком театре? Позвольте, я угадаю. В оперетте? Нет, пожалуй, в драме.
 — Вы правы. Я прослужила на подмостках театра Драмы сорок пять лет.
 — Сорок пять лет на подмостках — звучит как название спектакля, — заметил Жека.
 — Да, годы пролетели, как один спектакль в двух действиях с антрактом и буфетом. Занавес опущен, зал пуст, жизнь окончена, — неожиданно горько сказала дама.
 — Ну, не стоит смотреть на жизнь так мрачно. Пока женщина носит такие шляпки, ее жизнь имеет смысл.
 Жеке даже не пришлось изображать галантность, эти слова сами сорвались у него с губ. Бывшая актриса улыбнулась:
 — Как вас зовут, юноша?
 — Евгений, Жека.
 — А я Раиса Петровна. Знаете, Жека, если вы никуда не торопитесь, мне было бы приятно побеседовать с вами еще.
 — В общем-то я свободен, хотел только забежать по двум адресам, здесь в центре. Ищу квартиру.
 — Вам негде Жить?
 — Я живу в общежитии, но хочется покоя и тишины, некоторой независимости от соседей.
 — Жека, я с удовольствием сдам вам комнату в своей квартире, недорого, но с одним условием.
 — С каким?
 — Мы будем с вами беседовать иногда по вечерам. Видите ли, я не успела завести семью и совершенно одинока, а сидеть у подъезда со старушками в моей шляпе.., вы понимаете?
 — Еще бы, — сказал Жека. — Что ж, ваше условие вполне приемлемо, я бы даже сказал, интересно.
 — Идемте, Евгений, я покажу вам квартиру, — сказала Раиса Петровна, беря его под руку.
 Вместе они вышли на шумную улицу.


* * *

 Квартира в старом доме сталинских времен Жеке очень понравилась. Она была так непохожа на все, виденные им прежде. В ней витал богемный дух, столь близкий его сердцу. Старинное пианино с резным пюпитром и канделябрами привело его в восторг.
 — Вы играете? — он оглянулся на Раису Петровну.
 — Да, — ответила она. — Сейчас уже реже.
 — Я мечтал научиться игре на фортепиано.
 — Я могу дать вам несколько уроков, правда, должна вас предупредить, я не играю классический репертуар.
 — А что, песни из кинофильмов?
 — Нет, джаз.
 — Ух ты!!! — Жека изобразил игру на саксофоне.
 Раиса Петровна подняла крышку пианино…
 Соседки у подъезда с удивлением переглянулись, услышав зажигательный рок-н-ролл, доносившийся из открытого окна.


* * *

 Беседы с Евгением становились для одинокой старой женщины праздником. Она чувствовала себя помолодевшей и счастливой. Из общения с Евгением она черпала энергию юности, а он учился у нее терпению и мудрости. К его возвращению из университета она часто надевала шелковое черное платье, вышитое бисером. Они были настоящими единомышленниками.
 Она умерла, когда Жека учился на пятом курсе. Вернувшись с недельной практики и обнаружив дверь опечатанной, он был потрясен. Соседка сказала, что ночью Раису Петровну забрала «скорая». Сердце… После похорон и поминок, устроенных дирекцией театра, где Раиса Петровна прослужила сорок пять лет, Жека в последний раз принес букет желтых хризантем в ее квартиру и поставил их на круглый маленький столик в, ее комнате.
 Через полгода пришло письмо от нотариуса, в котором сообщалось, что он, Евгений, является наследником гражданки Жуковой Раисы Петровны и должен явиться, чтобы оформить необходимые документы и вступить в права наследования. Из всех вещей в трехкомнатной квартире Жека оставил только круглый столик, большое кресло и старинное немецкое пианино с канделябрами.


* * *

 После того как полученные дипломы были обмыты должным образом в компании однокурсников, Сергей и Жека отправились к последнему на квартиру, чтобы обсудить дальнейшие планы — Своя фирма — это то, что нам нужно.
 Представь: я и ты — компаньоны. Да с нашими талантами и желанием работать окупим все затраты за пару лет и начнем получать прибыль Сережины слова звучали убедительно.
 — А где же мы разместимся? Нам нужно много места.
 — Здесь неподалеку Я Присмотрел чудный двухэтажный особнячок. Он, конечно, требует ремонта, но я думаю, мы сможем арендовать его по сходной цене.
 — Кстати, о цене, — встрепенулся Жека. — А где взять деньги?
 — Мы продаем твою Квартиру переезжаем в особняк. На первом этаже оборудуем мастерскую и офис, а на втором будем жить.
 Жека хотел было возразить, но взгляд Сергея, горевший фанатичным огнем, пробудил в его душе невольный отклик, как будто уверенность друга была заразной. Жека попытался представить себе, что бы сказала по этому поводу Раиса Петровна. Скорее всего, она была бы счастлива, что сумела оказать своему юному другу такую помощь. Была не была! И они рискнули…


* * *

 Особнячок в тихом дворике, окруженный со всех сторон высотными зданиями, был совершенно незаметен, вероятно, поэтому в нем еще не разместили магазин или кафе. Через два месяца после принятая эпохального решения Сережа и Жека с головой окунулись в хлопоты, связанные с продажей квартиры, арендой и ремонтом. Изумленные жители соседних высоток наблюдали за суетой в особнячке. Клубы пыли неслись из дверей и окон, временами что-то ухало и что-то грохало, рабочие выносили кучи строительного мусора, поломанную мебель, старые оконные рамы, половицы. Следующий месяц через освещенные до глубокой ночи окна можно было видеть, как настилают полы, красят потолки и стены, слышать визг дрели и грохот строительного пистолета. Одуряющий запах свежей краски разбавил коктейль привычных запахов двора. Наконец два энергичных молодых человека водрузили над крыльцом вывеску: «Арт-бюро „Вигвам“. Проектирование. Дизайнерские работы, услуги декоратора. Время работы…» Сияющий желтой фасадной краской особнячок украшали белые колонны. Домик вдруг засиял, как дорогая, найденная среди хлама безделушка, с которой смахнули пыль.
 Первыми клиентами стали знакомые родителей Сергея, они были наслышаны о способностях их отпрыска и даже видели дачный коттедж.
 Им нужно было перепланировать квартиру, купленную недавно для дочери, которая вышла замуж. Начало было положено. Молодые даже ахнули, когда вошли в квартиру после ремонта. Сергей и Жека постарались насытить пространство светом и цветом, чтобы хозяева и гости испытывали прилив эмоций от пребывания здесь.
 Поскольку обе творческие личности были по уши погружены в свою работу, им был необходим человек, который принимал бы заказы, вел расчеты с клиентами и назначал встречи.




 4


 Анатолий Арчибасов был жертвой безотцовщины. Точнее сказать, папа у него, конечно, был.
 Но как только мама заявила папаше о постигшей его радости будущего отцовства, он тут же запрыгнул в проходивший мимо состав скорого поезда и, видимо, по сей день зарабатывал на хлеб скромным трудом проводника плацкартного вагона Несмотря на отсутствие отца, Толик никогда особо не испытывал нехватку внимания и любви к своей персоне Очень рано окружающие заметили трогательную красоту юного создания. На утренниках в детском саду и школе ему доставались роли Маленького принца и Ивана-Царевича. Встречать с огромными букетами важных гостей цокольная администрация отправляла непременно Толика Арчибасова. Справедливости ради надо заметить, что от такого отношения мальчик стал несколько заносчивым и высокомерным, хотя мама, так и не простившись с идеалами юности, старалась воспитать его внимательным и добрым мальчиком. Мягкая улыбка Толика в сочетании со взглядом его темно-серых глаз могла растопить лед даже в сердце самой строгой грымзы. Разумеется, Толик без особого труда окончил среднестатистический вуз. Времени собственно на учебу оставалось не так много, так как студенческая жизнь такого приятного во всех отношениях молодого человека была до отказа заполнена участием в общественных культурных мероприятиях, а также вечеринками и свиданиями.
 Мать Толика отчаянно пыталась до последнего не осложнять жизнь своего единственного сына финансовыми проблемами, но после получения диплома она все же потребовала, чтобы он искал работу.
 Арчибасов был молод и имел настолько привлекательный, особенно для богатых клиенток, вид, что вскоре Сергей и Жека, взявшие его к себе в бюро, с удовлетворением отметили возросший интерес к их конторе. Толик по собственной инициативе нанял благоразумного вида молодую девицу для подачи чая и других напитков. В ее обязанности входило отвечать вежливо по телефону:
 — Да, арт-бюро «Вигвам». Одну минуточку, я соединю вас с нашим офис-менеджером.
 Наличие секретарши сильно поднимало Толика в собственных глазах; В отсутствие владельцев офис-менеджер чувствовал себя полновластным хозяином фирмы Удобное кожаное кресло угодливо принимало его хорошосложенное тело, и Толик в свободную минутку любил выпить чашечку кофе и, покуривая разноцветные сигаретки, помечтать о будущей жизни в богатстве и роскоши. Он нисколько не сомневался, что так и будет. Поработав в фирме полгода, Толик четко уяснил, на каких женщин он производит особенно сильное впечатление: уверенные в себе, привыкшие командовать бизнес-леди таяли и теряли свой напор под его обаянием. Еще в институте он начал делить всех особ женского пола не на хорошеньких и страшненьких, а на богатых и бесперспективных. Бесперспективных в том смысле, что будь девушка хоть царица Савская, но без значительного материального положения она не имела у Толика никаких шансов на успех. «Я просто не по карману тебе, моя дорогая», думал Толик, без жалости расставаясь с очередной милашкой. Девушки не догадывались об истинной причине разрыва их отношений, так как он, на всякий случай, оставался вежливым со всеми. В результате он приобрел репутацию кота, который всегда может спрятать когти в мягкие бархатные лапки и при виде которого отзывчивые женские сердца не могут не дрогнуть. Толику льстило подобное мнение, котов он любил, а особенно их умение гулять самим по себе.
 С госпожой Приваловой Арчибасова свой случай. Однажды он зашел в ночной клуб. Чтобы не потерять форму дамского угодника, он частенько посещал клубы и дискотеки, оттачивая мастерство нравиться. Во время этих походов он присматривался к тем представительницам прекрасного пола, которые могли бы обеспечить его счастливое будущее. Крупная рыжеволосая женщина громко скандалила с официантом. Толик с изумлением наблюдал, как она схватила небольшую салатницу и вывалила ее содержимое на голову совершенно обалдевшего парня. Майонез, стекавший по лицу, капал на бабочку и безукоризненно отполированные туфли.
 — Вы называете это столичным салатом?! Где вы взяли этот рецепт? Моя свекровь, будь она у меня, приготовила бы лучше!
 — Толик с восторгом понял, что это то, что он искал. Только финансово независимая женщина могла позволить себе так красиво высказать недовольство кухней!
 — Вашему шеф-повару только хот-догами на вокзале торговать! — продолжала бушевать посетительница. — Хотя, судя по всему, для него приготовление сосисок — непосильная задача!
 Лепечущий оправдания официант всхлипнул и умчался в направлении кухни. Момент настал!
 Арчибасов решительно подошел к столику и, чарующе улыбаясь, воскликнул:
 — Браво! Вы настоящая Валькирия! — Подобное сравнение нравилось крупным женщинам с классическим образованием. — Позвольте пригласить столь храбрую даму отведать дивных яств в другом заведении, достойном вашего вкуса и красоты? Разрешите представиться? Анатолий.
 Вычурность фразы ошеломила Привалову.
 Двадцать лет назад Валерия Евгеньевна, не задумываясь, дала бы отпор молодому наглецу. Теперь же такая откровенная лесть позабавила ее, а довольно открытый взгляд глубоких серых глаз и безусловно очаровательная улыбка заставили забиться суровое сердце старой девы.
 — Валерия, — с невесть откуда взявшимся кокетством сказала Привалова и протянула ему руку.
 Не отрывая восторженных глаз от ее лица, Толик поднес круглую веснушчатую ладошку к губам. Этот жест он тщательно репетировал перед зеркалом.


* * *

 Ресторан, в который Арчибасов пригласил Привалову, назывался изысканно и в то же время просто — «Бордо», в честь одноименной французской провинции Валерия Евгеньевна периодически любила побаловать себя дорогими винами, но в игом ресторане ей бывать не приходилось Впечатляло здесь все: чернокожий швейцар Жак на входе, гарсоны-официанты, черная мебель с коваными элементами, аромат лаванды и еще какого-то неизвестного ей растения Приглушенно звучал Джо Дассен, и на столах в черных подсвечниках таинственно мерцали свечи.
 Они заняли столик в углу Манеры Анатолия были отточены и ненавязчивы Привалова едва ли могла припомнить кого-либо из мужчин с таким же естественным умением обращаться с дамами Арчибасов же, в свою очередь, решил действовать.
 Сегодня он был при деньгах, полученная накануне зарплата не успела раствориться в клубах и бутиках. Он просто обязан был произвести на эту женщину должное впечатление и добиться того, о чем мечтал все эти годы.
 Привалова глядела в меню, но от волнения все строки сливались в одну. Мысли ее возвращались к красивому молодому человеку, сидевшему напротив "Интересно, сколько ему лет? Двадцать?
 Двадцать пять?"
 — Валерия, позвольте мне помочь вам сделать выбор? — Ласковый голос Анатолия вернул ее в реальность.
 — Ой, это было бы очень мило с вашей стороны, — пролепетала она, вытирая влажные ладони под столом о край тяжелой льняной скатерти.
 — Я сам до сих пор путаюсь во всех этих французских названиях — Он улыбнулся ей и пустился в диалог с мгновенно возникшим у столика гарсоном..
 Названия блюд ей ни о чем не говорили, она смогла лишь понять названия вин, в которых неплохо разбиралась С приятным удивлением она расслышала, как Анатолий заказал ее любимое вино — Валерия, хочу быть сразу откровенным с вами. Мне двадцать три года, я не женат, имею приличную работу и верю в любовь с первого взгляда.
 Говоря это, он пристально смотрел ей в глаза.
 Привалова ощущала себя пассажиром скоростного лифта, летящего с тридцатого на первый этаж. Ее бросило в жар, в животе что-то больно сжалось, и в висках бешено застучали молоточки.
 — Вас, наверное, удивляет моя откровенность, но я считаю, что такая женщина, как вы, заслуживает искренности, — затянул петлю Арчибасов, и Валерия снова понеслась с тридцатого на первый этаж.
 Она отчаянно боролась с захлестнувшими ее эмоциями. В ложбинку ее глубокого декольте стекла тонюсенькая струйка дота и золотая цепочка с бриллиантовой подвеской больно прилипла к коже. Привалова и предположить не могла, что когда-нибудь тело так предаст ее, холодную, как ей всегда казалось, умную женщину, никогда не уподоблявшуюся шестнадцатилетним прыщавым девицам, бесстыдно виснущим на мальчишках в дискотеках. Разум ее всегда управлял чувствами. Теперь же она сидела в этом шикарном ресторане за одним столиком с мужчиной почти на два десятка лет моложе себя. Шелковая блуза намокла в подмышках, ноги стали ватными. Его глаза смотрели ей прямо в лицо, а в зрачках плясали язычки пламени свечи, горевшей на столе.
 Анатолий щелкнул зажигалкой и закурил, не отрывая взгляда от Приваловой. Она понимала, что теперь ее очередь что-нибудь говорить. Но язык не хотел слушаться, в горле пересохло, и она предложила хриплым голосом:
 — Давайте выпьем…
 — За знакомство и за вас, Валерия. — Он Поднял свой бокал.
 — И за вас, — пролепетала она.
 — Прошу вас, будьте со мной на ты, — мягко попросил он.
 После первой выпитой бутылки последовала другая. Привалова рассказывала молодому человеку о себе, о своем детстве, юности, о работе.
 Ничуть не удивляясь своей откровенности, она даже поделилась с ним своими планами на ближайшее будущее и поведала о намерениях купить и отделать один огромный дом так, чтобы фотографии его интерьеров украсили лучшие дизайнерские издания Оставалась, правда, одна маленькая нерешенная задача — найти стоящих архитекторов и дизайнеров. Толик поспешил обрадовать свою новую знакомую тем, что он-то как раз и знает таких, более того, является офис-менеджером авторитетного бюро «Вигвам».
 — Наша с Тобой встреча — судьба, — прошептал он, целуя ее в ладошку Ее ничуть не покоробило слово «ты», напротив.
 — Давай за это выпьем, — сказала она и засмеялась. Толик отметил, что смех у не был довольно-таки приятный низшие обертоны в нем удачно сочетались с нежным сопрано.
 Гарсон возникал у столика как из-под земли всякий раз, когда их бокалы опустошались. Привалова даже не сразу поняла, каким образом она оказалась посреди зала танцующей с Анатолием под сексуальный французский баритон. Она не танцевала очень давно и, собственно говоря, никогда не отличалась хореографическими способностями, а из-за своих габаритов комплексовала. Но это и не было танцем в общепринятом смысле. Скорее всего, это походило на застывшее объятие тонкой лианы с могучим деревом.
 Привалова чувствовала упругие мышцы под пиджаком своего партнера, и горячая волна возбуждения в очередной раз захлестывала ее. В свои сорок с небольшим она уже с трудом припоминала, какие ощущения вызывают прикосновения мужских рук, пусть даже в танце. Ее личная жизнь не знала громких побед над мужчинами.
 Анатолий не раз еще заказывал медленную музыку, которая все сильнее обволакивала Валерию и уносила ее в богатый мир эротических грез. Во время танца его губы слегка касались ее шеи и волос. Рассуждения на тему разницы в возрасте и искренности чувств ее спутника были окончательно вытеснены, самим ее женским естеством Даже если этот вечер завтра окажется миражом, сегодня она имеет право быть счастливой…
 На выходе швейцар Жак с пониманием улыбнулся. В руках у нее были нежные ирисы, заказанные Анатолием прямо в ресторан. Привалова села на мягкое сиденье дорогой машины и назвала водителю свой адрес. Арчибасов заботливо накрыл ее плечи своим пиджаком и жадно вдохнул аромат ее волос.
 Привалова жила в хорошем доме: консьержка на входе и круглосуточно работающие лифты.
 Ключи очень долго не слушались, ему пришлось взять инициативу на себя. Спальня была в самой глубине квартиры Уже почти войдя в нее, Валерия робко предложила:
 — Может быть, кофе?
 — Потом, я сам приготовлю его тебе, — и он накрыл ее губы долгим, и глубоким поцелуем.
 Кровать Приваловой представляла собой воистину монументальное сооружением три на три, с тяжелым балдахином и золотыми ламбрекенами, свисающими по углам. Прохладные пальцы Арчибасова скользнули под дорогое кружевное белье Валерии, и он с удовлетворением отметил, что тело ее, несмотря на минувшую молодость, сохранило приятную упругость и вместе с тем было каким-то мягким и уютным. Она хрипло вскрикнула и притянула его к себе…


* * *

 Неделю спустя Привалова начала потихоньку приходить в себя. Она перестала испытывать страх, что ее встреча с Анатолием — всего лишь сон, от которого она завтра очнется. Он же окончательно обосновался в ее роскошной квартире, испытывая искреннюю симпатию к женщине, которая так беззаветно раскрылась навстречу ему. В визитках Анатолия Арчибаеова изменился номер домашнего телефона, а к офису он теперь подъезжал на новеньком «Фольксвагене». Толик не испытывал никаких угрызений совести на тот счет, что кто-то захочет назвать его альфонсом. Нет, пользуясь благами, которыми окружила его Валерия, он дарит ей неземное блаженство обладания его молодым телом.
 При этом он не был циником, просто иногда считал, что нужно называть вещи своими именами.
 Более того, ему действительно было хорошо с ней, и всякий раз, когда, она в рабочее время звонила ему на мобильник, у него на душе становилось тепло и радостно. Матери Толик решил пока ничего не говорить. Свой переезд из дома он объяснил тем, что зарплата позволяет ему снять жилье поближе к офису, да и ей будет спокойнее: меньше готовки и волнений из-за его ночных гуляний.
 Об официальном оформлении отношений речи не возникало. Толик об этом пока не задумывался, а Валерия боялась спугнуть любовника. А может быть, она еще окончательно не определилась с ответом на свой же вопрос: «Не боюсь ли я показаться смешной?»
 Так или иначе, но пока их все устраивало. Мастер Приваловой в салоне, где она регулярно появлялась, чтобы привести себя в должный вид, не преминул отметить, что в последнее время Валерия Евгеньевна весьма посвежела, похорошела, и даже сбросила пару килограммов. В ее фирме подчиненные тоже обратили внимание на произошедшие с ней метаморфозы. Она перестала нервно покрикивать на молодых сотрудниц, а об одной из них даже проявила что-то вроде материнской заботы: дала ей три отгула вне очереди Причину столь разительной перемены в начальнице не знал никто, хотя женские язычки поговаривали, что без мужика тут не обошлось.




 5


 Привалова появилась в арт-бюро «Вигвам» через неделю после того, как Ляля показывала ей дом. «Мерседес» остановился у особнячка около полудня. Валерия Евгеньевна в отчаянно-красном костюме и остроносых туфлях была в прекрасном настроении. Сладкий дурман духов заполнял салон автомобиля. Достав из крошечной сумочки из крокодиловой кожи зеркальце, она еще раз придирчиво осмотрела прическу и макияж — все было в порядке. Улыбка тронула ее губы, никогда еще она не выглядела так хорошо. Водитель открыл дверцу, и Привалова вышла из машины.
 Хозяева арт-бюро были в своей мастерской и обсуждали преимущества подвесных потолков от разных производителей. Анатолий ждал ее с десяти часов и подготовил все демонстрационные материалы.
 — Ну здравствуйте, Анатолий! — Валерия остановилась на пороге, довольная произведенным эффектом.
 Арчибасов подошел и поцеловал ей руку, она прошла в его кабинет и села на плетеный из ротанга диван.
 — Кофе или, может быть, белого вина? — спросил он.
 — Пожалуй, вина, — ответила Валерия, она чувствовала себя бесшабашно молодой и раскованной.
 Анатолий позвонил, вошла секретарша — девица лет двадцати, одетая неброско, но элегантно, и хорошо темперированным голосом спросила:
 — Вызывали, Анатолий Георгиевич?
 — Ксюша, принеси бокал белого вина для нашей гостьи и чашку кофе без сахара мне.
 Ксения кивнула и вышла. Через пару минут она вошла снова, неся на маленьком бамбуковом подносике бокал вина и чашечку кофе:
 — Прошу вас.
 Валерия благосклонно улыбнулась ей и отпила глоток, глядя на Анатолия.
 — Ксюша, — попросил он, — предупреди Сергея Николаевича, что мы поднимемся в мастерскую минут через пять.
 Ксюша опять кивнула и исчезла.
 — Хорошее вино, — сказала Валерия.
 — Такое, как ты любишь, — ответил Анатолий. — Я позволил себе сделать небольшой запас на тот случай, если ты заедешь.
 — Спасибо, ты так внимателен.




 6


 Всю неделю Клава была страшно занята и возвращалась домой поздно. Осенью и весной, как известно, обостряются хронические болезни, психические не являются исключением. Одна из клиенток звонила несколько раз, и Клава назначила ей на субботу. И хотя в субботу она собиралась заняться сараями на участке, другого времени просто не было.
 В десять утра клиентка была уже в доме у психолога и рассказывала ей о своей проблеме с сыном, то и дело вытирая глаза тонким батистовым платком.
 — Представьте себе, Клавдия, он оклеил все стены в своей комнате фотообоями с любимым мультипликационным героем, меня не пускает даже убраться.
 — А кто же убирает в его комнате? — полюбопытствовала Клавдия.
 — Никто не убирает. Я представляю себе, что там творится! — Посетительница снова промокнула уголок глаза платочком.
 Клава начинала скучать. Плакать из-за неубранной комнаты? В таком случае ей можно было бы рыдать пять раз в неделю, заходя в комнаты детей!
 — А кто же его кумир? — спросила она.
 — Пикачу.
 — Пика… Простите, как вы сказали? Кетчуп?
 — Кетчуп? — переспросила дама в полном недоумении. — Какой кетчуп? Я говорю о Пикачу, самом милом из покемонов.
 Настала очередь Клавы недоумевать. «До чего доходят эти дети! Нет, чтобы восхищаться кем-нибудь в человеческом обличий. Выбрать себе в кумиры японского чебурашку-мутанта?! А чему, собственно, удивляться? Дети ведь кормят томагочи вместо живых котят и щенков, пьют кока-колу, едят.., вообще страшно думать, что они едят в наше время! ..Надо бы на базар сходить за грудинкой и сварить настоящего борща, а то Филя с Настей его уже сто лет не ели, все всухомятку…»
 — Вам ведь нравится Пикачу? — спросила дама с некоторой агрессией.
 — Мне? — Клава привыкла к странностям своих клиентов, но иногда им удавалось поставить ее в тупик. — Речь ведь не обо мне, а о вашем сыне.
 — Но я не могу разговаривать о дорогих моему сыну вещах с человеком, который не разделяет его вкусов.
 — Боюсь, вам будет трудно найти собеседников, — сухо заметила Клава. — Полагаю, наша встреча подошла к концу, а вам, я посоветую сшить себе костюм Пикачу и в нем производить уборку. Думаю, в этом случае проблем на границе не будет, — добавила она, мягко подталкивая даму к выходу..
 Закрыв калитку за особой, которая сама нуждалась в серьезной помощи, Клава облегченно вздохнула. Нет, в последнее время количество клиентов, которых следовало бы направить к психиатру, увеличилось. — Вот что творят новые рыночные отношения с гражданами с лабильной психикой.
 До приезда Ляли было еще два часа. А не сходить ли баню? Времени достаточно, да и людей в это время там практически нет.
 Баня в районе Клавы была замечательная. Построенная еще в довоенное время и ремонтировавшаяся после этого всего пару раз, она тем не менее славилась по всему городу. Рассказывали, что стоит она на каких-то источниках и поэтому вода здесь обладает поистине волшебными свойствами. Кожа после банных процедур становится упругой и бархатистой, волосы — шелковыми. Клава относилась к посещению бани трепетно, как к важному ритуалу. У нее всегда была припасена баночка с медом и солью, такая маска оказывала хороший очищающий эффект. Летом Клава брала с собой веник из свежей крапивы, мелиссы, мяты и любистока, запаривала его в шайке с кипятком, а потом хлестала им себя с мазохистским наслаждением, чувствуя, как кровь, разгоняясь по сосудам, заставляет краснеть тело.
 Завершив самоистязание, она выливала на себя отвар трав из шайки и с чувством выполненного долга шла в предбанник.
 Вот и сегодня она быстро собрала необходимые вещи и отправилась в баню.




 7


 Я приехала к Клаве, как и договаривались, ближе к вечеру. Прогноз погоды был, что называется, самый обнадеживающий, гроза со шквальным ветром, но подруга не спешила домой. Зная, что пунктуальность не самое основное качество ее характера, я не удивилась, а решила подождать на лавочке у калитки. За это время я понаблюдала, как Клавкины куры совершили энергичное восхождение на виноградник.
 Люди, которые до сих пор думают, что куры не умеют высоко прыгать и летать, даже не представляют себе, насколько они заблуждаются.
 Клавкины куры выросли в очень либеральной атмосфере. Появление их прошлым летом в этом доме объяснялось стремлением подруги обзавестись натуральным хозяйством. Но Клава не была очень прагматичной особой. —Нормальный курятник так и не был воздвигнут, что давало ей повод всякий раз упрекать Филиппа в наплевательском отношении к ней, дому и животному миру в целом. Ажурное сооружение из металлической сетки, прутьев и потускневших досок стало именоваться курятником. Куры не преминули воспользоваться хлипкостью своей обители. Первым лазутчиком оказался тощий куренок с хохолком на голове. Разбегаясь, он подпрыгивал и, перемахнув через сетку, приземлялся прямиком во влажные и прохладные капустные листья. Пример оказался заразительным. Курсы молодого бойца были пройдены всеми остальными пернатыми за несколько дней. Вероятно, надо учесть тот факт, что Клава частенько забывала досыпать корма. Поэтому курам ничего больше не оставалось, как перейти на вольные хлеба. Очень долго среди знакомых подруги ходила и обрастала яркими подробностями история, случившаяся в конце лета. Накануне Клава вернулась домой затемно и прямиком отправилась спать. Утром ее разбудил звонок постоянной клиентки — творческой неврастенички, страдающей хронической депрессией. Дама в очередной раз пыталась найти смысл своего существования на этом свете. Клава, как всегда с клиентами, была терпелива и последовательна:
 — Маргарита, попробуйте каждое утро говорить слова благодарности Высшему Разуму за то, что он подарил вам новый день, — начала она, вставая с кровати и путаясь в подоле длинной ночной рубашки. Зажав трубку между ухом и плечом, протопала в окну, выходящему в огород, чтобы открывающийся в лучах утреннего солнца пейзаж вдохновил ее на новые веские аргументы для клиентки.
 — Суки-и-и!!! — завопила она и уронила трубку.
 Следующие несколько секунд Клава судорожно решала, что предпринять: попытаться вылезти в огород через форточку или же, обувшись, выбежать через дверь. Но что-либо предпринимать было уже поздно. Зрелище за окном мало чем отличалось от лунного пейзажа. Лишь одинокие, торчащие из земли стебелечки напоминали о былом плодородии Клавкиного огорода. Куры сожрали все подчистую. Им хватило вчерашнего дня, чтобы уничтожить всю флору и превратить некогда цветущий островок в безжизненную пустыню. В тот день я заехала к Клаве уже после полудня, когда накал страстей спал и ярость шла на убыль. Клава водила меня по бывшему огороду и поясняла с горечью:
 — Вот здесь была капуста, а здесь — болгарский перец. Все сожрали, сволочи! Даже хрен вон там у забора, и тот слопали.
 — Да они у тебя теперь, считай, фаршированные. Режь да ешь! — не удержалась я, но Клавка не обиделась:
 — Ха! Если бы! Отравимся. Вон, видишь?
 Они все лилии пожрали! Токсикоманы хреновы!
 Одно упоминание о лилиях вызывало у меня головную боль и приступы сладкого удушья.
 Встречаются же извращенки, которые любят эти цветы!
 Голенастые куры тем временем табунами носились по огороду, иногда прячась за сарай и подмигивая из-за угла.
 — Мерзкие твари! — не унималась Клава.
 В этот момент рыжий петушок суетливо выклевывал пестики и тычинки у последней, росшей чуть поодаль у туалета лилии, а серая курочка услужливо наступила когтистой ногой на стебель растения, чтобы кавалеру было удобнее достать до цветка.
 — Вот вам и безмозглые создания! — заметила подруга и, по-моему, посмотрела на эту картину глазами психолога.
 Закончив экскурсию побывшим плантациям, за чашкой кофе Клава развила свою теорию о том, что куры — это потомки динозавров, только до нее люди не были столь наблюдательными, чтобы заметить очевидное.
 — Ну вот присмотрись к ним поближе, — на стаивала она, — эти ноги, когти, кожа…
 Мое воображение, видимо, было не столь богатым, ко, вспоминая изображение птеродактиля из учебника по зоологии, я готова была провести некоторые параллели.
 В общем, той осенью подруга осталась без овощей и пряностей. Но уныние было ей чуждо, а талант психолога направил эмоции в нужное русло.
 — Это знак, — решила она. — Значит, в моей жизни появятся новые события, которые так или иначе отвлекли бы меня от огорода.
 Так и вышло. Бурный осенний роман забрал у нее уйму здоровья и ничего не дал взамен.


* * *

 Клавдия явилась через полчаса, когда небо окончательно затянуло тучами и в воздухе запахло дождем, даже куры успели куда-то скрыться.
 — Вот так всегда, — сказала она. — Стоит мне сходить в баню, как тут же начинается дождь.
 — Еще не начался. — Я посмотрела на лиловые тучи, нависшие над головой.
 Подруга щелкнула электрочайником и пошла переодеваться. Я мысленно обратилась к дому через дорогу: что же такое там творится? Села у окна, достала маленький театральный бинокль, украшенный перламутром, и стала рассматривать особняк.
 — На! — За спиной возникла Клавка с настоящим цейссовским биноклем в руке.
 — Откуда такая роскошная оптика? — поинтересовалась я, меняя свой бинокль на ее.
 — Дедушкин, — коротко ответила Клава.
 — Он что, был шпионом?
 — Нет, служил в НКВД.
 Я изумленно посмотрела на подругу. Такая подробность из жизни ее родни была мне неизвестна. Клава молча развела руками, мол, а что?.. Бинокль оказался на редкость хорош, все-таки немцы знают толк в оптических приборах. Дом напротив был виден в мельчайших подробностях и производил противоречивое впечатление. То ли архитектор был приверженцем смешения стилей, то ли заказчик любил сказки и фильмы ужасов: домик, вернее сказать, замок, — под стать Дракуле-Сам доктор Франкенштейн мог бы позавидовать этому архитектурному чуду. Две каменные лестницы вели на высокое крыльцо, колонны из резного кирпича, входная дверь из настоящего дуба с огромным медным кольцом и заклепками. Вообще, обилие цветного металла потрясало. Купола, иначе не скажешь, венчавшие четыре сторожевые башни, покрыты медными листами, уже позеленевшими от соприкосновения с агрессивной окружающей средой в виде осадков. Медные шишки на ограде, бронзовые фигуры львов, украшающие или охраняющие дорожку от ворот к дому. Замок был до того уродлив, что невольно приковывал взор. Я бы, наверное, чувствовала себя в нем седьмой женой Синей Бороды.
 Я так вжилась в образ, что заорала от ужаса, когда холодная липкая лапа легла мне на плечо.
 — Ты с ума сошла? — оторопела Клава.
 — Руки холодные!
 — Ну да, я мыла посуду.
 — А почему холодной водой?
 — Да какая разница!
 Мне всегда казалось, что разница есть, но Клава была особенной женщиной, и иногда ее заявления и высказывания ставили меня в тупик.
 — Что-нибудь есть?
 — Нет. Все, как обычно.
 — Следи за окнами, — сказала подруга.
 Окон в доме было не меньше сорока, больших и маленьких, круглых и высоких островерхих, готических. Вот приятно их мыть! Из-за одних окон не хотела бы жить там.
 Тем временем стемнело. Ветер, налетевший неизвестно откуда, погнал по улице прошлогодние сухие листья, обрывки бумаги и мелкий мусор. Ветки деревьев застучали по крыше Клавкиного дома Вскоре первые крупные капли дождя забарабанили по окнам, и, наконец, хлынул настоящий ливень.
 — Ты гляди, прогноз оправдался, — удовлетворенно заметила Клава.
 Где-то раздался противный звук, как будто застучали по жести.
 — Это в тазик капает, — словно прочла мои мысли Клава. — Крыша-то протекает, вот я тазик и подставила.
 — А что, твои Мерлины не могут залатать кровлю? — спросила я.
 — Это они по виду Мерлины, а по сути — настоящие гоблины, их не допросишься, — вздохнула подруга.
 А я бы заставила таких здоровых балбесов потрудиться на благо семьи. Нет, в квартире все-таки жить легче Есть соседи, ЖЭК или РЭУ в конце концов. Жизнь в своем доме — постоянная борьба за выживание. А если дом к тому же большой…
 Я вспомнила о причине моего визита — наблюдение за домом напротив — и снова поднесла к глазам шпионское снаряжение. Сердце мое екнуло: на втором этаже светилось окно, как будто кто-то зажег фонарик или свечу. Свет появлялся в одном окне, исчезал и появлялся в другом. Похоже, кто-то шел через анфиладу второго этажа. Но кто бы это мог быть? Привалова не стала бы лазить в потемках по дому. Он и при свете дня производил гнетущее впечатление. Частичное отсутствие внутренней отделки, голые окна и пролеты лестниц не создавали ощущения уюта.
 Когда здесь поработает команда дизайнеров, вероятно, в него можно будет входить без содрогания и внутреннего протеста.
 — Пойдем! — Клавкин голос опять отвлек меня от размышлений. — Пойдем посмотрим, кто там!
 — Ты с ума сошла? Я что, похожа на Баффи — победительницу вампиров? На что ты меня толкаешь, а вдруг это опасно?
 — Да мы возьмем с собой Лорда! Он уже давно не гулял и не охотился.
 Надо сказать, что прогулки Лорда всегда оборачивались охотой на местных котов, и какой-нибудь из них непременно заканчивал свою кошачью жизнь в пасти дога. Ну не любил он кошек! Сердобольная Клава вздыхала, когда Лорд возвращался с прогулки с добычей, которую он гордо клал к ее ногам. Очередную жертву закапывали в огороде и долго объясняли псу, что его отношение к фауне негуманно Странно, но на кота, жившего в доме, черного и жилистого Ксенофонта. Лорд не нападал. Может быть, уважая его боевые заслуги, — кот в драке потерял глаз, а может, относясь к нему, как к домашнему имуществу, которое дог должен был охранять.
 Когда я наконец накинула плащ и вышла во двор, Клавка с фонариком и в калошах на босую ногу стояла у калитки. Рядом нетерпеливо гарцевал Лорд.
 — Тпру! — прикрикнула на него подруга. — Ты меня грязью забрызгаешь!
 — Ты бы хоть носки надела, простудишься, — посоветовала я.
 — Я так ближе к земле, — загадочно откликнулась Клава, а я не стала вникать в смысл сказанного и лишь вздохнула:
 — Пойдем, что ли!
 Если бы сосед Клавдии захотел укрепиться в своем мнении относительно влияния одиночества на душевную организацию женщины, у него не было бы лучшей возможности, чем сегодня, стоило лишь выглянуть в окно. Две невысокие жмущиеся друг к другу фигурки, шатаясь, шли через дорогу. Рядом галопировал Лорд. Я укоризненно сказала ему:
 — Слушай, ты не на параде! Тебя за версту слышно! Был бы ты болонкой, мы бы остались незамеченными.
 — Будь он болонкой, мы остались бы дома!
 Или ты уже осмелела? Как поет «Несчастный случай»: «…никто не знал, а я — Бэтмен», — пропела Клава неожиданно хриплым голосом.
 — Да тихо ты!
 Мы подошли к воротам загадочного дома, и я отперла замок" одним из ключей на связке. Вообще ключей там было много, и связку в случае необходимости можно было использовать в качестве оружия. Тюкнуть легонько по темечку, и все — общая анестезия.
 — Ляля, Привалова ведь уже купила этот дом?
 — Ну да, а почему ты спрашиваешь именно сейчас? — не поняла я.
 — Просто удивлена, что она не забрала у тебя ключи.
 — Она забрала, а сегодня утром в офисе обнаружилась еще одна связка. Завтра отвезу, а пока грех не воспользоваться.
 — А ты уже сообщила Приваловой об этом? — хитро спросила Клава.
 — Нет, а что?
 — И не торопись, мало ли что.
 — Действительно, — согласилась я. — Тем более что кроме меня этих ключей никто не видел.
 Дорожка, ведущая к дому, была посыпана толченым кирпичом. Мне всегда казалось это странным: в сухую погоду кирпичная пыль равномерно покрывала обувь, а в дождливую образовывала чудную бурую жижу. Клавка бодро шлепала калошами.
 — Слушай, они что, большие? — прошипела я.
 — На вырост, — как всегда загадочно ответила Клава.
 Как еще она собиралась расти в ее тридцать восемь лет? Может, есть способ растоптать ноги?
 Кажется, я свихнулась! О чем я думаю? Взгляд скользнул по оскаленной морде.
 — Тьфу, напасть! Это же бронзовый лев!
 — Ну да. А ты какого хотела здесь увидеть в такую погоду, живого? Он бы уже давно уполз под крышу. Слава богу, места в доме хватает. Здесь можно поселить Кубанский казачий хор, футбольную команду, и на первом этаже разместить небольшой зоопарк. Смотри, на этой балюстраде шикарно смотрелись бы павлины…
 — Здесь шикарно смотрелись бы только совы и вороны, — перебила я Клаву.
 — Да ладно тебе. Дверь как открывается, за кольцо?
 — Ага. Дерни, деточка, за веревочку, дверь и откроется? Ты перепутала сказки. Надеюсь, сам Дракула нам не откроет. А вообще-то у меня ключи, ты забыла?" — Я перебрала связку и нашла медный ключ с фигурным кольцом. Он повернулся легко и без ожидаемого мной скрежета. Мы нырнули внутрь. В холле было темно и сыро.
 Меня охватил страх. Чтобы не было слышно, как стучат мои зубы, я укусила себя за палец. Лорд исчез в темноте.
 — Лорд, — сиплым шепотом позвала Клава. — Вернись! Куда ты? Пойдем за ним. — Она потянула меня за рукав.
 — Ыгы!
 — Что? Да что с тобой?
 Я вынула палец изо рта.
 — Пойдем!
 Стараясь не шуметь и не споткнуться, мы пошли вдоль стены.
 — Включи фонарик.
 — Что?
 — Фонарик! — прошипела Клава. — Я ведь не летучая мышь. Свети под ноги, а то свалимся с лестницы.
 Дрожащий свет фонарика заскользил по полу и стенам.
 — Вот лестница. Нам ведь на второй?
 — Да!!!
 — Слушай, я тоже нервничаю, — сказала Клава.
 — Прости. Как ты думаешь, мы найдем Лорда?
 — Не знаю. А вот он, похоже, кого-то нашел.
 Сверху послышался вскрик и яростный лай, сменившийся стоном и рычанием.
 — Бежим! Он загрызет кого-нибудь!
 — Скорее! — встрепенулась подруга. — Мне уже негде котов закапывать.
 Я поразилась Клавкиной способности скакать вверх по лестнице с такой скоростью в калошах «на вырост». Похоже, подруга всерьез забеспокоилась. Взлетев на второй этаж и сориентировавшись по звукам, мы вбежали в комнату слева. Фонарик выхватил следующую картину: в углу на корточках, закрыв голову руками, сидел мужчина в джинсах, порванных на одном колене. Возле него, ощетинившись насколько это было возможно, рычал Лорд, шерсть на его холке и на копчике приобрела сходство с жесткой обувной щеткой.
 — Лордик, мальчик мой… — засюсюкала Клава, подзывая дога.
 — Уберите собаку! — раздался голос со стороны окна.
 Мы повернули головы и увидели парня, стоявшего на подоконнике. Вид его впечатлял: волосы всклокочены, куртка и брюки разорваны, какая-то палка в руке…
 — Совсем сдурели, на людей с собаками! — добавил парень. — Сначала нужно разбираться, а потом зверей натравливать!
 — А мы сейчас и разберемся, — решила действовать я. — Вот вы, на подоконнике, собственно говоря, кто? Карлсон?
 — Нашли время острить! Я же не сравниваю вас с кикиморами, хотя очень похожи. Особенно леди в калошах, — осмелел «Карлсон», а парень, лежавший на полу, встал и начал отряхиваться.
 — Кто? Я?! — закусила удила Клава. — Лорд!
 — Тихо, тихо! Я неудачно пошутил. Давайте, мы покажем документы, и все прояснится.
 — Ваши документы, — официально заявила я, но никто не удивился такому тону, даже Клава, хотя требовать чьи-либо документы я не имела никакого права.
 Парень слез с подоконника и протянул мне свои права: Евгений Летягин и т.д.
 — Это не вы, — возмутилась Клавдия, заглядывая мне через плечо, — у вас тут прическа не такая!
 — Девушка, — вступил в разговор другой, обретший наконец дар речи, — а вы на документы тоже вот в этой панамке фотографируетесь?
 — Я бы попросила! Это не панамка, а шляпка, — возмутилась подруга.
 — От поганки! — хихикнул взъерошенный.
 — Очень по-джентльменски, — не удержалась я.
 — Разрешите представиться, — неожиданно вежливо заговорил второй, трофей Лорда. — Сергей Куприянов — архитектор, а Евгений — мой деловой партнер. Вопросы есть?
 — Есть! — не успокаивалась Клава. — Партнеры-домушники?
 — Ну побольше позитивизма, девушки, — вполне миролюбиво ответил Сергей, — мы совладельцы арт-бюро «Вигвам». Может быть, слышали?
 — Мы довольно-таки известны, — добавил его партнер.
 — Очень скромно, — вставила Клава.
 — Зато честно! — ответил Сергей. — А вы сами что здесь делаете?
 — Я лично продала этот дом одной состоятельной женщине….
 — Так вы теперь богатая невеста? — поинтересовался блондин, спустившийся с подоконника.
 — Я всего лишь агент по недвижимости.
 И меня интересует, что творится на объекте ночью в отсутствие хозяйки? — Краем глаза я заметила, как скептически поморщилась подруга. Видимо, объяснение было неубедительным.
 — Именно эта состоятельная женщина и дала нам ключи, чтобы мы могли безотлагательно ознакомиться с фронтом работ и подготовить смету. Тут столько работы, что мы засиделись до ночи, — пояснил Сергей.
 Когда мы вышли из «замка», дождь уже прекратился. С листьев сиреневого куста, росшего у самого крыльца, стекали и плюхались оземь тяжелые капли. Пахло мокрой травой. Лорд громко втянул влажный воздух своими крупными ноздрями и весело помчался через двор к воротам. Мы с Клавой испытывали некоторые угрызения совести, ведь это наша собака чуть не загрызла этих, в общем-то, приятных ребят. А потому предложили всем сейчас же отправиться к ней, выпить чаю. Наши новые знакомые с удовольствием приняли приглашение.


* * *

 Аркадий Яковлевич откинулся в удобном кресле, обвел взглядом кабинет, место, где он проводил две трети своей сегодняшней жизни.
 С тех пор как обосновался здесь, он успел привыкнуть к этой комнате, к виду из окна, к звукам, доносившимся с улицы. Контора находилась в самом центре на вокзальной площади, но городская суета его не утомляла. С того времени, как в доме у него стало совершенно тихо, шум позволял отвлечься от внутренних диалогов, которые он постоянно вел сам с собой.
 Тишина в доме объяснялась очень просто: дети выросли и ушли во взрослую жизнь, не забыв, однако, заручиться финансовой поддержкой отца. Появлялись они не часто, но Аркадий Яковлевич относился к этому с пониманием. Он привык отдавать им все, ничего не требуя взамен. Причиной такого беззаветного служения детям был тот факт, что они рано лишились матери. —Его жена долго болела и умерла, когда дочери было шестнадцать, а сыну тринадцать лет. Теперь же это были вполне самостоятельные, люди. Отец скучал, но выпрашивать внимание было не в его стиле. Гордый и независимый, он не привык казаться слабым.
 В углу пробили напольные часы. Десять вечера. В комнате был полумрак, горела лишь настольная лампа. Разноцветные огни рекламы за окнами отражались в стеклах дубовых книжных шкафов. Аркадий Яковлевич был консерватором и терпеть не мог современный офисный интерьер с пластиковой мебелью и жалюзи на окнах. На его взгляд, солидная классика производила то впечатление незыблемости и надежности, которые так необходимы были людям, приходившим к нему за помощью.
 От долгого пребывания за письменным столом болели спина и шея. Он сделал несколько вращательных движений головой и закинул за нее руки. Весь вечер он провел над бумагами, а территория стола вовсе не расчистилась от них. Отнюдь, их как будто стало больше. Аркадий Яковлевич выключил и закрыл ноутбук и собрался встать, когда нетерпеливый звонок в дверь конторы напомнил ему о встрече. Время было позднее, секретарь Лилия Дмитриевна уже ушла домой. Никто не помешает их разговору. Он медленно поднялся и усталой походкой направился к двери. Сухо кивнув, поприветствовал визитера — желания соблюдать приличия не было. Тот тоже казался ненастроенным на долгие расшаркивания. Они всего лишь деловые партнеры на время, ничего больше.
 — Вот, смотрите. — Гость положил на стол тугой пакет из фотоателье «Кодак», судя по всему с фотографиями.
 Аркадий Яковлевич перевернул его, и на дубовую поверхность стола высыпались цветные карточки, штук двадцать. Дом на Майской, полная рыжая дама, молодой человек, улыбающийся ей. Вот они в машине, вот — в ресторане. Даму он, естественно, знал, а вот юношу вряд ли встречал когда-либо ранее. Сын? Насколько он знал, сына у Приваловой не было.
 — Мне нужна информация об этих людях, — глухо сказал визитер. — Снимки оставляю вам.
 — Оставьте, — устало сказал адвокат.
 — Все, о чем мы с вами договаривались, остается в силе, не так ли?
 — Само собой разумеется.
 — До встречи. — Не протягивая руки, гость развернулся и пошел к выходу.
 Аркадий Яковлевич сгреб фотографии в ящик стола, выключил свет и покинул свою контору.




 8


 Моя малогабаритная двухкомнатная квартирка представляла собой пик полета строительной мысли конца семидесятых годов. Несмотря на то что из-за бурно разросшихся тополей света в квартиру проникало мало, а квадратура оставляла желать лучшего, я любила свою жилплощадь, и она казалась мне вполне уютной. Мы с мужем купили ее семь лет назад, когда решили связать наши судьбы навечно. Навечно не получилось, но зато расстались мы приятелями, без долгого выяснения отношений и помоев, которые обыкновенно некогда пылко любящие друг друга супруги выливают друг другу на голову в момент прощания. Дмитрий вообще не склонен был расплескивать свои эмоции понапрасну. Неплохой программист, он был убежденным интровертом и трудоголиком. Год назад он уехал в Канаду, предварительно оформив наш развод. «Все дела нужно доводить до конца, Ляля. Неопределенность вредна». Собственно говоря, его стремление искать счастья и востребованности на Западе и явилось камнем преткновения в наших отношениях.
 Я не хотела уезжать из своего города, пыльного летом, грязного зимой, но все равно любимого и родного. Димка и раньше работал в Канаде по полугодовым контрактам, возвращался без особого энтузиазма и при первой предоставившейся ему возможности не преминул уехать насовсем.
 Я не воспринимала данный шаг как предательство. Иногда даже задавала себе банальный вопрос: а была ли любовь когда-либо в наших отношениях? Сейчас мне казалось, что нет. Дима решил, что все наше движимое и недвижимое имущество, а именно: эта квартирка и видавшая виды «шестерка» останется мне. Я отнеслась к его решению с благодарностью. Он позвонил из Канады лишь один раз, сообщить, что добрался и устроился нормально. И все. Я и не ждала его звонков. Здесь его ничего не держало: ни родных, ни семьи, ни детей, которых Бог почему-то нам не дал. В общем, история моего замужества была весьма незамысловатой, но зато в результате я не приобрела стойкой неприязни к мужскому полу. Таким образом полагала, что самое прекрасное и необыкновенное чувство ждет меня впереди;
 Я плюхнулась на диван и вытянула ноги на пуфик, стоящий рядом. Сегодня вечером я могу наконец-то побыть одна, спокойно поразмышлять о событиях последних дней. Я щелкнула пультом телевизора и тут же убрала звук. В программе новостей рассказывали об очередной авиакатастрофе. Мне, человеку, страдающему клаустрофобией и боязнью высоты одновременно, всякий раз, когда я была вынуждена лететь самолетом, непременно казалось, что сия участь постигнет и наше воздушное судно. Абстрагироваться или, что еще более нереально, спать во время полета было невозможно. Я протирала салфеткой мокрые ладони и настороженно вслушивалась в шум работающего двигателя. Предпочитала сидеть и лишний раз даже не посещать туалет. Во-первых, я полагала, что баланс лайнера будет нарушен, если всем пассажирам взбредет в голову шастать туда-сюда, а во-вторых, сама мысль о том, что роковой катаклизм может застигнуть меня врасплох в отсеке уборной, казалась ужасающей!
 Новости закончились, и начинался какой-то фильм. Я включила звук. В главной роли был… Антонио Бандерас! «Это знак!», сказала бы Клава.
 И я пустилась в размышления с удвоенной силой и призналась себе, что брюнет в «БМВ» все чаще занимал мои мысли. Не то чтобы мне нравились только брюнеты, но я действительно не испытывала нежных чувств к блеклым блондинам. Сама я не отличалась природной яркостью: светлые волосы прозаично серого оттенка, глаза, цвет которых порой даже невозможно было определить, и отсутствие здорового румянца. А если рядом еще и альбинос, пусть даже атлетического телосложения? Нет, такая картинка меня не вдохновляла.
 Только выразительный мужчина способен был воспламенить мои чувства! Увязнув в своих рассуждениях, я уснула сидя на диване.
 Телефон зазвонил где-то в начале второго ночи.
 — Лялька! Быстро приезжай! — Клава была чем-то встревожена.
 — Ты знаешь, сколько сейчас времени? А моя машина, между прочим, в гараже.
 — Бери такси и быстро дуй ко мне. Тут призрак замка снова появился!
 — Клава, выключи телевизор. Я в такое время фильмы не смотрю.
 — Какие фильмы?! Ты что, не понимаешь?
 Опять свет горит в окне этого проклятого дома!
 — Да это, наверное, снова ребята ночью трудятся…
 — Как же! Я звонила уже Сереге, он дома дрыхнет.
 — Как все нормальные люди, только ты…
 — Короче, я тебя жду. — В трубке послышались короткие гудки.
 Быстро одевшись, я выглянула в окно. Дождь лил как из ведра, Я вызвала такси и помчалась вниз по лестнице. Через каких-то пять минут перед моим подъездом затормозил старенький «опелек» с шашечками на дверце.
 — Куда едем, барышня? — Голос у водителя вполне соответствовал ночному времени суток — хриплый бас. Узнав адрес, мужик недовольно вздохнул: это было совсем недалеко, навар получался небольшой. Бензином в машине воняло нещадно, при этом водитель еще и курил, плотно закрыв все окна от дождя. Поразмыслив над сочетанием запахов бензина и табака, я задала глупый вопрос:
 — А мы не взорвемся?
 Водитель внимательно посмотрел на меня в зеркало над лобовым стеклом, прищурился и затянулся поглубже, при этом огонек его сигареты блеснул особенно зловеще" Я закуталась в плащ и замолчала до конца пути.


* * *

 — Ляля, как ты долго! — зашипела мне в ухо Клава, едва я захлопнула дверцу автомобиля.
 — Ты меня чуть до инфаркта не довела своим зловещим шепотом! — взвизгнула я. — Чего ты стоишь тут под дождем, как тополь на Плющихе?
 — Караулю, вдруг он попытается убежать.
 — И что же ты тогда, интересно, будешь делать?
 — А вот у меня свисток! Представляешь, я начинаю свистеть, все выбегают…
 — Да кто услышит этот жалкий писк в такую грозу! Тоже мне, соловей-разбойник. — Я не переставала удивляться Клаве. — А вот прибьет он тебя точно, если ему на пути попадешься. Давай зайдем к тебе во двор.
 — Лялечка, ты только не ругайся, — начала оправдываться Клава, и я почувствовала неладное. — У меня калитка захлопнулась, а я без ключа выбежала.
 — Ну так звони скорей, дети откроют! — Мое терпение было на исходе.
 — А у нас звонок в дождь не работает, что-то там замыкает.
 Я быстро сориентировалась и набрала на мобильнике Клавкин номер, в надежде, что хоть кто-то из детей не спит богатырским сном. Гудки шли очень долго, затем раздался сонный голос Филиппа:
 — Алло…
 — Сынок, это мама! Открой калитку, а то я ключ забыла, — затараторила Клавка в трубку.
 — Вы ошиблись, тетенька. Гуднайт. — Филя засыпал в здравом уме и твердой памяти и слышал, как его мать трещит по телефону в соседней комнате.
 Клава звонила еще несколько раз. К тому моменту, когда Филя окончательно вник в суть происходящего, мы вымокли до нитки.
 — Теперь давай скоординируем наши действия, — отогревшись, ожила Клава. Я в это время замерла у окна с биноклем. В «замке» все еще горел свет на втором этаже.
 — Главное, чтобы нас не заметили. Одеваемся и идем!
 Резиновые сапоги-заброды в количестве двух пар Клавка как-то одолжила у соседа рыбака, долго объясняя ему причину так внезапно вспыхнувшего интереса к рыбной ловле. Клаве он не поверил, но порадовался, решив, что в ее личной жизни наметился перелом. Вот в них мы и обулись, надели клеенчатые плащи, обмотали головы платками. Клава даже попыталась надеть очки для подводного плавания, но я ее отговорила, аргументируя свое мнение тем, что привидение тоже человек, и если оно увидит нас даже в таком виде, может испугаться, а если на Клаве будут еще и эти очечки, то оно отдаст Богу душу во второй раз, если такое, конечно, бывает.
 Открыть ворота возможным не представлялось, так как неизвестно, где я потеряла один ключ из той связки, которую так и не отдала Приваловой. Забор вокруг зловещего дома был высокий и неприступный, но мы нашли выход: перелезли через него со стороны соседнего с «замком» участка Там жил одинокий алкоголик Михась, который поставил свою проржавевшую «Ниву» вплотную к красному кирпичному забору Весьма грациозно мы вскарабкались на бывшее средство передвижения, с него на довольно широкий забор, а оттуда пришлось прыгать вниз, зажмурив от страха глаза. Благо, почва от дождя была мягкая, а кактусы в нашей климатической зоне, к счастью, не росли. Поэтому приземлилась я вполне удачно. Клава же рухнула с подозрительным грохотом и лязганьем Приглядевшись к ней, я заметила, что у нее в руках блестит какой-то металлический предмет.
 — Клава, что это?
 — Я решила прихватить с собой Филькин меч с его дурацких боев.
 — Боже мой, Клава! Я с тобой с ума когда-нибудь сойду. Он же тяжелый до ужаса!
 — Семнадцать килограммов, Филькина гордость, сам ковал.
 — А как ты его тесла, что я не заметила?
 — Как знаменосец на марше!
 — Бросай его здесь!
 — Ты что?!! Меня же Филя…
 — Да мы и трех метров не пробежим с такой тяжестью! Брось его, я сказала!
 Клава не посмела ослушаться, но дальше пошла с насупленным видом.
 — А вдруг нашей жизни будет угрожать серьезная опасность, — не унималась обиженная подруга.
 — Таких мыслей даже допускать нельзя! — категорично парировала я. — Тихо!
 Мы присели на корточки за небольшим кустиком. Нас насторожил странный булькающий звук, который доносился из чернеющего дома.
 Свет в окне второго этажа дрогнул, как будто кто-то попытался задуть свечу, но у него не получилось с первого раза.
 — Что это за звук, слышишь? — прошептала я.
 — Похоже, вода в чайнике закипает, — ответила Клава.
 — Мозги у тебя в котелке, по-моему, закипают. Ты не обижайся, Клава, но какой может быть чайник в два часа ночи?
 — А есть люди, которые чай пьют ночами, — продолжала подруга, и я начала опасаться за ее рассудок. Может, она сильно переволновалась и что-то у нее там в голове заклинило. На всякий случай я решила предложить:
 — Может, вернемся?
 — Ты что?! Мы ведь почти у цели. Давай подойдем поближе и попробуем войти в дом. А там и спрятаться легко, если что, — столько комнат.
 А тут мы на виду, как мухоморы на поляне.
 Ее рассуждения были не лишены здравого смысла. Под прикрытием темноты и дождя мы побежали вверх по ступеням и юркнули под навес крыльца. Всю нашу амуницину решили оставить прямо здесь и сбросили ее вниз под крыльцо. Из замшевого кошелька, болтавшегося у меня на шее, я извлекла ключи и открыла дверь. Она отворилась с тихим скрипом, мы решительно шагнули в зияющую пустоту холла. Клавка вцепилась в мой локоть с такой силой, что я чуть не взвыла от боли. Какое-то время мы постояли у колонны, чтобы глаза успели привыкнуть к темноте. Привыкать пришлось долго, так как тьма была кромешная. Неизвестно, сколько бы там еще простояли, дополняя собой архитектурно-скульптурный ансамбль холла, если бы не шаги, вполне отчетливо раздавшиеся над нашими головами.
 — Ляля, я боюсь. — Клава дрожала так, что стук ее зубов, казалось, был слышен на втором этаже.
 — Я тоже, — только и промямлила я.
 — Давай спрячемся в какой-нибудь комнате, вдруг он надумает спуститься, а тут мы. А он небось с фонариком и…
 Словно в подтверждение Клавкиных слов тонкий лучик света скользнул по лестнице, ведущей на второй этаж. Мы, словно по команде, присели и на четвереньках стали отползать к ближайшей комнате слева. Насколько я помню, это была столовая. От страха у меня свело желудок, а Клава вдруг начала.., икать.
 — Шшш, — зашипела я от ужаса.
 Но бедная Клава ничего не могла поделать.
 Чем больше она пыталась сдерживаться, тем громче была икота. Дубовая тумба, непонятно для каких целей стоявшая посреди зала, была единственным местом, куда можно было запихнуть икающую Клаву. Двоим тут явно не хватило бы места. Поэтому я тихо спряталась сзади нее, прикрыв собой дверки на тот случай, если Клаве взбредет в голову оттуда вывалиться.
 Шаги доносились уже из холла. Влажный от дождя воздух наполнился каким-то сладковатым и душным запахом.
 — Ик! — раздалось из тумбы. Я налегла на дверки сильнее, надеясь заглушить Клавкин «привет из глубины души». Она прошептала мне едва уловимо:
 — Это хлороформ? — и снова икнула.
 — Не знаю, молчи!
 Луч света выхватил дверной проем, который я могла видеть, лишь вывернув голову самым невероятным образом. Стук моего сердца, казалось, заглушал шум дождя. И тут на фоне освещенного проема, как на картине в прямоугольной раме, я увидела его: высокого, красивого, на этот раз без черных очков и серебристого «БМВ». От неожиданности я открыла рот так, что у меня свело челюсть. Нервно сглотнув, я издала какой-то внутриутробный звук и с щелчком снова закрыла рот.
 Он стоял вглядываясь в глубь коридора, и курил сигару. А, вот откуда этот сладкий аромат Бедная Клава. Она, наверно, думая, что это хлороформ, потеряла сознание, сидя в тумбе. Икать, по крайней мере, перестала.
 Не знаю почему, но в столовую он светить не стал. Видимо, был уверен, что здесь никого нет.
 Постояв какое-то время, он выключил фонарь, и я решила, что он собирается уходить. Выждав пару минут, я снова открыла рот, чтобы позвать Клаву, и в этот момент услышала мужской голос:
 — Алло. Это я… Все в порядке… Она от нас никуда не денется…
 Струйка холодного пота побежала по моей спине. Если Клава и не лишилась чувств при мысли о хлороформе, то сейчас наверняка умерла от ужаса. И вдруг мной овладело какое-то абсолютное равнодушие. Я даже расслабила спину и откинула голову. Отчетливо было слышно, как мужчина прошел через холл ко входной двери, вышел и захлопнул ее за собой.
 — Клава, — позвала я через минуту. Из тумбы никто не отзывался. Я открыла дверки, и мои, окончательно привыкшие к темноте, глаза увидели следующую картину: свернувшись калачиком, Клава.., спала!!! Я чуть не скончалась от переживаний за нее, а она уснула! Ну уж нет, удовольствия высыпаться здесь до утра я ей не доставлю. Я решительно дернула подругу за ногу.


* * *

 — У меня все болит! Все! Как будто меня били везде: по спине, по голове, по животу. Это все дурацкая тумба! — стонала Клава. Она лежала на диване с пуховым платком на пояснице и пузырем со льдом на голове.
 — Эта дурацкая, как ты говоришь, тумба, может быть, спасла тебе жизнь. Я уж не говорю о том, что некоторые успели в ней еще и выспаться. — Я не отказала себе в удовольствии подшутить над подругой.
 — Ляля, ну как ты не понимаешь? Это ведь нормальная реакция организма на кислородное голодание. Сон был первой фазой продолжительного обморока. Я была близка к смерти, — разъясняла Клава довольно бодрым для умирающего человека голосом.
 — Народ, завтракать будем?! Блинчики с медом! — крикнула Настя на кухни, откуда уже расползался заманчивый аромат блинов.
 — Буду! — Яне раздумывала ни секунды. — А вот маме твоей, наверное, пока не стоит.
 — Что значит «не стоит»? Стресс усиливает аппетит. — Пузырь со льдом плюхнулся на сладко дремавшего Ксенофонта, и Клава бодро прошлепала в кухню, не забыв, однако, прихватить теплый платок.
 — Блинчики с медом — настоящая панацея от кислородного голодания, — констатировала я и отправилась за ней.
 За завтраком мы говорили о загадочном брюнете с сигарой. Клава попыталась порассуждать на тему, встречаются ли курящие привидения, но, зайдя в тупик, замолчала и посмотрела на меня:
 — А ты-то что думаешь?
 — Я его уже один раз видела.
 — ..?
 — Помнишь, я рассказывала тебе о красавце в серебристом «БМВ», ну, из его машины еще шарфик выпал. Помнишь?
 — Так ты что же думаешь, он шарфик пытается найти? А откуда он мог знать, что ты ночью попрешься в этот дом, да еще с шарфиком? — С серьезным видом Клавдия ждала ответа. Какое-то мгновение мне казалось, что она издевается надо мной. Но я в жизни своей не встречала человека добрее и безобиднее Клавы, поэтому мысль об издевке улетучилась.
 — А по этажам с фонариком он бродил тоже в поисках шарфика? Ну подумай, Клава, причем тут шарф!
 — Правильно, он ищет что-то другое.
 — Ну наконец-то, — обрадовалась я. Мыслительные способности подруги серьезно не пострадали.
 — Ляля, — отвлекла меня от рассуждений Клавка, — а как ты думаешь, что это там булькало?
 — Мам, а где мой меч? — Филя стоял в дверях кухни. Он только что вернулся из тренажерного зала и собирался на очередную фэнтази-тусовку.




 9


 Анатолий скучал. Его нынешнее положение казалось все менее интересным. Эйфория от доступности всех благ цивилизации начинала проходить.
 И чему, собственно говоря, радоваться? Тому, что все вечера напролет он сидит дома в обществе женщины, начинающей ему слегка надоедать? А в городе кипит жизнь! Дискотеки и рестораны не закрылись, узнав о том, что Толик Арчибасов пригрелся в уютном гнездышке под женским крылышком. Они по-прежнему манили его. Может быть, сегодня Валерия придет домой не такая уставшая, и они смогут отправиться куда-нибудь развлечься? Он бесцельно щелкал пультом телевизора, когда хлопнула входная дверь. Вставать и идти в холл не хотелось. К чему весь этот политес, поцелуи в щечку, ути-пути?.. Он устал…
 Привалова удивилась, что Анатолий не вышел ее встречать. Она слышала звук телевизора и понимала, что он дома. Возможно, просто не заметил, как она пришла.
 — Привет, мой сладкий. — Валерия стояла в дверях комнаты. У нее было приподнятое настроение. Ей так хотелось поскорее вернуться домой и провести с ним вдвоем этот вечер, зажечь свечи, включить лирическую музыку. Сегодня месяц, как они познакомились. Интересно, помнит ли он об этом? Она приготовила ему сюрприз. От предвкушения романтического вечера все внутри нее радостно трепетало.
 Анатолий полулежал в низком кресле перед телевизором. Он равнодушно скользнул по ней взглядом и сказал:
 — Ты пришла? Сегодня даже раньше, чем обычно.
 — И это не случайно. — Валерия не заметила его интонации. — Устроим сегодня вечер со свечами!
 — Давай лучше съездим в «Стрекозу», там сегодня классная программа, — предложил он.
 — Зачем нам программа? — не поняла она. — Мы чудесно проведем время вдвоем, разве ты не рад?
 — Рад, — без энтузиазма бросил Анатолий.
 Он встал, запахнул полы атласного халата и направился в ванную.
 — Ты куда? — Валерия растерянно смотрела на него.
 — Полежу в ванне.
 — Толик, а как же ужин?
 — Но ты же не хочешь в «Стрекозу»? —"В его тоне чувствовалось раздражение.
 — Зачем куда-то ехать? Сегодня такой день!
 — Какой? — спросил он, но интереса в его словах не было.
 — Месяц со дня нашей встречи, вот какой!
 — Я поздравляю тебя.
 — И я тебя, — упавшим голосом ответила Валерия, на глаза начали наворачиваться слезы.
 Она открыла рот, чтобы сказать еще что-то, но он уже скрылся в ванной. Некоторое время она в растерянности стояла перед закрывшейся дверью, а затем отчаянно забарабанила в нее:
 — Толик! Открой дверь, нам нужно поговорить!
 — О чем? — он немедленно открыл дверь. — Опять о твоем новом доме? Я устал слушать о нем! В жизни есть и другие вещи, которые мне интересны!
 — При чем тут дом? — Валерия почувствовала, как ее бросило в жар.
 Ответа не последовало, она услышала лишь шум воды. От обиды запылали щеки, кровь застучала в висках. Как он смеет так разговаривать с ней? А она мечтала удивить его и порадовать своим подарком, современнейшим ноутбуком… Вот ведь дура! Она схватила бутылку минералки. Налив себе целый стакан, выпила залпом, вытерла губы тыльной стороной ладони и отправилась в спальню.
 В спальне было прохладно и тихо. Телевизор, работавший в гостиной, здесь не был слышен.
 Она задвинула тяжелые шторы и села на кровать.
 Со стены на нее смотрела бабка Наталья.
 — Ну что ты смотришь на меня? Я сделала все, что ты хотела, я такое сделала… — Она разрыдалась, обхватив голову руками, раскачиваясь из стороны в сторону…


* * *

 Валерия хорошо помнила тот жаркий летний полдень, когда бабка Наталья привела ее сюда, на эту улицу. В тот день у нее всю дорогу расстегивались босоножки, и она все время отставала, заставляя бабку досадливо ее окрикивать: «Валюшка! Живей, рябушка моя!» Бабке не нравилось имя, которое ее непутевая дочь дала внучке.
 «Что это за имя, — возмущалась она, — как лекарство горькое. Не греет оно душу, холодное какое-то». А уж уменьшительное «Лера» вызывало у нее и вовсе отвращение: «Тьфу, ну и назвала ребенка!» Поэтому в устах бабки Натальи имя Валерия превращалось в Валюшу и Валюшку.
 Привалова помнила этот день с поразительной точностью. Даже сейчас ей почудилось, что затрещали цикады и все наполнилось тем зноем, когда кажется, будто воздух дрожит и звенит. И лицо бабки, еще не старое, но уже со щеками, напоминающими мягкую ворсистую замшу. В молодости Наталья Игонина была красива и статна. Белая кожа без единой веснушечки, каштановая коса, глаза, зеленые и умные. Приваловой достались от нее только глаза, веснушками ее щедро обсыпал отец-неудачник. От него же достались и эти ржавые волосы: как будто богатые косы Натальи вдруг взяли да и вымочили в «Белизне». Бабка ласково звала внучку рябушкой. Закрыв глаза, Привалова до сих пор могла услышать голос бабушки: тихий, но вместе с тем наполненный какой-то удивительной жизненной силой и мощью. Это был голос женщины, которая не могла простить людям свою загубленную и украденную жизнь.
 — Вот, Валюша, это все должно было стать твоим. Все! От этой аптеки на углу до вон того домишки за синим забором, — щурясь от солнца, Наталья всматривалась далеко в конец улицы. — Твое! Ты должна вырасти, ряба, и вернуть все это себе, нам, Игониным. Помни, ты — единственная, кто это может сделать.
 …В тот день он наконец-то согласился с ней встретиться. Грязный ублюдок! Как он смел протягивать лапы к этой земле и к этому дому? Кто он такой? Грязь под ногами, помойный пес!
 Валерия пыталась взять себя в руки. Она унижалась перед этим убожеством, упрашивая его продать ей дом на Майской. Главное, успокоиться и не дать слабину-Жизнь часто ставила ее в такие условия, когда ей приходилось проявлять недюжинную выдержку и твердость характера. Но сегодня, пожалуй, наступил один из решающих моментов ее жизни. Она пойдет до конца и не остановится ни перед чем. Если потребуется, она зубами вырвет у него купчую на дом. Валерия отпустила водителя еще в обед, поэтому никто не знал о ее планах на вечер. Они договорились встретиться у него на квартире в девять часов. По телефону он говорил с ней развязно и бесцеремонно. Ничего, она готова стерпеть и это, лишь бы результат лег на ее чашу весов.
 Она заехала домой, чтобы переодеться и прихватить кое-какие бумаги. Погода была пасмурной, и стемнело поэтому рано Накрапывал мелкий дождик, грозивший перейти в настоящий ливень. Дом, где была его квартира, Привалова нашла легко, хотя последний раз в этом районе города была, наверное, лет десять назад. Дверь открыл довольно худой пожилой мужчина, одетый вполне прилично. На самом деле он наверняка был моложе, чем казался. Возможно, ранняя седина была тому причиной. На его изрезанном морщинами, а может быть, и шрамами, лице глаза казались молодыми, но это были холодные серые волчьи глаза. Валерия сразу поняла, что с этим человеком будет сложно договориться. Он заявил, что в дом они поедут на ее машине, так как он не планировал на сегодняшний вечер никаких дел и, соответственно, не выгонял свою из гаража. Ей было все равно, лишь бы покончить со всем этим как можно быстрее.
 Когда они подъехали к дому, дождь уже разошелся. Валерия не взяла зонт, и ей хватило нескольких секунд пробежки от машины до крыльца, чтобы основательно вымокнуть. Он захлопнул входную дверь и повел ее на второй этаж. Дом производил угрюмое впечатление. Отсутствовали межкомнатные двери и лестничные перила.
 Он заговорил первым. Его и без того неприятный сухой голос в незаполненном пространстве звучал особенно зловеще:
 — Я не привык, чтобы мне ставили условия.
 — Я пока лишь прошу, — Валерия старалась не показать, что робеет перед его внутренней силой. — Ваша цена?
 В помещении раздался металлический смех, многократным эхом вернувшийся из пустых комнат.
 — Да ты в своем уме?
 — Мы с вами не переходили на «ты».
 — Я уже перешел. — У него на губах играла торжествующая улыбка, но глаза не улыбались совсем.
 — Ваша цена?
 — Миллион долларов! — В его взгляде читались превосходство и издевка.
 — Я думала, вы серьезный человек. Этот дом не стоит таких денег.
 — Этот дом стоит всей моей паскудной жизни! — заорал он ей прямо в лицо. — А ты со своими долларами не стоишь и одного сортира этого дома! Ты слышишь???
 Она посмотрела в его налитые злобой глаза, и ей вдруг показалось, что он действительно сейчас превратится в оборотня. Открытый в крике рот обнажал крупные желтоватые зубы, а седые волосы придавали поразительное сходство с одиноким неприкаянным волком-убийцей Еще миг, и его глаза сверкнут желтым огнем… Валерия собралась слухом и вытащила свой последний козырь:
 — Я знаю, кто вы!
 Его рука молниеносно скользнула в карман куртки Раздался щелчок, блеснул длинный нож.
 В голове у Приваловой пронесся вихрь мыслей, а перед глазами калейдоскоп картинок. Она попятилась, но назад идти было некуда: прямо за спиной зиял лестничный проем, не огражденный перилами. Валерия сжала кулаки Она понимала, что он будет в ярости, но даже не предполагала, что ее блеф повергнет его в состояние бешенства. Она попыталась снова начать диалог:
 — Я ведь могла оставить где-нибудь компрометирующие вас бумаги, — осторожно сказала она.
 Он молчал.
 — Давайте все же договоримся, — продолжила она.
 Внезапно он заорал так громко, что она зажмурилась и даже присела:
 — Убью!!!
 Он ринулся на нее. Еще мгновенье, и жизнь ее оборвется в то самое время, когда она так близка к цели! Валерия рванулась вправо, но он успел схватить ее за рукав плаща. В ней проснулся инстинкт самосохранения, и, как дикая кошка, она вцепилась ему в лицо. Он взвыл и, потеряв равновесие, отчаянно забалансировал на краю лестничного пролета. Она ударила его кулаком в грудь и выдернула из его пальцев свой плащ. Еще пара секунд, и послышался глухой звук тела, упавшего на мраморный пол первого этажа. Все кончено…
 Валерия не помнила, как села в машину и доехала до дома. Дождь к этому времени лил как из ведра. Она бросила машину во дворе и побежала к подъезду. Лифт очень долго не приходил, но идти пешком на двенадцатый этаж не было сил. Она привалилась к стене и, тяжело дыша, стала ждать.
 Консьержка, к счастью, отсутствовала и не могла видеть обувь и брюки Приваловой, измазанные в жирной грязи. Лифт наконец-то распахнул двери, и Валерия, зайдя в кабину, грузно опустилась на корточки. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем она доехала до своего этажа.
 В квартире зажгла свет во всех комнатах, словно опасаясь, что этот человек внезапно выйдет из какого-нибудь темного угла вопреки тому, что она оставила его лежащим на полу особняка. На улице внизу послышался вой сирены, и она сжалась при мысли, что ее уже ищут. Но звонка в дверь не было, и Валерия постепенно начала приходить в себя и снова приобрела способность рассуждать. Ее никто не видел. Хотя… Они поехали к дому на ее машине и.., это конец! Как только обнаружат тело, все укажет на нее. Мысли завертелись в голове с бешеной скоростью. Вернуться! Нужно вернуться и спрятать его! Нет трупа — нет преступления… Она переоделась, чтобы не привлекать внимание своими заляпанными брюками, взяла старую занавеску, толстую бельевую веревку, фонарик, нож и пешком спустилась вниз.
 Хорошо, что она не поставила машину в гараж, а то сторож заметил бы ее приезд и отъезд в Такое время да в такую погоду. Это наверняка удивило бы его.
 Остановившись в двух кварталах от дома, Валерия вышла из машины, достала из багажника грязные тряпки и завесила ими номера. Проделывая все это, она горько усмехнулась всей нереальности происходящего. Забрав с собой приготовленные вещи, направилась к дому. Дождь хлестал с неистовой силой, но это было ей только на руку: в такую погоду вряд ли найдутся желающие бродить дворами.
 Она тихо скользнула к входной двери, та по-прежнему была открыта. Прекрасно. Значит, никто не появлялся здесь с тех пор, как она оставила его лежащим на ледяном мраморе в ярко освещенном холле. Привалова остановилась в нескольких шагах от распластанного тела. Убегая, она старалась не смотреть на него, но теперь видела, что он лежал, неестественно вывернув голову. Значит, умер сразу. Она подумала об этом с облегчением. Тоненькая струйка крови, стекающая из уха, на полу превращалась во внушительных размеров безобразную черную кляксу. Преодолевая приступ тошноты, Валерия подошла к телу и, накрыв его занавеской, обмотала веревкой, завязала крепкий узел на ногах. Она пыталась сообразить, в какой стороне дома вход в подвал. Насколько она припоминала, где-то недалеко слева. Оставив труп, Привалова проверила это. Вход действительно был там, причем дверь лишь плотно прикрыта. Она вернулась к телу и, стараясь не смотреть на него, намотала на руку конец веревки, потянула его в сторону подвала.
 Труп заскользил по полу с удивительной легкостью, оставляя грязный след на розовато-серой поверхности мрамора. Сложности начались в том месте, где гладь пола заканчивалась и начинались ступени, ведущие в подвал. Валерии никак не удавалось стащить тело вниз. Натянувшаяся веревка больно жгла руку, а груз не двигался с места.
 Она решила поменять тактику и стала толкать тяжелое тело перед собой. Оно глухо ударилось оземь. Оставалось теперь найти укромный уголок, чтобы схоронить в нем этот жуткий «клад».
 Она пошла осматривать подвал. Звук шагов уносился куда-то далеко и не собирался возвращаться. Это свидетельствовало о том, что подземелье было огромным. Свет фонарика выхватывал длинные лабиринты и тупики, и Валерия похолодела при мысли, что может потерять выход и навсегда остаться здесь, вдвоем с мертвецом, словно замурованная заживо. Замурованная… Она тихо прошептала это слово.., и вдруг ее осенило!
 Его нужно замуровать здесь! Именно так! Замуровать навсегда. Но где именно? И тут она осветила довольно узкий коридор, конца которого свет фонаря даже не достигал. В коридоре! Перегородить его, сделать тупиком, никто и не догадается, что проход имел продолжение. Это лучше, чем закопать тело где-нибудь в подвале: глубоко не получится, а слегка присыпанное, оно даст о себе знать очень скоро, что привлечет внимание хозяев дома. Впрочем, хозяйкой теперь будет она, рано или поздно! Валерия сказала это вслух и в собственном голосе испугалась фанатизма.
 Привалова вспомнила, что где-то у лестницы видела сваленный горкой кирпич. Возможно, там найдется еще и цемент, что было бы вполне логично. Ей повезло, мешки с цементом стояли чуть поодаль и, благодаря достаточной сухости подвала, в некоторых из них цемент был пригодным.
 Валерия почувствовала необыкновенный прилив сил. Как заведенная, она бегала наверх и носила ведрами воду для раствора, который замешивала в огромной деревянной лохани, предназначенной непонятно для чего. До сих пор класть кирпич ей представлялось делом нехитрым, но все оказалось гораздо сложнее. Густой, твердеющий на глазах раствор никак не хотел ложиться на кирпич, а тяжелыми шматами падал вниз. Руки плохо слушались, пальцы больно саднило, так как перчаток и мастерка она не нашла. Хорошо хоть замешивала раствор лопатой, найденной тут же.
 Постепенно росла стена, превращающая длинный узкий коридор в тупик Потолок был невысоко и, соорудив помост из кирпичей, Валерия достала до него без труда.
 Она приволокла тело к возведенной стене и накрыла его сверху пустыми мешками из-под цемента. Куча песка в одной из комнат подземелья уменьшилась на несколько ведер, которые Валерия высыпала сверху на это захоронение. Силу нее заметно поубавилось, но работы еще было много. Предстояло возвести вторую такую же стену, что придало бы всему сооружению подобие саркофага, в котором навсегда будет спрятан труп. Она работала, не обращая внимания ни на боль, ни на усталость, пока не лег последний кирпич этой жуткой кладки. Взмокшая от пота, ома оттащила навсегда испорченные раствором ведра в отдаленный от входа закуток, там же оставила и лопату.
 Когда Привалова поднялась наверх, небо уже начинало сереть. Она выключила свет в холле и, бросив взгляд на мрачное пространство пола, увидела следы крови в том самом месте, где еще несколько часов назад лежал труп. Это надо смыть!
 Но ведер уже нет. Она осторожно выглянула на улицу. Дождик не был уже таким сильным, но прекращаться не собирался. Где-то капли барабанили по жести, и Валерия заметила небольшое корыто, стоявшее сбоку под крыльцом. Убедившись, что никого нет поблизости, она быстро сбежала по ступеням и попробовала занести посудину в дом Та оказалась слишком тяжелой. На-" кренив корыто, Валерия вылила добрую половину воды и Оставшуюся понесла в дом. Она не спеша перевернула корыто на мрамор, и бесчисленными ручейками вода разлилась во все стороны.
 Смыть запекшуюся кровь с первого раза не удалось. Привалова наполнила корыто горячей водой. Когда она вылила воду на пол, в воздухе запахло мокрым железом. Валерия Привалова не переносила запаха крови, но старалась держаться. Горячая вода сделала свое дело, оставалось только убрать грязные разводы с мрамора. Валерия посмотрела на свои окончательно испорченный раствором джемпер с жаккардовым узором, сняла его и с остервенением принялась протирать пол. Мягкая шерсть послушно впитывала влагу, и мрамор приобретал тот изысканный розоватый оттенок, какой имел до случившейся здесь трагедии.
 Домой она вернулась к шести часам утра на такси, которое поймала в нескольких кварталах от того дома. Первым делом закинула в стирку грязную одежду, прекрасно помня из прочитанных детективов, что многие преступники «погорели» на своей запятнанной одежде, которую по халатности или из чувства безнаказанности вовремя не уничтожили или не постирали. Затем приняла душ и легла спать, поставив будильник на девять. За те два часа, что она спала, ей ничего не приснилось. Проснувшись от резкого звонка будильника, Валерия сообщила в милицию о том, что прямо от дома этой ночью угнали ее машину. Затем набрала номер своего офиса и отменила все встречи на неделю вперед по причине нездоровья. Выпив кофе, связалась со знакомым из турагентства и заказала билет на Кипр на послезавтра.
 Через два дня она взошла на борт самолета.
 Белый брючный костюм дополняла плетеная соломенная шляпка, солнцезащитные очки закрывали половину лица. Валерия надела нежные лайковые перчатки, чтобы спрятать поцарапанные, в ссадинах руки. Настроение у нее было приподнятым. Ей только что сообщили, что машина целой и невредимой была обнаружена в частном секторе города недалеко от центра. Видимо, хулиганы взяли покататься.


* * *

 Воспоминания о случившемся снова оживили весь ужас, который она испытала тогда. Нет, лучше не думать, это было не со мной, это было в другой жизни…
 Тихо отворилась дверь. Анатолий подошел к кровати и, став на колени, обнял ее ноги и склонил голову:
 — Лерочка! Прости меня, дорогая, Понимаешь, я… Ну, в общем, я жутко раскаиваюсь. Ты не хочешь никуда идти? Хорошо, останемся дома. Проведем вечер вдвоем. Где у нас свечи? — Он торопливо нанизывал фразу на фразу, словно старясь заполнить словами пропасть, разделившую их.
 — Свечи в комоде, в верхнем ящике, — откликнулась Валерия голосом, лишенным эмоций. — Как ты не понимаешь, Арчибасов, что мне до чертиков надоели все эти забегаловки, даже самые роскошные? Я хочу создать хотя бы иллюзию домашнего очага. Тебе все это кажется глупым?
 Она взяла в руки его лицо и внимательно посмотрела ему в глаза. Серые глаза, обрамленные пушистыми ресницами, безмятежно смотрели в ее зеленые.
 — Может быть, мы зажжем свечи позже? — сказал он…




 10


 День был на редкость суматошный, В офисе я подготовила кучу документов, съездила на встречу с двумя клиентами и осмотрела с ними несколько домов. Погода была замечательная, середина апреля, на каштанах за какие-то пару дней распустились роскошные листья. Когда дул ветерок, казалось, деревья приветствуют вас, качая зелеными ладошками со слишком большим средним пальцем. Город казался умытым и свежим благодаря чудесным молодым листочкам, которые через несколько недель потемнеют и покроются слоем пыли, страдая от жары, источаемой раскаленным асфальтом. Я вздрогнула, представив, как по спине стекает струйка соленого пота. Слава богу, жара еще не наступила и есть время пожить.
 Пока поднялась на третий этаж, сил уже не осталось. Тяжело дыша я ввалилась в прохладный темный коридорчик своей квартиры, сбросила туфли и примостила на уголок обувницы свою просто-таки пудовую сумку. Тапочки надевать не стала, было так приятно ощущать прохладу пола босыми ступнями. Я налила себе минералки и, отхлебнув из запотевшего стакана, прошла в комнату, со стоном плюхнулась в кресло и вытянула ноги. Можно расслабиться, ни о чем не думать и ничего не делать. Телефон разбил мои иллюзии.
 — Ляля! — Радостный голос Клавки прозвенел у меня в голове и заставил поморщиться. — Это ты? Ляля?
 — Я. Интересно, кого ты еще хотела услышать, набрав мой номер, папу римского?
 — Нет, — продолжала щебетать подруга, — но Тимур и его команда мне не помешают.
 — Что ты хочешь?
 — Я хочу, чтобы ты помогла мне избавиться от хлама. Приезжай скорее, у нас будет весело.
 Мусор будем сжигать в огороде!
 В этом я не видела ничего удивительного.
 В Клавкином огороде можно было сжигать мусор, прыгать с шестом и устраивать бег по пересеченной местности — с прошлого лета в нем никто не занимался растениеводством.
 — Сама я не справлюсь, — продолжала она.
 — Что, жалко будет спичку поднести?
 — Нет. Столько мяса я не съем! — новая информация застала меня врасплох.
 — А что, будут человеческие жертвоприношения? — поинтересовалась я с опаской.
 — Ну ты шутница! Как я люблю твое чувство юмора! Нет, каннибализмом заниматься не будем. Мерлин привез из станицы полсвиньи, и Филька замариновал большую кастрюлю.
 — Класс! — Шашлык я любила до беспамятства.
 — Жеке с Серегой позвони, пусть приходят!
 И сама давай по-быстрому!
 Полсвиньи уже превращались в моих мыслях в тушу быка на вертеле, во рту скопилась слюна.
 Судорожно сглотнув, я сказала:
 — Уже лечу!
 Я позвонила Жеке и передала приглашение Клавдии. Он, похоже, обрадовался:
 — Сейчас придем, благо через дорогу. Супершоу нельзя пропустить, можно попрыгать через костер!
 Я содрогнулась, представив себя прыгающей через костер: экстрим меня никогда не привлекал.
 Когда я приехала, в огороде собрались все обитатели дома и гости. Ксенофонт и Лорд наблюдали за происходящим издали, они заняли стратегически выгодную позицию между мангалом и столом, на котором стояла кастрюля с мясом.
 Пока ребятня под предводительством Клавы резвилась, играя в поджигателей, мы с Жекой занялись нанизыванием мяса на шампуры! Серега со свойственной ему во всем основательностью готовил угли в мангале, подкладывая дрова.
 Взметнувшееся ввысь пламя отражалось в окнах дома и освещало фигурки людей, скачущих с дикими криками вокруг. Сразу заметно стемнело, небо казалось почти черным. Между тем шашлык был нанизан, и мы принялись раскладывать шампуры на мангал. Через пару минут умопомрачительный запах жареного мяса начал щекотать ноздри. Серега то брызгал водой на угли, то заставлял их рдеть, яростно нагнетая воздух листом фанеры.
 Мы с Клавой накрыли столик во дворе клеенкой, принесли тарелки, хлеб, намыли свежих огурцов и помидоров, зелень. Кетчуп был домашний и очень вкусный. Клава не доверяла покупному. «Разведут томат с крахмалом, вот тебе и весь кетчуп», не раз говорила она, увидев очередной рекламный ролик. Подруга делала приправу из мясистых помидоров-сливок с добавлением горького перца, кинзы и сванской соли (смеси соли с чесноком). Такой кетчуп просто обжигал небо, но оторваться от него было невозможно!
 — Прошу к столу! — Серега торжественно нес в руках шампуры с готовым шашлыком .


* * *

 Утром я проснулась от веселого щебета за окном. Надо же, как громко поют-птицы! В своем районе я не слышала ничего подобного. А здесь, всего в километре от самой оживленной улицы города, я словно попала в уголок девственного леса. Нет, все-таки хорошо иметь свой дом, свой кусок природы подокном, возможность почувствовать босыми ногами шершавые камешки и мягкую траву… Солнечный свет просеивается сквозь дырочки в полях соломенной шляпы, так приятно, хочется погреться на солнышке, закрыв глаза.
 Глаза закрыты, тело расслаблено, спать…
 — Ляля! Ты собираешься вставать? — громкий возглас произвел эффект ведра холодной воды, вылитого на голову. Я открыла глаза и гневно посмотрела на Клавдию, которая в домашнем стеганом халате и пушистых тапочках стояла у кровати.
 — Ты хочешь, чтобы я скончалась от инфаркта в твоем доме? Ты чего орешь ни свет ни заря?
 Клава только фыркнула в ответ:
 — Очнись, дорогая Уж скоро полдень.
 — Да ты что?! — Я рывком села, прикрывшись одеялом, спустила ноги на теплый ворс ковра. — Почему же ты меня не разбудила раньше?
 — Ты уж как-нибудь определись: то у тебя ни свет ни заря, то раньше надо было. Раньше я, между прочим, сама спала.
 — Ну вот видишь, проснулась на пять минут раньше, чем я, а ведешь себя, как будто встала на первую дойку.
 — Это во сколько? — поинтересовалась подруга.
 — Кажется, в четыре часа, я точно не помню, — призналась я.
 — Хорошо, что у меня нет коровы, — задумчиво протянула Клавдия, — мне и собаку-то лень рано выгуливать, а то пришлось бы еще корову доить…
 — Когда это ты выгуливала собаку? У тебя все выгуливаются сами: собака, кот, кролик, куры, не говоря уже о детях.
 — Да, ты права, — согласилась Клава. — Детей уже нет, упорхнули по своим делам, воскресенье же.
 Я решительно откинула одеяло и, накидывая халат поверх короткой ночной рубашки, спросила:
 — А какие у нас сегодня планы? Напомни, если ты в состоянии сделать это после вчерашнего шашлычка.
 — Не шашлычка, а вина. Вино, согласись, было классное. Где только Серега достал настоящую «Хванчкару»?
 — Ну он же? рассказывал, что один клиент расплатился грузинскими винами. Их, кстати, сейчас не достать, черт его знает, что там в магазинных налито, подделывают все, а ему настоящее привезли, солидный клиент.
 — Да, приятно, что еще где-то сохранились остатки былой советской роскоши.
 — Вот именно, остатки, — подтвердила я. — А что-нибудь осталось от вчерашнего? — Я направилась в ванную.
 — Ты шутишь? Разве после полчища саранчи что-нибудь остается? Ты, между прочим, себя тоже не отягощала мыслями о диете.
 — —Обе мы хороши, — миролюбиво промычала я, энергично размазывая зубную пасту по зубам.
 — Ты что-то спрашивала о наших планах? — Подруга возникла на пороге ванной комнаты. — Может, попьем чайку во дворе, под абрикосом?
 Заодно и решим, что делать. Может, побездельничаем для разнообразия?
 — Я — за, — ответила я. Причесываясь перед зеркалом, скорчила себе рожу, повернула голову вполоборота, правый профиль, левый… Какой профиль у Элизабет Тейлор лучше? У меня хорош любой ракурс. Да, красоту не спрячешь, я определенно себе нравлюсь. В прекрасном настроении я переоделась и, накинув куртку, вышла на крыльцо, щурясь от солнца'.
 — Хорошо-то как! А воздух! Клава, ты — счастливейший человек, ты живешь в гармонии с природой.
 Клава недоверчиво посмотрела на меня и спросила:
 — Как можно жить в гармонии с этими птеродактилями? — Она кивнула в сторону кур, деловито роющихся в куче земли у забора. — Пока я ходила за чайником, они склевали наши бутерброды. Здесь вот лежали, на тарелке, — она ткнула пальцем в пустую тарелку.
 — А с чем были бутерброды?
 — С паштетом.
 — Надо же, они у тебя и паштет едят!
 — Нет, паштет слизал Ксенофонт.
 — А ты откуда знаешь?
 — Я в окно видела, — ответила подруга.
 Я опешила:
 — Это просто беспредел, Клава! Твои животные понятия не имеют об элементарных приличиях. Я бы еще простила, если бы это кролик спер что-нибудь со стола, ты его вообще не кормишь, но Ксенофонт… Ему что, мышей не хватает?
 — Ему совести не хватает, а Варик не смог бы достать до стола, высоко.
 — А ты в следующий раз тарелку на землю поставь, — посоветовала я. — В общем, нам остался только чай, я правильно поняла?
 — Да, — смущенно ответила Клава, — Но я схожу в магазин чуть попозже.
 — Да ладно, не переживай. Нам не помешает разгрузочный день после вчерашнего обжорства.
 Клава протянула мне чашку с горячим крепким чаем. Чай у нее всегда замечательный, я с наслаждением сделала глоток:
 — Вот оно, счастье!
 Клава запахнула плащ, было свежо. Абрикосы отцвели, а весна еще не твердо помнила, что она уже наступила.
 — Что это такое? — вдруг сказала Клава. — Вот! Это твоя? — и вытащила из кармана небольшую записную книжку.
 — Нет. — Я взяла книжечку в руки, чтобы рассмотреть получше — У меня побольше, и вот тут такая штучка нарисована, — я щелкнула пальцами и замолчала, вспоминая слово, — а, иероглиф такой, обозначает «счастье».
 — Да, да, да, припоминаю, — оживилась подруга. — Тебе кто-то из Японии привез.
 — Точно, — подтвердила я.
 Я открыла книжечку. Это был еженедельник.
 Так… Какие-то цифры, каракули…
 — Клавдия! — Я строго посмотрела на подругу. — Откуда это у тебя?
 — Не знаю, — растерянно протянула та.
 — Думай, вспоминай, кто дал ее тебе подержать, ты же ее сейчас из кармана достала.
 — Надо представить себе ситуацию, восстановить обстановку. Вчера я этот плащ не надевала, да и вообще я надевала его в последний раз… — Подруга наморщила лоб, пытаясь вспомнить.
 — Напряги память, может быть, несла куда-то? Кому?
 — Не куда-то, а откуда! Я вспомнила. Когда я лежала в той пыльной тумбе, куда ты меня засунула столь безжалостно…
 — Да я спасала твою жизнь! А тебе было там так неудобно, что ты заснула, — не упустила я случая подколоть подругу. — Значит, ты подхватила эту книжечку в тумбочке?
 — Подхватила! Что это, грипп, что ли? Я ничего не подхватывала, просто, когда устраивалась поудобнее, зацепилась за что-то, дернулась, и что-то упало на голову. Я машинально сунула это в карман, думала, потом разберемся.
 — Давай посмотрим!
 "…Понимал ли я, что мне не сойдет с рук то, что я сделал? Понимал. Поступил бы я иначе, если бы можно было все вернуть? Может быть.
 Хотя нет, кое-что я хотел бы обязательно изменить….
 Я не верю в Бога, но меня крестили в детстве, и я стал носить крест, как будто он может мне помочь. Мне спокойнее с ним, будто он облегчает мою ношу, груз, лежащий на моем сердце. Я хотел все изменить, и вот что получилось…"
 Я пролистала несколько страничек с обычными пометками и стала читать дальше. Клава сидела в плетеном кресле, слушала, попивая чай.
 "…Она совершенно изменила мою жизнь. Никогда я не видел никого красивее, она нужна мне, она, как радуга, по которой я смогу уйти в небо.
 Надеюсь, что когда-нибудь я буду нужен ей".
 Клава хмыкнула:
 — Там стихов нет? Обязательно должно быть посвящение.
 Я перевернула страничку. Стихов не было.
 Клава вздохнула разочарованно:
 — Нет больше романтиков.
 — Клава, ну не все же пишут стихи.
 — Все пишут, хотя бы раз! — настаивала Клава.
 — Значит, это не тот самый раз. Слушай дальше, «Я предложил ей снять квартиру в городе, и она согласилась. Я пока не могу привести ее домой, слишком много надо сделать. Она достойна роскоши и совершенства. Кажется, я начинаю ей нравиться, во всяком случае, она звонила мне сама пару раз, сказала, что скучает». Дальше шла короткая запись, «перстень, сапфир.., деньги в банке… 3.2Р715.4.2Р915».
 — А это что? — не поняла подруга.
 — Какой-то шифр… Может, в камере хранения?
 — Там буква в начале. И всего три цифры, насколько я помню, — рассуждала Клава.
 — Слушай, а может, это депозитарий в банке?
 — Может, только в каком?
 — Не знаю, — сказала я и посоветовала:
 — Перепиши-ка эти цифры на всякий случай.
 Подруга нацарапала их моим карандашом на пачке чая. Я стала читать записи дальше:
 «…послать цветы, она любит белые розы».
 — А ты говоришь, нет романтиков. Клава, зачем тебе стихи, если дарят розы?
 — Розы! А сапфиры? Как ты думаешь, эта запись означает, что он вел учет подарков?
 — Не знаю, похоже. Давай посмотрим дальше. — Я опять принялась читать вслух:
 «Перстень с сапфиром ей понравился. Она порхала весь вечер, как бабочка, счастливая и веселая. Я смотрел на нее и думал о том, как приятно, оказывается, дарить подарки. Не помню ни одного подарка в детстве, мне покупали кое-какую одежду, остальное приходилось добывать самому. Все в школе и в поселке боялись связываться со мной. Я никогда не показывал свои приобретения родителям, а они и не интересовались, откуда что берется. Папаша был вечно пьян, а мать, наверное, об этом не задумывалась. А теперь я смотрел на радость другого человека и чувствовал себя счастливым, как будто я не…» Запись обрывалась. Я поискала продолжение, но его не было. Следующая страница начиналась со слов: «…я сойду с ума. Я понимаю, что другого выхода не было, концы нужно было обрубить, или он, или я».
 — Ого! — оживилась Клава. — Что бы это значило? Дай-ка дальше я почитаю, а ты чай попей.
 — Да он остыл уже, пойду чайник включу.
 Мне кажется, что чтение затянется не на шутку, особенно с твоими комментариями.
 — Ну давай, и баранки прихвати, я про них совсем забыла. Там в буфете, в коробке из-под голландского печенья.
 — Хорошо, сейчас вернусь.
 Я отправилась в дом. Галопом пронеслась по кухне, щелкнула чайником и полезла в буфет. Металлическая коробка из-под печенья сразу бросилась в глаза. Открыв ее, я с удовольствием хрустнула свежей баранкой. А голландское и датское печенье в этих банках напоминает детские куличики из песка, и не только по виду. По-моему, его покупают только из-за банок, чтобы было куда складывать всякую всячину. Лично я руководствуюсь этими соображениями.
 Схватив закипевший чайник, я ринулась во двор. Клава читала, беззвучно шевеля губами. На меня она не обратила внимания. Я демонстративно поставила чайник на стол прямо передней. Она вздрогнула и, подняв глаза, произнесла трагическим шепотом;
 — Тут такое! Я сейчас тебе зачитаю пару отрывков… Мне тоже чай налей, — сказала она, наслюнявив палец, чтобы перевернуть слипшуюся страницу.
 "За что мое детство было растоптано и изгажено моими родителями? Матерью, которая вызывала у меня отвращение, и отцом, вспоминая которого, я до сих пор задыхаюсь от стыда и злобы. Я словно опять сижу под лестницей подъезда и размазываю по лицу слезы и грязь, отчаянно пытаясь не слышать его пьяные хриплые крики и смех пацанов на улице, бросающих в него гнилую картошку. За что моя жизнь началась в этой клоаке? Что же такое должна была совершить человеческая душа в предыдущем воплощении, если верить в бессмертие, чтобы ее следующая жизнь зародилась в чреве такой женщины — слабой, беспринципной, жадной. И почему же мне не дали шанса совершить нечто доброе на этой земле?
 Доброта. Самое лицемерное понятие в этом мире.
 Ее нет, есть только жалость и корысть".
 — Клава, я не психолог, но мне кажется, что Эдипов комплекс в его случае не имел места.
 Клава согласно кивнула:
 — Да, у него большие проблемы с родителями, но это не самое страшное. Как тебе вот это?
 «Почему мне жаль его, этого паренька-водилу? И не жаль тех двоих, которых я убил? Каких звали? Байкер и Кабан. Интересно, как быстро нашли Байкера в туалете уфимского аэропорта и нашли ли Кабана в лесу на трассе в четырех километрах от Уфы? Кто их оплакивал? Кому их уход причинил боль? Отличались ли их родители хоть чем-то от моих? Или были еще равнодушнее и тупее? Помню, как моя мать передала мне в колонию десять пачек „Примы“ и два литра своего вонючего пойла, которое она гнала и которым торговала сутки напролет. Стены квартиры, в которой я, рос, как болотный сорняк, впитали этот кислый запах. Другие матери привозили своим сыновьям вязаные шерстяные носки и белье, еду и деньги. Моя же передала то, что ей ничего не стоило. Она плевала на то, что из-за простуженных почек я мочился кровью и гноем и не пил эту мерзость, которая воняла женщиной, родившей меня на свет. Она ведь даже не плакала в зале суда. Мой переезд в колонию означал, что ей не придется видеть меня каждый день и читать в моих глазах ненависть к себе. Да что она вообще могла читать?»
 Клава посмотрела на меня.
 — Ну это просто жуть! Сейчас будут перечисляться трупы, а что мне особенно нравится, с указанием места захоронения, — не выдержала я.
 — Да нет, тут опять лирика. Слушай.
 «Мне порой кажется, что она — фея из моих детских грез, которая влетела в мою жизнь, чтобы уже на закате дней я познал, что такое счастье. Иногда мне даже страшно бывает дотронуться до нее, а вдруг она исчезнет и никогда не вернется? Девочка-мечта, которой не суждено было сбыться ранее» когда я был молод. В моей молодости не было счастья, не было любви. А теперь я уже боюсь любить, слишком часто я сам предавал, чтобы кому-то верить до конца. Моя первая любовь пришла с опозданием лет на сорок, задержалась где-то в пути. А я в это время жил так, чтобы окончательно отрезать ей дорогу к себе.
 Моей первой женщиной стала прачка в колонии, дебелая бабища лет сорока пяти, румяная и пахнущая хлоркой. К ней бегали не все, только избранные. Денег она не брала. Уже сейчас я понимаю, что женщина эта была недолюбленной и истосковавшейся по чьей-то ласке, вот и получала ее от осиротевших волчат, в большинстве своем не знавших материнского тепла… Она была терпеливой и доброй, я вспоминаю ее с благодарностью…"
 — Да у нашего автора и юность соответствующая. Похоже, из колоний он не вылезал.
 — Ляля, на, сама почитай, а то ты сейчас все баранки съешь.
 — Это нервное, ты вон мой карандаш грызешь.
 — Да? — Клава внимательно посмотрела на огрызок, бывший когда-то моим новым французским карандашом. — А я думаю, почему вкуса не чувствую…
 «Иногда мне кажется, что лишь недавно я начал распознавать голоса птиц и замечать пробуждение природы весной, чувствовать запах дождя и любоваться закатом. Неужели я жил до этого на другой Земле или в другом измерении? Почему я не замечал красоты вокруг себя».
 "Ну почему во сне я постоянно вижу его глаза? Встревоженные глаза еще мальчишки, но уже отца троих детей? Ведь я не успел рассмотреть его глаз и испуга в них. Так почему же теперь мои сны заставляют меня вновь и вновь вглядываться в их свинцовую глубину? Чтобы увидеть там свое отражение?.. Его младшему сыну уже больше трех лет, и он не успел увидеть своего отца.
 Это лучше, чем видеть такого отца, как мой. Его сын счастливее меня! Я — чудовище, израненное № безжалостное… Вот почему мне нестерпимо хочется выть на полную луну…"
 — Клава, тебе не кажется, что здесь речь идет о том пареньке-водиле, как его называет автор?
 — Там, где он описывает убийства в Уфе?
 — Да.
 Я перелистала странички и нашла упомянутую запись.
 — Получается, что здесь описывается убийство уже троих, и все это произошло в окрестностях Уфы. Жаль, что у нас нет возможности просмотреть тамошние газеты, мне кажется, мы бы нашли кое-что в рубрике «Криминальные происшествия», это позволило бы сделать некоторые предположения. Так, что у нас дальше?
 «Денег было так много, что я невольно оглядывался по сторонам, и мне казалось, что все вокруг видят, сколько их у меня. Говорят, что не в деньгах счастье, и мне хотелось проверить это на собственном опыте Первое время я вел себя осторожно и скромно, но город был незнакомым и у меня начало сносить крышу… Рестораны, проститутки… Да, счастье не в деньгах. Будет то, что написано на роду. Счастье не спрятано в денежных мешках, в карманах дорогих шмоток или в багажнике крутой тачки. Оно где-то рядом и далеко одновременно. Полюбила бы она меня без денег? Зачем я в сотый раз задаю себе вопрос, ответить на который так и не смогу. И все равно я счастлив…»
 — Я тоже была бы счастлива с большими деньгами, — сказала Клава.
 — Клава, ты подумай, может быть, из-за этих денег и произошли все эти убийства! Ты бы убила ради денег?! Не выдумывай!
 «Как хорошо, что я встретил ее сейчас, когда могу дать ей все, а она радуется как ребенок. Она и есть еще ребенок, а я старик рядом с ней. За что она меня полюбила? Что это: награда за мою безрадостную жизнь или наказание? Вдруг она разлюбит меня? Нет, лучше умереть раньше, не дожить до этого дня…»
 — Значит, денежки он начал тратить ради этой загадочной красавицы, — сказала я.
 — Вот видишь, он не для себя старался. Как говорят французы: шерше ля фам! — Клава попыталась объяснить мотив содеянного.
 Мы стали читать дальше…
 «Сегодня утром я проснулся раньше и долго любовался ее прелестью. Спящая, она еще прекраснее! Я сидел и ждал, когда она откроет глаза и солнечный свет отразится в их голубизне…»
 «Я чувствую, что меня ищут. Так дикий зверь чует, когда за ним идут по следу. В жизни, из которой я пришел, того, что я сделал, никогда не прощают. Если меня найдут… Но ведь не нашли же за три года…»
 — Жить и бояться т-г никаких денег не надо! — вздохнула я, а подруга молча кивнула.
 «Сегодня опять звонила эта женщина. Она не может понять, что я не отдам ей замок моей принцессы…»
 — А это кто, его бывшая жена?
 — Впечатление такое, что жены у него никогда не было. Помнишь, как он про любовь пишет? — спросила я.
 — Наверное, ты права, — глубокомысленно заключила Клава. — А может, все не так страшно? Может, человек все это сочинял на досуге?
 — Знаешь, по-моему, это никак не тянет на рукопись книги, — высказала предположение я.
 — Порой люди такой литературой увлекаются… — с видом бывалого критика сказала подруга. — Не куртуазный роман, конечно, но за нечто среднее между «Преступлением и наказанием» и «Любовником Леди Чаттерлей» сойдет.
 — Да нет же, — упорствовала я. — Это не художественное произведение, это чьи-то откровения, разве ты не чувствуешь?
 — Все-таки, дневник?
 — Именно!
 Клава как-то странно уставилась на меня, в ее глазах появились хорошо знакомые мне огоньки. Так бывало всякий раз, когда на подругу снисходило озарение.
 — Я поняла, Ляля, — почему-то заговорщицки прошептала она. — Это дневник пропавшего хозяина дома.
 — Совсем необязательно.
 — Да ты раскинь мозгами хорошенько, все сразу становится понятно. Человек построил такую громадину, деньги у него были. Теперь это совершенно ясно.
 — И что?
 — Ничего. Просто теперь все ясно.
 — А мне кажется, все еще больше запуталось. Получается, что он преступник?
 " — Нет, ловец бабочек! Если деньги украдены, значит, их кто-то ищет Он ведь тоже так думал?
 — Кто ищет, тот всегда найдет, — брякнула я.
 Мне казалось, что я даже вижу, как в Клавином мозгу происходят сложные мыслительные процессы, импульсы встречаются, отталкиваются друг от друга, ищут новые пути в лабиринте и…
 — Ляля, мы в опасности, — неожиданно заключила она. Я поняла, что подруга не шутит. — Кое-кто очень многое дал бы за эту книжонку.
 — — Но мы торговаться не будем, — предположила я.
 — У нас отберут ее бесплатно и на всякий случай отрежут нам руки-ноги, чтоб меньше лазали по чужим домам.
 — И кое-кому язык, чтобы не несли всякую чушь, — не удержалась я. — Что ты мелешь? Какие руки-ноги? Больно надо им пачкаться о нас!
 Заберут дневник и…
 — Мы — свидетели. Ляля, а свидетели должны молчать, — настаивала на нашей ликвидации подруга.
 — Я и так согласна молчать, ты разве нет?
 — А ты думаешь, они проведу! социологический опрос?
 Я понимала, что Клава права. Мы залезли в чужие дела, и неизвестно, чем это для нас обернется. В моей голове мелькнула догадка:
 — Клава, а ведь ночами кто-то ищет этот дневник, тебе не кажется?
 — Ты проявляешь чудеса сообразительности. Само собой разумеется, что человек с фонариком ищет какую-то вещь в доме.
 Мне стало жутко, когда я представила-, — что могло произойти, если бы Бандерас в ту ночь попытался заглянуть в тумбу, в которой сидела Клавдия. Мурашки побежали у меня по спине, вскарабкались на голову и заплясали на макушке.
 — Твой Бандерас ищет то, что ты держишь сейчас в руках, — вывела меня из оцепенения подруга. Я поглядела на серый блокнот и быстро положила его на столик перед собой.
 — Что будем делать, Клава?
 — Подожди, я думаю. — Подружка с ожесточением догрызала мой новый карандаш. — А что, если сам хозяин дома ищет свой дневник?
 — Так, судя по записям, ему лет шестьдесят, не меньше! — удивилась я.
 — Что же, по-твоему, он не может нанять кого-нибудь для этой" цели?
 — А зачем? Почему бы самому не заявиться? Или ты полагаешь, он счастлив, что его дом уже купили? Мол, живите, граждане, для вас строил, сам ни на что не претендую, дневничок вот только свой заберу. Так, что ли?
 — Ерунда какая-то получается, — согласилась я. — Что же он, скрываясь, сам не мог его забрать?
 — То-то и оно! — вздохнула Клава.
 — Значит, это не он ищет блокнот.
 — Значит, его убили, а теперь ищут его записи, — продолжила подруга.
 — Значит, нас тоже убьют, так как теперь дневнику нас! — на этот раз пришла к неутешительному выводу я.
 — Ляля, мы ходим по кругу, — серьезно заметила Клава.
 — Что же нам делать?
 — Для начала поесть, я голодна как зверь!
 — Ладно, поедим. А потом все обсудим, согласилась я.




 11


 Наши умозаключения постепенно завели нас в тупик. Получалось, что главным злодеем является как раз мужчина моей мечты, а что-то в самой глубине моего сознания упорно противилось этому факту. И вдруг меня осенило!
 — Клава, мы — бездарные дилетанты, — начала я. — Лезем в дебри частного сыска, даже не подозревая, где окажемся в итоге.
 — Ты только сейчас это поняла? — равнодушно пожала плечами подруга.
 — Да нет же, я о другом подумала. Может, стоит рассказать кому-нибудь о нашей находке?
 — Жеке и Сереже?
 — Да у них, наверное, дел невпроворот с этим замком! И вообще, нам нужна помощь профессионала.
 — Иди расскажи в милиции о том, что незаконно присвоила себе ключ от приваловского дома и теперь рыщешь в нем по ночам в поисках острых ощущений. Таких дураков они там давно не видели. — Клава рассуждала на редкость логично.
 — При чем тут милиция? Как будто нет других профессионалов. Помнишь, я рассказывала тебе о том адвокате, который участвовал в сделке купли-продажи этого дома? Ну эта кий толстячок-добрячок?
 Клава явно не припоминала, о ком я говорю.
 Я продолжила:
 — Аркадий Яковлевич, у него еще контора возле вокзала?
 — А он женат? — неожиданно спросила Клава.
 — Клавдия, что у тебя в голове? Что за вопрос?
 — По-моему, вполне типичный вопрос для свободной молодой женщины, — последовал резонный ответ.
 — Я не в курсе, но могу поинтересоваться, — предложила я.
 — Не умничай! — оборвала меня Клава. — Ты предлагаешь посвятить его в наше расследование? С ума сошла!
 — Это ты сошла с ума, если до сих пор еще думаешь, что мы в состоянии распутать этот клубок сами!
 — Ты полагаешь, ему можно доверять? — начинала сдавать позиции подруга.
 — Риск — благородное дело! Собирайся!
 — Куда?
 Тут только я заметила, что все лицо у нее намазано тонким слоем майонеза. Периодически она проделывала такую лечебную процедуру для сухой кожи.
 — Умойся и едем к этому адвокату!
 Я созвонилась с Аркадием Яковлевичем и договорилась о встрече. Пришлось подождать около получаса, пока Клава приведет себя в порядок.
 — Ее появление произвело должный эффект.
 Подруга стояла на пороге в коричневой кожаной мини-юбке и в свитере-"лапше" кораллового цвета. — В ушах — крупные серебряные серьги с кораллами. Свои крашеные, с коньячным оттенком волосы она собрала в короткий хвостик на затылке. Завершали картину изящные полусапожки цвета красного дерева и такая же сумочка. Клава мягко улыбнулась коралловой улыбкой.
 «Хороша!» — подумала я, и на ум почему-то пришла скороговорка: «Карл у Клары украл кораллы», ну и так далее. Потом я оглядела свои джинсы и куртку, вздохнула и двинулась к машине.
 — В конце концов, меня этот Аркадий Яковлевич как мужчина совсем не интересует.


* * *

 Он встретил нас, гостеприимно встав из-за стола В его кабинете пахло коричным печеньем и ванилью. Судя по всему, адвокат был сладкоежкой.
 — Ну, девочки, я весь — внимание! — сказал он, когда мы утонули в мягких креслах цвета сгущенного молока.
 Довольно сбивчиво мы изложили ему суть проблемы. Я до последнего боялась, что он примет нас за полоумных барышень, начитавшихся детективных романов Но заметив интерес, а порой даже и настороженность в его добрых карих глазах, я расслабилась У Клавы же расслабиться никак не получалось. Она заметно волновалась и все время одергивала юбку. Когда Аркадий Яковлевич закурил и предложил нам по сигаретке, она неожиданно согласилась и начала прикуривать сигарету со знанием дела.
 — Клава, — не удержалась я, — с каких это пор ты куришь?
 — С сегодняшнего дня, — зашипела на меня подруга.
 — Да, история интригующая, но мне надо взглянуть на документ, так сказать, своими глазами, может быть, вы что-нибудь не заметили.
 Аркадий Яковлевич откинулся на спинку кресла, выжидающе глядя на меня. Я согласно кивнула и повернулась к Клаве, которая уже копалась в своей сумке.
 — Ну?!
 — Ищу, ишу! Но не нахожу… Я сунула книжку в… А куда я ее сунула? — Клава беспомощно посмотрела на меня.
 — А я откуда знаю? Может, ты ее опять потеряла? — предположила я.
 — Мы ничего не теряем, просто далеко кладем, — ответила Клава.
 — Значит, в другой раз, Аркадий Яковлевич.
 — Договорились.
 За окном стемнело, и наш новый приятель вдруг поинтересовался:
 — А как насчет ужина, красавицы?
 — Да не знаю, — замялась я, — у Клавдии собака не кормлена…
 — Вот еще! — фыркнула Клава. — Сын придет и покормит. Он у меня мальчик ответственный.
 Я поняла, что подруга решила действовать. Ну и пусть, к тому же Аркадий Яковлевич вызывал у меня расположение. Солидный человек с хорошей репутацией в юроде. Правда, он был лет на пятнадцать старше Клавы, но ведь не это главное?


* * *

 Домой из ресторана мы вернулись поздно.
 Наш друг оказался интереснейшим собеседником, он принадлежал к тем мужчинам, рядом с которыми женщины сразу чувствуют себя маленькими беззащитными девочками. Клава, по-моему, окончательно подпала под его обаяние.
 Мы решили, что я остаюсь ночевать у подруги.
 Настя уже спала в своей комнате, а Филипп уехал с какой-то тусовкой к другу на дачу. Ночь грозила превратиться в концерт авторской песни, посвященный бесчисленным достоинствам Аркадия Яковлевича.




 12


 Аркадий Яковлевич набрал номер своего клиента еще в машине, не дожидаясь момента, когда подъедет к дому. Времени было в обрез. Тот ответил после первого гудка:
 — Слушаю вас.
 — Приезжайте прямо сейчас ко мне, есть интересные сведения.
 — К вам в офис?
 — Нет, домой. Пишите адрес…
 Обычно Аркадии Яковлевич не занимался решением проблем своих клиентов дома, но сегодня он сделал исключение, слишком важным было дело, на которое он потратил уйму времени и сил и за которое ему щедро платили.
 Дома он едва успел переобуться в домашние туфли, как в дверь позвонили. Адвокат сразу отметил нетерпение в глазах гостя. При этом тот не выглядел суетливо, в каждом движении этого безусловно привлекательного мужчины сквозила уверенность. «Женщинам нравятся такие парни», — подумал Аркадий Яковлевич, невольно сравнивая его со своим сыном, они были примерно одного возраста. Гость тем временем выжидающе смотрел на адвоката. Тот поведал ему о сегодняшнем разговоре с дамами, живущими напротив дома на Майской, так кстати заинтересовавшимися объектом их расследования и даже обнаружившими дневник Луки.
 — Он у вас? — молниеносно отреагировал гость.
 — Нет, они потеряли его где-то у себя в доме, теперь не могут найти.
 — Не проблема. — Он уже собрался уходить, но на пороге оглянулся и спросил:
 — А эти ваши знакомые нам не помешают?
 — Они совершенно безобидны, — заверил адвокат, — и потом, они могут стать бесценным источником сведений.
 — Вам виднее. Но как знать…
 После его ухода Аркадий Яковлевич почувствовал себя неважно, хотя день нельзя было назвать неудавшимся. Чтобы отвлечься, он достал из комода подарочный набор карт и начал раскладывать пасьянс, однако тревога лишь усилилась. Пасьянс не складывался, и его мучило ощущение-" что он перетасовал карты в колоде как-то не так, и теперь игра пойдет совсем по-другому, с неожиданными поворотами и опасностями.
 И только что он сам ввел в эту игру две новые карты: двух дам.




 13


 Измучив меня вопросами типа: «Ты думаешь, я произвела впечатление на Аркадия Яковлевича?» и «Как ты думаешь, он не стар для меня?», Клава наконец заснула, а я еще долго ворочалась на диване и никак не могла погрузиться в сон. Ситуация осложнялась тем, что Клава уложила меня к стенке под окно и мне, человеку, страдающему клаустрофобией, было неуютно. Кроме того, такой эмоциональной натуре, как я, требовалось время, чтобы случившееся за день перестало занимать мои мысли. Клавдия мирно посапывала где-то у меня в ногах, так как легли мы валетом.
 Я наотрез отказалась спать в одиночестве в комнате, в которой не было решеток на окнах. Известно, что ночью все кажется гораздо таинственнее и страшнее.
 Вот с такими мыслями я лежала на Клавкином диване у окна, считала до ста и пробовала все другие известные мне методы борьбы с бессонницей. Поэтому и не заметила, как уснула. Но длился мой сон недолго, что-то разбудило меня посреди ночи. Электронные часы показывали три пятнадцать. Ксенофонт рычал, сидя на полу аккурат в центре круга света, падающего от фонаря во дворе. Короткая шерсть ершиком встала вдоль всей спины. Он был похож на дикобраза, его явно что-то беспокоило. Но собака молчала.
 Странно… Клава спала по-прежнему крепко.
 Я сначала разозлилась на кота, прервавшего мой сон, но потом мне стало по-настоящему жутко.
 Почудилось, будто я слышу чьи-то шаги. Они были рядом, но не в этой комнате. О ужас! Это шаги во дворе. Я медленно поползла под одеяло, которого никак не хватало, чтобы натянуть его на голову. Шаги звучали совсем отчетливо, как будто кто-то подошел к окну. Но ведь у окна стоит диван со спящей Клавой и мной? Я зажмурила глаза и протяжно завыла:
 — Ма-а-ма!
 — Что? — проснулась подруга. — Что случилось?
 Мне было так страшно, что даже присутствие уже бодрствующей Клавы не успокаивало. Я села в постели, стараясь не смотреть в глубь комнаты, словно боялась, что половицы сейчас поднимутся, и оттуда в сизой дымке с окровавленными зубами и горящими глазами выйдет вурдалак.
 В фильмах ужасов вся нечисть обычно так и просачивается в дом, где прячется обезумевшая от страха героиня. Вампиры и зомби протягивают к ней свои мерзкие руки, покрытые слизью, легко проламывая стены. «А мы ведь недалеко от кладбища!» — мелькнула мысль в моей голове. Я отвернулась к окну и.., заорала нечеловеческим голосом так, что Ксенофонт подпрыгнул на месте и заметался по комнате, взлетел по занавеске на карниз и сорвался на голову ничего не соображающей Клавке, которая неожиданно заревела басом, как пароходная сирена. С той стороны окна, прижавшись носом к стеклу, на меня полными ужаса глазами смотрел Бандерас.
 Я моргнула, лицо исчезло. Клава продолжала орать уже слегка осипшим голосом. Я зажала ей рот ладонью:
 — Хватит, соседи подумают, что включили сигнал гражданской обороны.
 Клава послушно кивнула и на секунду замолчала. Потом она спросила:
 — Что случилось?
 Я рассказала ей в двух словах о мужчине за окном.
 — Пойдем! — решительно сказала она.
 — За ним? С ума сошла? — в ужасе пролепетала я.
 — Пойдем проверим все окна и двери и разбудим Лорда, на всякий случай.
 Мы нашли дога в коридоре, храпящим в углу на старом шерстяном пальто. Клава стояла над ним, скрестив руки на груди, и от возмущения не находила слов. Она слегка пнула пса в бок носком тапочки, Лорд заворчал во сне, затем открыл еще сонные глаза и зевнул во всю пасть.
 — Какая огромная! — не удержалась я.
 — Что? — очнулась Клава.
 — Пасть, говорю, огромная, прямо капкан на волка. Не устаю удивляться.
 — Толку от этой пасти — только жрет, а как защитить хозяйку и хозяйский дом, так только кот на страже.
 Собака, словно понимая ее, поднялась на огромные лапы и виновато заскулила.
 — Встал? Иди в комнату, будешь спать около моей кровати! — скомандовала Клава.
 Лорд, покачиваясь, побрел в комнату.
 Наконец, мы снова улеглись. Клава, свернувшись клубочком, засвистела носом. Я повернулась на правый бок и уткнулась взглядом в цветочки на Клавкином пододеяльнике. Вот черт, что же Бандерас делал под окном? Неужели он видел нас в доме? Значит, следит? А зачем? А что, если мы видели что-нибудь, чего не должны были? Я напрягла память, стараясь вспомнить, что мы могли там увидеть. Кроме мужского силуэта в дверном проеме и Клавы в тумбе, ничего в голову не лезло. Предположить же, что Бандерас появился ночью из романтических соображений, я не могла, он ведь меня никогда не видел, иначе, конечно же, увлекся бы. А вдруг я ошиблась, и это был не он? Я решила ничего пока не говорить Клаве: засмеет, скажет, что я уже вышла из того возраста, когда поклонники бросают камешки в окошко. Но помечтать хотелось! Я иду по улице в сногсшибательном платье, за мной неторопливо едет серебристый «БМВ», притормаживает, я оборачиваюсь с улыбкой, а машина вдруг резко трогается с места и несется прямо на меня. Ужасная тяжесть сдавливает мою грудь, я пытаюсь вдохнуть и.., просыпаюсь. Лорд, желая компенсировать то, что его потревожили посреди ночи, решил устроиться с комфортом, залез ко мне, придавив меня своим мускулистым телом.


* * *

 Привалова проснулась за несколько минут до звонка будильника и посмотрела на спящего рядом Анатолия. Во сне он казался еще моложе Она не удержалась и, осторожно убрав прядь темных волос с его лица, легонько прикоснулась губами к виску, — Ну, мама.., я еще немножко посплю, не мешай, — пробормотал он сквозь сон.
 Мама! Это слово неприятно резануло ее слух.
 Она годилась ему в матери, но питала к нему далеко не материнские чувства. Валерия подумала, что окружающие, вероятно, обсуждают их существенную разницу в возрасте. Настроение было испорчено. Она не стала отключать будильник, и его пронзительный писк застал ее уже на пути в ванную.




 14


 Прогноз погоды оставался неутешительным: дожди, дожди и их неприятные последствия. Только что в новостях сообщили о размытом железнодорожном полотне на подступах к Туапсе. Как следствие, не заставили себя ждать сели, сошедшие с гор. У нас на Северном Кавказе это обычное явление. Но воспринимать это нормально глазами среднестатистического обывателя удается лишь тогда, когда сам не зависишь от природных катаклизмов. У меня же запланирована поездка в Сочи. Послезавтра моя бывшая однокурсница и подруга юности Вика и ее муж Санек отмечают десятилетие своей совместной жизни, так называемую «розовую свадьбу». А поскольку проживают они в Сочи, то и празднуют там.
 Вопрос моего отсутствия даже не обсуждался.
 Мы часто навещали друг друга: я — летом, а они приезжали в Краснодар на Рождество. Так как повод для нынешнего визита был достаточно серьезным, в ответ на мои причитания о проблемах с поездами, Викуся справедливо напомнила о том, что самолеты пока еще, летают, и это позволит мне даже сэкономить время. Ну, это еще спорно.
 По мне, так лучше экономить нервы, но Викусю я расстраивать не хотела, а потому заверила ее, что сегодня же возьму билет на самолет и сообщу время прилета.
 Очереди в авиакассе не было. Довольно представительная дама-кассир, судя по всему, осознавала важность своей миссии. Она не спеша оформила мне билет, выписала ;кучу каких-то квитанций и забрала уйму денег за столь непродолжительный полет на такое близкое расстояние.
 Я вздохнула и побрела к своей машине с таким чувством безысходности, какое, наверное, испытывает подсудимый после оглашения приговора.
 Уже усевшись за руль, я вспомнила, что Клавдия просила меня заехать к четырем. Я как раз успеваю к этому времени.
 В центре было на удивление: много милицейских машин. Они сновали туда-сюда, завывая и перемигиваясь. Первое,: что приходило на ум, это очередная встреча иди проводы какого-нибудь важного столичного гостя. Но в таких случаях машины едут в одном направлении, «вежливо» предлагая водителям освободить проезжую часть.
 Сейчас же никто никому ничего не предлагал. Наверное, какой-то опасный рецидивист сбежал во время его перевоза из одного места содержания в другое. Такое у нас в городе уже как-то случалось, тогда мы смогли немало удивить российскую общественность беспрецедентными мерами охраны населения от таких субъектов.
 Загорелся зеленый, и я наконец-то покинула шумный перекресток. Рука сама потянулась к старенькой магнитоле «Айва», и я настроилась на местную радиоволну. Верочка Шпиль взахлеб рассказывала о произошедшем час назад ограблении местного краеведческого музея. Подробностей она, естественно, не знала, но и самого факта было достаточно, чтобы голосок ее звучал радостно и бодро. Громкие события — повод встрепенуться! Я не причисляла себя к завсегдатаям музейных залов, но с постоянной экспозицией была более-менее знакома. Непонятно, что там понадобилось красть? Какой-нибудь скифский акинак? Но такие по сей день откапывают в многочисленных курганах, рассыпанных по нашим станицам. Или скелет суслика, захороненного в том же кургане тысячу лет назад? Хотя нет, я не совсем права. В нашем музее несомненно есть раритеты, просто я не сильна в знании старины глубокой.
 Из-за пробок, возникших в результате активизировавшейся милиции, к подруге я добралась на полчаса позже, чем обещала.




 15


 — Клава! Ты дома? — Я просунула голову в дверь и, не услышав ответа, протиснулась целиком.
 В коридоре никого, в кухне — тоже. Подруга сидела в спальне перед туалетным столиком, растягивая кожу на лице. Я молча застыла в дверях и с интересом наблюдала, как Клава вскочила и, задрав халат, озабоченно изучала свою талию и живот.
 — Собираешься устроиться в стриптиз-бар или выступать с танцем живота? — не выдержала я.
 — Господи, кто здесь? — Клава охнула от неожиданности и обернулась. — Ляля! Зачем ты меня пугаешь? Подкралась как привидение, совсем неслышно.
 — Это что-то новенькое, Я думала, они бряцают кандалами и завывают.
 — Завывает Лорд, когда не может достать кота на дереве, а привидения стонут, вот так… — Клава показала, как по ее мнению, стонут призраки На мой взгляд, собака Баскервилей не перещеголяла бы мою подружку своим утробным воем.
 Привлеченный необычными звуками, в комнату вбежал дог и с недоумением уставился на хозяйку.
 — Еще зрители будут? — спросила Клава пса с раздражением. — Ты бы и Ксенофонта прихватил!
 Лорд повернул голову: на подоконнике, ощетинившись, сидел кот.
 — А у тебя настоящий талант, — сказала я. — Тебе можно карьеру на радио сделать, знаешь, в передаче «Театр у микрофона».
 — Сто лет уже нет такой передачи, — огрызнулась Клава. — Сейчас на радио крутят Децла вперемешку с Земфирой и романтическими песнями зонального значения.
 — А что, бывают такие песни? — недоверчиво спросила я.
 — Ага, на зоне, — ответила подруга.
 — Да ну тебя! Скажи мне, что это ты перед зеркалом крутилась?
 — Худеть начинаю. Скоро купальный сезон, а я в купальник не влезаю.
 — В какой?
 — Помнишь, который я на прошлой неделе в том магазинчике со смешным названием мерила?
 — Да ты же в свитере была и в брюках! Ты что, и потом будешь его так носить?
 — А правда, я и забыла Сейчас примерю без всего, — обрадовалась Клава, — один момент! — Она бросилась в другую комнату.
 Длилось переодевание недолго.
 — Внимание"! Я выхожу!
 Клавка показалась в дверном проеме, прошла скользящим шагом, виляя бедрами, как ходят манекенщицы по подиуму, и остановилась в центре комнаты, кокетливо отставив одну ногу в сторону и подняв руки вверх.
 — Ну как?
 — Что, как? Где это ты так приложилась? Синяк какой шикарный, просто стильно выглядишь!
 В одной цветовой гамме с купальником. Ты его до моря не своди, выйдешь — все ахнут!
 — Ляля, я серьезно спрашиваю, как купальник сидит?
 — Сидит? Да он, душенька моя, висит!
 — Как висит?
 — Как повесила на свои тощие плечики, так и висит!
 Проблема похудания всегда очень волновала подругу. В связи с этим мне вспомнилась одна история. Однажды приятельница Клавдии подарила ей дорогие таблетки, тем самым непрозрачно намекнув, что той не помешало бы сбросить пару-тройку килограммов Ну больная была женщина! Клава тут же приступила к испытанию нового средства и, приняв утром пару пилюль, оставила их на низкой тумбочке в прихожей. Этим ловко воспользовался Лорд, влекомый, видимо, тонким ароматом какой-то экзотической травки, входящей в состав препарата. Подруга, придя домой, упаковку, естественно, не обнаружила, отчего, правда, не сильно расстроилась, так как комплексом неполноценности не страдала. Каково же было изумление домочадцев, когда через пару недель Лорд предстал перед всеми в виде скелета, способного составить конкуренцию скелету динозавра из зоологического музея. Зрелище было впечатляющее! Вызванный ветеринар сказал, что собаки лучше пока не появляться на выставке, так как у догов не должны торчать все ребра. Честно говоря. Лорда к выставке никто готовить не собирался, но и этого ветеринара больше в дом не позвали. Подумаешь, ребра! Зато теперь было ясно, что таблетки стоит пить.
 — Ты в зеркало-то давно смотрелась? — продолжала я, хотя знала, что она делала это только что. — Оно у тебя не полнит? Знаешь, бывают такие дефектные, как в комнате смеха?
 — Спасибо, Ляля, Уж этого я от тебя не ожидала. Дефектной меня еще никто не называл!
 — Да я не про тебя, то есть дефектная — не ты, ты была бы дефективная. А я про зеркало.
 — Зеркало у меня старинное, от дедушки досталось.
 — От энкавэдэшника? А ему оно от кого досталось?
 Подруга проигнорировала мой вопрос, а я вдруг вспомнила, что еще не начинала собирать вещи в дорогу.
 — Клав, я поеду. Завтра будешь меня провожать?
 — А как же? — ответила подруга и добавила:
 — Если не подвернется ничего более захватывающего.
 Дома я обнаружила, что паспорт с билетом остался лежать у Клавки на столе. Придете? завтра заехать к ней. Вот и хорошо, никуда не денется и как миленькая поедет меня провожать.




 16


 — Все! — сказала я. — Чувствую себя так, словно ухожу в бой. Давай прощаться.
 — Ляля, не смеши меня. Тебе лететь всего каких-то сорок пять минут, а ты тут такую панику подняла.
 — Ты совершенно не хочешь меня понимать!
 Ты вообще представляешь себе, что такое безотчетный иррациональный страх?
 — Прекрасно представляю. Это следствие детских неврозов, — умничала Клава. — Помнишь, мужика по телику показывали, который кетчупа боится? Доказывается, на него маменька кастрюльку с томатом опрокинула, когда он еще пребывал в беззубом мокроштанном периоде своей жизни.
 Я этого мужика не видела и потому поинтересовалась:
 — И что, бутылочки с кетчупом на полках супермаркета его тоже пугают?
 — Еще бы! А вдруг он прямо оттуда на "его выпрыгнет, подлюка! А-а-а-а!!!
 — Клава! Прекрати идиотничать! Я ведь действительно боюсь, даже думать о чем-то другом не могу.
 — И не надо! Бойся! Знаешь, есть такой метод лечения фобий — психодрама? Не надо испытывать страх перед страхом. Наоборот, прочувствуй все нюансы своего ужаса. Вот самолет падает, запах гари, дым, крики… И ты все это видишь, если сама сразу не умерла, но уже на земле и еще живая…
 — — Ясное дело, живая, раз не умерла. Хотя такое редко бывает, чтобы кто-то уцелел.
 — Ну а ты представь! 14 вот вокруг расчлененные тела, и ты тоже, например, уже без чего-то…
 — Ну, знаешь ли! — возмутилась я.
 Но Клава, казалось, меня уже не слышала.
 Она так выразительно описывала пострадавший от авиакатастрофы ландшафт, куски обшивки самолета, застрявшие в кронах деревьев, мигалки пожарных машин и завывание сирен «скорой помощи», что я невольно подумала: «Подруга не лишена садистских наклонностей». И так складно у нее все получалось, сам Артур Хейли мог бы поучиться образности высказывания.
 — Клава, — оборвала я ее. — Вот я вернусь из Сочи, и пойдем к психиатру вместе. Я буду лечиться, и тебя заодно подлечат. А то ты меня пугаешь.
 — Глупости! Я тебе пытаюсь помочь.
 — Тогда лучше давай хлопнем по рюмашке.
 Вот когда мы с Димкой из Афин летели, я выпила трехсотграммовую бутылку «Метаксы» и уже ничего не боялась.
 — Ну, триста слишком жирно, а пятьдесят я тебе налью. Коньячку. И себе тоже.
 Я взглянула на часы. Через десять минут прибудет такси. Клава накинула пиджак" достала из шкафа дагестанский коньяк «Дербент», наполнила рюмочки и торжественно провозгласила:
 — За мягкую посадку!
 Я залпом проглотила обжигающий напиток, слегка прослезилась и предложила:
 — Давай еще по чуть-чуть, а то, боюсь, не проймет.
 — Подожди, сейчас подействует. Больше нельзя, все-таки в дорогу.
 — Слушаюсь и повинуюсь, — игриво парировала я, а Клава внимательно посмотрела на меня:
 — Ну вот, а говорила — не проймет.
 За окном уже сигналил таксист.


* * *

 Перед регистрацией я нервничала сильнее обычного. Спокойный вид пассажиров заставлял меня недоумевать: неужели они настолько уверены, что ничего не боятся? Клавка топала рядом, как-то странно припадая на левую ногу.
 — Что у тебя с ногой?
 — Супинатор сломался, наверное.
 Мы пристроились в очередь на посадку, а за нами какая-то необъятных размеров женщина поставила своего сынишку и громким шепотом строго-настрого наказала ему стоять «вот за этой хромой тетенькой с красными волосами». Я весело захихикала, а Клавка дернула меня за рукав и зашипела:
 — Успокойся! У тебя уже истерика!
 — Один-один, — констатировала я и хитро взглянула на подругу. — Клава, я быстренько сбегаю в туалет?
 — Быстро! Чтобы я не волновалась!
 Странно, но мне всегда казалось, что Клава никогда не волнуется. В уборной я выудила из сумочки сувенирный пузырек шотландского виски. Гадость редкостная! Я захватила его на всякий пожарный. Сейчас же я полагала, что пять капель для успокоения не будут лишними, и сделала пару больших глотков. Вернувшись на регистрацию, я встала в очередь и удивилась отсутствию подруги.
 — Ляля, ты передумала лететь в Сочи? — полюбопытствовала вновь материализовавшаяся Клава.
 — Почему?
 — Да потому, что ты стоишь в очереди на Сыктывкар! Сочинский рейс вон там!
 — Зато в Сыктывкаре я еще не была, — услышала я свой ответ и сама поразилась своей наглости.
 — Приехали! Ну-ка, посмотри мне в глаза.
 Все ясно, «у нас с собой было». Ну, знаешь ли!
 — Клава, все будет хорошо, я уже ничего не боюсь!
 — Зато я уже опасаюсь, — не потеряешься ли ты в адлерском аэропорту.
 — Нет, меня встретят.
 — Ладно, мое дело тебя отправить.
 Служащий аэропорта, проверявший мои документы, вежливо, поинтересовался, будут ли меня встречать.
 — Будут, — ответила за меня Клава и добавила; — И сразу повезут на фуршет.
 — Снова на фуршет? — издевательски уточнил молодой нахал.
 Я попыталась ответить ему что-нибудь достойное, но мысль как-то не появлялась, и, что-то промычав, я ринулась вперед.
 — Могла бы и попрощаться!" — услышала я за спиной Клавкин голос.
 У трапа было так много народу, что я поинтересовалась у стюардессы, всели пассажиры поместятся. А то, может, затесался кто с другого рейса, и честным гражданам места не хватит.
 — Вам хватит, не переживайте, — ответила бортпроводница и как-то отстранилась от меня.
 Мужик сзади напирал и толкал меня своим кейсом.
 — Мужчина, соблюдайте дистанцию, не в троллейбусе! — распорядилась я.
 Тон у меня, видимо, был очень категоричным, и возражать никто не посмел, народ присмирел.
 Все расселись на удивление удачно, в проходах никто не стоял, и я немного успокоилась, но не надолго. Когда экипаж корабля начал приветствовать нас на борту, я снова приуныла. Зачем мне знать, на какой высоте и с какой скоростью будет проходить наш полет? Для меня третий этаж — уже высота, а тут… И упоминание про сильный встречный ветер, который нам может чуть-чуть помешать, тоже явно лишнее. Молоденькая стюардесса в красных босоножках стояла в проходе на расстоянии вытянутой руки от меня и рассказывала о правилах поведения на борту. Я их хорошо знала, поэтому сразу пристегнула ремни и спросила:
 — А где тут у вас надувные жилетики и кислородные маски?
 — Это только на международных рейсах, — беспристрастно ответила та.
 — Жаль, — протянула я.
 — Не волнуйся, подруга! Я тебя вынесу на руках из огня, как джигит на коне! — раздался голос у меня за спиной.
 Я заглянула за спинку своего кресла: народ там не терял времени даром. На откидном столике на лаваше горкой были навалены мясные деликатесы: бастурма, суджук, рулеты и т.п. Пряно пахли кинза и тархун, в серебряных чарочках колыхалась прозрачная жидкость.
 — Мамука, — представился солидного вида колоритный мужчина с большим животом, едва втиснувшимся между креслом и столиком, пышными усами и толстенькими волосатыми пальцами. — А это Борис. Он мой друг дэвственный!
 — ..? — Я опешила и не знала, что сказать.
 — Это значит, что я знаю его с детства, — пояснил Мамука.
 — Ляля, — промямлила я.
 — Ой, Лала, какое красивое имя! Угощайся, чувствуй себя как дома, как с родными людьми!
 Зачем скучать одной?
 В обычной ситуации я никогда бы не вступила в контакт с незнакомыми мужчинами, но сейчас мне все казалось каким-то нереальным. Самолет набирал высоту, а я тем временем жадно закусывала какой-то очень крепкий незнакомый напиток.
 — Настоящая чача, шедевр! — нахваливал свое угощение Мамука.
 Мне казалось, что я знаю его как минимум лет двадцать. Беседа лилась непринужденно, за полчаса мы поговорили буквально обо всем, как это обычна бывает с людьми, встретившимися однажды и уверенными в том, что больше не увидятся никогда.
 Стюардесса снова возникла в проходе и напомнила, что при заходе на посадку пассажирам не следует вставать со своих мест. И тут я вдруг увидела его. Он сидел впереди слева, по диагонали от меня. Характерный профиль, черные волосы, загорелая кожа. Мой Бандерас. Я закрыла глаза, уверенная, что он пригрезился мне спьяну, сосчитала про себя до пяти и открыла глаза: Бандерас не исчезал. Еще несколько раз я повторила этот прием, вдобавок ущипнула себя под коленкой, но он никак не хотел испаряться из самолета. «Он за мной следит», — пронеслась мысль.
 Хотя… Это я его вижу, а он наверняка меня еще не заметил. Я решила срочно замаскироваться.
 Из сумочки достала шелковый платок и повязала его таким образом, что он закрывал лоб, все волосы и завязывался под подбородком. Поверх него я водрузила черные очки. Возникший в очередной раз из-за спинки кресла с мандарином в руке Мамука поперхнулся на полуслове и с извинениями упал обратно в свое кресло «Замаскировалась», — решила я. Теперь надо было выследить, куда отправится Бандерас.
 В зале прилета столпились встречающие.
 Одна группа выделялась на общем фоне — статные мужики с кубками вина бархатно пели многоголосую грузинскую серенаду. Они явно встречали Мамуку. Да, это только в небе все одинаковы, а на земле я к этому Мамуке на козе бы не подъехала, совсем другой уровень.
 Я гордо прошествовала сквозь толпу встречающих, не обнаружила своей подруги с мужем и вышла из здания аэропорта, стараясь не упустить из виду объект слежки. Меня встретил легкий солоноватый бриз. Как я люблю этот воздух, этот город! Здесь я чувствую себя моложе, красивее, счастливее. Сейчас, правда, меня можно было назвать какой угодно, только не красивой. В этом платке я больше походила на старушку, спешащую на рынок. Площадь перед аэропортом запрудили таксисту, наперебой предлагавшие домчать быстро и практически бесплатно. В моей сумочке затрещал мобильник:
 — Лялька! Ну ты где" не прилетела, что ли? — встревоженно прокричала Викуся.
 — Почему это? Я тут уже, на площади, перед входом в аэропорт.
 — Стой на месте! Никуда не двигайся! — протараторила она и отключилась.
 Через пару минут рядом со мной появилась запыхавшаяся парочка: Викуся и ее Санек, при этом смотрели они как-то мимо меня.
 — Вика!!! — радостно заорала я.
 — Ты?! — опешила подруга.
 — А кто же еще?
 — Ляля, что с тобой? Что за прикид? Зачем очки, темно ведь уже?
 Я вдруг вспомнила, как выгляжу, и расхохоталась:
 — Так надо.
 — Ну ты даешь, мать! — загудел Санек. — А мы тут с Бобриком как найды бегаем по аэропорту, тебя ищем.
 Муж называл Вику таким странным прозвищем «Бобрик». Почему, я уже не помнила.
 — Ну, слава богу, нашлась, — снова оживилась Викуся, — поехали домой.
 — Подожди, у меня тут еще дела.
 — Какие дела?
 — Да надо выследить кое-кого. — Я показала на своего брюнета на другой стороне площади. В этот момент он как раз садился в такси.
 — Женатый? — почему-то спросила Вика.
 — Не знаю, — ответила я.
 Санек лихо пристроился на своей «десяточке» к такси, в котором ехал Бандерас.
 — А как его зовут? — не унималась Викуся.
 — Тоже не знаю. — Своим ответом я окончательно сбила ее с толку.
 — Тогда ничего не понимаю! А еще ты выпила, разве нет?
 — Выпила.
 — Сейчас дома продолжим, — радостно оживился Санек.
 — Не сомневаюсь, — заметила Вика и задала очередной вопрос:
 — А все-таки, зачем он тебе?
 — Проста хочу познакомиться. Глянем, где он остановится, и поедем дальше.
 — Во дают, феминистки! Совсем озверели!
 Уже за мужиками охотятся! — веселился муж подруги.
 — Крути баранку, шеф! — приказала Викуся, и мы замолчали на какое-то время.
 Красивее Сочи может быть только ночной Сочи! Высокие кипарисы, чернеющие горы и серебристая полоска морд, отражающего лунный свет. В открытые окна автомобиля врывался прохладный ветер. Мы летели по трассе, зависшей над морем. Адлер, Хоста, Мацеста и, наконец, огни Большого Сочи. Такси Бандераса сделало круг, за окнами остались подсвеченный шпиль морвокзала, купола церкви, панорама концертного комплекса «Фестивальный». Машина остановилась возле «Парк-Отеля», что у самого моря и одновременно в центре города.
 — Все ясно, — озвучила увиденное Викуся, — деньги у него есть. Теперь куда?
 — Теперь домой, к столу, — сказал Санек.


* * *

 Утром я проснулась с дикой головной болью. Вчерашний ассортимент спиртных напитков вместе с домашним вином, приготовленным Санькиной матушкой, сказался на моем самочувствии.
 Я забыла выключить на ночь мобильник, и на нем значилась уйма неотвеченных вызовов. Ясно, звонила Клава. А я, как самый настоящий свин, даже не вспомнила о ней и не сообщила о своем благополучном прибытии. Я решила быстро исправить оплошность.
 — Клава, у меня все отлично, прости, что сразу не позвонила… — начала я.
 — Ляля, я еще сплю! Сегодня же мой единственный выходной — воскресенье! — возмутилась подруга.
 — А я думала, ты места себе не находишь, волнуешься.
 — Вчера не находила. Поздно ночью новости глянула, убедилась, что авиакатастроф не было, и спокойно легла спать. И заметь, спала бы до сих пор, если бы не ты.
 — Ну ладно, не кипятись. Ты даже представить себе не можешь, с кем я летела?
 — С членами правительства, спешащими в Сочи на отдых?
 — Да нет же, с моим Бандерасом!
 — Да ты что?
 — Я замаскировалась и выследила его на местности.
 — Умница, продолжай наблюдение и звони, если что.
 Зная Клавдию, я понимала, что спать она больше не будет. Да, времени уже много, одиннадцать часов. Хватит спать. Я осмотрела комнату, в которой сейчас лежала на тахте. За год друзья успели сделать хороший ремонт. Вчера я ничего этого не заметила, что не удивительно.
 На выходе из спальни меня восторженно встретил их доберман Адольф. Вид его крокодильих зубов пугал меня всякий раз, когда я приезжала. Зная его дерзкий нрав, я вообще старалась с ним, поменьше контактировать. Но он всегда проявлял ко мне интерес.
 — О, дождался! Да, Адольф, хорошая девочка Ляля к нам приехала, — вышел из ванной свежевыбритый Санек.
 Я же быстро достала из сумки купленную накануне в зоомагазине косточку размером с мою берцовую кость. Адик облизнулся в предвкушении.
 За завтраком я выпила пару таблеток анальгина и есть ничего не стала. Мы сверили планы.
 Семейное торжество друзей было назначено на сегодняшний вечер в ресторане «Дубрава». Вика и Санек, естественно, заняты последними приготовлениями, а я совершенно свободна до шести вечера. Погода была как по заказу: солнышко ласкало зеленые макушки деревьев, обогревая чайные плантаций на склонах гор. Я вышла из подъезда и зажмурилась от яркого света. Тут же вспомнила про очки, но в сумке их не обнаружила. Ладно, если станет совсем невмоготу, куплю какие-нибудь в городе. Я запрыгнула в маршрутку, следовавшую до центра. Не забыла прихватить и фотоаппарат, такая вещь очень может пригодиться в моей шпионской деятельности. Я всегда ездила в Сочи с фотоаппаратом. Потом, осенью и зимой, сидя дома, я с удовольствием рассматривала фотки с видами Сочи и себя под пальмами и предавалась воспоминаниям. Мои поездки в этот город Клава называла своеобразной терапией. По крайней мере, мне они явно шли на пользу.


* * *

 Клаве больше не спалось. Она думала о вероятности совпадения того, что Ляля и Бандерас летели одним самолетом: «Странно, в очереди на регистрацию мы его не заметили. Что бы это значило? Он опаздывал или специально старался не попадаться нам на глаза? И теперь он тоже в Сочи. А если подруге угрожает опасность? Хотя, какой ему смысл преследовать Лялю? А какой смысл был нам с ней лазить в чужой дом и заниматься распутыванием каких-то непонятных хитросплетений? Никакого, простое любопытство толкнуло нас на это. Ну и еще, пожалуй, дух авантюризма. Но он-то, судя по всему, не простой любитель приключений, а человек, ищущий что-то конкретное. Человек дела».
 Клаве стало не по себе от этих выводов. Наивная Ляля и профессионал, точно знающий, чего он хочет! Клава набрала номер подруги, чтобы попытаться отговорить ее разыскивать этого опасного типа, но абонент был не доступен. «Ох уж эти мне горы! Видать, едет где-то по серпантину, и сигнал до нее не доходит». Клава бросила телефон на диван и пошла в ванную.
 При свете дня «Парк-Отель» сиял, как кристалл Сваровского. Некогда ничем не примечательная гостиница «Ленинград» подверглась фундаментальной перестройке, и теперь в голубых стеклах здания отражались небо, пальмы и шикарные автомобили, подъезжающие к парадному. «Любо-дорого посмотреть и очень дорого пожить» — сам собой родился каламбур. Несколько секунд я в нерешительности постояла у входа, а затем двинула в холл. Швейцар равнодушно скользнул по мне взглядом и, наверное, не счел меня подозрительной, а потому не остановил. Выглядела я вполне прилично: льняные брючки цвета какао, коричневые мокасины и бежевый пиджачок из мягкой лайки.. Я проследовала к диванам и, устроившись поудобнее, решила продумать дальнейшие действия. Я смутно представляла себе, с чего следует начать наблюдение, тем более что я даже не знала имени объекта, но вместе с тем была уверена, что что-нибудь обязательно укажет мне направление моих действий.
 Я, осмотрелась для начала. Огромный холл, регистратура, лифты напротив входа, лестница, стойка бара. Можно попить кофейку. Одним словом, я почти адаптировалась.. Час прошел в бесполезном рассматривании обитателей отеля, до меня никому не было дела, но дальше сидеть расхотелось. Покидая гостиницу, я улыбнулась важному швейцару и направилась вниз к морю…Набережная здесь была просторная и ухоженная,. один за другим располагались дорогие отели, а прямо над; морем зависли многочисленные кафешки. Конечно, лучше выпить чашечку кофе тут, чем в сумрачном холле «Парк-Отеля». Я присела за ажурный столик и, в ожидании официанта, уставилась на море — оно умиротворенно искрилось под лучами майского солнца. У самой воды какая-то парочка бросала хлеб чайкам, и те с громкими криками пикировали прямо на вожделенные кусочки. Официант не заставил себя долго ждать и, получив заказ, быстро удалился. Времени у меня было достаточно, и я окончательно расслабилась, решив, что мое пребывание здесь можно приравнять к приему воздушных ванн.
 Будь потеплее, я бы спустилась к морю и помочила ноги в водичке. На столе появился кофе с микроскопическим пирожным. Глядя на его цену в меню, я полагала, что оно будет размером с маленький тортик, но не тут-то было. Припекало не на шутку. Спустя, минут сорок меня совсем разморило. Бодрый мужской голос вернул меня к реальности:
 — Вы позволите?
 Я посмотрела на мужчину, стоявшего рядом и намеревающегося присесть за мой столик. На мгновенье у меня пропал дар "речи. На загорелом лице улыбались синие глаза, черные волосы были чуть-чуть взлохмачены ветерком. С его кожей резко контрастировал белоснежный джемпер. Красавец, стоявший передо мной, словно сошел со страницы каталога. Да настоящему Бандерасу было до него дальше, чем мне до китайского летчика! Я кивнула с открытым ртом и в замешательстве уставилась в свою опустошенную чашку. Как жаль, что у меня нет с собой ни книги, ни журнала Абсолютно дурацкая ситуация!
 — Можно с вами познакомиться? — вкрадчиво поинтересовался брюнет.
 — Можно. Ольга, — ответила я официальным тоном.
 — Очень приятно, Антон.
 «Почти Антонио», — мелькнула мысль, и я невольно улыбнулась.
 — Вы ведь не местная?
 «Еще бы, — опять подумала я, — а то ты не знаешь» И ответила:
 — Вчера прилетела, — и осеклась, не хватало еще, чтобы я добавила: «в одном самолете с тобой»!
 — И я вчера прилетел по делам. Вот, сейчас выдалась свободная минутка, решил погреться у моря, подышать целительным воздухом. Вы ведь, как я заметил, не курите?
 — Нет.
 — И я тоже Вот и славно, подышим вместе.
 «Давай рассказывай Не куришь — ответила я ему про себя. — А трубку кто курил в доме с привидениями?»
 — И что же вы, давно бросили? — спросила вслух.
 — Да уж лет семь, наверное.
 «А ты что, хотела, чтобы он тебе сказал правду? Я, мол, такой-то, прилетел в Сочи следить за тобой», — противно поинтересовался мой внутренний голос.
 — И где же вы остановились? — сделанным равнодушием спросила я.
 — Да тут рядом, в Парк-Отеле. Хорошее место: центр, но не шумно.
 — А-а-а… — только и смогла протянуть я.
 К нашему столику подошел официант. Антон вопросительно посмотрел на меня:
 — Наверное, по чашечке кофе с пирожными и.. Оля, вы любите мороженое? Лично я никогда себе в этом не отказываю.
 — Я… — На мой взгляд, такое крошечное пирожное, которое я съела почти час назад, можно было бы повторить еще раз, не опасаясь за свою фигуру, поэтому я ответила:
 — Ничего не имею против.
 Следующие десять минут мы чинно поглощали заказанные сладости и молчали, демонстрируя друг другу хорошие манеры. Моему новому знакомому, видимо, надоела тишина, и он спросил:
 — Оля, а как вы смотрите на то, чтобы сходить на одно интереснейшее мероприятие? Здесь неподалеку, не пожалеете.
 «Даже не успею пожалеть», — мелькнула мысль.
 — Это куда же?
 — На выставку современного дизайна и декора интерьеров. В Зимнем театре.
 — Да, действительно недалеко.
 — Я вас приглашаю, а то одному скучно.
 "Мог бы сделать вид, что я тебе понравилась.
 А то — скучно, вот урод!" — подумала я и ответила:
 — Хорошо, идемте.
 Зимний театр был совсем близко, в двух минутах ходьбы. Антон приобрел билеты и заботливо пропустил, меня перед собой. Видела бы нас сейчас Клавка! Она" наверное, умерла бы от любопытства. Я заметила, как оценивающе смотрят на меня представительницы прекрасного пола, Представила, наверное, думают: что такой мужчина нашел в этой серой мышке, — бесцветной курице, бледной поганке?.. И далее, в таком же роде. В душе поднялся протест, и, гордо выпрямив спину, я обворожительно улыбнулась моему спутнику, проследовала через фойе в экспозиционные залы. В моей сумке ожил мобильник:
 — Извините. Да, Клава…
 — Ляля! Ну что там? Выследила Бандераса?
 — Мне сейчас некогда, — начала я, но заметив, что Антон вежливо отошел к стендам и не слышит мой разговор, зашептала в ответ:
 — Да, я сейчас с ним.
 — Ну и как?
 — Что как?! — не поняла я.
 — Что говорит?
 — Клава, давай я тебе потом позвоню?
 — Ради Бога, Ляля, будь осторожна! Он опасен.
 — Не волнуйся, целую.
 Я спрятала телефон. Антон разговаривал с парнем, стоящим у стенда компании, производя щей какие-то невероятные краски. Тот бойко тараторил, как в рекламном ролике, который я уже давно не видела на экране телевизора (и слава богу!), тот, в котором две женщины сидят в кафе и, вместо того чтобы заказать что-нибудь вкусненькое и посплетничать всласть о какой-нибудь подруге, выставляют на столик пузырьки с гомеопатическими каплями, взахлеб сообщая друг другу о проблемах со здоровьем, избавиться от которых им помогли именно эти капли. Вообще, следуя логике наших и зарубежных мейкеров этой самой рекламной продукции, человек рождается, чтобы оценить качество подгузников, прокладок, слабительных средств, наесться йогуртов, напиться кока-колы, перепачкаться и простирнуть вещи новейшим стиральным порошком (никакого кипячения!), завести грибок и перхоть, избавиться от них, подсластить жизнь диролом или сникерсом, в зависимости от того, успел ли человек поесть или ему нельзя тормозить. Помнится, меня невероятно впечатлил рассказ одной моей знакомой о ее отце, выпивохе со стажем, который летом остался на даче и лишился всех волос в результате смелого эксперимента с новым шампунем, оказавшимся при ближайшем рассмотрении «Доместосом» с хлором!
 — Лялька! Водела! — с громким криком нечто яркое ринулось на меня. Я опешила и попыталась высвободиться из внезапных объятий.
 В ядовито-желтом пуловере передо мной стоял Жека, довольный произведенным эффектом.
 — Жека! Как ты меня напугал! Какими судьбами?
 — Как какими?! На выставку приехал. Один из участников. Вот, полюбуйся! — и он обвел рукой свой отсек. — Я стараюсь регулярно посещать подобные мероприятия. — Вдруг он замолчал и, улыбаясь, энергично замахал кому-то в толпе. На его призыв немедленно явилась девушка, одетая в узкий джинсовый комбинезончик со всевозможными замочками, заклепочками и прибамбасами, делающими любую вещь абсолютно нефункциональной. — Знакомьтесь, — Жека приобнял девушку за талию:
 — Стелла. Ляля.
 Я кивнула, изображая радость. Стелла тоже улыбнулась, — мой возраст не внушал ей никаких опасений.
 — Стелла работает в салоне недалеко от нашего «Вигвама», — сообщил Жека.
 — Маникюршей? — уточнила я, продолжая источать радушие.
 — Стилистом, — мягко поправила меня девушка. В ее тоне проскользнули нотки раздражения, или мне показалось?
 — Теперь буду стричься только у нее, — хохотнул Жека, от внимания которого не ускользнула наша пикировка.
 Я посмотрела в сторону стенда, где задержался Антон. Он словно почувствовал мой взгляд, попрощался со своим собеседником и подошел к нам.
 — Извини, Ольга, встретил знакомого.
 — Ничего, я не заметила твоего отсутствия, сама встретила друзей, — не удержалась от колкости я, затем вспомнила о приличиях и сказала:
 — Знакомьтесь, Антон. А это Евгений, талантливый дизайнер.
 — Декоратор, Ляля, — поправил меня Жека и добавил:
 — можно просто Жека.
 — Очень приятно. Антон, аудитор.
 Тогда я точно китайский летчик. Интересно, аудитор — это хобби или профессия?
 Мы провели познавательные пару часов, осматривая выставку. Жека со Стеллой исчезли по-английски, не прощаясь. Антон неподдельно интересовался дизайнерскими находками, я же смотрела на все глазами дилетанта, но скучно мне не было. Размышления не оставляли меня ни на секунду. Мне очень хотелось верить, что мой новый знакомый действительно некурящий аудитор, и я решилась на провокационный вопрос;
 — Антон, а можно полюбопытствовать?
 — Да?
 — На какой машине вы ездите?
 — А почему вы спрашиваете?
 — Просто так, интересно, — прикинулась я дурочкой.
 — На «БМВ» серебристого цвета, — спокойно ответил он.
 Я молча уставилась, не зная, что говорить дальше: прыгать от восторга или изображать безразличие. Но он и не ждал от меня какой-либо реакции, а задал свой вопрос:
 — Скажите, вас правда зовут Ольгой?
 — Конечно, — сначала не поняла я, а затем, сообразив, рассмеялась:
 — Но все друзья зовут меня Лялей, так сложилось исторически.
 — Можно я тоже буду вашим другом? Мне больше нравится имя Ляля, — осторожно спросил он.
 Мы направились к выходу. Он попросил у меня номер моего телефона, и я, не в силах отказать, записала его на клочке бумаги.
 — Как долго вы пробудете в Сочи? — поинтересовался он.
 — Дня два.
 — Я вам позвоню. Приятно было познакомиться.
 — Мне тоже, — промямлила я.
 Он пошел к своей гостинице, а я еще какое-то время смотрела ему вслед, почему-то совершенно уверенная в том, что он не станет оглядываться. Такие мужчины не оглядываются, они слишком хорошо знают себе цену, чтобы проверять, смотря г ли им вслед. Если бы он обернулся, то увидел бы меня стоящей посреди аллеи с глупой улыбкой на лице. Не самый удачный из моих образов.
 Я успела заскочить домой, чтобы принять душ и переодеться перед рестораном. В это время мне опять позвонила Клавдия:
 — Ляля, хорошо проверь свои вещи, особенно белье. Не нацеплял ли он тебе «жучков» для прослушивания?
 — Ну при чем здесь белье, Клава? Я, к твоему сведению, не раздевалась!
 — Все равно проверь, мало ли что. Все, конец связи!
 Так, ясно. Клава окончательно вжилась в процесс расследования. А я, похоже, окончательно запуталась.
 Когда я подъехала к ресторану «Дубрава», было еще светло. С горы, на которой стоял ресторан, открывалась великолепная панорама заката над морем. Лохматые розовые перья облаков разрезала ярко-алая полоска неба, в которой багровым диском висело солнце Морская гладь покрылась нежно-розовым перламутром, и к берегу по нему разбегались золотые дорожки.
 Чайки, пилотирующие над водой, чернели на фоне солнца. Такая картина наверняка вдохновила бы какого-нибудь японского художника на написание миниатюры. Но у них там свои закаты, как и у нас свои художники.
 У входа в ресторан сияющие Викуся и Санек встречали гостей, так или иначе причастных к их вот уже десятилетнему счастливому сосуществованию. Хотя поначалу мало кто верил в успех этого мероприятия. Дело в том, что Санек был удивительным чистюлей, а Вику не сильно заботили такие условности, как прибранные кровати, вымытая посуда и отсутствие пыли на полированной мебели. Он неустанно мыл и чистил обувь, протирал мягкой фланелью стекла и зеркала, а она попросту забывала выбросить в мусорное ведро обертку от шоколадки или яблочный огрызок, составляя из них икебану на журнальном столике. Теория некоторых современных специалистов по семейным вопросам о том, что пары необходимо подбирать по недостаткам, а не по достоинствам, в данном конкретном случае потерпела бы фиаско. Удивительно, но Вика и Санек не ссорились Каждый занимался своим делом, совершенно не упрекая другого за какой-либо промах. Может быть, спасало их брак то, что Вика великолепно готовила, а Санек был истинным гурманом? К его сердцу путь определенно лежал через желудок. Так что исключение можно найти в любом правиле.
 За праздничным столом я никак не могла отвлечься от мыслей об Антоне. Обаяние в сочетании с его преступным прошлым и наверняка настоящим делало его образ невероятно притягательным. Тот факт, что мужчина моей мечты, по всей видимости, занимался, мягко говоря, противоправной деятельностью, вызывал у меня сильный внутренний протест. Ну почему человек, недостойный моего внимания, теперь занимал все мои мысли?
 Тем временем гулянье достигло самого разгара и уже мало чем отличалось от обычной свадьбы. Гостей было не так много, но веселились они от души. Кое с кем я уже успела познакомиться за шестнадцать лет нашей с Викусей дружбы.
 В основном это были ее подружки с мужьями или друзья Саньки с женами. Несмотря на праздничную атмосферу и столы, уставленные деликатесами, я начала скучать. Подруга несколько раз бросала на меня встревоженные взгляды, но я успокоила ее, заверив, что получаю удовольствие от приятного вечера.
 Кроме нас в ресторане гуляли еще какие-то компании и просто отдельные парочки. Одна из них, сидевшая в отдалении возле фонтанчика, привлекла мое внимание, так как со спины мужчина показался мне смутно знакомым. Я принялась бесцеремонно их разглядывать, пользуясь тем, что мой наблюдательный пункт был достаточно хорошо замаскирован в драценах, юкках и монстерах, раскинувших свои гигантские лапы.
 Девушка была видна замечательно: роскошная блондинка с длинными пушистыми волосами, похоже, некрашеными, хотя приглушенное освещение ресторана могло искажать истинный цвет.
 Ее богатые ресницы бросали длинные тени на щеки, глаза рассмотреть было невозможно, но она и без того была сказочно хороша. Не удивлюсь, если и фигура у нее исключительная. Вот уж воистину порой природа дает некоторым сразу все. Девушка внимательно слушала мужчину, сидящего напротив, иногда тихонько смеясь и накручивая золотой локон на палец. А мужчина. Мужчина казался ужасно знакомым, и попытка сообразить, кто это, приобрела какую-то болезненную навязчивость. Такое часто случалось со мной: я не могла успокоиться и обрести душевное равновесие, пока не вспоминала что-либо, мучившее меня. Все прояснилось на удивление быстро. Он встал, протянул руку своей спутнице и повел ее танцевать. Как только он повернулся лицом, я мгновенно узнала его: это был Антон, так импозантно попросивший сегодня днем мой номер телефона, а вечером так интимно обнимавший какую-то красавицу под страстное пение Эроса Рамацотти. Я сидела под монстерой пунцовая от обиды и думала только о том, чтобы он меня не заметил. Антон был одет во все черное, глаза спрятаны за очками-хамелеонами. А блондинка действительно была сложена безупречно: тоненькая, длинноногая, в блестящих брючках и прозрачной блузке. Она ласково обнимала его за шею, а он крепко держал ее за талию.
 Я попыталась собрать мысли в кучу и рассуждать логично. Если он начал слежку за мной еще в Краснодаре, то зачем подошел знакомиться? Не проще было бы оставаться инкогнито? Допустим, он абсолютно уверен в том, что я его раньше не видела, и потому решил закрутить со мной романчик. Но этот романчик-то он крутит сейчас не со мной?! И зачем, выслеживая меня, он приволок с собой эту русалку? Насколько я знала из достоверных литературных источников, ни один уважающий себя гангстер не брал на серьезное задание свою подружку А может, он вообще не следит за мной? Просто так совпало, что мы летели в одном самолете, гуляли по одной набережной и теперь вот сидим в одном ресторане? Вернее, некоторые сидят, а некоторые очень даже неплохо проводят время. Мысли никак не хотели строиться шеренгами и путались, наскакивая друг на друга. Тем временем пара закончила танцевать и удалилась к своему столику. Я решила совершить какой-нибудь провокационный поступок, чтобы обнаружить свое присутствие и посмотреть на реакцию Бандераса. Встав из-за стола, я нетвердой походкой вышла на середину танцевальной площадки и под заводную композицию «Лас Кетчуп» начала солировать. Вокруг меня мгновенно образовалась толпа, состоявшая в основном из темпераментных мужчин, искусно вплетающих в современный танец элементы своей национальной хореографии. Один из них даже прошелся по кругу в лезгинке, бодро размахивая руками и, подобно орлу, глядя на меня покровительственно свысока. Я старалась не спускать глаз с моего брюнета, ожидая его реакции. Он продолжал о чем-то мило беседовать со своей блондинкой.
 Вдруг она показала рукой на меня, он повернулся лицом к залу и, откинувшись на стуле, стал рассматривать меня без какого-либо выражения на лице. Я почувствовала себя так, словно меня выставили на всеобщее обозрение в обнаженном виде, но отступать было некуда, поэтому я зажмурилась и самозабвенно отдалась танцу, желая, чтобы эта мелодия поскорее закончилась. На последнем аккорде один из моих партнеров взял разбег и, упав на колени, стремительно проехал по скользкому полу, едва не сбив меня с ног. Вот так, вдвоем, в крепком объятии, мы закончили свой танец под громкие аплодисменты собравшихся. Викуся даже щелкнула фотоаппаратом, ослепив меня вспышкой. Я посмотрела на Бандераса — он курил, глядя на меня сквозь переливающиеся очки. Высвободив ноги из рук своего партнера и гордо заявив Викусе, что пресс-конференции не будет и репортеры могут быть свободны, я прошествовала к своему креслу. Через несколько секунд на столе передо мной появился букет изысканных цветов, наверное, орхидей.
 Я посмотрела на столик в отдалении, брюнета уже не было. Значит, цветы прислал не он. Зато в противоположном углу ресторана я заметила раскланивающегося в мою сторону танцора с бокалом в руке, второй, такой же официант поставил мне на стол. Я улыбнулась и пригубила шампанское, слегка колючее из-за воздушных пузырьков.
 Домой мы вернулись далеко заполночь. Санек всю дорогу вспоминал, как здорово я отплясывала, и вообще был доволен праздником. Я же мечтала поскорее заснуть, чтобы передо мной больше не стоял красивый брюнет в белоснежном джемпере и с синими, как майское сочинское небо, глазами.
 Утром у меня опять несносно болела голова.
 Еще немного, и я стану алкоголичкой. Не являясь большой любительницей крепких напитков, дома я очень редко позволяла себе такие излишества. Приняв контрастный душ, я выползла на кухню. Неизменно жизнерадостный Санек уже уплетал гигантский бутерброд с бужениной. Этот кулинарный шедевр прочно вошел в быт некоторых людей еще со студенческих времен, когда целый батон разрезался вдоль пополам; щедро намазывался маслом или майонезом (что было под рукой) и сверху накрывался огромным куском ветчины или колбасы. Санек трепетно соблюдал традиции юности. Я с отвращением посмотрела на благоухающую буженину и с удовольствием захрустела пупырчатым маринованным огурчиком. На сегодня у друзей была запланирована прогулка на катамаране, от чего я решила воздержаться. Нет, воды я не боюсь, но укачивает меня жутко. Поэтому, сославшись на головную боль и желание побродить в одиночестве где-нибудь в парке, я вежливо отказалась. Викуся не стала долго уговаривать, и, взяв с меня слово, что к ужину я вернусь, друзья быстро собрались и уехали. Я позвонила Клаве:
 — Клава, у него есть другая женщина.
 — У кого? — не поняла подруга.
 — У Антона, он с ней вчера танцевал в ресторане.
 — Лялечка, ты не заболела? — забеспокоилась Клавка. — Какой Антон?
 — Да Бандерас, его так зовут!
 — Очень оригинально! Ну и что, у него не может быть женщины?! Такой мужчина…
 — Но он же вчера начал ухаживать за мной.
 — Начал и закончил, — безапелляционно отрезала подруга. — Ты что там сопли распустила, влюбилась, что ли? Никогда не смешивай личное с общественным, слышишь?
 — Клава, он та кой…
 — Никакой! Он преступник, Ляля. А ты — курица безмозглая! Не обижайся, но это так. Ты что, плачешь?
 — Да, — всхлипнула я. — Я хочу домой, Клава.
 — Вот завтра и прилетишь, у тебя же билет на завтра? — уточнила Клавдия.
 — Да, но я его сдам и приеду поездом. Еще одной попойки я не переживу.
 — А, все ясно! Ты много пила последнее время, и у тебя усилился депрессивный синдром. Все, возьми себя в руки и не раскисай. Пока!
 Сегодня ветер с моря дул еще сильнее. Вот и хорошо, что я не поплыла с друзьями. Проходя мимо торговой галереи, я зашла в кассы и сдала свой билет, а затем взяла курс на белую башню вокзала. Идя по улицам, я разглядывала людей вокруг себя. Несмотря на то что курортный сезон только начинался, приезжих было уже немало. Они необъяснимо отличались от местных жителей, хотя не сходили с поезда сразу в набедренных повязках и пляжных шляпах. Дабы не портить себе настроение воспоминаниями о вчерашнем вечере, я старалась думать о всяких несущественных мелочах. За этим занятием меня и застал телефонный звонок. Номер был незнакомым, но звонивший был настойчив, и я ответила.
 — Добрый день, Ляля, — услышала я в трубке, и меня бросило в жар.
 — Добрый, — спокойно ответила я и замолчала.
 — Это Антон, извините, что беспокою, но у меня появилась идея пригласить вас сегодня вечером в одно романтическое место.
 «Все, он начал действовать, игры закончились», — пронеслось в мозгу, и я решила пойти ва-банк:
 — А что, вы разве не натанцевались вчера в «Дубраве»?
 — Не понял?
 — Зато я все поняла и этого достаточно.
 И наплясалась я тоже вдоволь.
 — Ляля, я не был вчера ни в какой «Дубраве», у меня совсем другие дела… — объяснял баритон в трубке.
 — У меня нет времени разговаривать, — оборвала его я и отключилась.
 От негодования у меня, наверное, раздувались ноздри, по крайней мере мужчина, шедший мне навстречу, поравнявшись, почему-то отшатнулся в сторону. Неслыханно! Этот аферист еще смеет звонить мне после того, как бесцеремонно рассматривал меня вчера, танцующую танец страсти! Скорее бы вернуться домой! Я пулей влетела в зал железнодорожных касс.




 17


 После обеда дел в моей конторе не было, шефиня закрыла глаза на то, что сотрудники по одному расползались, как тараканы. Это было очень кстати, ведь я уже давно обещала Клаве помочь избавиться от хлама и разобрать подвал С подвалом вообще связана интересная история. Как-то раз зайдя к Клаве, я застала ее сидящей в гостиной на диване и сосредоточенно рассматривающей ковры, расстеленные на полу.
 — Караван-сарай или чайхана? — спросила я громко, чтобы обратить на себя внимание.
 — А, это ты. Привет, — рассеянно отреагировала Клава — Слушай, как тебе кажется, какой ковер лучше постелить на пол?
 Я уставилась на два довольно приличных образца советского ковроткачества, пытаясь уловить принципиальную разницу. Один был красный, а другой — зеленый.
 — Ну вроде этот, зеленый, потолще будет, — неуверенно сказала я.
 — А красный мне больше нравится, — откликнулась Клава.
 — Ну постели оба. А что, сейчас модно делить пространство на зоны. Будет у тебя в комнате две зоны, ты и мебель можешь переставить, — все больше воодушевлялась я.
 — Ты думаешь? — оживилась подруга. — А правда, я сама видела в «Квартирном вопросе» такие заморочки. Точно, вот сюда я переставлю кресло и журнальный столик. Там, — она махнула рукой в сторону противоположного окна, — встанет книжный шкафчик, да и сервантик поместится. Слушай, а что ты сидишь?
 Давай помогай! — крикнула Клава, вскакивая с дивана.
 Следующие два часа мы пыхтели и, учитывая наши физические возможности, производили много лишних движений. Обливаясь потом, мы стащили в угол всю мебель и постелили красный ковер.
 — Теперь ставим там диван, торшер, журнальный столик и кресло! — скомандовала Клава.
 — Дай передохнуть, — сказала я очень некстати с точки зрения подруги.
 — Потом отдохнешь! — отмахнулась она и в пылу своей созидательной деятельности ринулась к шкафчику для книг.
 — Осторожно! — крикнула я, но Клава уже потянула шкаф за верхнюю полку.
 Будто костяшки домино, весело сложились полочки, и шкафчик устремился навстречу Клаве.
 — Удивительно, как хорошо ты помещаешься в любом предмете мебели! — воскликнула я, поднимая шкафчики выковыривая из него Клавдию, — Ты жива еще, моя старушка? — пропела я.
 — Жива, жива, — прокряхтела она, оглядывая свои ободранные ноги и растирая покрасневший локоть. — Черт, какое опасное дело — заниматься меблировкой!
 Я перетащила зеленый ковер на место, выделенное для него, и чуть не упала, зацепившись за что-то ногой.
 — Что это, Клава?
 — Это? А, это кольцо! — радостно ответила подруга.
 — Я вижу, что кольцо…
 — Что это за кольцо и зачем оно торчит посреди комнаты?
 — Это вход в подвал! — сообщила Клава.
 — У тебя вход в подвал в гостиной?
 — Ну и что? Нужно же где-нибудь входить в подвал?
 — И что у тебя в подвале?
 — Не знаю, я там ни разу не была.
 Я в изумлении уставилась на подругу:
 — Клава, как можно проявить такую халатность и не облазить все уголки в собственном доме? А вдруг у тебя там лаборатория по производству бактериологического оружия?!
 — Ага. Ты еще скажи, что там большевики сидят в подполье с семнадцатого года и огурцы все поели. — Клава, при чем тут огурцы?
 — Ни при чем, а огурцов нет, — обиженно ответила Клава.
 Я придирчиво осмотрела комнату. Она приобрела неожиданно законченный и оригинальный вид.
 — Bay! — воскликнула Клавка. — Дети не узнают родной дом. Надо бы еще занавески поменять.
 — Клав, давай ты это завтра сделаешь, без меня. Я хочу залезть в подвал и посмотреть, наконец, что там.
 Но Клаба была непреклонна и ни в какую не соглашалась лезть в подвал:
 — В другой раз, сейчас не до того. Дети вот-вот прибегут с учебы, кормить надо.
 Я не стала уговаривать подругу, но взяла с нее слово, что в следующий раз она не будет препятствовать моему здоровому любопытству.
 …Сегодня я решила совершить первую экспедицию в таинственное подземелье. Как только я сообщила об этом Клаве, она вздохнула и погрустнела.
 — Клава, ты что?
 — А может, не надо? Вдруг там мыши? Я боюсь мышей.
 — Запустишь в подвал Ксенофонта, Он их любит.
 — Ну ладно, — сказала Клава. — Давай.
 Сейчас я принесу фонарик и обую кроссовки.
 — И шлем Филькин возьми!
 — В шлеме неудобно — в темноте не видно.
 — Клава, я пошутила. Неси скорей фонарик!
 — Сходи за ним, он где-то на кухне, в буфете.
 Я пошла на кухню. Буфет служил Клавке хранилищем разных вещей: от посуды (как ни странно) до мелких предметов, которые валялись повсюду до очередной попытки навести порядок, когда подруга или ее дети собирали их и засовывали в разные ящики буфета, где еще оставалось место. Здесь можно было найти крышки, пузырьки, пробки, монетки, россыпи карандашей и поломанных ручек (вдруг пригодятся), свисток, калькулятор, невесть как попавший в компанию с пакетиками чая, записную книжку, сушеную ящерицу в коробочке под стеклом (Настя когда-то увлекалась биологией). Наконец я увидела фонарик, он был засунут в меховую рукавицу.
 — А это что? — спросила я, вернувшись в комнату.
 — Ой, ты нашла мой мобильник! А я думаю, где он? Я слышала, что где-то звучит музыка, а потом он, наверное, разрядился. Я неделю его ищу.
 Я только покачала головой:
 — Боюсь, что однажды ты сама потеряешься. На тебе уже впору сделать надпись: «Вернуть по адресу такому-то за вознаграждение».
 Клава с видом оскорбленной добродетели подошла ко мне и молча забрала телефон.
 — Поставлю на подзарядку, — донеслось из соседней комнаты.
 — Иди уже наконец, я открываю люк!
 Я отогнула угол красного ковра и решительно потянула за кольцо. Люк открылся неожиданно легко. Из черной дыры потянуло сыростью и плесенью.
 — Боже мой, сейчас оттуда налетит моль и сожрет мои персидские ковры, — простонала Клавка.
 — Там нет моли, — сказала я неуверенно и добавила, посветив в дыру:
 — Лестницы я тоже не вижу, но вроде бы неглубоко. Клава, давай я тебя спущу в люк, потом передам тебе стул и сама спущусь на него.
 — Давай, сначала стул, потом ты, потом я, — предложила Клава в ответ.
 — Хорошо, хорошо. Тащи стул из Филькиной комнаты, он покрепче будет.
 Клавдия, кряхтя, притащила стул. Филя сделал его сам, считая, что современная мебель не в состоянии выдержать настоящего воина в доспехах. Мы аккуратно привязали к стулу веревку и спустили его в подвал.
 — Действительно неглубоко, — сказала Клава. — Давай я попробую.
 Она села на край люка, спустила туда обе ноги и оттолкнулась от края.
 — А-а-а-а-а!!! — раздался Клавкин вопль и звук падения тела.
 — Клавочка, что с тобой? Клава, ты жива? — запричитала я. — Подожди, я сейчас спущусь.
 — А-а-а-а-а!!! — с таким же воплем я приземлилась на четвереньки на что-то мягкое и теплое.
 — Ляля, слезь с меня, — прямо в ухо сказал сдавленный голос, похожий на Клавкин.
 — Сейчас, — я отползла в сторону, нашарила упавший фонарик и осторожно выпрямила спину.
 — Ого! — присвистнула Клава. — А подвальчик-то нехилый! Что тут было, бомбоубежище?
 — А мы сейчас посмотрим! Кстати, а где наш стульчик?
 — Да вот он, — ткнула пальцем в темноту подруга.
 Я посветила в ту сторону и увидела огромную бочку, на которой стоял стул:
 — Да, Акела промахнулся. Клавдия, как это мы сиганули мимо?
 — Не знаю, — ответила подруга, — но раз уж обошлось без переломов, давай осмотримся.
 Вдоль довольно просторного помещения с земляным полом тянулись стеллажи, на которых поблескивали банки. Я подошла поближе и смахнула пыль с нескольких банок: огурчики, помидорчики, компотики.
 — Да тут просто продовольственный склад!
 Клава, а ты говорила, что ни одной банки в этом году не закрыла.
 Клава стояла молча и соображала.
 — Так ведь это не мои баночки, — радостно объяснила она. — Это Василия из двадцать третьего дома. Точно, вот такие грушки у него растут и огурчики из теплички. Вот.
 Я вспомнила куркуля Василия, о котором говорила Клавка. Мужичок лет сорока пяти, капитан в отставке, давно заглядывался на подругу, «Все равно твой кролик ходит к моей кошке», — говорил Василий.
 Кролик Варфоломей, милый лопоухий зверек, белый с коричневыми пятнами на морде, быстро понял, что хозяйка не слишком разбирается в вопросах животноводства, особенно в части заготовки кормов и кормлении животных как таковых. Так, например, будучи твердо уверенной в том, что из травы можно получать необходимое для обеспечения жизнедеятельности организма количество воды, за все жаркое, пыльное лето она не налила бедняге ни капли. Тот факт, что Лорду воду наливали, объяснялся, видимо, тем, что собаки траву не едят. Оглядевшись по сторонам и взвесив свои шансы на выживание в таких условиях, кролик попытался прибиться к стае кур-экстремалок. Но после кур подъедать было абсолютно нечего. Им самим приходилось нелегко, а когда они выклевали остатки травы рядом с клеткой кролика, Варик решил: «Пора переходить через кордон». «Землей обетованной» для Варика был соседний участок. Сочная травка, блестящие баклажаны и огромные перцы, рдеющие на солнце, — все это изобилие вызывало спазмы в желудке кролика. Дождавшись ночи, он начал делать подкоп. Выкопав под кустом малины незаметную, но вполне приличную яму, кролик нырнул на чужую сторону. Это был настоящий праздник! Ошалев от разнообразия, Варик рванул к теплице. «Не съем, так понадкусываю», — рассудил кролик, как хохол в известном анекдоте, и оставил след своих зубов на сочной мякоти всех помидоров, до которых смог дотянуться. Василий, наверное, никогда не думал, что помидорам может грозить опасность со стороны кролика, ведь кролики не едят помидоры, это общеизвестно. Но сам Варфоломей этого не знал и, наевшись до отвала, решил вернуться завтра, чтобы попробовать огурчики. С тех пор он регулярно делал вылазки в соседский огород. В один из своих визитов он познакомился с соседской кошкой Муськой, которую практичный Василий завел исключительно для охраны дома и приусадебного участка от грызунов. Муська прониклась к Варику сочувствием; не раз она угощала длинноухого приятеля молоком из своей миски.
 Василий заметил, что с помидорами стало происходить что-то неладное. «Крысы», подумал он и поставил крысоловку. Результат не заставил себя ждать. Ранним утром Василий вышел, позевывая, полить грядки и, забыв о принятых мерах, шагнул в теплицу. Угодив босой ногой в крысоловку, Василий издал вопль боли и удивления.
 Больше туда никто в тот день не попался. Не попался никто и в другие дни. Василий понял, что дело осложняется. Он решил вспомнить боевое прошлое, залечь с дробовиком в засаде и выследить наконец вредителя. Взошла луна, огород был освещен ровным голубоватым светом, который придавал пейзажу оттенок нереальности. Вдруг от забора отделилась тень и скачками стала продвигаться в сторону теплицы. По-пластунски Василий подполз к теплице и, заглянув вовнутрь, онемел от удивления: поднявшись на задние лапы, перед кустом помидоров сидел кролик, смутно знакомый Василию. «Ах ты, тварюга!» — взревел Василий Игнатьевич. Кролик, не теряя времени даром, метнулся к дыре под забором и скрылся из виду. Кролики бегают быстрее, чем отставные капитаны.
 Клава решительно отмела все претензии соседа в адрес Варфоломея.
 — Кролика не едят помидоры и не гуляют с кошками, — сказала она категорично.
 — Но помидоры-то попорчены? — настаивал Василий.
 — А может, вы сами их по ночам грызете, во сне? — добавила она. — Вы лунатизмом не страдаете?
 Эта история сильно повлияла на Василия Игнатьевича. Обиженный, он еще больше утвердился в том мнении, что соседка — женщина странная и, вероятно, не совсем нормальная, как любая одинокая женщина, не ведомая по жизни мужской рукой.


* * *

 — Клава, я думаю, надо осмотреться, — Давай, — ответила подруга, растирая колено. — Надо же так удачно грохнуться!
 — Да хватит уже ныть, в самом деле! Я ведь тоже свалилась и ничего, молчу.
 — Еще бы тебе не молчать, моя дорогая, ты случайно не помнишь, на что, вернее, на кого ты приземлилась? А ведь это, смею напомнить, была я. Я, может быть, в себя не успела прийти после падения, а тут еще ты как тюфяк…
 — Почему это как тюфяк? — обиделась я. — Я понимаю, что я не Плисецкая, но все же не лишена некоторой грации.
 — А как же борцы сумо тоже весьма грациозно перебирают целлюлитными ножками в Японии, вызывая сход лавин на Кавказе.
 — Боже мой, сколько яда источают твои слова! Наверное, сложно поддерживать постоянный уровень?
 — Ничуть, — парировала подруга. — С тех пор как я общаюсь с тобой, мой небольшой, подчеркиваю, небольшой природный запас постоянно пополняется.
 Я с сомнением вглядывалась в лицо Клавы, стараясь понять, шутит она или серьезно.
 — Хватит светить в лицо, партайгеноссе Мюллер, здесь вам не гестапо!
 Я с облегчением вздохнула, все-таки она шутит, значит, не обижается. Я перевела луч фонарика на стеллажи, «украшающие» стены подвала, и спросила:
 — Интересно, как Василий сюда проник?
 — Наверное, у него тоже есть вход в подвал.
 — Надо же, какая гениальная догадка! И ежу понятно, что у него есть вход в подвал. Почему он ставит свои банки под твоим домом?
 — Не знаю, а ты как думаешь?
 — Я думаю, он решил завоевать тебя, захватив сначала твой подвал Он ведет наблюдение за тобой…
 — Из подвала? — уточнила Клава.
 — Ну да, — продолжала импровизировать я. — Откроет баночку компотика, сядет на ступенечку, сидит кушает и слушает, — я понизила голос, придав ему таинственность. Клава как завороженная смотрела на меня.
 — И что? — выдохнула она.
 — А ничего, что интересного можно у тебя услышать?
 — Что, совсем ничего интересного нет в моей жизни? — оскорбилась подруга.
 — Что-то наверняка есть, но ты же об этом не рассказываешь, лежа на полу около люка?
 А коврики создают нормальную звукоизоляцию, так что ничего твой сосед-лазутчик не услышит.
 — Ты думаешь?
 — Да. Я думаю, разоблачение тебе в ближайшее время не грозит.
 — Ну, слава богу, — голос ее прозвучал как-то глухо.
 Я решила напомнить Клаве о том, что мы собирались сделать до того момента, как стали упражняться в остроумии, но ее рядом не было.
 — Клава, — тихо позвала я. — Ты где?
 — Я здесь, — голос звучал еще глуше.
 — Где?
 — Иди прямо и увидишь.
 — А прямо, в какую сторону?
 Похоже, мой вопрос озадачил ее, она помолчала некоторое время.
 — Компоты — слева, а огурчики — справа, — проинструктировала меня подруга откуда-то из темноты — Компоты, компоты, — бормотала я. — А, вот они, нашла Боже, а что это за коридор?!
 — Здорово, правда? — Клава вынырнула из черноты. — Я прошла до конца, там тупик.
 — Я тоже хочу посмотреть.
 — Освещая путь, я медленно пошла вперед и уперлась в кирпичную кладку. А это что? Так, интересно…
 — Смотри, Клава! Все стены замшелые от старости, а здесь кирпичик красненький, почти новенький. Это кто-то позже заложил.
 — Пожалуй, ты права. Но кто и зачем? И куда вел ход? А если Ну конечно, если идти прямо, мы попадем на противоположную сторону улицы? А там у нас что?
 — Что? — повторила я, хотя догадка уже брезжила в моих мозгах.
 — А там у нас интересующий нас дом, типа «замок».
 — Отпад! Клава, ты сегодня в ударе! Расскажешь мне о своей диете, стимулирующей мозговую деятельность.
 — Много сладкого. Но ты ее себе с твоей фигурой позволить не можешь.
 — Ладно, оставь мою фигуру в покое, не завидуй. Думаю, нам нужно будет вернуться сюда с инструментами и попробовать выломать дырку, чтобы посмотреть, что там.
 — А если там действительно ход, ведущий в замок?
 — Значит, сможем ходить туда без ключа и совершенно незаметно.
 — Точно! Ну что, полезли домой?
 Поднявшись наверх, мы разглядели друг друга хорошенько и очень долго не могли успокоиться. Я хохотала так, что у меня началась истерика.
 Чумазые, как трубочисты, лохматые и ободранные, мы произвели бы сейчас неизгладимое впечатление на любого. И таковой не заставил себя ждать. Настойчивый звонок у калитки отвлек нас от безудержного веселья. Клава кинулась к двери, а я к зеркалу. Но нескольких секунд было недостаточно, чтобы вновь приобрести человеческий облик.
 — Ну и ну! — присвистнул Сергей. — Готовимся к участию в проекте «Последний герой»?
 — Нет, тут нечто поинтереснее намечается. — Мне не терпелось поделиться новостями о подвале.
 — Что вы говорите? Настоящая сенсация сейчас на вес золота.
 — Под моим домом целое подземное царство, — начала Клава, лишив меня удовольствия сообщить новость первой, и поэтому я ее перебила:
 — С запасом провианта лет на пять. И заметь, ей это не стоило ни рубля!
 Сергей долго не мог понять, каким образом Клавкин сосед проник в ее подполье. Наш сбивчивый рассказ постепенно расставил все по местам. Больше всего его потрясло то, что за несколько лет проживания в этом доме хозяйка ни разу не заглянула в подвал. Он даже поумничал на тему женской неадекватности, но Клавдия быстро пресекла все его попытки судить о вещах, в которых, по ее мнению, разбиралась только она.
 — Говори, зачем пришел, и не строй из себя эксперта по женской психологии! — приказала она.
 — Пришел за помощью. Там Жека себе на голову банку с краской перевернул. Теперь он весь такого нежно-зеленого цвета, как молодой горошек.
 — Господи, а глаза?! — испугалась я.
 — Глаза в порядке, вот с волосами прям беда, — ответил Серега.
 — А краска какая? — спросила Клава, как будто она разбиралась в красках.
 — Краска отличная, стойкая, покрывающая способность хорошая, матовость…
 — Это особенно важно, — вставила я.
 — Что? — не понял он.
 — Матовость. Жека, наверное, просто счастлив! Он не любит кричащего блеска.
 Пока мы обсуждали свойства краски, Клава вышла и вернулась в резиновых перчатках по локоть со словами:
 — Ну, где потерпевший? Ведите меня к нему!
 В течение часа мы смывали краску с волос отчаянно орущего Жеки, поливая его из бутылки растворителем, затем провели короткий консилиум и вынесли свой вердикт: потерпевшего легче остричь наголо, чем отмыть.
 — Отмыть голову от краски будет гораздо легче, если на ней не будет волос! — безапелляционно заявила Клава.
 — А уши вам мои не помешают? — робко поинтересовался Жека.
 — Уши можно оставить!
 — Ладно, стригите, — покорился своей участи Жека. — У меня есть роскошная бандана, купил по случаю. Не знал только, по какому.
 — Теперь знаешь, — сказал Сергей.




 18


 На следующий день, в субботу, проснувшись в десять часов, я решила, что неплохо было бы провести денек дома. Выламывание дырки в стене Клавкиного подземелья было отложено на неделю, так как подруга неожиданно вспомнила о важных делах, запланированных на эти выходные.
 До часу дня я слонялась по квартире, затем подумала, что так бездарно проводить время не годится" тем более что кладовка давно ждет, когда я наведу в ней порядок…
 Я сидела на полу, скрестив ноги по-турецки, и сосредоточенно думала, куда прилепить кусочек картона, который держала в руке. Может, вот сюда? Точно. Паззлы складывались сегодня на удивление легко. Передо мной возникала картина: Манхэттен на фоне багрового заката. Эти паззлы мы купили вместе с Димой лет пять назад, и они провалялись в кладовке среди старых журналов и коробок с обувью. Я пыталась найти свои кроссовки среди старого хлама, который я почему-то храню, и случайно увидела эту коробку.
 Я принесла ее в комнату и высыпала на пол перед диваном: 2000 паззлов — это, знаете ли, требует места! Складывая кусочек за кусочком, я вспоминала свою семейную жизнь. Странно, но я не испытывала ни горечи, ни разочарования, мне было просто грустно. Грустно, потому что семь лет не сблизили, а только разъединили нас.
 Грустно, потому что я не нашла в браке того, чего ждала от семейной жизни. Я не родила ребенка или двух, не научалась печь пироги с капустой и собирать за столом всю семью. Мой бывший муж, по-видимому, тоже не нашел во мне того, чего жаждали его кибер-сердце и разум. Он уехал за своим виртуальным счастьем. А мне нужно счастье настоящее… Хватит грустить! Я, кряхтя, разогнулась и посмотрела на часы. Прошло уже два часа. Нельзя так долго думать о серьезных вещах.
 Я прошлепала в кухню к холодильнику, где у меня была початая бутылка джина, плеснула немного в хрустальный стакан и наполнила его доверху шипучим тоником. Может, и закусить чем-нибудь? Баночка маслин и кусок сыра сиротливо ютились на полочке практически пустого холодильника. Гуманнее было бы отключить его, чего зря морозить. Я так давно не готовила, что и не заметила, как в доме перевелись продукты. «Так нельзя», — решительно, подумала я, доставая сыр и прижав его к груди подбородком, ловко прихватила маслины. Нужно питаться правильно и покончить с этим фаст-фудом. А то скоро покроюсь целлюлитом, как борец сумо.
 Резкий телефонный звонок заставил меня вздрогнуть. Чуть не уронив стакан, я бросилась в комнату к телефону и неловко сдернула трубку.
 — Але, — сказала я, еле ворочая языком.
 — Кто это? Ляли, эти ты'? — тревожно зазвенел Клавин голос.
 — Я!
 — А что у тебя с голосом?
 — Я сыр ем.
 — А… — успокоилась Клава. — А омаров хочешь?
 — Хочу, привози!
 — Нет, голубушка, у меня омаров нет. Но они есть там, куда мы с тобой идем по приглашению милейшего Аркадия Яковлевича. Там и в боулинг поиграть можно. Идем?
 — Ради омаров? Безусловно! А то у меня в холодильнике мышь повесилась, а пицца на дом уже осточертела. Кстати, а как же твои неотложные дела? — спохватилась я.
 — Уже все сделано. В пять тридцать ты должна быть на месте, встретимся у входа. Записывай, где! — Подруга объяснила, куда ехать, и положила трубку.
 Я посмотрела на свой стакан с коктейлем, — он был пуст наполовину. А, не Страшно! Никто и не заметит, я езжу аккуратно. Войдя в спальню, я раздвинула дверцы шкафа-купе: что мы наденем сегодня, чтобы заставить всех окружающих кусать локти и плакать от зависти? Вот то, что надо!
 Я достала из шкафа изящное сиреневое платье, расшитое плетками, с глубоким вырезом на спине. Нанеся легкий макияж и накрасив ярко лишь глаза, я схватила сумочку, плащ и ключи от машины. Выбегая из квартиры, я оставила за собой горьковатое облако моих любимых духов.
 «Шестерка» решила взять тайм-аут и отказалась заводиться. Такое периодически случалось, поэтому, не теряя времени на переговоры с машиной, я, безлошадная, отправилась прямиком к трамвайной остановке. До дороги, где бегали маршрутки, идти было далековато.
 Пятачок, предназначенный для рокировки пассажиров, был запружен многочисленными старушками с ведрами тюльпанов и пионов. Сладкий цветочный аромат перемешивался с запахом жареных пирожков с картошкой, и вся эта какофония удивительным образом передавала кубанский колорит. Народу была уйма, видимо, трамваи не радовали своим частым появлением. Особо нетерпеливые граждане стояли прямо на рельсах, пристально всматриваясь вдаль и радостно извещая всех остальных, что трамвая пока еще не видать. Некоторые строили прогнозы, другие уверяли, что ждать бесполезно, так как все трамваи наверняка застряли под мостом и в ближайший час не появятся. Тем радостнее воспринималось прибытие долгожданного транспорта!
 Трамвай уже давно перестал быть тем средством передвижения, садясь в которое, гражданин испытывал священный трепет от соприкосновения с чудом технического прогресса. Напротив, при виде накренившегося переполненного вагона настроение резко падало, зато поднимался боевой дух, и, бодро работая локтями, народ внедрялся в так называемый «салон» трамвая.
 Покрикивания вагоновожатой в микрофон довершали трогательный момент встречи человека с творением его же, человека, рук. Я даже провела свои статистические исследования и открыла интересную закономерность, которая пополнила бы перечень известных законов Мерфи. Чем больше толпа на остановке, тем вероятнее появление всего лишь одного вагона, или, как я это называю, «одноразового» трамвая. Сдвоенные полупустые вагоны гостеприимно распахивают свои двери только на безлюдных остановках. Если же людей в ожидании трамвая собралось беспрецедентно много, то у такого «одноразового» трамвая обязательно будет неисправна какая-нибудь дверь, а то и две! Да, трамвай сегодня уже не тот.
 Насколько я знаю, первые пути в нашем городе прокладывали бельгийцы еще в дореволюционные времена. С тех пор каш трамвайный парк утратил европейский лоск;
 Я, как полагается, дождалась задорно громыхающего вагончика и умудрилась втиснуться в заднюю дверь. Амбре, ударившее мне в лицо, не имело ничего общего с душистостью цветов. Сбоку от двери на сиденье взгромоздился весьма необычный персонаж: крупный мужчина средних лет, слегка выбритый и пьяный до чертиков. Он громогласно приветствовал вошедших, советуя всем прижаться друг к другу поплотнее и позаботиться о тех, кто не помещается в переполненный вагон.
 — Я уже почти колибри, — заплетающимся языком говорил он. — Вот меня уже почти нет, я — колибри! Женщина в красном берете! — И он похлопал по голове тетеньку в мохеровой шапке, зависшую на нижней ступеньке. — Почему у нас красный берет, а не голубой? Мы — голубые береты!
 Женщина в шапке невольно улыбнулась, «колибри» это тут же заметил:
 — Женщины — это чудо, особенно весной!
 А я — мартовский кот!
 Словоохотливые попутчицы быстро откликнулись, а некоторые предложили ему определиться, кто он: кот или, все-таки, колибри. Ехать мне, к счастью, было недалеко, и я с облегчением покинула трамвай.


* * *

 За квартал я приметила живописную парочку у самого входа в клуб. Аркадий Яковлевич красовался в огненно-рыжем пиджаке и коричневых ботинках. Клавдия же подслеповато щурилась на солнышке и звонко смеялась, закидывая назад голову. Шерлок Холмс упражнялся в красноречии, а подруга ловила каждое его слово. Она была хороша: черные брючки в обтяжку и ярко-изумрудная блузка, купленная на прошлой неделе вопреки всем моим советам подобрать другой цвет. Видимо, я ошиблась, полагая, что оттенки зеленого ей не подходят. Я помахала рукой, как только увидела, что они смотрят в мою сторону.
 — Бонжур, мадемуазель! — адвокат галантно поцеловал мне руку. Когда у него было приподнятое настроение, он сыпал иностранными фразами. Клава, стоя рядом с ним, почему-то краснела, как гимназистка.
 — Нас ждет столик в уютном закуточке, — продолжал Аркадий Яковлевич. — Сегодня гуляем!
 — А что за повод? — полюбопытствовала я.
 — У Аркадия Яковлевича успешно завершился какой-то долгий и сложный судебный процесс и…
 — Ни слова о делах! Только отдыхать! — прервал ее наш кавалер.
 Из помещения, куда мы входили, доносились. звуки музыки и удары шаров боулинга. Адвокат любезно предложил попробовать свои силы в качестве игроков, но, заметив возле переобувалки списки любительских турниров с указанием достигнутых результатов, я спасовала и предпочла сесть за заказанный столик в баре с видом на играющих. Нам было о чем поговорить. С тех пор как Аркадий Яковлевич решил всячески покровительствовать нам в разгадывании наших ребусов, у нас всегда была тема для обсуждения. Вот и сейчас мы обменялись последними новостями.
 Выслушивая его мнение, Клавдия впала в задумчивость: вкрадчивый баритон действовал на нее гипнотически. По этой причине ждать каких-либо дельных предложений с ее стороны было бесполезно. Я достаточно красочно обрисовала ему наш спуск в подвал, утаив некоторые компрометирующие нас подробности. Позабавил его рассказ о соседских запасах провианта:
 — Должно быть, практичный мужичок этот ваш бывший военный, — сказал он.
 — Да, очень. Клавочку вот в подружки зовет, — не удержалась я.
 — Не выдумывай! — вышла из лирической задумчивости подруга. — Нашла жениха, тоже мне!
 Мы весело посмеялись над Клавкиным ухажером и снова вернулись к подвалу.
 — А какой длины коридор до этой кирпичной кладки? — задал вопрос адвокат.
 — Метров семь, наверное. Так ведь, Клава?
 — Да, где-то так. Не больше!
 — И что же, цемент совсем свежий ? — продолжал он.
 — Это я точно не скажу, но выглядит все так, будто недавно сделано, — ответила я.
 — Интересно… — протянул Аркадий Яковлевич.
 — А мне-то как интересно, — встрепенулась подруга. — Жила себе спокойно и в ус не дула, а теперь вот спустилась в подвальчик и столько сразу проблем появилось.
 — Клава, — мягко начал адвокат, — а какие-нибудь странные звуки ты у себя в доме не слыхала?
 — В моем доме все звуки странные. С такими детьми и животными, как мои…
 — Да как же, звуки из-под земли? — упорствовал адвокат.
 — Нет, таких не слышала.
 Подошедший официант отвлек нас от разговора. Аркадий Яковлевич, как истинный гурман, начал расспрашивать юношу о рецептуре блюд.
 Через некоторое время на столе появились обещанные омары и другие рыбные закуски, салаты и зелень. Я оценила сочетание белого куриного мяса и ананасов под сливочным соусом Особую пикантность и неповторимость придавали ему зернышки граната и мелко нарубленный базилик. Клава сосредоточенно склонилась над своим салатом: нежная малосольная семга с кубиками твердого желтого сыра и маслинами под соком лимона. Адвокат жмурился от удовольствия, как большой кот, пригревшийся на печи. Салат, который стоял перед ним, был непохож ни на что, прежде виденное мной. Я постеснялась спрашивать его, но судя по всему, он был доволен. К тому моменту, как нам принесли горячее, я уже ощущала легкую сытость.
 Но то, что нам принесли, пахло так вкусно — разом были отметены все рассуждения о том, что при первых признаках насыщения необходимо вставать из-за стола. На такие подвиги я не способна! На больших плоских тарелках лежала форель, запеченная в миндале, с гарниром из спаржи и молодых побегов бамбука.
 Аркадий Яковлевич торжественно разлил по бокалам белое вино.
 — За вас, красавицы! Скрашиваете скучные одинокие вечера старика, — заскромничал он.
 — Что это вы наговариваете на себя? Нашли старика! — заявила я.
 — Действительно! — поддержала меня подруга…
 Мы звонко чокнулись и, выпив вина, приступили к процессу поглощения горячего. Божественно! Форель таяла во рту, а миндаль оставлял экзотическое послевкусие. Музыка зазвучала громче, первые пары пошли танцевать. Обзор начали закрывать танцующие тела, то плавно покачивающиеся, то, конвульсивно дергающиеся под современные мелодии. Адвокат поморщился — эстетического наслаждения он явно не испытывал.
 Рассчитавшись с официантом, он еще раз предложил нам поиграть в боулинг. То ли вино подействовало, толи вид танцующих поднял мою самооценку, но я решительно приняла предложение, а запротестовавшую было Клаву просто оборвала:
 — Не выдумывай! Мы сейчас покажем класс!
 Тебе-то что, ты вообще в брюках. Вперед! — сама я была в узком платье, до колено, совсем не годившемся для игры.
 Аркадий Яковлевич оценил мою готовность и .повел нас переобуваться. Через пять минут исходную позицию у одной из дорожек заняло весьма живописное трио: толстый солидный мужчина в джинсах на подтяжках и без пиджака, худенькая шатенка в брючках и довольно забавная особь женского пола в вечернем платье и спортивных ботинках, надетых на белые носки. Глядя на себя, я вспомнила душещипательное фильмы времен застоя, где героини ходили на танцы в носочках и босоножках. Инструктор же не обратил никакого внимания на мой нелепый вид. Он тут, наверное, такого насмотрелся, бедолага! Теперь ничему не удивляется.
 Я лукавила, говоря, что ничего не смыслю в боулинге. Пару раз до этого мне приходилось участвовать в подобном мероприятии. И сейчас, глядя ;на свои наманикюренные пальцы, я подумала: «Все, хана ногтям!» Но настроение было боевое, и я решила бросать шар первой. Как и следовало ожидать, в таком узком платье принять необходимую позу никакие удавалось. Недолго думая, я задрала юбку до длины отчаянного мини и ринулась вперед.
 Может быть, какие-то изъяны в моей фигуре и присутствовали, но ног это не касалось. Ноги у меня что надо! А если кому не нравится, может не смотреть! Первый результат был не самым лучшим, но он, по крайней мере, был. Клавке повезло меньше, она чуть было не улетела вместе с шаром, чем вызвала корректное замечание инструктора. Для второго броска она долго подбирала шар и выбрала, на мой взгляд, слишком легкий, чтобы добиться удачи. Все кегли стояли на месте как вкопанные, любезно пропуская Клавкин шар сбоку. Адвокат сделал бросок на удивление легко и выбил страйк. Клава подпрыгнула и громко захлопала в ладоши Веселилась она недолго, до своей очереди бросать Я пыталась давать ей советы, но она не слушала, И если бы Аркадий Яковлевич не предложил нам съесть по мороженому, настроение у нее испортилось бы окончательно.
 Домой я вернулась за полночь. Адвокат вызвал нам с Клавой такси. Созвонившись с подругой и узнав, что она добралась благополучно, я мгновенно заснула.


* * *

 — Прошу прощения за поздний звонок, но есть новости.
 — Рассказывайте.
 — Из подвала дома моих знакомых есть ход в дом на Майской, — продолжал Аркадий Яковлевич.
 — И они туда ходят?
 — Нет, пока нет. Проход заложен кирпичом, вы сразу заметите где, кладка более свежая.
 — Спасибо, я все понял.
 Аркадий Яковлевич откинулся в кресле и закурил трубку.




 19


 Мы сидели в Клавкиной гостиной, которая спокойно могла служить натурой для съемок очередной серии фильма «Бушующая планета. Ураганы». Только перья из подушек не летали в воздухе. Подушки у Клавы были синтетическими.
 Вот именно, были.
 — Смотри, Клава, положенные по диагонали ковры тоже замечательно смотрятся, — вполне искренне сказала я.
 Клава отвлеклась от своих мрачных мыслей и с интересом уставилась в пол:
 — Есть в этом что-то…
 Снова повисла тишина, это было так непохоже на нас с подругой. Я долго не решалась спросить, но не выдержала:
 — Что пропало?
 — Пока не знаю, но все, что было ценного в моем доме, осталось на месте, — она была озадачена.
 — Странно… И дверь закрыта, и окна целы.
 Как они прошли в твой дом?.
 — — Почему они? Ты думаешь, их было несколько?
 — Ну, чтоб устроить такое…
 — Нужны лишь сила и творческий подход! — Похоже, подруга восхищалась человеком, превратившим ее дом в магазин секонд-хэнд в день прибытия тюков с новым товаром.
 — Ну я вполне понимаю, что вор выпотрошил все шкафы, переворошил всю одежду и белье, — недоумевала я, — но эти манипуляции с коврами мне непонятны. Ну заглянул под них, убедился, что сейф там не стоит, и оставь их в покое! Улететь он на них, что ли, собирался в случае внезапного появления хозяев? — сказала я и осеклась:
 — Клава!
 — Что?
 — Да вор залез в твой дом через подвал! Теперь все складывается.
 — Точно, — подхватила Клавдия мою догадку. — Окна, двери целы, а ковры сдвинуты.
 — А вдруг он сейчас сидит под полом и слушает нас, ждет, когда мы уйдем? — предположила я.
 — Сейчас он дождется! — Подруга резко вскочила с дивана, подлетела к пианино:
 — Чего сидишь? Помогай!
 Сначала я не поняла, что она собиралась делать, но потом в ходе ее действий разобралась…
 — Клава, я больше не могу, — стонала я, толкая неподъемный инструмент к центру комнаты. Обычно пианино вшестером или ввосьмером несут взрослые амбалы. Мы с Клавой справились за считанные минуты. Инструмент монументально стоял посреди гостиной, закрывая собой люк в подвал. Подруга артистично открыла крышку клавиатуры и наиграла Бетховенское «та-та-та-та-а-а!!!» в нижнем регистре, громко и многозначительно процитировав великого композитора:
 — Музыка должна высекать огонь из мужественной души!
 — Клава, ты в порядке? — забеспокоилась я.
 — Теперь — да!
 Клава защищала свое разоренное жилище.
 Я вышла в кухню. Не мешало бы подкрепиться или, на худой конец, выпить чего-нибудь.
 Я пошарила глазами по полкам буфета в поисках приличного кофе. Клава в этом вопросе была неприхотлива, я же, напротив, привередлива. Баночек было много… Ага, вот «Нескафе», вполне сгодится. Я открыла крышку и нырнула туда носом. Это не кофе. А что же?
 Я макнула палец в порошок и пригляделась повнимательнее, пробовать на вкус не рискнула.
 Потерла неизвестную субстанцию между пальцами, они окрасились в рыжевато-бурый цвет.
 Ой, что-то это мне напоминает… Это хна! Боже мой, Клава в своем репертуаре! Так, посмотрим в другой баночке. Здесь не пришлось проводить экспертизу, тут был черный молотый перец.
 Понюхала вот только зря… Когда подруга в десятый раз крикнула мне из гостиной: «Будь здорова!», я не выдержала и спросила:
 — Клава, а в какой из кофейных банок у тебя кофе?
 — «Чибо»! — отозвалась та.
 Я схватила чашки, кофе «Чибо» и закипевший чайник и направилась в комнату.
 — Двигай столик к дивану, — скомандовала я, — сделаем интеллектуальный перерыв.
 — Это как? — не поняла подруга.
 — Выпьем кофе и подумаем, — пояснила я.
 — Тогда мне по-мексикански! — распорядилась Клавдия.
 — Что по-мексикански?
 — Кофе! Очень простая рецептура: сваренный кофе смешиваешь с горячим молоком, сахара — две ложки. Потом желательно перелить все это в заранее подогретую чашку, ну.., и добавить палочку корицы. Вкус обалденный! И…
 — Расслабься! Все будет гораздо прозаичнее, — сказала я, залила свежемолотый кофе кипятком и накрыла чашки блюдцами. Через пять минут будет готово.
 Пока Клава запихивала в книжный шкаф альбомы с вываливающимися из них фотографиями, я вспомнила, что в тот День, когда закладывала вновь найденный дневник на нижнюю полку Клавкиного буфета, заметила там коробку конфет «Грильяж в шоколаде». Я устремилась обратно в кухню. Конфеты дожидались меня на том месте, где я их видела. Сладкое полезно для ума.
 Заодно и дневник перелистаем, может, какая мысль появится… А где же он?
 — Клава!!! — я орала как иерихонская труба. — Он украл дневник?!! Срочно вызывай милицию!
 — И что я им скажу? Что украли чужую тетрадку?
 Подруга была права, милиции здесь делать нечего.
 На следующий день дел у меня на работе было очень много, шефиня была в ударе. Она успела поболтать со всеми сотрудниками, проверить состояние всех текущих дел, залезла во все папки и файлы. Мы все носились как угорелые, некогда было устроить перекур или выпить кофе. Я, как назло, была последней в ее списке. Клава, наверное, уже ждала меня. Вчера я пообещала ей приехать и устранить разруху в ее жилище. В душе я надеялась, что подруга уже справилась без меня, но сидеть допоздна с Виолеттой Петровной мне совсем не улыбалось. Я заерзала на стуле:
 — Нога затекла, хочется размяться.
 — Разомнешься, Ляля, когда полностью отчитаешься. Мне кажется, или ты в самом деле в последнее время частенько отпрашиваешься и удираешь под благовидным предлогом?
 — Я? Ну что вы, Виолетта Петровна. Я уезжаю исключительно по делам фирмы, на встречу с клиентами.
 — Ляля, — шефиня уставилась на меня поверх очков, как удав на кролика, — если бы у тебя было столько клиентов, как ты говоришь, то вся наша контора, весь штат сотрудников обслуживали бы только их! Где они толпятся, твои мифические клиенты? Ау-у! Не пудри мне мозги, Ляля!
 Ты не забыла, что в нашем деле надо пахать и пахать, чтобы был результат?
 — Нет конечно, Виолетта Петровна, — я попыталась придать лицу соответствующее выражение: в меру преданное и заискивающее.
 — Иди работай и помни, я всех вас вижу насквозь. Свободна!
 Я вышла из кабинета начальницы и, побросав папки в ящики стола, схватила сумку и вылетела из офиса.




 20


 Калитка во двор Клавкиного дома была распахнута, и Лорда нигде не было видно. Я подошла к крыльцу и толкнула дверь в дом. Она тоже не была закрыла. Странно… Последнее время Клава следила, чтоб хотя бы дверь была закрыта. Я шагнула в коридор, и меня сковал леденящий душу ужас, — в тазу прямо посреди прихожей лежала.., голова Клавы. От собственного крика у меня зазвенело в ушах. Голова повернута затылком ко входу, аккуратно подвитые локоны были такими родными, Я почувствовала подступающую тошноту, но, казалось, у меня отнялись руки и ноги, и я не могла сдвинуться с места. Еще мгновенье, и я шлепнусь в обморок, в глазах начинало темнеть. Вдруг за моей спиной раздался голосок:
 — Чего это ты так кричишь, Ляля? — Настя протиснулась между мной и вешалкой. — Что случилось?
 — Это… — только и могла выдавить из себя я.
 — Это мама купила себе паричок. Правда, классный? Волосы как ее родные!
 До меня постепенно начинал доходить смысл услышанного. Это парик! Клава жива!
 — Но почему он здесь, в тазике?
 — Мама щедро залила его лаком, видишь, как сияет?
 — Ну и что?
 — Ну чтоб не забрызгать ничего, в таз на банку поставила. Да и воняет он жутко, поэтому я его в коридор и оттаранила, — разложила все по полочкам Настя.
 — Я из-за вашего паричка чуть ласты не склеила. Думала, что это голова твоей матери!
 — У тебя воспаленное воображение. Вы с мамой меньше в детективов играйте, и все будет в порядке!
 — С твоей мамой никогда ничего не будет в порядке.
 — Тоже верно, — легко согласилась девочка и выпорхнула во двор.
 Я хотела еще узнать, почему все двери настежь и никого нет, но не успела, Настя уже испарилась. В раздумье я вышла во двор и присела на стул, стоявший тут же под виноградником. Какое-то объяснение должно всему этому быть. Ждать пришлось недолго, первым появился Филипп с Лордом на поводке. На мой вопрос, откуда они явились, парень ответил:
 — В ветеринарку ходили, здесь рядом. Прививку от бешенства делали, уже год прошел после прошлой, пора.
 Так, понятно. Осталось обнаружить подругу.
 Она явилась через полчаса в шляпе с широкими полями.
 — Ты что, на пляж ходила? — не удержалась я.
 — Знаешь, есть просто женщины, а есть женщины, которые носят шляпы. Я принадлежу ко вторым, — с достоинством ответила Клава.
 — Давно?
 — Что, давно?
 — Принадлежишь давно или с сегодняшнего дня? — Я что-то не припоминала Клавдию в шляпе.
 — А что ты мне теперь прикажешь делать?! — неожиданно раздраженно воскликнула Клава и резко сорвала шляпу с головы.
 Хорошо, что я сидела, не то шваркнулась бы, падая аккурат о горку кирпича, возвышавшуюся тут уже года два для возведения нового забора На голове у Клавы вместо волос расцвел гигантский пушистый одуванчик!
 — Что это? — я раскрыла рот, — И не спрашивай! — ответила Клавка и расплакалась. — Решила попробовать новую краску, так половина волос осталась в раковине.
 Хорошо хоть, концы обломались, а не клочьями полезли.
 Я с сочувствием смотрела на подругу, даже не представляя, что она сейчас испытывала.
 — Поэтому ты купила парик и чуть не потеряла лучшего друга, — я рассказала ей о том шоке, который мне пришлось пережить.
 — Что теперь делать, Ляля?
 — Думаю, что парик все равно носить не нужно. Не лысая ведь, и то хорошо Оттеним твой цыплячий пух каким-нибудь тоником и будешь выглядеть лет на десять моложе. Чем старше женщина, тем короче должны быть волосы. Вот как у тебя сейчас, поняла?
 — Поняла, — успокоилась Клава.
 — Ты лучше скажи, почему дверь не закрыла?
 — Чтоб запах лака выветрился. А что, дома никого не было?
 — Никого. Настя позже прискакала.
 Подруга посокрушалась на тему безответственности своих отпрысков, а затем направила энергию в другое русло нужно было устранить последствия вчерашнего разгрома И хотя я сопротивлялась изо всех сил, мне пришлось принять самое активное участие в наведении порядка. Мы так разошлись, что даже сварганили новые занавески и заставили Филю их повесить.




 21


 Богатая творческая фантазия Жеки жаждала постоянного воплощения. Все традиционное и заезженное совершенно не привлекало его. Серость и однообразие угнетали Знакомые давно привыкли к переменам в имидже Жеки. Никого, например, не шокировали замысловатой формы черные замшевые туфли, которые он однажды нарисовал, а затем отнес эскиз к хорошему обувщику. Яркие джемпера ручной вязки и стильные джинсы были его любимой одеждой Жека выглядел броско, но не безвкусно. Наоборот, цветовое чутье у него было потрясающим. Людей, которые великолепно разбираются в цвете, чувствуют его и обыгрывают в образе, на самом деле гораздо меньше, чем может показаться на первый взгляд. Порой довольно-таки способный декоратор может придать предмету своего творчества весьма причудливую форму, оригинально разместить его в интерьере, но цвет… Цвет часто дремлет или даже спит. У Жеки нужный цвет солировал в многоголосом ансамбле всевозможных оттенков. Как никто другой, он умел работать с самыми капризными тонами красного и желтого.
 Обычно этому учат, Летягина же щедро наградила этим талантом сама природа. Он любил повторять: «Если я начинаю к чему-то привыкать, значит ;настало время это изменить!» Менять приходилось все. Ветер, перемен; в среде; обитания Жеки превращался в перманентный сквозняк.
 (Сосуществовать с ним на одной территории было не самым легким занятием, а подчас даже и невозможным. Наверное:, только такой спокойный человек, как Сергей, был способен выдерживать общество своего напарника в огромных дозах.
 Сергей был тем эпицентром, вокруг которого вращался этот неукротимый вихрь идей. Во многих странах бытует забавная традиция давать имена ураганам и смерчам. В арт-бюро «Вигвам» обитал тайфун по имени Жека.


* * *

 — Серега! У меня сегодня мажорное настроение! — Жека стоял в дверях в черных вельветовых джинсах и вишневой сатиновой рубахе навыпуск. Озорные чертики плясали в его голубых глазах.
 — Рад за тебя, тем более что, сейчас оно станет еще лучше, — добродушно сказал Сергей, не отрывая взгляда от каких-то планов на столе.
 — Почему?
 — У тебя появилась парочка свободных дней.
 Все равно, пока я не закончу этот проект, ничем другим заниматься не буду. Так что у тебя уйма свободного времени, — Сергей разогнул спину и потянулся, — найти себе за эти дни спутницу Жизни ты, конечно; не успеешь…
 — — Могу; пойти на рекорд! — перебил его друг:
 — В общем, созвонимся, — Сергей снова склонился над бумагами.


* * *

 Творческий человек нуждается в отдыхе и смене вида деятельности более других. Евгений очень любил свое дело и с наслаждением занимался декором помещений, но у него уже давно не хватало времени сделать что-нибудь для собственного удовольствия. Два свободных дня, неожиданно свалившихся на Жеку, пришлись как нельзя более кстати. Он решил отреставрировать свой любимый столик из японской вишни, оставшийся ему на память от Раисы Петровны. «Пора вернуть вещи утраченный блеск!» — сказал Жека вслух и отправился на второй этаж, где он занимал все правое крыло с тех пор, как восемь лет назад Сергей женился и освободил свои комнаты. Левое крыло делилось на два просторных помещения: кабинет Сергея и мастерскую Жеки.
 Квартира Евгения была, во-первых, функциональной, а во-вторых — своеобразной и неповторимой. Он постарался сделать свое жилище динамичным и ярким, призванным, однако, не веселить, а подпитывать энергией. В ходе перепланировки были ликвидированы межкомнатные перегородки, и Жека стал обладателем огромной студии, где у него были, гостиная, кухня-столовая, спальня. Отдельное помещение он выделил для своей творческой лаборатории (как он это называл). Там он хранил различные инструменты, лаки, краски, всевозможные материалы, начиная от бумаги и заканчивая эксклюзивными тканями.
 Там же, за старинной китайской ширмой, стояла швейная машинка. Домработница посещала апартаменты Жеки раз в неделю, убирая главным образом студию. В мастерскую Жека пускал ее очень редко, стараясь обходиться собственными силами. Поэтому там царил творческий хаос.
 Он переоделся в "ветхие джинсы и затертую рубаху, в которых обычно делал грязную работу.
 Сейчас он собирался удалить остатки "старого лака, зачистить поверхности, чтобы потом, покрыв столик стапятьюдесятью слоями специального сверхпрозрачного лака, подарить ему новую жизнь. Можно даже сделать инкрустацию из золота или перламутра, но до этого еще далековато. Сначала столик придется полностью разобрать, чтобы тщательно зачистить каждую деталь.
 Как только Жека отделил столешницу, он сразу обратил внимание на своеобразную «заплатку» на обратной стороне из дерева более светлого оттенка, постучал по ней костяшками пальцев и присвистнул. В столешнице явно был тайник! Но как же он открывается? Жека внимательно осмотрел внутреннюю поверхность в надежде найти какой-нибудь рычажок или выемку. Ничего. Он провел ладонью по боковой стороне и нащупал шляпку крохотного гвоздика. Подцепив ее ногтем, он, как готовальню, открыл потайной ящичек и извлек оттуда плотный пакет, который был туго перевязан выцветшей тесьмой. Жека присмотрелся к ленточке повнимательнее: похоже на кружево ручной работы, сейчас такое почти не производят. Узелок был несговорчив, и Жека просто перерезал тесьму ножничками. Содержимое пакета высыпалось на пол. На Евгения пахнуло ароматом слежавшихся бумаг. В архивах и книгохранилищах, наверное, такой же запах. Среди газетных вырезок были фотографии, письма и какие-то записки. В некотором раздумье Жека сидел над этой живописной кучкой макулатуры.
 В носу защекотало, он громко чихнул, невесомые листочки вздрогнули на полу. Жека ощутил приятную внутреннюю дрожь, предвкушая что-то необычное. Такие эмоции, наверное, испытывает охотничий пес, взявший след лисицы. Свежим номером журнала «Elle Decor», раскрытым посредине, Жека накрыл бумаги на полу, словно опасаясь, что бумажки разбегутся, как букашки по щелям и углам. Он приготовил себе крепкий кофе, сделал пару бутербродов и только потом, устроившись на полу на мягких подушках, уставился на глянцевую обложку журнала. Он оттягивал этот приятный момент, когда вдруг окунется в чужие тайны и станет обладателем бесценных сведений, которые наверняка перевернут его жизнь. Подумав, он взял со стола мобильннк и отключил его, чтобы никто не отвлек его от интересного занятия.
 Газетная вырезка была такой древней, что по краям желтая бумага стала ломкой, как пересушенный край тоненького блинчика. Заголовка у статьи не было, но, судя по всему, это были какие-то новости:
 «Купец второй гильдии Епончинцев Козьма Полуэктович третьего дня подавился вишневой косточкой из конфитюра, когда ужинал у генеральши Козловой-Ивантеевой, в результате чего почил, не дождавшись кареты скорой помощи. Генеральша, оконфузившись, послала за его супругой, дамой в высшей степени ревнивой а неуравновешенной».
 Далее шел абзац, рассказывающий о потерянных векселях и о счастливце, который нашел их, получив щедрое вознаграждение от владельца.
 Следующее сообщение впечатлило Жеку, и он перечитал его несколько раз:
 «Венчание в Троицкой церкви апреля одиннадцатого дня в два часа пополудни отменяется по причине женитьбы унтер-офицера Леккерна на безродной девице Кустовой без уведомления о том своей невесты мещанки Белгородцевой Анны Петровны. Прием же будет, но уже по случаю пятидесятилетия отца Анны Петровны, Петра Алексеевича».
 — Во народ! — вслух сказал Жека. — Даже не стесняются писать о том, что вместо свадьбы дочери на затраченные средства празднуют юбилей несостоявшегося тестя унтер-офицера. Не пропадать же добру!
 Он отложил прочитанный листок в сторону, удивляясь, кому понадобилось вырезать и хранить такие перлы публицистики. Жека взял в руки небольшую фотографию, где на фоне нарисованных березок на лавке стояли две девочки, одетые в одинаковые мешковатые платья. Одна была крупнее другой, с тугой косой и упрямым выражением лица.
 Другая же напоминала ангелочка: худенькая, с большими глазами и пушистыми колечками светлых волос. Жека присмотрелся повнимательнее ко второй, — он узнал Раису Петровну. На обороте фотографии было написано: "Рая и Наташа.
 1924 г.". В его памяти тут же всплыли многочасовые рассказы пожилой актрисы о ее детстве и подруге, которую она очень любила.
 Они увидели друг друга в ноябре двадцать третьего года в Екатеринбурге, в детском доме. Крепенькая зеленоглазая девочка Наташа и бледная анемичная Раечка. Одна, дочь кулака, расстрелянного вместе с женой, и другая — дочь овдовевшего красного комиссара, погибшего на Урале от белогвардейской пули. Их привезли в детский дом в один день и уложили на одной кровати под тоненьким дырявым одеяльцем. Они ночами жались друг к другу, как маленькие кутята, пытаясь унять дрожь и согреться. Раечке было шесть лет, Наташа была на два года старше. Их не ожесточили классовые разногласия, они были просто маленькими детьми, попавшими в мельничные жернова революционного режима.
 Так случилось, что девочки стали неразлучными подружками. Когда другие дети, особенно мальчишки, били Наташу, обзывая ее кулацкой мордой и буржуйкой, тощенькая Раечка кидалась на ее обидчиков с неимоверным остервенением и силой, которую вряд ли можно было ожидать от этого прозрачного ребенка. Наташа была упрямой и замкнутой, она часто в каком-то оцепенении уходила в себя. Раечка же заливалась серебряным колокольчиком. Такие разные, они тянулись друг к другу, пытаясь обрести любовь, которую им никогда больше не получить от своих безвременно ушедших родителей. Они сидели за одной партой, вдумчивая и способная к учебе Наташа подтягивала Раечку, которая была невнимательной вертушкой, больше всего любившей петь и танцевать.
 Жека помнил, что Раиса Петровна рассказывала кое-что и о встрече со своей подругой уже здесь в Краснодаре, но подробности забыл.
 Отложив фотографию, он решил изучить содержимое розоватого конверта. В нем находилось какое-то письмо. Жека разгладил рукой небольшой листок пожелтевшей бумаги, на котором было выведено витиеватым почерком:
 «Милый брат..» Чернила выцвели, было такое впечатление, что на бумагу чем-то капнули. Жека разобрал только «…р» — все, что осталось от имени. Следующие несколько строчек были вполне разборчивы: «…сохрани для меня те немногие дорогие нашему роду вещицы, которые я посылаю тебе. Когда-нибудь внуки наши смогут вспомнить о нас и о роде Игониных». Ниже был расположен рисунок, скорее чертеж. Жека не сразу заметил, что рядом с четкими линиями, выведенными твердой рукой, были нанесены тончайшим пером циферки и стрелочки. Стрелки указывали вверх и вниз.
 Жека не верил своим глазам: перед ним лежала самая настоящая карта сокровищ! Еще в детстве он, подобно миллионам девчонок и мальчишек, замирал перед экраном телевизора, следя за невероятными приключениями героев «Бронзовой птицы». Сейчас он чувствовал себя как тогда, десятилетним мальчишкой, которому выпала удача раскрыть интереснейшую тайну.
 Он снова посмотрел на рисунок. «Это какой-то путь? Но где его искать?» — ломал голову Жека.
 Раздался стук в дверь.
 — Жека, ты один? — спросил Сергей и вошел в мастерскую.
 — Один, — засмеялся Жека, — мне нравится твоя манера спрашивать разрешение войти, уже сделав это. Ты думал, я провожу свободное время в обществе какой-нибудь дамы?
 — А почему бы и нет, — ответил Сергей, усаживаясь на стул верхом и складывая руки на спинке. — Только не рассказывай мне, что женщины тебя интересуют меньше творчества. В твоем возрасте уже поздно менять привычки. Тебе привет от наших новых знакомых.
 — Ляли и Клавы? — спросил Жека, расплываясь в улыбке.
 — Угадал. Звонили, через пятнадцать минут будут у нас. Что-то придумали.
 — У меня тоже есть, чем их удивить, — загадочно произнес Жека. — Вот, посмотри как инженер и вообще, что это за план? Как тебе кажется?
 Сергей подъехал на стуле поближе:
 — Стрелки показывают направление, — начал он.
 — Ну это и я понимаю, а где отправная точка, а главное, конечный пункт?
 Сергей покрутил листок, что-то подсчитал про себя, беззвучно шевеля губами, и Наконец изрек:
 — Понятия не имею.
 Ожидая приезда гостей, они перешли в студию. Жека разложил на низком столе яркие льняные салфетки, расставил чашки, поместил в центре нежный букет в вазочке оригинальной формы, принес коробку с печеньем, конфеты и тарелочку с тонко нарезанным лимоном.
 — Сейчас включу чайник, Серега, тебе кофе или зеленый чай с жасмином?
 — Конечно, чай, я этого кофе за день уже обпился!
 — А мне кофе по-мексикански, — потребовала Клава, став у порога с пакетами в руках. На ее щеках горел лихорадочный румянец.
 — Перебьется, — выдохнула я, отпихивая подругу локтем и вползая в комнату на полусогнутых ногах. — Завари ей «Липтон» в пакетике, большего она не заслуживает, замучила меня совсем! Могла ли я представить, что буду страдать одышкой и мозолями в моем цветущем возрасте? Можно мне присесть? — спросила я и буквально рухнула в мягкое кресло. — И минералки!
 Я залпом проглотила стакан воды, которую Жека поставил передо мной на стол.
 — А если бы кто-нибудь сделал мне массаж ступней, я бы молилась на этого человека. Что, никто не хочет? — Не дожидаясь ответа, махнула рукой. — Ладно, придется обойтись вечерней ванночкой для ног с мятой и мелиссой!
 — Где это вы так посбивали нога? — поинтересовался Сергей.
 — Клава провела меня по всем бутикам на Красной, а потом потащила на вещевой рынок.
 Это меня доконало.
 — А что вы искали?
 — Ничего, — ответила Клава, — мы изучали конъюнктуру рынка.
 — Не правда, мы ничего не изучали, это ты изучала, мне же наплевать на конъюнктуру, я раздеваюсь, тьфу, одеваюсь, стихийно! — возразила я.
 — Давайте пить чай, а потом вы расскажете о том, что привело вас в мою скромную обитель, — предложил Жека.
 Мы последовали его совету и несколько минут жадно пили чай. Затем Сергей спросил:
 — Так что у вас за новость?
 — У Клавы под домом подвал! — выпалила я.
 — Что вы говорите! Мне как архитектору это необычайно приятно слышать. А чердак у нее наверху?
 — Ты не дал мне договорить, — надулась я, — в подвале у Клавы мы обнаружили маленький коридорчик, ведущий в дом Приваловой!
 — Так, и что же?
 — Он заложен кирпичом.
 — Очень правильное решение.
 — Почему? — удивилась я.
 — Никто не будет лазить, — объяснил Сергей.
 — Но мы-то как раз хотим туда залезть! — сказала Клава.
 — Незачем? — изумился Жека.
 — Нам нужно, большего мы пока сказать не можем. Мы хотели попросить вас помочь разбить стену.
 — У нас к вам есть более интересное предложение, — сообщил Жека. — Мы предлагаем вам принять участие в поиске клада!
 — Какого клада? — пришла наша очередь удивляться.
 Жека показал нам найденный документ.
 — С ума сойти, как интересно! А где здесь клад помечен? — Мы с Клавдией перебивали друг друга.
 — Наверно вот этим крестиком, смотри, Ляля! — подруга увлеклась не на шутку процессом дешифровки.
 — Где крест? — не поняла я.
 — Крест на кладбище, а здесь крестик! — поправила меня Клава.
 — Повтори, что ты сказала! — вдруг вскочил Жека.
 — Крестик! — послушно повторила подруга.
 — Да нет, перед этим ты что сказала?
 — Что крест — это на кладбище! — не поняла его вопроса Клава.
 — Вот! — торжественно изрек Жека. — На кладбище! Клад зарыт где-то на кладбище! Ты согласен, Сергей?
 — Может быть" — согласился тот.
 — Нужно проверить, — продолжал наш темпераментный блондин.
 — Перекопать кладбище?
 — Нет, конечно, только изучить вполне определенную могилу. Могилу Игонина Петра, наверное. На месте разберемся!




 22


 Проклятая мигрень опять донимала Привалову. Она даже постаралась пораньше закончить сегодня с делами, хотя с утра планировала задержаться в офисе до ночи. Валерия решила не загружать Анатолия своими проблемами, не хватало еще, чтобы он воспринимал ее как старую и вечно больную развалину. Нет, этого она не допустит. Она вышла из лифта и открыла дверь своей квартиры. Было около трех часов дня, и прихожую все еще заливал солнечный свет. Валерия опустилась на обшитую гобеленом банкетку и скинула с ног туфли. Все-таки эти каблуки ультрамодных туфель слишком высокие для нее., но, как известно, женщина на каблуках выглядит совсем иначе, чем баба в тапочках. Анатолию нравились изящные шпильки. В гостиной пробили часы, и Валерия решила пойти прилечь, но ее слух вдруг уловил какие-то звуки, похожие на отдаленную ругань или возню… Однако звукоизоляция в ее доме отличная… Что бы это могло быть? Ноги сами понесли ее к спальне. Распахнув двери, она застыла на пороге… Какая-то девица прыгала верхом на Арчибасове, громко повизгивая от удовольствия, а его наманикюренные пальцы с неистовой силой сжимали ее тощие ягодицы… При этом он дугообразно выгибался и, зажмурившись, откидывал назад голову. Все это происходило на ее кровати!!! Привалова подоспела как раз к кульминации, через мгновение он издал протяжный стон, как-то сразу обмякнув, девица упала ему на грудь и впилась своим намалеванным ртом в его губы… Кровь хлынула Валерии в лицо, она сдавленно пискнула и выбежала. Уже закрываясь в ванной, она услышала, как Анатолий что-то крикнул, однако стука в дверь не последовало: Наверное, целый час Привалова стояла в душевой кабине, пытаясь смыть с себя всю грязь увиденного. Мощная струя воды хлестала по лицу, размазывая тщательно нанесенный утром макияж. Это должно было случиться, рано или поздно…


* * *

 Валерия сидела в кресле, уставившись в одну точку. На низком журнальном столике стояла едва начатая бутылка виски. Обычно Привалова не пила крепкие напитки, предпочитая сухие вина, но сейчас ей хотелось напиться до бесчувствия…
 Не думать, не слышать и, главное, не помнить того, что случилось два часа назад. Пока ничего не получалось, яркая в мельчайших подробностях картинка стояла у нее перед глазами… В бокале уже давно растаял лед. Она не глядя протянула руку, отпила несколько глотков и снова оцепенела, держа бокал в руке. Словно ледокол прошел через ее жизнь, круша, как хрупкий лед, надежды на счастье и оставляя за собой лишь черную пугающую глубину вод…
 Время от времени в ее мозгу вспыхивала мысль о том, что нужно что-то сделать… Вспыхивала и гасла. Валерия как-то сразу оплыла в кресле, ничто не напоминало ту энергичную и жизнерадостную женщину, которую она видела в зеркале утром. В комнате стало совершенно темно, ее стало знобить, но пить больше не хотелось. Побелевшими от напряжения пальцами она все еще держала бокал. С трудом разжав пальцы, она неловко поставила его на край столика, но не рассчитала, бокал со звоном упал на пол. Валерия щелкнула выключателем, неяркий свет выхватил из темноты небольшой кусок пола возле журнального столика. Стакан разбился пополам. «Как странно…Две части одного целого, а уже не склеить». Она подумала, что над женщинами в их роду висит какое-то проклятие, поэтому не находят они счастья в личной жизни. Не была исключением и ее любимая бабушка.
 Наталья Игонина вышла замуж рано. Как только закончила ремесленное училище, и на ее пути возник тихий неприметный слесарь Степан Шапошников. Он работал на том же заводе, на который Наташа пришла сразу после училища.
 В тридцать шестом у них родилась дочь Анна, жизнь начала налаживаться. Но в сорок первом Степан ушел на фронт, а через год в Екатеринбург пришла похоронка. Наталья работала на заводе, день и ночь делая снаряды, маленькая Аня спала тут же в цеху, свернувшись калачиком на матери иском тулупе. Закончилась война, и у людей наконец-то появились надежды на лучшую жизнь. В конце сороковых годов к ним в заводской поселок по направлению комсомола прибыла молодежь с Кубани, веселые хлопцы и девчата, говорящие на таком родном для Наташи наречии, что сердце у нее больно сжалось. Егор Демин, кудрявый механик, сразу положил глаз на зеленоглазую красавицу Наталью. Аньку он принял как родную, а через два года увез жену в Краснодар. Так Наталья Игонина вернулась домой. Город она не узнала, только старый центр напоминал ей тот Екатеринодар, по которому она гуляла с матерью. Общих детей у Егора и Натальи не было. Егор начал пить. Наталья целыми днями пропадала на работе. В четырнадцать лет у Анны обнаружили туберкулез. Врачи сказали, что ребенку необходимо усиленное питание. Чтобы вы лечить дочь, Наталья устроилась санитаркой в больницу, а в редкие свободные дни ездила на сезонные работы в поля. Судьба сжалилась над бедной женщиной, и болезнь отступила. Годы шли", похожие один на другой, муж спивался, дочь взрослела и вовсе не радовала мать. Наталья не замечала в своем ребенке стремления состояться, вырваться из этой бесцветной жизни. Тихая Аня часто лгала, училась плохо и не старалась хоть чем-то облегчить жизнь своей матери. Закончив семь классов, она стала работать официанткой в ресторане железнодорожного вокзала, где и познакомилась однажды со своим будущим мужем, неоцененным артистом ростовской филармонии. Уже после того как она привела его в маленькую квартирку своих родителей, выяснилось, что из филармонии его выгнали, а искать другую работу ему не позволяла его артистическая натура. Беременность Анны роковым образом сказалась на ее слабом здоровье: снова напомнил о себе туберкулез, и она умерла оставив десятидневную малышку Валерию (такое имя выбрал артист Привалов) на руках у Натальи. По хоронив дочь, Наталья выгнала из дома никчемного зятя и посвятила себя крошке Рябушке.
 Когда яркое солнце начало проникать сквозь задернутые портьеры, Валерия уже знала, какой шаг она сделает дальше.




 23


 Арчибасов бесстрастно наблюдал за воробьями, весело толкавшими друг дружку в борьбе за лакомый кусочек. Ксюша стояла на ступеньках и крошила на землю овсяное печенье. Анатолий пустился в рассуждения: "Вот у птичек жизнь: толкайся, дерись, дергай перья, никто тебе ничего не скажет, не осудит. Наоборот, уважают, мол, кто съел, тот и хозяин жизни, у него и кусок пожирнее, любая самка готова с ним гнездо разделить. А люди… Выдумывают себе какие-то идеалы, любовь… Чушь все это! Ну привел эту Верку!
 Господи, что тут такого? Мужик я или не мужик?
 Радоваться надо, что здоровья хватает, а не глаза закатывать. Черт ее принес, эту рыжую дуру! Не могла задержаться на работе, как обычно? И не пострадала бы морально". Он хихикнул, вспомнив лицо Валерии, увиденное им в дверях спальни через Веркино плечо. «Обалдела! А думала небось, что меня можно с потрохами купить за какую-то паршивую тачку и компьютер? Не на того напала, да и что это за размах? С такой фигурой и рожей еще сюсюкает: „Ах, котик, ах, зайчик, иди к своей девочке!“ Девочка — трехдюймовочка! Приобрела, как мебель! Да что там мебель — как плюшевого мишку на кровать! Лежи, милая игрушка, ожидай свою хозяйку, она бизнесом занимается, она устала, сделай ей массаж…» Анатолий в ярости сжал сигарету, которую собирался прикурить. Раскрошив ее в ладони, стряхнул табак на пол, достал новую и прикурил от дорогой золотой зажигалки, подаренной Приваловой. «Чтобы мой котик мог дать мне прикурить красиво!» Господи, сама же не курит, а пыталась изображать томную барышню с тонкой сигареткой в толстых пальчиках!"
 Арчибасов сжал зубы. Все же до чего гадко на душе! Он вспомнил; как ушел из квартиры Валерии, выпихнув сначала Верку. «Мы еще увидимся?» — пыталась навязаться ему та. Он ничего не ответил, просто вытолкнул ее на лестничную площадку и захлопнул дверь. Таких Верок у него было и будет, стоит только пальцем поманить…
 Арчибасов раздавил окурок в пепельнице и сунул в рот следующую сигарету. Нет, он все-таки дурак! Он думал об этом и в гостинице, куда пошел переночевать, чтобы не идти домой и не объяснять ничего матери, которую он не видел уже больше месяца. Он дурак, что привел Верку в квартиру Приваловой, надо было к ней пойти, звала ведь. Нет, захотелось покрасоваться, похвастаться, мол, какие мы, вам нечего и мечтать!
 А Верка-то и в постели ничего из себя не представляет! Та же Привалова лучше, засиделась в девках, не сдерживает себя, боится не угодить…
 Боже, какой идиотизм! Анатолий застонал от бессилия. Надо же было так подставиться…
 Занятый своими мыслями, он и не заметил, как Ксюша вошла в кабинет. Ей пришлось дважды окликнуть его:
 — Анатолий Георгиевич, к вам посетитель.
 Посетительница, — уточнила секретарша и улизнула, как-то смущенно улыбаясь.
 — Кто? — запоздало спросил он, но Ксюши уже и след простыл.
 — А кого ты еще ждешь? — На пороге стояла Валерия в ярко-красном костюме, который он помнил по ее прошлому визиту в их офис больше месяца назад.
 «Лицо бледноватое, веснушки горят, но держит себя в руках», — невольно отметил Анатолий.
 — Тебя я действительно не ждал, я не думал… — начал он.
 — Это я уже заметила, что ты не способен думать, — ответила Валерия. — Ничего, зато ты будешь вспоминать, чего лишился из-за своей глупости и похоти! Ты, наверное, думал, что я тебя осыплю золотом за твою красоту? Думаешь, я не раскусила тебя, не поняла, что ты был со мной лишь из-за денег? — Валерия чеканила слова, дрожа в душе от обиды, боясь на самом деле, что он заметит ее неуверенность, ее желание услышать от него объяснение, которое она смогла бы посчитать приемлемым, чтобы простить его. Анатолий молчал и глядел на нее. — Что же ты не забрал свои любимые вещи? Или ты собираешься ходить в тех обносках, в которых я тебя подобрала? Как же ты подцепишь другую богатую дуру? Тебя же в приличное место испустят в твоем секонд-хэнде! Ты ведь привык к шелку и атласу, к дорогому парфюму! Вот я тебе все и привезла! Она пнула ногой чемодан, который раскрылся, изрыгнув из своих недр разноцветный ворох.
 Затем открыла сумочку и достала флакон его любимого одеколона.
 — Чтобы пахло и заглушало запах такого дерьма, как ты! — Привалова вылила одеколон на одежду, рассыпавшуюся посреди кабинета.
 Одеколон оставлял жирные пятна на ткани, расплываясь в воздухе душным ароматом. Анатолий побледнел, но продолжал молчать, сжав кулаки в карманах брюк до боли в суставах. Привалова поставила пустой флакон передним на стол, развернулась на тонких каблуках и стремительно вышла, не закрыв двери.
 Анатолий услышал визг, с которым ее машина тронулась с места, и только теперь почувствовал, как у него взмокла спина. Он посмотрел на открытую дверь и встретился взглядом с Ксюшей.
 Та стояла в приемной, оторопело глядя на него, затем села за компьютер и сосредоточенно защелкала «мышкой». Анатолий закрыл дверь, постоял пару секунд, затем начал быстро запихивать разбросанные вещи в чемодан, комкая их еще больше От запаха начала болеть голова Он закрыл чемодан, взял барсетку с документами и вышел в приемную.
 — Ксения, мне нужно уйти, меня сегодня не будет! — Он старался говорить подчеркнуто спокойно и уверенно. Ксюша кивала головой, не решаясь поднять глаза. Анатолий взял чемодан и вышел из офиса, мягко притворив за собой дверь Через пятнадцать минутой сдавал вещи в химчистку, объясняя пожилой приемщице, что одеколон вылился в чемодане из-за неплотно закрытого флакона.


* * *

 Сергей и Жека вышли из своей мастерской, чтобы отправиться на обед.
 — Ого! — присвистнул Жека, втягивая воздух носом, — кто это у нас купался в «Армани»?
 — Не поверите, Евгений Сергеевич, — Ксюша сделала страшные глаза и почему-то шепотом продолжила:
 — Привалова приезжала, помните, мы ее заказ месяц назад оформили?
 — Конечно, — ответил Жека. — Кто же забудет такую клиентку, в ее доме работы еще месяца на три. А при чем здесь запах?
 — Ну так это она, — сказала Ксюша.
 — Пользуется мужским одеколоном? — присоединился к разговору Сергей.
 — Нет, Сергей Николаевич, — серьезно сказала Ксения, — это наш Анатолий пользуется, вернее, пользовался, так как она вылила весь одеколон у него в кабинете.
 — Вылила? — недоверчиво переспросил Жека. — А зачем?
 — Кричала, а он молчал! — как будто не услышала вопроса Ксюша.
 — Да кто молчал, кто кричал? — не выдери жал Сергей. Он сел в кресло и выжидающе посмотрел на девушку. Ксюша заговорила, делая театральные паузы между фразами:
 — В общем, у него был роман с Приваловой, а теперь она его…
 — Дочитала до конца и сдала в макулатуру! — весело закончил Жека.
 Ксения замолчала, недовольная, что ее лишили заключительной фразы.
 — Да, я догадывался, что наш Толик не так прост, но о Приваловой я как-то не думал, — сказал Сергей.
 — Чем же он ей не угодил? Такой обходительный красавчик, — не унимался Жека.
 — Наверное, застукала с кем-то, — выпалила Ксюша.
 Сергей и Жека уставились на нее с притворным ужасом на лицах:
 — Ай-я-яй! Деточка, ты судишь о жизни взрослых? Не иначе; у тебя богатый жизненный опыт, — сказал Сергей.
 — Да ладно вам, Сергей Николаевич, — засмущалась Ксюша. — Я просто…
 Сергей перебил ее:
 — Давай-ка, Ксюша, собирайся на обед, а то у нас полчаса осталось. История трагической любви Анатолия, конечно, способна лишить аппетита некую впечатлительную молодую особу, но у нас через полтора часа каторжные работы в доме той самой Приваловой, так что надо подкрепиться, чтоб были силы убежать. Вдруг она и нас чем-то обольет, может, у нее настрой такой!




 24


 Телефон в моей сумочке ожил как раз в тот момент, когда я возвращалась в своей машине домой после утомительной встречи с очень сложным клиентом. Мужик попался дотошный до безобразия, и я была совершенно измочалена.
 — Ляля! — орала в ухо Клавка. — Быстро приезжай! Тут такой кошмар! Тут…
 — Что случилось? — перебила ее я, но подруга уже бросила трубку.
 В очередной раз я порадовалась тому, что Клавкин дом был недалеко от моего. Нарушив правила на перекрестке и убедившись, что нет гаишника, я понеслась к цели. Начинало смеркаться, но темно еще не было. Свет в Клавкином доме горел во всех окнах, хотя по моим вычислениям детей дома быть еще не должно, очень уж они у нее занятые.
 Как я и предполагала, Клава была одна, не считая Лорда и кота, и пребывала она в полнейшем смятении, почти в панике"
 — Ляля, Боже мой! Ты не представляешь, как это страшно! — захлебывалась подружка. — Она жива! Ужас!!! Я знаю, что с ними такое случается…
 — Кто жив? Клава, перестань тарахтеть! Успокойся! — Я силой усадила ее в кресло и схватила со стола стакан с прозрачной жидкостью. — На вот, выпей и успокойся.
 Сделав глоток, Клава начала хватать воздух ртом, слезы брызнули у нее из глаз. Я вырвала у нее стакан и принюхалась: спирт!
 — Откуда здесь это?!
 — Филя что-то там протирал, — откашливаясь, прохрипела Клавка, — и забыл, наверное.
 — Забыл! Весь в тебя, такой же безалаберный! — начала, было я, но спохватилась — для критики я нашла не самый подходящий момент.
 — Клавочка, ну успокойся и расскажи мне по порядку, что случилось.
 — Она позвонила мне в калитку, я ее даже сначала не узнала.
 — Кто? О ком ты говоришь, Клава?
 — О бабке-колдунье, конечно! О ком же еще?! — подруга возмущалась моей непонятливостью.
 — Так ведь она уж, наверное, месяца два как почила, разве нет?
 — Развода! — нервничала Клава. — Я тоже так думала, пока ее не увидела живой и невредимой полчаса назад, без следов разложения.
 Я почувствовала, как волосы зашевелились у меня на голове, и попыталась собрать мысли:
 — А ты не ошиблась? Может, не разглядела или…
 — Да она это! Ее потом и Люся из двадцать пятого дома видела.
 — Что ты предлагаешь? Пойти к ней в дом и поинтересоваться, нет ли ее там? — решительно спросила я, пытаясь пресечь Клавкину истерику.
 — Боже упаси! — перепугалась подруга.
 — Тогда хватит сопли размазывать!
 Следующие полчаса я пыталась как-то отвлечь подругу. Предлагала поехать ночевать ко мне, но она наотрез отказалась, так как переживала за детей и не собиралась оставлять их одних.
 — Вдруг эта ведьма ночью припрется?
 Я согласилась, но мне надо было ехать домой, чтобы до поздней ночи работать за компьютером.
 К завтрашнему дню необходимо было подготовить целую кипу бумаг. Дождавшись, пока Клава успокоится, я попрощалась.


* * *

 Клава жалобно стонала и дергала ногой. Клаве снился сон, как будто огромная черная птица смотрит на нее ласковыми глазами и говорит противным голосом: "Ну что, Клавдия, доигралась?
 Сейчас я тебя съем!" С этими словами ворона села на голову Клаве и стала монотонно клевать ее, Клава заметалась на постели, отмахиваясь руками от настырной птицы.
 Тук-тук-тук, тук-тук-тук! Жадно хватая воздух, Клава села на кровати, опустила ноги на пол и стерла пот со лба. «Это сон, — перевела дух она. — Слава богу! Наверное съела чего-нибудь».
 «Тук-тук-тук, тук-тук-тук!» — раздалось в ответ, Клава подскочила на месте и уставилась в темноту. «А почему так темно?» — подумала она и несколько раз щелкнула выключателем торшера. Безрезультатно. «Приехали. Опять свет отключили! Давно не было веера».
 «Тук-тук-тук! Кла-ава, откро-ой!» От неожиданности Клавдия хрюкнула и на цыпочках подошла к окну. У калитки явно кто-то стоял.
 — Лорд, — почему-то шепотом позвала Клава.
 Собака вынырнула из темноты и, жалобно поскуливая, прижалась к ногам хозяйки.
 — Ты что? А ну возьми себя в руки, тьфу, лапы! — запуталась она и добавила:
 — За что я тебя кормлю, защитник? А ну за мной, разберемся с этими шутниками!
 Она накинула на плечи халат, сунула ноги в шлепанцы и, подумав, прихватила с собой молоток для отбивания мяса. Затем решительно направилась к калитке. Лорд неохотно поплелся за ней. С молотком наготове Клавдия рывком открыла калитку. Лорд стоял, привалившись к забору, почти сливаясь с ним и, видимо, в надежде, что его не заметят. На улице никого не было. Клава осторожно высунула голову из калитки, посмотрела направо, налево. Никого. Громко выдохнув, Клава закрыла калитку, проверила еще раз засов и повернула к дому. На крыльце стояла старуха в платке и черном пальто.
 — А-а-а-а-а!!! — завизжала Клавдия.
 — Успокойся, Клавдия! Чего голосишь? — дрожащим скрипучим голосом произнесла старуха.
 — Пелагея Карповна! — Клава округлила глаза и зажала рот обеими руками. Перед ней стояла умершая старуха-ведьма из дома на углу. — Зачем вы вернулись? Я ничего плохого о вас не говорила, — затараторила она, начав креститься.
 — Клавдия, возьми себя в руки! Почему это мне нельзя вернуться? Я что ж, по твоему, всю жизнь должна была у брата проторчать?
 — А он тоже умер?
 — Кто умер? Почему тоже?
 — Ну вы же умерли почти два месяца назад, — жалобно начала Клава, не переставая креститься.
 — Да что ты мелешь? Совсем ошалела девка! Я к брату в Мурманск погостить ездила, у него правнук народился. Я покрестила и вернулась.
 — К брату? Так вы, значит, живая? — едва выговорила Клава.
 Старуха что-то возмущенно пробормотала.
 — Вы ведьма, бабка Пелагея?
 — Ведьма, — подтвердила бабка. — Травами лечу, заговорами. Ко мне со станиц приезжают, просят.
 — А тут вы как оказались? Я смотрела у калитки, вас не было…
 — Да я через Василия прошла, через дырку в заборе. Стучу, стучу, никто не открывает. Свет отключили, а у меня ни свечечки нет, ни огарочка. Ты не одолжишь?
 — Одолжу… — Клаве понадобилось сесть на ступеньку, ноги ее совершенно ослабели. Предатель-дог подбежал, весело виляя хвостом, похожим на прут, и пребольно хлестнул им Клаву по щеке.
 — Ай, — дернулась она и, свирепея, гаркнула на собаку:
 — Пошел спать! Подождите здесь, Пелагея Карповна, я сейчас.
 Старушка понимающе закивала головой.
 Клавдия зашла в дом и, шаря в ящике в поисках свечи, заметила, что улыбается.




 25


 Я как могла настраивалась на предстоящий поход. И чем больше я пыталась взять себя в руки, тем меньше мне нравилась вся эта затея. — Клава же, наоборот, была полна энтузиазма. Сергей олицетворял само спокойствие, Жека вообще тарахтел на всякие отвлеченные темы. Должно быть, от волнения у него повысилась словоохотливость, со мной такое случается. Весь необходимый инвентарь несли ребята, Клава бодро, чуть ли не вприпрыжку, бежала впереди. Интересно, в какой момент она сбавит обороты и переместится в хвост процессии? До кладбища оставалось несколько десятков метров. Как в старых сказках про всякую нечисть, в ночи ухнул филин, а может быть, сова, вот уж в чем я совершенно не разбираюсь. Клава споткнулась и замедлила ход.
 — Неясыть, — авторитетно сообщил Сергей.
 — Кто? — не поняла подруга.
 — Птица такая, как сова, только кричит более жутко.
 — А… — в голосе Клавы уже не чувствовалась бравада.
 Мы подошли к воротам кладбища, они были открыты, и перед нами простиралась широкая центральная аллея погоста. Сторожка стояла недалеко от входа, в ее окошке тускло горел свет. Сторож не интересовался посетителями, его присутствие не ощущалось. Ну и правильно, я бы тоже не вышла посмотреть, кто это ночью шляется по кладбищу. И пьют сторожа, наверное, оттого, что здесь нельзя не пить, страшно. Сколько рассказов ходит о похороненных заживо… В средневековье таких случаев было сколько угодно. Якобы сохранились свидетельства того, что над кладбищами той поры ночами раздавались стоны: это заживо погребенные отчаянно просились наружу. Еще известный американский писатель Эдгар По упражнялся в описании этой темы. У него даже, по-моему, рассказ так и называется «Заживо погребенные» Я в студенческие годы на ночь прочла и до утра глаз не сомкнула, думала, помру от страха. Какой там сон! Так вот, в прошлые века медицина не могла отличить мертвеца от впавшего в летаргический сон. Ведь известно, что при таком сне черты лица тоже заостряются, губы белеют, и даже сердце не бьет ся, а точнее, бьется, но редко и тихо… Вот и ошибались лекари, будь это хоть сам Парацельс. Самое ужасное то, что и по сей день нет-нет, да и встречаются рассказы о том, как где-то в глухой деревеньке какой-нибудь дедушка откопался и домой вернулся, чем основательно подорвал здоровье всему своему оплакавшему его семейству. Его потом всей деревней отлавливали с целью вбить в грудь осиновый кол как вурдалаку, но он был еще тот выдумщик, сразу не дался. Ночами прятался на том же погосте, видать, к земле успел привыкнуть, а днем со скотиной отсыпался Таких случаев по деревням много можно услышать…
 Лунный свет сочился сквозь ветки деревьев, и те отбрасывали на дорогу корявые и замысловатые тени. Мне стало холодно.
 — Ну и где это? — спросила я, стараясь придать голосу беззаботность, чтобы никто не заметил, что мне страшно.
 — Клава нашла это место днем, — сообщил Серега.
 Все посмотрели на Клавдию.
 — Да, действительно, — подтвердила она. — Я тут до обеда рыскала между могилками, чтобы найти интересующее нас место.
 — И?.. — Я выжидательно смотрела на подругу, у меня появилось смутное подозрение, что что-то не складывалось или складывалось не так, как было запланировано.
 — И это здесь, — сказала Клава, — кажется…
 — Кажется где? — уточнил Жека.
 — Вот тут, где две березки растут, — сказала она, махнув рукой куда-то в темноту.
 — Я не специалист в ботанике, но, по-моему, эти деревья называются туями. Или я не прав? — спросил Сергей.
 — Прав на все сто, — ответила я. — Так и знала, что нельзя посылать Клаву с важным поручением, она заведет нас в гиблое место.
 — Ну не знаю, ищи сама! — обиделась подруга. — Днем были березки. Разве я виновата, что все аллеи похожи? И вообще, это мужское дело…
 — Рыскать по кладбищу? — спросил Сергей.
 — Идти навстречу опасности! — парировала Клавдия.
 — В общем, все понятно, — суммировал Серега, — придется разбиться на группы и прочесать окрестности.
 — Я иду с Жекой, — сказала Клава. — Он — настоящий джентльмен и не будет «пилить» меня за мое топографическое слабоумие.
 — Ради бога! Я пойду с Лялей, — ответил Сергей и посмотрел на меня.
 — Я?! Ни за что! Я вообще никуда отсюда, от этого фонаря, не уйду. Ищите сами, я сяду и буду ждать.
 — Хорошо, — легко согласился Сергей и исчез в темноте.
 Клава схватила Жеку за руку, и через минуту их голоса стихли. Надо же, какой необычный акустический эффект! Словно звук растворился в тумане, повисшем над сырыми дорожками. Я присела, на холодный булыжник у фонарного столба и поежилась. Прямо передо мной возвышались надгробия уже довольно старых могил. Многие из них заросли, кресты и оградки покосились. На некоторых выросли огромные деревья и своими кронами накрыли их, словно охраняя чей-то покой. Только мне вот было неспокойно. Что-то ударилось мне в лоб. Я вздрогнула и осмотрелась вокруг… Так, назад лучше вообще не смотреть, там совсем темно и недалеко чернеет какой-то склеп.
 Вспомнились сказки, в которых строго-настрого запрещалось оглядываться, дабы не забрала нечистая сила. Вот и я не буду. Мне тут под фонарем светло, наши меня всегда отыщут. Что-то опять со щелчком ударилось мне в лоб. Что это?..
 Я подняла глаза. Ночные бабочки-дурочки! На свет налетели, вот и тычутся, куда ни попадя.
 Я слегка расслабилась — все на свете имеет рациональное объяснение. В этот момент.., что-то мягко коснулось моей головы, больно потянув за один волосок. Я втянула голову в плечи и замерла, вспоминая эпизод из «Аленького цветочка».
 Несколько секунд сидела не двигаясь, затем решилась-таки посмотреть, что это. Надо мной качалась мохнатая еловая лапа. Ветра не было, почему же она достала до меня? Наверное, белка потревожила или крупная птица.
 — Угу! — словно в ответ раздалось сверху, и у меня екнуло сердце.
 — Неясыть, — шепнула я и тут же заткнула уши, вдруг кто-нибудь возьмет да поддержит разговор. Лучше молчать…
 Сколько времени прошло с тех пор, как они ушли? Пять минут, десять? Часов у меня не было.
 Казалось, время остановилось. Скорей бы появился хоть кто-нибудь!
 Внезапно стало абсолютно темно. Я даже сначала не поняла, что случилось. Глаза у меня вроде открыты, а тьма кромешная… Фонарь погас!
 Горел, горел и погас! И надо же, именно сейчас, когда я сидела под ним, как под путеводным маяком, одна-одинешенька! Меня охватила паника.
 Я вскочила и стала судорожно соображать, в каком направлении двинулся Сергей, и смогу ли я его догнать. Это было большой глупостью остаться тут одной! Я ринулась по тропинке влево, где расстояние между могилами было вполне приличное. Сделав несколько шагов, я почувствовала, как что-то держит меня за ногу. Открыла рот, но крика не было, он застрял где-то в горле… Вот так люди получают разрыв сердца… Ну уж нет!
 Что это там? Я выдернула ногу из кроссовки, которая, оказывается, застряла под торчавшим из земли корнем дуба-исполина. Громко выдохнув, я извлекла ее из ловушки и, зашнуровав, осторожно пошла дальше, передвигаясь почти на ощупь. Стало еще темнее, луну затянули тучи, и сквозь них она выглядела так, словно растворилась в молоке. Фу, мистика какая-то… Сначала фонарь перегорел, потом упало напряжение в лунной сети… Хорошо в такой обстановке только совам, летучим мышам и кротам. Нет, кротам, пожалуй, здесь не очень комфортно Я старалась не смотреть на могилы, тем более что все равно не смогла бы прочесть надписи и рассмотреть фотографии. По внешним очертаниям памятников я догадывалась, что в этом уголке кладбища находятся довольно старые захоронения Моих друзей не было слышно и, тем более, видно. Громко позвать их я почему-то не решалась. Впереди, в нескольких шагах от меня, от высокого памятника отделилась тень Не раздумывая ни секунды, я запрыгнула на ближайший холмик, чтобы спрятаться за его крестом. В глаза бросилась надпись: «Ты уже дома, а мы пока в гостях». У меня мороз пробежал по коже. Некоторые такое напишут! Тот, кого уже нет, эту эпитафию все равно не прочтет, а вот проходящим мимо еще живым людям от таких слов станет не по себе. Сглотнув, я собралась с духом, и выглянула. Тень направлялась ко мне…
 — Ляля, — зашептала тень, и на меня повеяло могильным холодом, — это я, Сергей. Ты чего тут делаешь, мы тебя где оставили?
 — Мне стало страшно, и я пошла тебя искать, — пропищала я в ответ. , — Пойдем, ребята ждут. Мы нашли это место.
 Клава сидела на каком-то пне, а Жека ходил вокруг могилы, которая была указана в письме.
 Луч его фонарика методично исследовал старое надгробие. Серый гранит от сырости приобрел болотный оттенок Надпись была различима с трудом «Петръ Тихоновичъ Игонинъ. 1871 — 1920».
 — Недолго пришлось искать, — сказал Сергей.
 — А вот они, березки, — Клава обиженно ткнула пальцем в ствол одной из них.
 Процедура извлечения сокровищ была продумана заранее, поэтому сама работа заняла не так много времени. Нам с Клавой практически ничего не пришлось делать, только иногда светить туда, куда нам говорили. Как только тяжелое надгробие было сдвинуто с места, мы обнаружили зияющую под мим пустоту.
 — Тут явно что-то было, — заметил Жека.
 — А теперь этого нет, — констатировала очевидное Клава.


* * *

 Мы сидели на поваленном дереве и молчали.
 Разочарование и досада, охватившие всех нас, были буквально написаны на лицах!
 — Вот черт! — нарушил молчание Серега. — Кто-то нас опередил!
 — Подобное разочарование постигло и Кису Воробьянинова, когда он узнал, что государство успело прикарманить его наследство, — сказала я. — Это классическая ситуация.
 — И что же, государство уже и в могилы лазит? — спросила Клава. — Я не согласна, это кто-то из родственников Пронюхал.
 — Ну, этого мы никогда не узнаем, дедулька похоронен на заре советской власти, а мы уже и закат ее пережили. Обрадовались, думали, лежат сокровища — нас дожидаются!
 — Да, — вздохнул Жека. — Надо памятник поправить, не хватало еще, чтобы нас приняли за кладбищенских грабителей.
 — А мы кто?
 — Мы — неудачливые кладоискатели, — авторитетно заявила Клавдия.
 Сергей вдруг насторожился:
 — Тише! Кто-то идет!
 — Где? — мы невольно перешли на шепот. — Вон там, слева. Тихо, не толкайтесь. Прячемся за тем надгробием.
 — А я — за дубом…Жека, сойди с моей руки!
 Вот черт! Тихо!!!
 Все замолчали. Чьи-то шаги приближались к аллее, где находился склеп, за которым мы спрятались. Луна прогнала облака, и в ее неярком голубоватом свете я увидела высокую черную мужскую фигуру. Мне стало жутко. Мужчина тащил что-то, похожее на большой мешок.
 — Бутылки собирает? — пискнула Клава. Ей никто не ответил.
 Мужчина прошел так, близко ост дерева, за которым, не дыша, стояла я, что слышен был запах сигареты и лосьона после бритья. «Уже хорошо. Бреется, значит — не призрак и не бомж», — подумала я. А что он тогда делает здесь в такое время? То же, что и мы? Мужчина протащил свой мешок до угла и сбросил его куда-то вниз. Раздался глухой звук, от которого у меня заныло сердце. Из-за скамейки у могилы он достал что-то, похожее на плату. Зачем ему лопата? Лопата нужна, чтобы что-то закопать или кого-то? Мои волосы встали на макушке дыбом. Я боялась даже дышать. Скоро, наверное, наступит кислородное голодание, и я потеряю сознание. Скорее бы…
 Мужчина бросил несколько лопат земли в темноту и спрятал свое орудие на место. Потом вытер руки платком, сунул его в карман и достал сигареты. Прикуривая, он поднес спичку так близко к лицу, что я увидела его совершенно отчетливо. На меня смотрел брюнет, которого я несколько дней назад видела в ресторане «Дубрава» в обществе шикарной блондинки…
 Боясь издать какой-то звук, я зажала рот руками и присела, съежившись. Что же происходит? Откуда он здесь взялся и что делал?
 Брюнет прошел во тропинке мимо меня, затягиваясь на ходу, бросил окурок тлеть у ограды и скрылся во мгле…
 Я сидела, не в силах выпрямить затекшие ноги. Где же остальные?
 — Ляля! — услышала я Клавкин голос, доносившийся откуда-то снизу, в нем слышались нотки отчаяния.
 Клава в беде! Эта мысль подбросила меня, как катапульта, я вылетела из-под дуба и натолкнулась на Жеку.
 — Где Клава?! — спросили мы одновременно.
 — Я здесь, в ямке, — простонала она, — вытащите меня…
 Подоспевший Серега сориентировался быстрее всех. Он решительно направился в сторону, откуда только что ушел мужчина, Мы с Жекой пустились за ним. Жека светил под ноги фонариком, но я то и дело спотыкалась и хваталась за его руку.
 Нашему взору предстало перепачканное грязью лицо Клавы со светлыми разводами на щеках, следами слез. Она сидела на дне провалившейся могилы и жалобно подвывала. Сергей с Жекой вытащили Клаву из «ямки». Жека достал из кармана джинсовой куртки носовой платок и стер грязь с ее лица.
 — Бедняжка! — сказал Сергей. — Как тебя угораздило упасть в могилу?
 — Не знаю. Когда этот тип ушел, я решила выбраться из своего укрытия и не заметила в темноте, что впереди яма.
 — Слава богу, что ничего не сломала, — сказала я.
 — А что он закопал? Он ведь закопал тот мешок? — полюбопытствовала Клава.
 Ребята переглянулись.
 — Надо посмотреть, — решил Жека.
 Он спрыгнул в могилу и стал рыть землю маленькой лопатой, которую мы, по примеру таинственного брюнета, взяли под скамейкой.
 — Что-то есть! — негромко воскликнул Жека. Серега пыхтя вытащил мешок на дорожку, следом вылез Жека. Никто не решался заглянуть внутрь.
 — Мне жутко, — прошептала Клава.
 Я подошла к мешку и с бешено колотящимся сердцем стала развязывать капроновый шнур, стягивавший его. Шнур не поддавался.
 — Ляля, дай я! — Серега вышел из оцепенаиия. Он вытащил перочинный нож и разрезал шнур…
 Роскошная блондинка, кокетливо улыбавшаяся в ресторане «Дубрава», лежала на тропинке бледная и недвижимая. Клава залилась слезами, Серега подошел и обнял ее за плечи. Потрясенный Евгений сел на скамейку рядом с могилой и дрожащими руками пытался достать сигарету из пачки.
 — Что же это? Что же это такое? — машинально повторяла я, оглушенная увиденным.
 — Это — убийство. И мы видели, как убийца прятал труп. Кладбище старое, здесь никого не хоронят. Если бы не мы, никто никогда не нашел бы ее, — Сергей кивнул в сторону тела.
 — Что теперь делать? — всхлипнула Клава. — Нужно сообщить в милицию, а как мы объясним свое пребывание на кладбище ночью?
 Нас могут заподозрить.
 — Нет, мае все-таки четверо, А скажем мы…
 Скажем, что кто-то стал разбивать памятники, и мы решили выследить этих подонков, устроив засаду, — придумал Жека.
 — Неплохая мысль. Памятники и правда разбивают время от времени, — откашлявшись, сказала я.
 — Давайте звонить, — Клава громко высморкалась, — и кончать с этим! Я больше не могу здесь находиться.
 Я достала из кармана сотовый телефон.




 26


 Привалова начала пользоваться услугами этой частной медицинской клиники, как только разбогатела. В основном она посещала кабинет массажа и стоматолога, наведываясь к другим специалистам по мере необходимости. Сегодня такая необходимость возникла.
 Она сдержанно поздоровалась с девушкой в регистратуре и опустилась в кожаное кресло в приемной гинеколога, Валерия чувствовала себя несколько неуютно в присутствии двух гораздо более молодых женщин, хотя те проявляли по отношению к ней абсолютное равнодушие. Желая отгородиться от окружающего мира, она отключила мобильник и стала ждать своей очереди.
 В клинике было тихо и уютно, не пахло больницей и халаты на медперсонале были не белого, а нежно-розового цвета.
 — Прошу, Валерия Евгеньевна, проходите.
 Доктор ждет вас, — проворковала, выглядывая из кабинета, похожая на Белоснежку медсестра.
 Седой врач Михаил Семенович сразу располагал к себе…
 Спустя двадцать минут Привалова покинула кабинет и с блуждающей улыбкой проследовала к выходу. Девушке в регистратуре она просунула в окошко невесть откуда взявшуюся в сумочке шоколадку «Линдт». На крыльце ветер тут же взлохматил ее аккуратно уложенные волосы, и от избытка кислорода у нее слегка закружилась голова. «Я стану матерью!» Она боялась произнести эти слова вслух, опасаясь, что чары развеются. Ей хотелось беречь их внутри себя, как то новое нарождающееся существо, которое скоро сделает ее самой счастливой женщиной на свете. «У меня будет ребенок!» Теплая волна накрыла Валерию, она постаралась как можно осторожнее сесть в машину. «Дитя любви», всплыла в сознании банальная фраза. Привалова поморщилась и тут же проговорила вслух:
 — Только мой ребенок. Этот ублюдок не заслуживает счастья быть отцом!
 Торжествуя, она выжала сцепление и поехала домой. «Работа может подождать. Я должна больше отдыхать, об этом мне только что оказал доктор».
 Час пик еще не наступил, и дорога была более-менее свободной. Кое-где у обочин переливались лужицы: радужный коктейль из дождя и бензина. Она удачно попала в «зеленый коридор» и резво мчалась, пересекая перекрестки.
 Впереди, у светофора, она вдруг заметила Арчибасова, ждущего, когда поток машин остановится. «Только бы не красный!» — подумала Привалова и сжала руль, перестраиваясь в правый ряд. Через мгновение она разрезала колесом маслянистую поверхность лужи у самой кромки тротуара, обдав бывшего любовника фонтаном грязи, и с удовлетворением увидела в зеркале, как Арчибасов растерянно смотрит ей вслед.




 27


 Всю неделю после столь неудачной вылазки на кладбище мы были объектами пристального внимания со стороны компетентных органов. То одного, то другого вызывали на беседу к следователю, и мы в который раз рассказывали о том, что делали на кладбище ночью, что видели. Следователь, немолодой мужчина с усталым лицом, недоверчиво посмотрел на меня когда услышал, что я была в засаде.
 — Неужели вы, Ольга Павловна, думаете, что кто-нибудь этому поверит? Простите за откровенность, но в вашем возрасте уже не играют в красных следопытов! Ты согласен, Иван? — он обернулся к молодому парню, видимо студенту-стажеру, который следил за нашим разговором, делая вид, что составляет какой-то отчет.
 — Да уж, извините, — хмыкнул молодой. — Может, — они это, экстремалы, которые любят на кладбище, ну это… — он замолчал, делая неопределенный жест рукой и многозначительно глядя на следователя.
 — Что любят? — не понял тот.
 Стажер залился краской.
 — Ну, любят… — Иван красноречиво поднял брови, пытаясь мимикой объяснить свою, видимо, остроумную идею.
 — Ну, знаете ли, я не думала, Что меня обвинят в некрофилии!.. — с негодованием начала я.
 — Во, точно, некрофилы! — обрадовался стажер. — Я слово забыл. Передачу по ящику видел, в ночном канале.
 — И кто?! — я повысила голос. — Представители органов, призванных защищать граждан, а не оскорблять своими поистине дикими фантазиями! И кого?! — Я как бы слышала себя со стороны — звучало очень пафосно.
 В жизни я так не разговариваю, но хотелось показать уровень образованности. Сделав небольшую паузу, достаточную, чтобы набрать воздух, но не позволить кому-либо вклиниться, я перешла в победоносное наступление, обратившись на этот раз к следователю:
 — Ваше замечание по поводу моего возраста я просто отказываюсь комментировать!
 Следователь потер виски и попытался сгладить ситуацию:
 — Ладно, ладно, гражданка, не возмущайтесь! По поводу возраста я ничего не имел в виду, кроме того, что лазят по кустам только подростки, а вы… Вы, — он повторил с нажимом, — на подростка уже не тянете.
 — А на некрофила, значит, тяну?
 — Да не слушайте вы, что с молодого взять!
 Краем глаза я с удовлетворением отметила, что стажер вновь покраснел.
 — Хотя в наше время бывает всякое, — закончил следователь — Ну, значит, больше вам Добавить нечего?
 Я покачала головой.
 — Тогда распишитесь здесь. Можете быть свободны.
 Выйдя от следователя, я почувствовала, что не могу больше молчать, нужно срочно поделиться с кем-нибудь тем, что знаю, иначе просто лопну.
 Я направилась к Клавке.
 — Налей мне чаю и позвони ребятам, пусть придут. Есть дело! — выпалила я, плюхаясь на Клавкин диван и не обращая внимания на удивление подруги.
 Клава молча ушла на кухню и через минуту поставила передо мной чашку чаю с лимоном и вазочку с сухарями.
 — Я тоже рада тебя видеть, Ляля, — сказала она многозначительно.
 — А?
 Подруга молчала.
 — Ой, — наконец до меня дошло, — прости, Клава, я не поздоровалась, влетела, раскомандовалась…
 — Ладно, — смилостивилась Клава, — рассказывай, что стряслось?
 — Расскажу, ребят вот только дождемся. — Я отхлебнула чай.
 Когда все уселись и Клава принесла кофе с бутербродами, взоры устремились на меня.
 — Я была сегодня у следователя!
 — Какая новость! — хмыкнула Клава, — Я была у него вчера. Он узнал что-нибудь об этой девушке?
 — Нет, но я о ней кое-что знаю. Вообще-то я и о нем кое-что знаю.
 — О следователе? — спросила Клава.
 — Нет, об убийце!
 Клава ахнула, а ребята переглянулись. Сергей аккуратно поставил чашку на стол и поинтересовался:
 — Ты знаешь убийцу?
 — Я его не знаю. Знаю только, что он связан с домом напротив и что он был здесь.
 — Где здесь? — Клава испуганно схватилась за сердце.
 — Ну здесь, в твоем доме. Помнишь, тогда ночью юн заглядывал в окно, и позже, когда он устроил полные разгром?
 — Садись, Клава, давай я тебе водички принесу, вон как побледнела! — Жека захлопотал вокруг Клавы, заботливо усадив ее в кресло.
 — Лучше коньяку! — воскликнула подруга.
 — И мне! — сказал Сергей.
 — И мне! — услышала я свой голос.
 — Что же, я один буду трезвым, как дурак? — спросил Жека. — Себе я тоже плесну. Где у тебя коньяк?
 Клава махнула рукой в сторону серванта. Евгений принес бутылку и разлил по пузатеньким рюмочкам.
 — Из таких рюмок коньяк не пьют! — Я пыталась привередничать.
 — Ты привыкла из горла? — Жека насмешливо посмотрел на меня. — Представь, что пьешь лекарство, сосудорасширяющее.
 Я не стала спорить. Все выпили.
 — То есть, ты хочешь сказать, что это тот самый Бандерас? — начала несколько порозовевшая Клавдия.
 — Бандерас? Ого! Голливуд дотянул лапы до нашего города, а мы НАТО боялись. — Жека был в своем репертуаре.
 — Да какой Голливуд, он просто похож на этого актера? — сказала я и продолжила:
 — Как зовут девушку, я не знаю.
 — А я знаю, — неожиданно заявил Жека.
 — Ты?! — опешила я.
 — Да, совершенно случайно она оказалась одноклассницей Стеллы. Помнишь Стеллу, я познакомил вас в Сочи?
 — На выставке? — У меня повлажнели ладони. — А ты помнишь, с кем я была на выставке?
 Жека кивнул.
 — Так это был он!
 — Ляля, за тебя можно порадоваться.
 — Почему?
 — Потому, что в мешке оказалась не ты, — ответил Жека. — А как получилось, что вы оказались с ним вместе?
 Я рассказала историю знакомства с Антоном.
 — Ты не говорила мне, что вы летели с ним вместе, — заметила Клава.
 — Мы летели не вместе, а одним рейсом Это разные вещи. В Сочи он сам ко мне подошел познакомиться. А вечером был в ресторане как раз с убитой, тогда еще живой, конечно.
 — А наша Ляля в него даже влюбилась, — съязвила подруга.
 — Удивительная разборчивость, — прокомментировал Сергей. — Я не пойму только, зачем он к Клаве приходил, в окна заглядывал. Что ему тут было нужно? Или ты, Клава, тоже от него без ума?
 — Вот еще! — возмутилась Клава. — Он приходил за дневником.
 — За каким дневником? — не понял Сергей.
 Я посмотрела на подругу, вздохнула и принялась рассказывать о книжечке с весьма интересными записями, случайно прихваченной в доме напротив, — Вы еще раз лазили в этот дом? — спросил Жека. — Чего вас туда опять понесло?
 — Но ведь тайна осталась нераскрытой, — оправдывалась я. — Кто там ходит по ночам и куда подевался старичок?
 — И как вы собирались это узнать? — не унимался Жека.
 — Ну не знаю, что-нибудь натолкнуло бы нас на верный путь. Знаешь, как бывает? Ищешь что-нибудь, неизвестно что" а когда увидишь, сразу понимаешь: вот это самое и искал!
 — То есть, если бы вы нашли, к примеру, старичка, или того, кто ходит по дому по ночам, то радостно сказали бы: «Вас-то мы и искали»?
 — Вообще-то, мы думаем, что старичка уже нет в живых. Так что он вряд ли что-нибудь спросил бы, — не к месту вмешалась Клава.
 — В ваших действиях угадывается тенденция: в доме ищете тело, на кладбище — могилу… Надо ли удивляться, что события разворачиваются таким образом? — продолжал Жека.
 — На кладбище вы нас затянули, — не удержалась я. — Это вы — кладоискатели.
 — А вы клад не искали? — съехидничал он. — Между прочим, вас никто не тянул на аркане'.
 — Да, мы искали клад, — согласилась я, — но с внутренним протестом.
 — Я не заметил никакого протеста, — возразил Жека. — Но, если это так, то я не предлагаю вам принять участие во второй экспедиции краеведов-кладоискателей.
 — Что это значит? — встрепенулась Клава. — Какая еще вторая экспедиция?
 — Выяснились кое-какие новые данные, — ответил Сергей. — Не то чтобы совсем новые, а просто неверно истолкованные старые. Мы не там искали, надо было идти в фамильный склеп, — пояснил он.
 — Склеп?
 Видимо, наши с Клавдией лица выражали такой неподдельный восторг и интерес, что ребята рассмеялись:
 — Вы неисправимые авантюристки!
 — Перед тем как мы обсудим детали, хочу напомнить благородному собранию, что у нас есть ряд нерешенных проблем, — сказал Сергей. — Я думаю, вы согласитесь, что пора поделиться информацией со следствием. Кстати, вы кому-нибудь говорили о дневнике?
 — Да, — смущенно признались мы, — одному человеку. Он — адвокат. Мы говорили ему о дневнике и о том, что в подвале есть заложенный ход к дому Приваловой.
 — Нет, у меня просто нет слов! — воскликнул Жека. — Партизаны на допросе! Вас что, пытать надо? Что еще вы скрываете?
 — Ничего, честное слово!
 "Сергей с сомнением покачал головой:
 — А когда был взлом у Клавы?
 — Обыск, — поправила я его, — взлома не было, он залез через подвал.., мы так думаем. И дневник пропал. А было это…
 — На следующий день после того, как мы рассказали обо всем Аркадию Яковлевичу, — мрачно подытожила Клава.
 — Очень интересно. — сказал Сергей. — Надо бы проверить его.
 — Как?
 — Подсунуть ему дезинформацию и посмотреть, клюнет или нет. Надо только продумать, что именно ему сообщить.
 — А я бы посоветовал вообще с ним поменьше откровенничать, — высказал свое мнение Жека.
 — А если он будет что-то спрашивать? — спросила подруга.
 — Сказать, что вы больше не проявляете интерес к этой теме.
 В результате наших дебатов было решено пойти в милицию и рассказать о том, что мы видели Бандераса в доме напротив, в окне собственного дома и, наконец, на кладбище, о наших подозрениях относительно его проникновения в дом и исчезновении дневника, найденного нами якобы в подвале, и не упоминать о наших вылазках на вражескую территорию.
 — А кто пойдет к следователю? — Мой вопрос прозвучал так внезапно, что все прекратили болтать.
 — Как за «Клинским» — самый умный, — пошутил Сергей.
 — А ты знаешь об ответственности за дачу ложных показаний?
 — Конечно.
 — Ну и что, хочешь ответить за базар? — подала голос Клава.
 Жека поперхнулся чаем.
 — Клава! Ты что? Где ты научилась так раз говаривать?
 — Так, Клаве больше не наливать, а то она устроит здесь крутые разборки, — посоветовала я и продолжила:
 — А если серьезно, то если пойду я, следователь с большим снисхождением примет версию о том, что я забыла или не вспомнила что-нибудь важное ввиду того, что я глупая женщина. И попрошу без феминистских заскоков! — Я сделала упреждающий жест в сторону Клавы, которая попыталась было возмутиться такой оценке женского интеллекта. — Подумай, разве я не права?
 — Неприятно сознавать, но права,; — откликнулся Жека, — получается, что мы остаемся в тылу, а ты бросаешься грудью на амбразуру.
 — Меня уже считают некрофилкой, а будут считать еще и дурой. Ничего страшного, я переживу, — сказала я с достоинством.
 — Ну что ж, я вынужден принять твою жертву, хотя ты не дура. Помни это, когда пойдешь к следователю, — сказал Сергей.
 — Итак, решено. А теперь давайте послушаем Жеку. Что ты имел в виду, говоря о новых данных?
 Жека тяжело откинулся на спинку стула.
 Ясное дело, мне было бы тоже тяжело после стольких съеденных бутербродов!
 — Помните, мы были на кладбище? — начал Жека.
 — Еще б такое забыть! — встрепенулась сникшая было подруга.
 «Нет, ей положительно нельзя пить», — подумала я.
 — Я продолжу, если ты позволишь, — невозмутимо сказал Жека. — Так вот, мы с вами просто нашли не ту могилу.
 — Как не ту? — не выдержала я. — Игонин, сколько их Игониных?
 — Тот был Игонин, но не Федор, а Петр!
 — И что? Что это значит? — Клава всем своим лицом старалась изобразить понимание.
 — Клав, — мягко сказал Жека, — может, ты пойдешь приляжешь? Ты выглядишь усталой.
 — В самом деле! — поддержала я Жеку. — Я тебе завтра все расскажу, ничего не пропустишь.
 — Обещаешь? — Клава встала из-за стола и, качнувшись, схватилась за мое плечо.
 — Пойдем, подруга! — Я отвела Клаву в соседнюю комнату и уложила на диван.
 — Я, пожалуй, останусь здесь ночевать, — сказала я, вернувшись в гостиную.
 — — Ясно. А мне пора домой, Ира, наверное, уже разыскивает меня, — Сергей посмотрел на нас с Жекой, ожидая понимания.
 — Конечно, а пока позвони ей, — я протянула Сергею мобильный телефон.
 — У меня свой есть. — Сергей набрал домашний номер.
 — Я коротенько обрисую ситуацию, — затараторил Жека. — Могила не та, а та, что нужная находится рядом, в склепе. Нам нужно только еще раз сходить туда и удостовериться в правильности моей догадки.
 — Или не правильности, — добавила я.
 — Раньше ты не была такой пессимисткой, — заметил Жека.
 — Раньше у меня не было такого опыта в исследовании кладбищ.
 Сергей отключил мобильник. Супруга, похоже, не обрадовалась, услыхав, что он еще задерживается.
 — Насколько я понял, нам придется еще раз сходить на кладбище. Предупреждаю, второй раз ночью я не пойду. Ира и так уже на меня с подозрением смотрит. Предлагаю пойти туда днем: пока Клава с Лялей будут приводить в порядок могилку, мы с Жекой проверим склеп.
 — Какую могилку? — с подозрением спросила я.
 — Любую рядом со склепом и, кстати, около склепа можно сорняки повыдергивать!
 — Замечательно! Самое интересное, как всегда, достается мужчинам!
 — Самое опасное и тяжелое, — уточнил Сергей. — Если мы обнаружим что-нибудь интересное; сразу позовем вас.
 — Ладно; ладно, хотя я не считаю прополку легким занятием. Когда мы пойдем?
 — Давайте подождем еще пару дней, предложил Жека. — Пусть милиция расслабится.
 — Ты шутишь? После того как Ляля придет к ним с информацией, они еще пристальнее начнут следить за нами. Идти надо в ближайшее время. Хорошо бы сегодня, но Клава спит, Сергей ночью не может, а мне трудно будет убирать могилку ночью. Боюсь, не отличу сорняков от культурных растений!
 — Да, действительно, милиция и на кладбище опять заявится как пить дать! — поддержал меня Сергей.
 — Я об этом не подумал, — признался Жека. — Значит, завтра надо идти. Завтра что у нас? Пятница? Прекрасно, в будние дни на кладбище мало людей.
 — Тогда давайте прощаться, я тоже пойду спать, а то завтра буду не готова к трудовым подвигам. Еще с утра надо все объяснять Клаве.
 Проводив ребят, я проверила все замки и запоры, выключила свет и, осторожно отогнув уголок занавески, выглянула на улицу. Не увидев ничего подозрительного, я отошла от окна. Будем надеяться, что ночь пройдет спокойно.


* * *

 Завтрак был подан в постель: первое, что я увидела, открыв глаза, была симпатичная мышка на подушке Дохлая. Я с визгом выскочила из постели. Заспанная Клава влетела, как боевой конь при звуках трубы.
 — Что случилось?
 — Мышь, — коротко ответила я, тыча пальцем в сторону дивана.
 — На тебя напала мышь? — не поняла подруга — Она дохлая.
 — На тебя напала дохлая мышь? — недоверчиво переспросила Клава.
 — Она лежит на подушке, это, видимо, Ксенофонт постарался.
 — Конечно, Ксенофонт, он очень заботлив.
 — Я бы предпочла чашечку кофе.
 — Простите, кот не обучен подавать кофе, но если вас не устраивает сервис, пожалуйтесь администратору.
 — Кому?
 — Лорду, — зевнула Клава и спокойно направилась в ванную. Через секунду она выглянула:
 — Ляль, ты бы щелкнула чайником! Кофе ты знаешь где Спасибо.
 Я ничего не успела ответить. Ладно, отыграюсь при случае.


* * *

 Когда мы, умытые и одетые, сидели за столом, я посвятила подругу в детали предстоящей операции.
 — Так, так, — сказала подруга, — ; ведро и необходимые инструменты я видела в сарае, но в каком точно, не помню, пойду поищу. А ты, моя дорогая, поройся в шкафу у Насти, я там временно сложила свои старые вещи. Найди что-нибудь подходящее для работы с садовым инвентарем.
 В недрах пузатого шифоньера скрывались настоящие сокровища: таких леопардовых лосин я не видела со времен похода первых «челноков» в Турцию. Вывалив на пол содержимое двух ящиков, я отыскала и подходящую футболочку с полуоблезшим лицом Майкла Джексона и редкой красоты стразами. Для Клавы тоже нашлись брючки-бананы, замечательная панама в стиле сафари (я такую в жизни не надену!) и футболка с надписью «город-курорт ТРУСКАВЕЦ». Надо же, какой раритет! Клава была в Карпатах лет двадцать назад, у нее и деревянные сувенирные топорики были, насколько я помню. Обувь в шкафу я не нашла, придется шлепать в моих новомодных сабо а-ля Шахерезада.
 Пока мы с подругой, экипированные по последней моде восьмидесятых прошлого века, с ведрами и секаторами стояли у входа на кладбище, ожидая ребят, мы собрали приличное количество восхищенных взглядов.
 — Ну, спасибо, Ляля, — прошипела Клава, — я чувствую себя, как экспонат музея мадам Тюссо.
 — Я разве виновата, что ты до сих пор хранишь такое барахло! — огрызнулась я.
 — Это не барахло, может пригодиться для работы в огороде, — парировала Клава.
 — Вот и пригодилось!
 Подошедшие наконец ребята отреагировали на наш внешний вид должным образом: они нас не узнали и проскочили мимо.
 — Жека! — окликнула я стройного блондина в камуфляжном комбинезоне.
 Он остановился как громом пораженный и уставился на нас, не в силах сдержать смех:
 — Какая живописная парочка! Королевы городской свалки, только обувь выпадает из ансамбля!
 Сергей, кусая губы, чтобы не засмеяться, стоял чуть поодаль. В руках у него было что-то продолговатое, завернутое в газету.
 — Домкрат, — ответил он на мой немой вопрос.
 Мы гордо пошли по аллее, ребята хихикали за нашими спинами.


* * *

 На кладбище было действительно немноголюдно. Фактически я заметила лишь двух старушек, рассаживающих цветочки, и мужчину, который красил ограду «серебрянкой». Мы добрались до места за пять минут, вот что значит дневное время. Клава и я занялись выдергиванием гигантских сорняков и каких-то высохших растений, кажется, это были прошлогодние нарциссы. Ребята подозрительно быстро справились с замком и скрылись в склепе.
 — Умру от любопытства, — сказала я подруге, — ведь нет никого рядом, могли бы и не изображать массовку!
 Из склепа не доносилось ни звука. Мы ожесточенно выдирали все подряд.
 — Потом выберем кустики пионов и воткнем обратно, — сказала Клава.
 — А приживутся?
 — А куда денутся? Захотят вырасти — приживутся!
 Я не стала спорить. В конце концов, Клава лучше разбирается в жизни растений, у нее — свой огород. В молчании прошло еще несколько минут. Я опять не выдержала:
 — Слушай, может быть, пойти посмотреть?
 — Ляля, они же обещали позвать, если найдут что-нибудь.
 — Неужели тебе не интересно, Клава? Не верю. — Я испытующе посмотрела на подругу.
 Она сдалась:
 — Да, мне интересно, но я держу себя в руках!
 — Ты подержи себя в руках без меня, а я быстренько узнаю, что там.
 Не дожидаясь ответа, я бросила секатор и юркнула в склеп. После яркого солнечного света мои глаза ничего не различали. Пришлось постоять несколько секунд, чтобы привыкнуть к темноте.
 — Жека-а! Сережа-а! — позвала я. Ни звука в ответ.
 — Клава!!! — заорала я и выскочила на свет. — Клава, их там нет, они исчезли!
 — Как нет? Что ты несешь? Куда они могли деться? Сюда ведь они не выходили?
 — У тебя есть фонарь? — перебила я подругу.
 — У меня есть спички. Вот, в кармане завалялись. Заодно положи в свой кошелек мои ключи, а то я точно потеряю.
 Я спрятала ключи от Клавкиного дома в замшевый кошелек, который на длинном шнурке висел у меня на шее. В нем был мобильник и мои ключи. Очень удобно.
 — Давай спички и пойдем со мной! — Я решительно шагнула в прохладный сумрак склепа. — Ты видишь что-нибудь? — спросила я Клаву, последовавшую за мной.
 — Не вижу, зажги спичку, — ответила подруга.
 Я чиркнула спичкой, крошечный дрожащий огонек осветил на мгновенье бледное лицо Клавы и, мигнув, погас.
 — Нет, так не пойдет. Надо сделать факел, — сказала я, — подожди меня, я сейчас найду пару сухих веток и вернусь. Подержи спички.
 Я снова вышла наружу, дверь со скрипом закрылась. Выбрав несколько веток посуше, вернулась в склеп. Клава исчезла… От ужаса у меня даже зубы заныли. Не разбирая дороги, я вылетела на улицу, натолкнувшись на кого-то.
 — Что с тобой? — спросил Жека.
 — А Клава где, она с вами?
 — Клава? Нет, мы ее не видели, — ответил Сергей. — Почему она должна быть с нами?
 — Но она ведь тоже исчезла! А вы как тут?
 — Мы подняли плиту, она вдруг отодвинулась, а там ступеньки вниз…
 — Подземный ход?
 — Да, мы спустились и пошли, через несколько десятков шагов увидели свет. Вылезли и оказались вон там, — Сергей указал мне на одноэтажное белое здание, в котором когда-то размещался цех по изготовлению памятников. — Наверное, размыло почву и она обвалилась. Видишь, какие мы грязные?
 — Вижу, но где же Клава? Неужели она свалилась в подземный ход? — Я растерянно смотрела то на Сергея, то на Жеку.
 — Придется спуститься еще раз, — сказал Жека.
 — Я с вами.
 Мы спустились по ступенькам и оказались в коридоре с низкими сводами, было очень сыро и холодно. Я поежилась, прижалась к Жеке, и мы пошли с ним рядом, благо ширина подземного коридора позволяла. Сергей с фонариком шел впереди.
 — Кто-то провернул колоссальную работу, — заметил он.
 — Как же во время захоронений никто сюда не провалился? — удивилась я.
 — Склеп расположен пойти у ограды, а дальше ход идет за пределами территории кладбища, — пояснил Сергей.
 — Вот здесь мы увидели свет, — сказал Жека.
 — А в другую сторону нет хода? — спросила я.
 — Сейчас проверим. Что-то есть, идите сюда! — позвал нас Сергей.
 И действительно, он нашел крохотную развилку. Когда дожди размыли почву, земля обвалилась и почти засыпала основной ход. Сергей посветил фонариком в чернеющий лаз.
 — Здесь кто-то был, — сказал он, — видите следы?
 — Это Клава! — заволновалась я. — Давайте скорей пролезем и найдем ее.
 Мы протиснулись в дыру и очутились в таком же коридоре. Место показалось мне смутно знакомым. А когда луч фонаря скользнул по ровным рядам стеклянных банок с огурцами и помидорами, я вскрикнула:
 — Боже мой! Да ведь мы в подвале у Клавы!
 — Так, может, Клава вылезла из подвала и сидит себе дома? — предположил Жека.
 — Вряд ли. Она люк не откроет, — я вспомнила про стоящее там пианино.
 Мы облазили весь подвал, пробежали по подземному коридору туда и обратно несколько раз.
 Я даже показала узкий ход, ведущий к дому напротив.
 — Может, она туда и отправилась? — размышлял вслух Жека.
 — Это невозможно, там тупик.
 — Все равно нужно проверить, — настаивал Сергей, Клавы там не было, зато в кирпичной стене зиял пролом!




 28


 Мы сидели со скорбными лицами, боясь смотреть в глаза друг другу. Тишину нарушил Жека:
 — Я просто не понимаю, как такое могло случиться. Просто нереально.
 — Что тут понимать, надо что-то делать, — всхлипнула я.
 — Не разводи сырость, Ляля, — строго сказал Сергей. — Мы нее виноваты в том, что произошло.
 — Нет, больше всех я виновата.
 — Ладно, ты больше всех, — согласился Сергей, — тем более нельзя раскисать!
 — Ну дела! Кто б рассказал, не поверил бы! — недоумевал Жека. — Средь бела дня человек испарился, и никаких следов. Вообще без вариантов.
 Я разрыдалась с новой силой и нарастающей громкостью:
 — Что я скажу ее детям ?
 — Пока ничего не говори, — предложил Сергей, — или скажем, что уехала по делам, а мы ее ждем. Зачем их раньше времени пугать?
 — Тем более что это было в ее стиле, взять да и запропаститься где-нибудь, — разделил мнение друга Жека.
 — Что значит «было»?! Ты что же, ее уже похоронил? — я не верила своим ушам.
 Жека испуганно замахал руками:
 — Что ты, Бог с тобой! Так только ляпнул, без задней мысли, — Думать надо, прежде чем болтать! Жива она!
 — Конечно, жива, Лялечка! Даже не сомневайся, — принялся меня успокаивать Жека.
 На журнальном столике Клавкиной гостиной затрещал телефон. Мы молча уставились друг на друга, словно спрашивая, кто возьмет трубку. Решился Сергей. Я смотрела на него во все глаза, пытаясь понять по выражению лица, что ему сейчас говорят. Но это была совершенно бесполезная затея, Сергей оставался невозмутимым, на лице его не дрогнул ни один мускул. Он лишь кивал и в заключении разговора коротко бросил:
 «Хорошо. Спасибо». Я с облегчением выдохнула воздух из легких, такие слова обнадеживали.
 — Она в больнице, — сказал Сергей, — сказали, что опасность ее здоровью не угрожает.
 Сотрясение мозга. Едем туда прямо сейчас!
 — Так что же с ней все-таки произошло? — беспокоилась я.
 — Это мы спросим у нее.
 Я закрыла дверь, калитку и забралась на заднее сиденье машины, в которой уже были Жека и Сергей. По дороге я пыталась понять, каким же образом подруга там очутилась. С того момента, как я потеряла ее из виду, прошло около трех часов, а казалось, что неведение длилось целую вечность.


* * *

 Больница стояла в настоящем лесу. Здание было старым, с облупившейся штукатуркой, а парк вокруг ответил бы самым смелым фантазиям какого-нибудь консервативного англичанина.
 Любовь жителей туманного Альбиона к диким неухоженным садам, их стремление придать всему запущенный вид общеизвестны. Здесь ничего не нужно было приукрашивать — запущенность в чистом виде. Здоровые деревья перемежались с валежником, в притененных уголках буйствовал сорняк. Газонами и не пахло. Разве что это насторожило бы британцев, и они уличили бы нашего брата в бесхозяйственности. А зачем тут хозяйствовать? Все и так разрослось, дальше некуда. Виноград поднялся по решеткам на больничных окнах и дополз в некоторых местах аж до четвертого этажа! Кусты шиповника, посаженные здесь когда-то для обрамления дорожек, приняли произвольные формы их никто не стоит, и им было хорошо. Туи напоминали косматые веники, так как из-за недостатка солнечных лучей (весь свет забрали платаны-гиганты и дубы) уже не росли стремительно вверх, а ориентировались по ситуации. Парк Юрского периода, да и только! И садовника Юры нигде не видно, ушел в запой еще в начале восьмидесятых. Мне понравилась такая игра слов.
 Режим в больнице был строгим, по этой причине к Клавдии пустили только одного человека — меня, и то лишь потому, что я назвалась ее сестрой. Ребята остались ждать внизу у машины, Из палаты, на которую указала мне дежурная медсестра, вышла худенькая девушка, похожая на подростка, и уверенной походкой пошла в ординаторскую, хотя белого халата на ней не было.
 Вот и весь порядок, своим можно и без халата, так получается? Я оглянулась на дежурную медсестру. Выражение моего лица, видимо, было столь красноречивым, что та громко шепнула:
 — Следователь из милиции. Врачи из неотложки вызвали.
 — Зачем?
 — Так положено, если нападение. Вашу сестру по башке огрели. Ой, извините, — она осеклась.
 — Ничего, не извиняйтесь. А жить будет?
 — Господи, да конечно же! Отлежится маленько и будет как новая.
 Только я собралась войти в палату, как из ординаторской вышла следователь и направилась ко мне.
 — Здравствуйте, — очень молодым, но твердым голосом сказала она. С открытого скуластого лица на меня смотрели большие голубые глаза. — Вы подруга потерпевшей?
 — Сестра она, — вмешалась дежурная медсестра.
 — Да, подруга, — ответила я, понимая, что, разговаривая с представителями закона, врать ни к чему.
 — Вы пообщайтесь минут десять, не больше.
 А потом я должна буду с вами поговорить. — Она улыбнулась, обнажив щербину между верхними передними зубами.
 Мне всегда казалось, что добрые следователи бывают только в телевизионных сериалах. Я внимательно рассмотрела ее. В вельветовой юбочке по колено и рубашке цвета хаки, она выглядела как студентка. Волосы были обесцвечены, причем стриглась она явно у недорогого мастера.
 Ногти по-детски коротко острижены и покрашены голубоватым лаком. Ей, наверное, от силы года двадцать три, и она мне определенно нравилась.
 — Я подожду вас внизу, — сказала следователь, ничуть не смутившись под моим внимательным взглядом.


* * *

 Подруга лежала на высоких подушках с закрытыми глазами. Пахло лекарствами. Кровать слева от Клавы пустовала, на нее я и присела. , — Клава, — тихонько позвала я. Та открыла " глаза и слабо пропела:
 — А-а, это ты, Ляля?
 — Клавочка, что произошло? Ты испарилась так внезапно, что я даже ничего не поняла.
 — Меня ударили по голове. Что-то тяжелое опустилось мне на голову. Больше я ничего не помню… Пришла в себя уже тут.
 Подруга снова закрыла глаза. Я встала.
 — Ладно, давай отдыхай и поправляйся. Завтра я к тебе приеду.
 — Детям ничего не сообщай. Скажи, что срочно уехала. Надеюсь, долго меня здесь не продержат.
 — Тогда позвони им сама, я тебе твой мобильник привезла. — Я извлекла из сумки серебристый телефончик, который едва не забыла отдать подруге. — Позвонишь?
 — Да. Посплю и к вечеру позвоню.
 — Умница! Пока!


* * *

 Я вышла из здания больницы, и свежий аромат цветов лишь подчеркнул контраст с затхлым лекарственным запахом. Я забываю том, что меня ждет девушка из милиции, и направилась было к машине друзей, но увидела ее в нескольких метрах от входа, она громко разговаривала с кем-то по сотовому телефону. Я не стала отвлекать ее и подождала в сторонке.
 — Вы расскажете мне, что произошло? — спросила она, как только освободилась.
 — Расскажу. Пойдемте к машине, там ребята, наверное, совсем истомились. Мы все вместе были, вот и расскажем вам обо всем…
 Жека сидел на лавке недалеко от машины, вытянув ноги и скрестив руки на груди. Серега дремал в водительском кресле. Мы сели рядом с Жекой, решив не будить Сергея.
 — Вот, знакомьтесь. Это следователь из милиции… — начала я.
 — Светлана Юрьевна, — официально представилась девушка.
 Жека обнажил в улыбке свои белоснежные зубы и сказал:
 — Евгений. Но для вас — просто Жека.
 На предложение Светланы рассказать о том, что произошло, он откликнулся с необычайным энтузиазмом. Следующие минут двадцать я, раскрыв рот, слушала историю о том, как, испытывая чувство заботы об одной своей доброй знакомой по имени Клавдия и стараясь улучшить ее бытовые условия, он с другом и партнером по бизнесу Сергеем Куприяновым (в этот момент он протянул девушке свою визитную карточку) пришел к ней, чтобы обустроить ее подвал, снабдив его стеллажами и другими необходимыми приспособлениями. Дело в том, что Клава — женщина одинокая и беззащитная, она очень нуждается в помощи, И вот, спустившись в подвал, они обнаружили коридоры и начали их обследовать, а потом просто потеряли Клаву из виду.
 — А вы тоже делали там полочки? — Света перевела взгляд на меня. Я не была готова к такому вопросу.
 — Ну.., я.., то есть, как бы… А как же! — наконец нашлась я. — Делала замеры…
 — Сматывала рулетку, — серьезно добавил Жека, которого мне просто хотелось укусить.
 — Ну что? — вдруг бодро спросил появившийся рядом Сергей. — Куда Клава исчезла из ск…
 — Из подвала? — перебил его Жека. — А вот сейчас девушка-следователь с чудесным славянским именем Светлана об этом и расскажет.
 Все уставились на Свету, она же явно не ожидала такого поворота событий, но быстро сориентировалась:
 — Сосед вашей подруги… Василий… — она заглянула в какие-то документы, — Василий Игнатьевич Голый доставил ее в больницу. Он и расскажет вам обо всем, а мне, к сожалению, пора. — Она посмотрела на часы и встала, одергивая юбочку.
 — Действительно, к сожалению? — переспросил Жека.
 Девушка залилась румянцем и, сказав, что позвонит нам, быстро зашагала к воротам больницы.
 — Ну ты даешь, сказочник! — обрушилась я на Жеку.
 — А ты что, хотела, чтобы я рассказывал ей байки из склепа? В милиции очень заинтересуются нашим очередным походом на кладбище.
 — Да, пожалуй, ты прав.
 — А так все гладко получается, — рассуждал он.
 — Хорошо, если Клава не рассказала ей про кладбище, — спокойно сказал Сергей.
 Мы молча переглянулись. Узнать, что сообщила Светлане подруга, теперь не представлялось возможным. Во второй раз к ней в палату меня никто не пустит.


* * *

 По пути к дому Клавы мы заехали в супермаркет, накупили целую гору продуктов, чтобы забить ее холодильник. Иначе вернувшимся в воскресенье ОТ бабушки детям покажется очень странным тот факт, что мать уехала из дома, не оставив им провизии. Пока Жека с Сергеем заносили пакеты в дом, я заметила, что калитка во двор соседа Василия Игнатьевича распахнута, и решила зайти к отставному капитану узнать, каким образом он обнаружил Клаву.
 Василий стоял в майке и «семейных» трусах посреди огорода и поливал грядки с какой-то зеленью. Я откашлялась и шагнула к нему во двор.
 — День добрый, Василий Игнатьевич! Я — знакомая вашей соседки Клавдии.
 Он повернул ко мне голову и, ничуть не смущаясь своего вида, ответил:
 — Добрый, коли не шутишь! Заходи, поговорим. Только вот портки надену. Посиди пока тут, на скамейке. — Я присела на скамейку под грушей и окинула взглядом его огород. Ровные грядки, выложенные диким камнем дорожки между ними. Справа весело торчат мохнатые хвостики моркови, слева благоухают укроп и петрушка и ни единого сорнячка! Порядок, как на плацу во время построения. Клава определенно зачахла бы в таких условиях, как, впрочем, и я Василий вышел в армейских галифе и сел возле меня.
 — Померла бы соседка, если бы не я, — очень оптимистично начал он.
 — С чего вы взяли?
 — Да лежала ведь никакая, даже не стонала.
 Душа почти отлетела, — с видом знатока в этой области продолжал сосед.
 — Просто без сознания была, потом бы очнулась… — предположила я.
 — Это вряд ли. Если бы не я — лежала б там до сих пор, — изрек он и задымил вонючей папиросой.
 — Спасибо вам, Василий Игнатьевич, — я решила потрафить ему. — А где вы ее нашли?
 — Как где? В подвале. За пустыми банками спустился, смотрю — из угла чьи-то ноги торчат.
 Я ведь ее сразу не признал, черт знает, шо на ей было надето! И с волосами что-то непонятное…
 Я вспомнила, в каком виде мы с Клавой отправились на кладбище, и мысленно согласилась с соседом.
 — Сначала подумал, шо померла, за пятку потрогал — теплая. — Мужичок был доволен тем, что я его не перебиваю. Он говорил с чувством собственной значимости. — Я даже постучал наверх к ней в дом, в люк, но никто не открыл. Закрыт наглухо.
 Я кивнула, а сосед продолжал:
 — Вот я ее через свой дом и вытащил, неотложку вызвал и отвез в больницу. Врачи сказали, если бы не я, то…
 Я знала, что сосед скажет дальше, поэтому прервала его вопросом:
 — То есть она прямо в собственном подвале лежала?
 Василий кивнул, не стесняясь того факта, что по-хозяйски распоряжается соседским подвалом.
 — Ну а больше вы никого не видели, не слышали?
 — Нет, не видал. Был бы кто другой, он бы ее вперед меня вытащил.
 — Значит, она была там одна… — рассуждала я вслух.
 — Так я ж тебе за это и говорю!
 Я замолчала, продумывая, какой вопрос еще задать Василию, а он продолжил:
 — Она уже в больнице сказала, шо ей по голове кто-то ударил. Но я лично думаю, шо Клавдия женщина нервная, потому, может, и напридумывала… Может, у ей припадок случился и…
 — Что вы такое говорите?! Какой припадок?
 — Кто ж ее знает? Странная она очень, а теперь, поди, и вовсе…
 Дальше я уже не слушала соседские рассуждения, понимая, что ничего ценного из его рассказа не почерпну. Но он и не требовал к себе особого внимания, продолжая излагать свои умозаключения в фоновом для меня режиме. Я представляла, как Клава в одиночестве (ненормальная! ) отправилась по коридору и дошла до своего подвала Наверное, подруга очень удивилась, очутившись рядом с банками Василия…
 — Абрикоса вот в этом годе не родится совеем… — долетели до моего слуха обрывки фраз Василия, и я поняла, что могу идти, так как больше общих тем для разговора с этим мужчиной у меня нет.
 Я встала и мило попрощалась.
 — Я ведь шо думаю.., это все потому, шо она одна. Мужик ей нужен… Шобы дурью всякой не маялась! А то у ей в хате какие-то бабы придурошиые ночуют. Ненормально это! Тут завсегда жди беды…
 Сдерживая смех, я вылетела из калитки, не дожидаясь, когда Василий узнает во мне тех самых «придурошных баб».


* * *

 Когда я рассказала ребятам о разговоре с Василием, Жека заметил, что Клаве повезло с таким внимательным соседом:
 — Не сосед, а просто клад…
 — Кстати, о кладе! — встрепенулась я. — Так было там что-нибудь или Клава пострадала зря?
 — К сожалению, зря, — мрачно констатировал Сергей.
 Я не могла скрыть своего разочарования. Сокровища находят только в книжках…
 — Ляля, давно не решаюсь спросить, — начал Жека.
 — ..?
 — Это пианино так и будет здесь стоять?
 Я чувствую себя как в музыкальном салоне.
 — Да нет, просто передвинуть некому.
 — Так за чем же дело стало? Айн момент! — весело сказал Сергей и направился к инструменту.
 Я с интересом наблюдала, как двое сильных мужчин, кряхтя и обливаясь потом, передвигали пианино. У Клавы был хороший немецкий инструмент, добротный и очень тяжелый.




 29


 Рубинский лежал на нарах вниз лицом, из-за старого придурка с обрезом он не мог сидеть.
 Надо было слушать свой внутренний голос. После кладбища появилось тревожное чувство, будто кто-то наблюдает за ним. И эту козу в панаме надо было засунуть в боковой коридор, чтобы никто не нашел. Хорошо хоть, она не успела его увидеть. Он заметил ее издалека: шла, как кротиха, чиркая спичками. Молодую вот жаль, красивая была. Но он не мог ради нее рисковать жизнью. Тем, кто послал его, нужны были деньги. Да в конце концов, она сама была та еще стерва! Он усмехнулся, но тут же скривился от боли.
 — Рубинский, на выход!
 — Куда идем, начальник? — спросил он у молодого конвоира.
 — Куда ведено!
 Его ввели в небольшой кабинет, где сидели следователь, пацан за машинкой и еще двое каких-то мужиков.
 — Займите место у шкафа! Сейчас будет проводиться опознание, — сказал следователь.


* * *

 Я волновалась жутко. Такую процедуру до сих пор приходилось видеть лишь в кино. Теперь же мне предстояло пройти через это все самой. Меня пригласили сегодня к десяти часам утра на опознание человека, который вот уже почти два месяца занимал мои мысли. Он оказался преступником, и его поймали. Такой удачей наши доблестные органы обязаны, как ни странно, все тому же Василию Игнатьевичу Голому. Это он, спустившись в очередной раз в Клавкин подвал за пустыми банками (настала пора закатывать компоты из черешни), застал там мужчину, который никакого отношения к подвалу, по мнению Василия, не имел. Хорошо помня то трагическое происшествие с соседкой, капитан пожарной охраны в отставке больше не спускался в подземелье безоружным. Его осторожность была как нельзя более кстати. Он наставил свой дробовик, конфигурацией почему-то напоминавший подствольный гранатомет, приказал Бандерасу повернуться лицом к стене и поднять руки за голову. Незнакомец метнулся к темному проему, ведущему в узкий коридорчик, но Василий оказался проворнее, он спустил курок, и дробь угодила нарушителю в мягкое место. Одновременно сосед Клавы заорал с такой мощью, что зазвенели даже банки на стеллажах. Филипп, который сидел дома за компьютером, услышал крик из-под пола. Слава богу, парень уже знал о том, что Василий успешно освоил подземное пространство, поэтому не сильно испугался и быстро открыл люк. Филипп-то и вызвал милицию. Те прибыли быстро и через Клавкин дом спустились в подвал, где надели наручники на отчаянно матерившегося Бандераса. Василий же держал его на прицеле до тех пор, пока менты не отобрали у него грозное оружие.


* * *

 В кабинете мне предложили занять место у стены, слева от следователя. Я опустилась на продавленное сиденье рядом с мужчиной и женщиной (понятыми, как я узнала позже). Напротив нас сидели трое мужчин, одного из которых я сразу узнала: брюнет из серебристого «БМВ». Вид у него, правда, был побитый. Я поймала себя на мысли, что он мне глубоко неприятен. Вот уж действительно, сколь слепыми могут быть человеческие чувства! Как я могла увлечься этим человеком? В его лице было что-то отталкивающее.
 Я вспомнила его сначала на кладбище (там он смотрелся, как родной: гармонично вписывался в атмосферу ночи и опасности), затем себя с ним на выставке, где улыбалась красавцу-злодею как последняя дура! Да, мне еще предстоит серьезная работа над собой, если в тридцать три года я все еще западаю на плохих мальчиков. Этакий синдром неудачницы! Хотя женщины вечно влюбляются в красивых мерзавцев, а потом плачут о своей загубленной жизни и…
 — Свидетель Воробьева, посмотрите внимательно на этих мужчин. Вы узнаете кого-нибудь? — официальный тон вернул меня в реальность.
 Я посмотрела на кислую физиономию уже знакомого мне следователя.
 — Я думаю, да, — ответила я, бросив косой взгляд на Бандераса.
 Он даже бровью не повел, увидев меня. Каков негодяй! Я почувствовала разочарование и возмущение одновременно.
 — Так узнаете или думаете? — продолжал следователь.
 — А можно я кое-что спрошу у вас по секрету, на ушко?
 Эта просьба поразила не только его, но и стажера, печатающего протокол.
 — Спрашивайте! — Следователь отошел со мной к окну и наклонил голову, подставив свое огромное ухо.
 — Какого цвета у него глаза? — прошептала я.
 — У которого из них? — спросил следователь.
 — У того, который ближе всех к шкафу, — снова прошептала я.
 — Какого цвета глаза у мужчины около шкафа?
 Следователь задал этот вопрос стажеру во весь голос. Да, конспиратор из него никудышний!
 — Карие, товарищ майор! — отрапортовал стажер Иван.
 — Вы узнаете кого-нибудь из присутствующих здесь мужчин? — повторил свой вопрос следователь..
 — Кроме вас и Вани, я узнаю мужчину около шкафа, — снова зашептала я в ухо майору.
 Он посмотрел на меня с изумлением, как будто я сказала что-то необычное.
 — Свидетель Воробьева, — сказал он с нажимом, — узнаете ли вы в мужчине, стоящем у шкафа, человека, которого вы видели на кладбище в ночь на шестнадцатое мая?
 — Да, — обреченно подтвердила я.
 Ну почему у них там, на Западе, свидетель находится в помещении, отгороженном от преступников специальным стеклом, а я вынуждена рисковать своей жизнью? Безобразие!
 — Спасибо. Свидетель Воробьева, вы свободны.
 «Свидетель Воробьева, свидетель Воробьева», спасибо еще, не дал мой адрес! Я вышла из отделения милиции в растрепанных чувствах. Глаза, синие глаза, они просто стояли перед моими глазами, извиняюсь за тавтологию. Какой актер!
 Он что, пользуется линзами, чтобы ввести в заблуждение доверчивых людей в своих корыстных целях? Или мне показалось, что у него синие глаза? Может, это море отражалось в них и… Стоп!
 Никакой лирики! И вообще, неплохо было бы выпить чего-нибудь, чтобы снять стресс. Но Клава в больнице, а одна я пить не привыкла. Не то воспитание. Надо как-то иначе отвлечься. Я дошла до первого перекрестка и решила пробежаться по магазинам. Давно я не радовала себя обновкой. Клаву я обещала навестить часа в четыре, так что можно заглянуть в модные бутики. На центральной улице города магазинчики шли один за другим. Я нырнула в один из них, особенно любимый мной за то, что персонал не бросался навстречу с крокодильими улыбками и дурацким вопросом: «Могу ли я вам помочь?» Мне всегда хочется ответить, что помощь нужна только материальная, со всем остальным я справлюсь сама.
 В магазине почти никого не было, тихо звучала приятная музыка. Я быстро перебрала вещи на плечиках и, схватив пару блузок и юбку, скрылась в примерочной. Сняв брюки и льняную рубашку с мережкой, я уставилась на себя в зеркало. Кажется, я сбросила килограммов пять, наверное, из-за волнений, связанных с последними событиями. Дома же, в постоянной спешке, я даже не заметила изменений в своей фигуре. Теперь и купальный сезон можно открывать!
 — Я хотел бы посмотреть вот эти шифоновые шарфики, — услышала я приятный баритон, и внутри у меня что-то сжалось.
 Я выглянула в щелку между стенкой примерочной и плотной занавеской: в центре торгового зала в белых брюках и голубом поло стоял Бандерас. Девочки-продавщицы вращались вокруг него с астрономической скоростью. Я судорожно схватилась за край занавески, желая задернуть ее поплотнее и боясь даже подумать о том, что он преследует меня, и в этот момент перекладина, на которой крепилась занавеска, сорвалась и, больно ударив меня по голове, повисла у меня на плече, как коромысло. Слава богу, металл был легкий, наверное, алюминий. Все повернулись ко мне. Первым пришел в себя от удивления брюнет:
 — Ляля! Какая неожиданная встреча! Я очень рад видеть вас.
 Я потеряла дар речи. Девицы в магазине развесили уши, они явно не спешили исправить нелепую ситуацию, в которой я оказалась.
 — Сегодня в моде греческий стиль? Вы выглядите словно воинственная богиня с карающим мечом!
 — Прекратите меня преследовать! Лучше подержите занавеску! — зашипела я в ответ, надеясь на то, что пока преступник будет держать занавеску, он не сможет застрелить или придушить меня, как уже наверняка поступил со следователем, стажером Ваней и еще, возможно, несколькими милиционерами. А иначе, как бы он сбежал? — Закройте глаза и не подглядывайте! — скомандовала я:
 — Как прикажете! — Его спокойствие пугало.
 Пока он стоял, держа в руках штангу с занавеской, я в спешке одевалась, лихорадочно соображая, как мне улизнуть от него. Застегнув рубашку на две средние пуговицы, я влезла в брюки и осторожно посмотрела в щелку. Бандерас стоял с закрытыми глазами. Поразительная честность для убийцы. Я не дыша выползла сбоку и на цыпочках двинулась к выходу. Продавщицу, которая хотела что-то мне сказать, я остановила, сделав умоляющее лицо и прижав палец к губам: мол, не губите! Навязчивый поклонник. Поймите, как женщина женщину… Надеюсь, она все поняла — я очень старалась. Уже в дверях услышав удивленный возглас «Ляля?», я пустилась бежать. Свернула в первую же подворотню, дворами пробралась до остановки маршрутного такси. Меня никто не преследовал.


* * *

 Я приехала домой и сразу позвонила Жеке.
 — Слушаю.
 «У Жеки приятный голос, но у Бандераса приятней», — невольно сравнила я.
 — Это я, Жека, — начала я.
 — Ляля? Привет! Чем могу?
 — Мне нужна твоя помощь как профессионала.
 — Профессионала в какой области? Я поистине многогранен.
 — Меня интересуют твоя наблюдательность и зрительная память.
 — Слушаю.
 — Помнишь того субъекта на выставке в Сочи, в которым я тебя познакомила?
 — Убийцу с кладбища?
 — Да, — сказала я.
 — Помню.
 — Какие у него были глаза?
 — Красивые. Ты это хотела услышать?
 — Да, тьфу!., то есть нет! Какого цвета?
 — Синего.
 — Точно?
 — Точно.
 — Ты уверен?
 — На все сто!
 — Жека, ты меня спас! Целую тебя.
 — А в чем, собственно… — начал он, но я уже бросила трубку.
 Тот, которого я сегодня опознала, был кареглазым. Однозначно! Но в Сочи и только что в магазине я общалась с синеглазым брюнетом. Значит… А что же это значит?


* * *

 По дороге к Клаве в больницу я не переставала размышлять, но не до чего не додумалась и решила посоветоваться с подругой. Сегодня она производила более обнадеживающее впечатление.
 — Ты представляешь, Клава, меня преследуют! — сказала я после приветствия и расспросов о самочувствии.
 — Кто?
 — Я уже не понимаю, кто! — Я растерянно пожала плечами.
 — Успокойся и расскажи все по порядку.
 Я изложила события сегодняшнего дня, начиная с опознания кареглазого брюнета и заканчивая встречей в бутике с синеглазым.
 — А другие различия у них есть? Я имею в виду, кроме цвета глаз?
 — Что значит «у них»? Ты полагаешь, что их двое?
 — А ты нет?
 Я задумалась… Рост вроде бы один и тот же, модная короткая стрижка…
 — Вспомни, например, руки! — подсказала подруга.
 Я восстановила в памяти картину, как Бандерас прикуривает сигарету.., его руки в лунном свете на кладбище, неожиданно изящные, с тонкими длинными пальцами. Затем я мысленно перенеслась в Сочи за столик в кафе и словно вновь увидела, как Антон достает деньги из бумажника, расплачиваясь с официантом. Да.., это не руки пианиста.
 — Пожалуй, руки отличаются, — призналась я.
 — Вот видишь? Нужно просто стимулировать память. На самом деле наш мозг все замечает и помнит! Раз ты нашла различия, значит, это разные люди. И вообще, гораздо проще было бы позвонить следователю и узнать, не отпускали ли твоего кареглазого. В магазине ты его во сколько видела?
 — В час. Слушай, ты права! А я и не догадалась позвонить. Я почему-то решила, что Бандерас всех перебил и сбежал.
 — Ляля, ты меня удивляешь! Это ведь не американский боевик!
 — Скажи еще, что у нас не сбегают опасные преступники.
 — Но их тут же ловят! — нашлась Клава.
 Я быстро набрала номер следователя.
 — Майора Гладкова нет, — ответил дежурный. — Он в отпуске.
 — Как в отпуске? Я только сегодня утром видела его, — и тут страх начал вползать мне в душу. Его наверняка убил этот гад, но они это скрывают.
 — А вы, девушка, по какому вопросу, собственно?
 — Хотела узнать, — я замялась, — а к кому же теперь обращаться по тому делу, которое он вел?
 — Его дела переданы следователю Золота ревой.
 Дежурный дал мне номер телефона следователя и положил трубку. Я набрала продиктованные мне шесть цифр.
 — Слушаю, — ответил знакомый голос.
 — Светлана Юрьевна? — обрадовалась я. — Это Воробьева, подруга ударенной Арефьевой из больницы.
 — Понятно, что случилось?
 — Мне сказали, что дела майора Гладкова переданы вам.
 — Да.
 — А можно узнать? Того человека, которого я сегодня опознавала, уже отпустили?
 — Нет конечно, ведется следствие, — ответила она несколько удивленным тоном.
 — Слава богу! Спасибо, извините за беспокойство.
 Все это время Клава наблюдала за моими действиями, не говоря ни слова.
 — Они его не отпускали, — сказала я ей.
 — Значит, в магазине был другой человек…


* * *

 По просьбе Клавы я заехала к ней домой проведать Филиппа, чтобы потом отчитаться перед подругой о том, что он ест и как готовится к экзаменам. Во дворе меня встретил явно истосковавшийся по хозяйке Лорд, Филипп же, судя по всему, наслаждался одиночеством (у Насти начались каникулы, и она решила остаться пока у бабушки). На весь дом грохотала музыка, по ковру были разбросаны конспекты и шпаргалки, в центре комнаты, над люком, стоял маленький красный флажок.
 — Привет, Филя! А это что? — указала я на флажок.
 — Отметил место поимки опасного преступника, — объяснил парень.
 — Филя, тебе пора куда-нибудь в экспедицию. Там нарасставляешься флажков!
 — Вот сессию сдам и отправлюсь, — ничуть не обидевшись, сказал он.
 — Это куда еще?
 — В горы. Только ты пока маме не говори, ей ведь нельзя волноваться.
 Я в изумлении приседа на край дивана. Филипп в курсе, что Клава в больнице? Откуда? Ах да, как же я раньше не догадалась? Василий наверняка рассказал ему про мать.
 — А Настя знает?
 — Что?
 — Что мама в больнице?
 — Не-а, не знает. Я не скажу ей, не бойся, Сам вчера от соседа узнал и сразу же позвонил в больницу. Врачи меня успокоили Вот завтра утром статистику сдам и поеду к маме, проведаю ее.
 Я подумала, что Клава напрасно переживала.
 У нее уже такой взрослый сын!


* * *

 Аркадий Яковлевич был в панике. События последних дней: убийство Кристины и нападение на Клавдию ошеломили его настолько, что от былой вальяжной уверенности не осталось и следа. «Чертов уголовник! Психопат!» — думал адвокат, вытаскивая на стол содержимое одного ящика за другим, просматривая бумаги. Фотографии Приваловой в обществе молодого мужчины сжег в специальном контейнере прямо в своем кабинете, затем открыл окно, чтобы проветрите помещение. Он пытался взять себя в руки. В чем, собственно, можно было его обвинить? В том, что он давал информацию своему клиенту? Так это обязанность адвоката. Он лично не совершил никаких противоправных действий. Почему он должен волноваться? Разве вот только подделка кое-каких бумаг для Кристины…
 — Аркадий Яковлевич, — в кабинет заглянула Лилия Дмитриевна, — к вам пришли.., из милиции.




 30


 Клава восседала в подушках на диване, окруженная всеобщим вниманием, как раненый боец, прибывший на реабилитацию в какой-нибудь санаторий. По пути домой я успела заинтриговать ее рассказами о том, что теперь-то мы наконец узнаем много любопытного о доме на Майской и о его владельцах, бывших и нынешних. Дело в том, что за те четыре дня, что мы с подругой не виделись, произошло много интересного. Клава, естественно, сгорала от нетерпения…


* * *

 — Можно я начну? — спросил Сергей, когда все мы расселись в Клавкиной гостиной. — Я несколько вечеров провел в обществе Жеки, который нашел подход к источнику информации в лице Светланы, и знаю теперь историю Игониных не хуже их родственника.
 Род Игониных был очень богатым и известным в дореволюционной России. Предки Станислава Игонина занимались торговлей пушниной еще задолго до того, как перебрались на Кубань.
 Мужчины этого рода были сильными и властными, натурой обладали широкой — такие женихи пользовались завидной популярностью, многие отцы желали таких мужей своим дочерям. Когда Станислав Игонин надумал жениться, выбор его пал на красавицу Афимию, дочь состоятельного помещика, владевшего соседними хуторами.
 Афимия была девушкой необыкновенной красоты; высокая, тонкая, со смоляными косами и зелеными глазами. Нраву нее был тихий, никто не видел ее громко смеющейся. Игонину она подходила, он всегда мечтал о жене кроткой и молчаливой. Было, правда одно небольшое препятствие: Афимия не хотела идти за него, причину своего отказа не объясняла. Но долго; шила в мешке не утаишь, все прояснилось само собой.
 Пришел к отцу девушки со сватами Петр Коломийцев, молодой казак. И стала тогда она упрашивать отца позволить ей выйти замуж за любимого. Но об этом и речи быть не могло. Какой может быть казак, когда на пороге такие сваты, как Игоннны? В сентябре Станислав и Афимия обвенчались, а Петр решил действовать: выковал себе землянку напротив от Игонинекой усадьбы и поселился в ней вопреки здравому смыслу, Утром каждого дня молодоженам открывался один и, тот: же вид: печальный Петр, стоящий у землянки, всматривающийся в окна любимой.
 Афимия тихо плакала. (Клава по ходу повествования прокомментировала, что подобное поведение молодого мужчины свидетельствовало скорее о серьезном психическом отклонении, нежели о любви, но в те времена «темные» барышни не могли знать о мазохизме.) Станислав Игонин в высоких материях тоже не разбирался, но нутром чувствовал нездоровые тенденции в поведении соперника? Ему весь этот спектакль стоял поперек города. Сначала он предлагал Коломийцеву убраться подобру-поздорову; и отклика его предложение не получило. А когда у жены на нервной почве случился выкидыш, терпение Игонина лопнуло: вместе со своими братьями он отволок казака в плавни, где бил его долго и жестоко в то время как Афимия металась по запертому дому.
 Забитый казак успел перед смертью пожелать Станиславу «много хорошего», в том числе предрек, что сыновей у Игонина не будет. После исчезновения возлюбленного Афимия замкнулась в себе и замолчала. Как Игонин ни пытался отвлечь жену, ничего на нее не действовало: она продолжала молчать и рожать мертвых детей.
 И только когда на пятый год их супружества по" явилась пухленькая дочка Наталья, сердце женщины оттаяло. В какой-то момент она даже почувствовала благодарность к мужу, который так терпеливо любил ее все эти годы их несчастливого брака. У поразительно похожей на отца Натальи только глаза были материнские — зеленые. Всем остальным, а главное, характером, она пошла в Игонинскую породу, Станислав любил дочь до самозабвения. Жена так и не родила ему сына, и всю свою душу он отдал Наталье. Она росла серьезной и умной девочкой и очень рано начала проявлять житейскую смекалку.
 — Очень интересно, конечно, поподробнее узнать историю одного из родов России и тем самым заполнить пробелы в краеведении, но каким образом эти люди связаны с бывшим хозяином дома и Приваловой? — решила прервать повествование Клава.
 — Самым непосредственным, Привалова — внучка Натальи! — Сергей мог быть довольным произведенным эффектом, Клава сползла в подушках, а я уронила кусок торта на нежно-голубую вискозную юбку, мое новое и, как я считала, удачное приобретение.
 — Так значит, вот этот жуткий замок, вернее, то, что там стояло до него, — ее родовое имение? — спросила я, слизывая сливочный крем с подола юбки и отталкивая ногой подоспевшего на помощь Ксенофонта.
 Я вкратце рассказала друзьям историю дома на Майской улице. Светлана что-то быстро записывала в блокнот.
 — Собираем сведения? — промурлыкал ей в ухо Жека.
 — Нет, уточняем недостающие детали. Привалова ведь во всем уже созналась, и мотив понятен… — начала она.
 — Я бы сказал, что от мотива веет каким-то фанатизмом, вам не кажется? — спросил Сергей.
 — В Игонинском роду тоже были душевнобольные? — проявила профессиональный интерес Клава.
 — Жизнь заставила некоторых превратиться в обозленных фанатиков, — философски ответил Жека.
 — Это Привалову-то? У нее тяжелая жизнь? — недоумевала подруга.
 — Сначала ее бабку Наталью, — пояснил Жека. — Видите ли, я ведь тоже совершенно случайно оказался посвященным в историю этой семьи. Раиса Петровна, у которой я жил еще будучи студентом, по удивительному совпадению была подругой детства Натальи Игониной. Она делилась со мной воспоминаниями о трагической судьбе дочери Станислава Игонина.
 Рассказ Жеки занял целый час, так как он в манере, свойственной всем творческим людям, в мельчайших подробностях описывал все услышанное им когда-то от пожилой актрисы. За это время Ксенофонт съел упавший на пол кусок торта, Клава довязала ажурный шарфик, начатый еще на больничной койке, а я, чтобы чем-то заняться, накрасила ногти стоящим на подоконнике ядовито-оранжевым лаком. Цвет убийственный! Жека, заметив такое неожиданное цветовое решение, аж поморщился. Ничего, возьму у Клавы жидкость для снятия лака и удалю этот ужас с ногтей, не выходить же так на улицу.
 — А в чем созналась Привалова? — неожиданно задала вопрос подруга, закончившая вязать и, видимо, снова начавшая думать.
 — Клава! Ты что, не поняла? — удивилась я. — В убийстве хозяина дома, который так неожиданно для всех исчез. Я же тебе еще давно говорила, что он залег где-нибудь навечно. Вот Привалова к этому руку и приложила. Так ведь, Света? — Я посмотрела на юную следовательшу.
 — Приложила, но не…
 — Хозяин дома — это Будников? — перебил ее Жека.
 — Мужичок, который вот этого монстра построил? — Клава ткнула пальцем в окно. — Это же какие деньги нужно было иметь, чтобы выстроить подобное!
 — Огромные деньги, и они у него были, — подтвердила Светлана. — Рубинский в своих показаниях рассказал нам кое-что о Будникове.
 — А кто такой Рубинский? — спросила подруга.
 — Это мой Бандерас, — ответила я. — И зовут его на самом деле Юрий Рубинский.
 — Это человек, который приехал искать Будникова. Чтобы убить, — отрезала Света.
 — За что? — спросили мы с Клавой в один голос, но нас перебил Жека:
 — Это ему ты обязана своим отдыхом от детей и клиентов.
 — Спасибо, хоть не убил, — мрачно сказала Клава.
 — И то верно, — согласился Сергей и ©братался к Свете с просьбой рассказать нам о пропавшем хозяине дома.


* * *

 Андрей Лукич Будников по кличке Лука в воровском мире выслужился до смотрящего за общаком, должность не первая, но важная. И человек на нее избирался самый надежный, проверенный. Только вот стопроцентной гарантии, видать, никто дать не может Будников вырос в райцентре Пензенской области в послевоенные годы.
 Детство у него было не сахар, с зоной он познакомился, как только позволил возраст. Нормального людского счастья не знал, скитался по всей стране и в семидесятые годы осел на Дальнем Востоке.
 Я слушала Светлану и вспоминала строки автора дневника о детстве, родителях, зоне Невольно поежилась и взглянула на Клаву Она ответила мне понимающим взглядом. Было заметно, что она сосредоточилась и ловила каждое слово. Света тем временен подошла к рассказу о том, откуда у Будникова было столько денег.
 Их криминальная группировка занималась торговлей подержанными японскими автомобилями. Однажды, три года назад, в столицу нужно было переправить беспрецедентно огромную сумму денег. Когда возникала необходимость подобного рода, делалось это по отлаженной схеме. Валюта зашивалась в мешки из-под сахара и сдавалась в багаж Общеизвестен тот факт, что мешки и чемоданы, сдаваемые в багаж, не просвечиваются по отдельности, а лишь иногда проверяются металЛоискателем и обнюхиваются собаками. Самолет совершал промежуточную посадку в Уфе, где сопровождающие груз должны были выйти на связь с братвой. Лука перевозил деньги лично, для компании ему дали двух молодых ребят: Байкера и Кабана. Свой план ухода с общаком Лука продумал еще во Владивостоке.
 Сдавал багаж в аэропорту отправления сам, пока двое других проходили паспортный контроль. Он-то и указал на нем пунктом назначения Уфу Во время полета Лука посвятил одного из напарников в свой план и, посулив молодому парню конкретную сумму, переманил его на свою сторону, сговорившись покончить с третьим? Они убили того в туалете Уфимского аэропорта" отрапортовали домой, что все проходит отлично, и не полетели в Москву Получив багаж, они взяли такси.
 — И они убили водителя такси, молодого парня, отца троих детей… — задумчиво произнесла Клава, — об этом он написал в своем дневнике.
 — И не только его, он убил и своего подельника, — добавила я. — Рубинский приехал искать деньги? Он с Дальнего Востока?
 — Да, — подтвердила Света, — благодаря найденному вами дневнику, мы передали полученные сведения в УВД Башкирии и Приморского края и кое-какая информация подтвердилась.
 — Изверг, — буркнула подруга, — не жаль его нисколько! Правильно Привалова его убила.
 — Это не она убила Будникова.
 Мы с подругой замолчали от неожиданности, к такому повороту событий никто из нас не был готов. Я даже забыла про лак на ногтях. Жека выглядел довольным, ему импонировал тот факт, что он знает то, что другим станет известно лишь сейчас.
 — Не родись красивой, а родись счастливой, — неожиданно сказал Сергей, многозначительно глядя на нас с Клавой.
 — Это ты мне? — обиженно спросила подруга.
 — Нет, это он про Кристину, — пояснил Жека, и Клава успокоилась.
 — Ну ее-то убил этот, как его, Рубинский, а Будникова кто, если не Привалова? — Мне не терпелось узнать правду.
 — Самым примечательным в этой истории является тот факт, что Привалова до последнего думала, что это она убила его, — сказала Света, оставляя поставленный мною вопрос без ответа.
 — Хотелось бы услышать об этом поподробнее, — внесла предложение Клавдия, принявшая уже горизонтальное положение на диване.
 Жека сгонял в кухню и принес огромный поднос с провиантом. Немного перекусив, мы, затаив дыхание, слушали рассказ Светы.
 Привалова поведала следствию о конфликте с Будниковым, вернее, Потапенко, таковым он стал сразу по приезде в Краснодар. Потапенко Николай Иванович, незамысловато и неброско.
 Он приобрел дом на Майской в тот самый момент, когда Привалова сколотила приличный капитал и могла, наконец, позволить себе выкупить дом своих предков. После того как Лука снес фактически все здание, оставив лишь фундамент и Koe'-какие несущие стены, она просто взвыла от злобы и бессилия. Все уговоры продать ей дом были напрасны. Он лишь смеялся ей в лицо, называя причину ее желания заполучить дом бредовой идеей. На ее глазах рушилось то, что она должна была вернуть себе, законной владелице.
 Эту мысль взращивала и лелеяла в ней бабка с самого раннего детства. В то время, как другим детям читали сказки про Красную Шапочку и Колобка, ее укладывали спать с рассказами о чудесном доме, в котором она заживет долго и счастливо. Детская натура обладает необычайной впечатлительностью, и ее можно запрограммировать на любые действия. Капля долбит камень не силой, а частым падением, — так гласит латинское изречение. Наталья Игонина искусно дозировала информацию, открывая внучке все новые детали своего плана. Перед самой смертью она рассказала Валерии о богатствах, которые ее отец, Станислав Игонин, спрятал в фамильном склепе под надгробием брата Федора.
 Брата по имени Федор у Станислава Игонина никогда не было, но об этом знали лишь самые близкие. В советское время, когда второй муж привез Наталью в родные края, и речи не могло быть о том, чтобы вскрыть клад и распорядиться им по своему усмотрению. Где она, простая женщина, не имеющая связей в городе, стала бы продавать свои сокровища? Муж помощником ей не был, да она ему про богатства и не рассказывала, и не таким золотой блеск монет глаза слепил! Ее тайну знала лишь близкая подруга Раиса, записи отца Наталья хранила у нее. Уже в старости, приглядываясь к взрослеющей внучке, бабка поняла, что характер у Валерии ее, цельный и настырный.
 Такая найдет способ вернуть свое: и богатства, спрятанные на кладбище, и дом. К тому времени внучка начала работать в коммерческих структурах, и новость, которую преподнесла ей умирающая бабка, пришлась кстати. Привалова тут же решила начинать свое дело: связи и авторитет были, а теперь появились и деньги. В одиночку черной ноябрьской ночью она отправилась на кладбище и вскрыла надгробие в склепе Игониных. Ей не было страшно, она пришла забрать свое. Продать золотые монеты не составило особого труда: в то время она часто летала в командировки в Москву, где в антикварных магазинах понемногу сдавала то, что когда-то ее прадед схоронил для своих потомков. Спустя некоторое время имя Приваловой стало известным в городе.
 Еще бы! Женщина, сумевшая добиться экономического процветания самостоятельно, без помощи отца, мужа или любовника. И никто не знал истинной причины ее благополучия.
 — Так вот почему… — начала было Клава, но мы втроем так выразительно посмотрели на нее, что она осеклась. Не хватало еще, чтобы Света узнала о нашем печальном опыте кладоискателей. Подруга быстро поправилась:
 — Могу представить, какие чувства она питала к Будникову.
 — Она ненавидит его до сих пор, — сказала Света. — Более того, она не жалеет о том, — что совершила.
 — Странно, — протянула Клава, — почему она призналась? Обычно это делают раскаявшиеся преступники…
 — Она не раскаивается, — ответила следователь, — но держать это в себе больше не может. Говорила, что сходит от этого с ума — Света, ты говоришь загадками, — авторитетно заявила Клава. — Это, конечно, хороший риторический прием — ходить вокруг да около, поддерживая у слушателей интерес к теме, но ведь надо и меру знать. Некоторые слабые здоровьем люди могут и уснуть, не дождавшись кульминационного момента.
 — Да нет же, просто я хочу, чтобы вам все было понятно, — оправдывалась Светлана.
 — А кто рассказал про Привалову и Луку?
 — Рубинский, он все видел. Через него мы и вышли на Привалову, а та и не стала отпираться.
 — Луку убил Рубинский? — выдвинула свою версию Клава.
 — Нет, Луку убила девушка, для которой он строил этот дом.
 «Она словно радуга, по которой я смогу уйти в небо»… — задумчиво прошептала подруга.
 — Клава, ты бредишь? — встревожился Сергей.
 — Нет, она цитирует Луку, — у меня на глаза навернулись слезы, — он действительно любил ее.
 — Может быть, — сухо заметила Света, которая не была такой сентиментальной, как мы с Клавой, — Только юность может делить людей на плохих и хороших, добрых и злых, полагая, что злодеи не могут любить и не стоят жалости.
 Клава тихонько всхлипывала на диване, Жека пошел за второй порцией бутербродов.
 — Зачем она убила его? Он же и так все отдал бы ей? — спросила я.
 — Ей хотелось всего сразу, и ждать она не собиралась, — начала Света.., Кристина росла на редкость милым ребенком.
 Всем наверняка известен такой тип детей, которых так и хочется приласкать, назвать лапочкой, куколкой, ангелочком. Она как будто спустилась с полотна какого-нибудь итальянского художника эпохи Возрождения Чудные длинные, до пояса, золотистые локоны и голубые, прозрачные как вода в лагуне, глаза, наивно распахнутые навстречу жизни, ямочки на щеках и розовые губки так действовали на окружающих, что у малышки с детства сложилось вполне определенное мнение о том, что, во-первых, красота — это главное, а, во-вторых, красота требует жертв. От тех, кто хочет ею наслаждаться. Она привыкла к поклонению. В детском саду ей доставались все конфеты и игрушки, в школе она сводила с ума всех старшеклассников, заставляя девчонок зеленеть от зависти. К сожалению, голубые глаза не позволяли заглянуть глубже, в душу. Тихий омут ее глаз прямо-таки кишел чертями, они не давали ей покоя. Закончив школу, она решила не поступать в вуз, а переждать годик, осмотреться, выбрать цель и идти к ней, не растрачивая сил попусту. Своей целью она выбрала богатство, получить которое могла всего лишь выгодно вложив свои активы: внешность и абсолютную беспринципность.
 С Лукой она встретилась в ювелирном магазине, куда любила заходить, чтобы примерить самые красивые и дорогие перстни. Блеск драгоценностей, таинственное мерцание камней завораживали ее, она часами могла рассматривать витрины. Лука обратил внимание на ее стройную фигурку и шикарные распущенные волосы. Она почувствовала его взгляд и обернулась, оценив Будникова за несколько секунд. Солидный мужчина в возрасте, но неплохо сохранился, видимо, следит за своим здоровьем и физической формой; обувь и одежда дорогие. Они познакомились, и через некоторое время он предложил ей переехать в Краснодар. Лука снял шикарную квартиру и принялся форсировать строительство дома.
 Он называл ее принцессой, достойной самого красивого замка на земле.
 — У некоторых забавное представление о красоте, — вклинился в рассказ Жека, но Свету его замечание не сбило с толку, и она продолжала…
 В тот вечер, когда Привалова выясняла отношения с Лукой, Юрий Рубинский наблюдал за ними, он был в одной из темных комнат. Дело в том, что Будникова искали очень долго и тщательно, предавая информацию о нем по своей, воровской почте. — Укравшего общак ждала страшная расплата. Лука знал это, потому и соблюдал все меры предосторожности. Его погубил злосчастный дом. Нельзя начать строить нечто подобное и остаться незамеченным. Местные авторитеты заинтересовались хозяином: чей, откуда? Посыльный выследил Будникова через окно в бинокль, когда тот, ничего не подозревая, переодевался у себя на квартире. Посыльный обомлел, увидев у того на плечах вытатуированные звезды. В хорошо знакомом ему мире такие вещи могли о многом рассказать. Информация дошла до Дальнего Востока, и через некоторое время в Краснодаре появился Юрий Рубинский Он должен был вступить в контакт с Лукой и узнать, где общак.
 — А много там было? — спросила Клава.
 — Много, почти два миллиона, — ответила Света.
 — Боже мой! Сколько всего я купила бы на два миллиона рублей! — Подруга мечтательно закатила глаза.
 — Два миллиона долларов, — уточнила следователь.
 На какой-то миг я испугалась, что глаза у Клавы так навсегда и останутся в неестественном положении. Не самая заманчивая перспектива.
 К счастью, она придала лицу нормальный вид, и я успокоилась.
 Рубинский, по словам Светы, очень быстро отыскал дом Луки и выследил, в каком районе тот снимал квартиру Когда Юрий подъехал к этому месту, он увидел Будникова с полной рыжей дамой. Они выходили из подъезда и садились в добротный немецкий автомобиль. Рубинский последовал за ними и понял, что едут они к дому Луки.
 Когда те поднялись на второй этаж, он тихонечко проскользнул в приоткрытую входную дверь. Разговор показался Юрию интересным. Он Догадал ся, что не только у него есть, мягко говоря, претензии к Будникову. Поразил и тот факт, что женщина ни разу не назвала того по имени, она и боялась, и ненавидела его одновременно. Потасовка между Приваловой и Лукой длилась пару минут, не больше…
 Светлана сделала глоток чаю и продолжила…
 Рубинский описал картину происшедшего, совпала она и со словами Приваловой. Та действительно покинула дом сразу же после падения Будникова с лестницы Юрий тоже сначала решил, что тот мертв. Он сбежал вниз, собираясь уйти, но тут увидел, что Лука открыл глаза и сделал попытку подняться. Но, видимо, у него был поврежден позвоночник, так как от сильной боли он поморщился и застонал. В этот самый момент Рубинский услышал стук каблуков. Едва он снова взлетел в темное пространство второго этажа, как в холл вбежала девушка с перепуганными глазами и замерла в нескольких метрах от лежащего мужчины.
 — Кристина, — позвал Лука. — Подойди ко мне!
 — Я пойду вызову «скорую», — залепетала красавица.
 — Нет, не уходи! Возьми пистолет из тумбы в первой комнате слева по коридору, — велел он ей.
 — Зачем?
 — Ничего не спрашивай, делай, что говорю!
 Вдруг она вернется, да и вообще…
 — Что вообще? — не поняла девушка.
 — Чую опасность… — Он закрыл глаза.
 Кристина сбегала в указанную комнату и принесла черный пистолет «Макаров». Он снова заговорил:
 — Иди сюда, моя принцесса. Я скажу тебе что-то важное. Этот дом твой, все построено для тебя. Вчера я оформил дарственную. Правда, не так я хотел сказать тебе об этом… Помнишь, я подарил тебе кулон? Где он?
 — Я не надела его, а что? — удивилась девушка.
 — Никогда не расставайся с ним, я тебе потом расскажу, почему, — он снова поморщился и прошептал:
 — Иди, Кристина, звони в «скорую»…
 Девушка стояла в нерешительности посреди холла с пистолетом в руке. Он протянул к ней руку, она попятилась, на ее лице, как успел заметить Рубинский, проскользнуло какое-то подобие улыбки. Она огляделась вокруг и сказала:
 — Зачем же «скорую»?
 — Кристина, ты не поняла… Мне нужна помощь. Ты не волнуйся, девочка моя, все будет хорошо, — успокаивал он ее.
 — Я и не волнуюсь, я знаю, что все будет хорошо. Все уже хорошо. Зачем ты мне теперь?
 Она навела на него пистолет. Лука попробовал привстать и неловко завалился на бок, а затем попытайся подняться на локтях. В этот момент раздался звонкий щелчок. Она выстрелила ему в затылок. Рубинский не верил своим глазам.
 Только что в его присутствии убили человека, который хранил ценную информацию, а он ничего не успел сделать. Без этих сведений ему нет дороги назад, да и вперед тоже нет. Он рысью метнулся вниз, но девчонка обладала завидной реакцией. Она вылетела из дома быстрее, чем он спустился со второго этажа, запрыгнула в желтый «Пежо» и была такова. Рубинский поехал за ней, машина скользила по жидкой грязи: дождь лил как из ведра.
 — Но это уже другая история, — закончила Света.
 Мы сидели молча, каждый думал о своем, — В общем, если я правильно поняла, — нарушила молчание Клава, — у Будникова не было шанса остаться в живых. У него было три пути, и все они вели на кладбище…
 — Самое ужасное, что до кладбища он так и не добрался, — откликнулась Светлана.
 — ..?!
 — Привалова замуровала его в подвальном тупике.
 В комнате повисла мертвая тишина. Серега откинулся в кресле и закрыл глаза. Я сосредоточенно уставилась в пол. Отвлек меня громкий хруст: Клава с ожесточением грызла леденец.
 — У тебя что, зубов до фига? Уже записалась к стоматологу?
 — Завтра запишусь, зуб мудрости стал побаливать.
 — Оно и видно, — сказала я.
 Подруга вдруг поперхнулась, откашлялась и выпалила:
 — Это что же, получается, он почти в моем подвале сидит?!
 — Кто, стоматолог? — безобидно поинтересовался Жека, который, видимо, отвлекся и потерял нить повествования, — Нет, замурованный этот! — заорала Клава. — Мама моя дорогая! Я этого не выдержу!
 — Успокойтесь, мы его уже убрали оттуда! — тоже громко, чтобы ее услышали, крикнула Света.
 — Осталось еще кое-что непонятное, — сразу успокоившись, сказала Клава. — Как Рубинский нашел Кристину?
 — Небезызвестный вам Аркадий Яковлевич, — ехидно пояснил Жека, — был тем самым адвокатом, который помог ей с оформлением документов на дом и через которого она продала дом госпоже Приваловой. Когда после безуспешных поисков Кристины Рубинский обратился к нему, тот дал информацию о девушке.
 — А адвокат знал, что она убила Будникова? — спросила подруга, для которой это, видимо, было принципиально.
 — Разумеется, нет, — ответил Жека и продолжил:
 — Рубинский разыскал Кристину в Сочи…
 — Я сама видела его с ней в ресторане, — подтвердила я.
 — Вот, вот. А затем он вызвал ее сюда. Поманил, она и полетела прямо в западню. Чувства…
 — Влюбилась. И на старуху бывает проруха, — сказала я и подумала, что очень хорошо представляю себе, как можно влюбиться в такого мужчину.
 — Но почему он ее убил? — не понимала Клава.
 — Представьте, тоже случайность, — сказала Света, — в этом деле вообще все определяли случайности. Он требовал у нее деньги, думая, что она знает, где Лука их спрятал, и слегка перестарался, у нее оказалось больное сердце.
 — А деньги? Ты нашел деньги? — поинтересовался Жека. Надо же, еще остался вопрос, на который он не знал ответа!
 — Нет, только те, что она выручила за дом.
 А где остальные, кто его знает… — Света пожала плечами.
 Я сидела и думала: «Неужели все закончилось?», как вдруг ожил мой телефон.
 — Ляля? Вы уже пришли в себя после аварий в примерочной? Во всяком случае…
 — Да, — перебила я его, — мне действительно было нехорошо, но теперь я чувствую себя лучше.
 — Я рад это слышать. Мне хотелось бы при гласить вас в театр на спектакль «Слухи».
 — Неужели?! — Я даже подпрыгнула. — Как вам удалось достать билеты? Я не смогла.
 — Повезло, — уклончиво ответил Антон. — Ну что, согласны? Начало в восемнадцать!
 — Конечно!
 — Тогда я заеду за вами через пятнадцать минут, говорите адрес.
 Я назвала адрес Клавы — нечего было и думать о том, чтобы успеть заехать к себе домой.
 Машину придется оставить здесь. Не поедем же мы в театр на двух машинах!.. Взгляд мой упал на ногти,. Ужас! Надо срочно стереть этот мерзкий лак.
 — Клава, тащи жидкость для снятия лака!
 — А у меня ее нет, — безмятежно ответила подруга.
 — А ацетон?
 — Тоже нет.
 — Я влипла, — простонала я. — Ну придумай же, как мне обыграть этот цвет, Клава!
 — Ума не приложу, что тебе посоветовать.
 Внезапно меня осенило: в бардачке моей машины лежит прекрасный шарфик морковного цвета. Я метнулась во двор и через минуту вернулась с шарфиком. Шифон сохнет очень быстро, поэтому я простирнула его в Клавкиной кухне и высушила льняным полотенцем.
 Готово!
 Сергей и Жека с интересом следили сначала за нашим разговором, затем за моими метаниями по комнате. Жека даже позволили себе комментарий в мой адрес:
 — А чем тебе не нравится цвет? Такой жизнеутверждающий.., и гармонирует с цветом твоих щек.
 Потом он сжалился надо мной и даже помог затейливо повязать шарф.
 — Тебе повезло, что ты блондинка, — заметил он. — Будь ты брюнеткой, с этим шарфом ты была бы просто омерзительна.
 Антон был как всегда вызывающе красив — в синей рубашке с расстегнутым воротом, обнажавшим загорелую шею, и серых льняных брюках. Клава, улучив момент, шепнула мне на ухо:
 «Какой мужчина!» Увидев меня, он остолбенел.
 «Что такое, — подумала я; — неужели у него аллергия на морковь?»
 — Ляля! — воскликнул он. — Этот шарфик… Точно такой же был у моей матери! Я так и знал, что вы с ней похожи, даже вкус!
 Меня несколько покоробило это замечание, но я лишь лучезарно улыбнулась:
 — Нам не пора?
 Мы попрощались с Клавой и ребятами и направились к серебристому «БМВ»!




 31


 Лето в этом году выдалось, как ни странно, холодное и дождливое. На головы людей вылилось столько осадков, что теперь, в начале сентября, все рассчитывали на сухую и теплую осень. Я ехала к Клаве. Последние полтора месяца мы с ней не виделись. Она отдыхала в санатории в Дивноморске, что рядом с Геленджиком, а у меня летом пик загруженности. Она звонила, рассказывала, как кормит белок и строит глазки одному морскому офицеру из соседнего санатория. Я радовалась за подругу.
 В моей личной жизни тоже произошли кое-какие изменения: продолжался так нетрадиционно начавшийся роман с Антоном. Вернее, начинал приобретать какую-то вялотекущую форму. Он настаивал на официальных отношениях, а я уже не испытывала к нему тех чувств, которые появились у меня весной. Может быть, он просто напоминал мне кое-кого, о ком я не с очень хотела бы вспоминать.
 Привалова, как и следовало ожидать, не отправилась за решетку, получив лишь небольшой условный срок, так как она никого не убивала, а дом купила вполне законно, чему я сама была свидетельницей. Кроме того, она была беременна, о чем по секрету своим подружкам сообщила медсестра частной клиники. Как везде в провинции, новости в нашем городе распространяются очень быстро. И скоро все знали, что Привалова ждет сына. Наконец-то в роду Игониных появится мальчик. Об отце ребенка слухи ходили очень противоречивые. Но я-то из надежных источников знала, что им мог быть только один человек, Он уже не работает офис-менеджером в «Вигваме», так как ему предложили место метрдотеля в самом дорогом ресторане города. Там его внешность сможет по достоинству оценить гораздо большее количество людей.
 В начале лета Сергей познакомил нас со своей очаровательной женой, которая успокоилась,. увидев, что ни Клава, ни я не испытывали к нему никаких чувств, кроме дружеских.
 Жека по-прежнему занимается творчеством, изредка отвлекаясь на встречи со Светланой. Надеюсь, она не влюбилась в него окончательно, так как лично я не вижу перспективы в ее отношениях с Жекой.
 Работы в доме Приваловой были приостановлены на то время, пока шло следствие, но сейчас я узнала от друзей, что они их снова продолжат.
 …Клава стояла у калитки, напоминая витязя в дозоре, а Лорд носился по улице.
 — Привет, Лялечка, — обрадовалась подруга, когда я вылезла из машины, — мы тебя встречаем!
 — Привет, Клавдия, — я обняла подругу, — как похорошела! Всего-то полтора месяца не виделись, и такие перемены! Неужели курортный роман сказался?
 — А то! — подруга гордо подбоченилась. — Рекомендую! Да тебе тоже грех жаловаться.
 Мы прошли в дом.
 — Слушай, Ляля, надо отметить встречу, — сказала Клава.
 — Отметим, я тут кое-что вкусненькое привезла, — я вручила подруге увесистый пакет.
 — А водочка у меня в холодильнике!
 Столик мы оформили очень быстро.
 — Огурчиков маринованных у тебя нет? — спросила я, когда мы выпили по рюмке.
 — У меня — нет, а у Василия — полна!
 — Пора брать с него плату за аренду подвала. Пойду возьму банку! — Я решительно встала из-за стола и отогнула край ковра.
 В подвале царила приятная прохлада. Да, Василий составит конкуренцию целому консервному заводу. А полок-то сколько! А кстати, сколько? Раз, два… Ото! Семь полок по двадцать банок в два ряда! Если я возьму баночку с краю, то сосед сразу заметит пропажу и поднимет тревогу.
 Попробую-ка стащить огурцы с заднего ряда, если они там есть… Я обошла стеллаж и угодила прямо в паутину, которая прилипла к лицу и волосам. Здесь давно никто ничего не брал. Вот и отлично! Я сняла с полки две тяжелые банки, поставила их на пол, затем извлекла из глубины еще одну, запылившуюся. Она показалась мне полегче. Странно… Такая же трехлитровая банка… Неполная, что ли? Я пригляделась повнимательнее: через мутное стекло на меня смотрел один из американских президентов…