---------------------------------------------


 Петрушевская Людмила
 Приключение в космическом королевстве

 Людмила Стефановна Петрушевская 
 Приключение в космическом королевстве 
 В мире все возможно, и один раз король космоса Ктор наказал народы планеты Хе, и народы эти, видимо, погрузились в космические лодки и рассеялись в звездных далях. Жалеть об этих народах не приходилось, жили они скверно, вечно дрались друг с другом и в результате поголовно все сожгли. Ктор их предупреждал заранее, присылал свои летающие тарелки, пока наконец не пришлось отделывать все там заново, то есть планета вернулась в состояние остывшего камня. 
 И вот эту планету Ктор, когда она освободилась, подарил на день рождения своей дочери Ба. Хорош подарок, скажете вы, но в нем скрывался глубокий смысл, так как Ба, бывшая от природы приятного телесного цвета, постепенно начала зеленеть, но об этом дальше. 
 Вода на Хе имелась - водопады, реки, озера, моря, дожди (которые шли горизонтально, так было задумано, то есть хлестали прямо, в лицо). Солнце показывалось изредка, так что все основания для жизни были. Сам Ктор всегда начинал с этого, сеял травку, сажал карликовые березки, мхи, там-сям оставлял гусиные яйца и ягнят, затем заносил остальное, так все и шло. 
 Но в данном случае Ктор ничего не пожалел для своей единственной дочери, то есть не дал ей ничего, кроме скал и воды. Ба вела себя очень скверно, у отца все время болела рука. Рука болела потому, что Ктор не был женат и завел себе дочь сам, отрубивши мизинец на правой руке. Все было очень просто: отрубил палец, завернул в тряпку, полил водой и через час мизинчик завозился и закричал в тряпке. Королева могла бы иметь братьев и сестер еще девятнадцать штук, но Ктор был эгоист и жалел свои пальчики, особенно после того как узнал, что отрубленное место болит и ноет, если Ба плохо. Малые дети спать не дают, а от больших сам не спишь. 
 А тут как раз Ба перевалила за подростковый период, достигла цветущего возраста и впервые за пятьсот лет своей жизни могла стать самостоятельной, то есть построила сама себе дворец. Однако Ктор жил все-таки неподалеку, и рука у него болела, вот он и решил подарить дочери завалящую планету Хе. 
 Что касается Ба, то она собралась буквально на следующий день отправиться на Хе со своим другом, мальчиком Миком. Его тоже надо было срочно убрать подальше, глаза у него стали совсем зеленые, но об этом ниже. 
 Друг Ба с зеленеющими глазами на самом деле жил уже вторую жизнь, в предыдущем существовании у него все было плохо, за исключением того, что он был прекрасный поэт, и, когда он умер молодым, королевна его пожалела и взяла жить к себе в космос, сделала его своим воспитанником. Но Мик был труден для воспитания и все время молчал. Кстати, он очень плохо освоил язык, на котором изъяснялись жители королевства, так называемый язык сердец. Мик ни на что не жаловался, сердце его молчало, но Ба, умевшая читать в чужих сердцах, понимала, что он тоскует о том, чего не вернешь, о стихах, и о своем ребенке, и - что еще того похлеще - об одной женщине по имени Н. Стихи, действительно, здесь писать было нельзя, в письме и чтении никто не нуждался, все понималось при первой мысли. Об Н. королевна знала, что у нее близнецы от итальянского туриста, у которого пять детей кроме того, и что Н. сильно обижается на судьбу и скандалит с детьми - вот и все. А что касается маленького сына Мика, то Ба обещала себе, что обязательно возьмет этого ребенка, когда он вырастет, состарится и умрет ста лет в окружении внуков и правнуков. Но Ба сомневалась, что этот будущий старичок подойдет в дети мальчику Мику, который так вечно и остался молодым. 
 Короче говоря, проблем было много, но все они разом исчезали, когда речь заходила об отдаленной планете Хе. 
 Королевна Ба пригласила Мика, и летающая крепость, мощная машина, уже колыхалась у порога дворца, когда Ба сообразила: какая тоска ждет ее по дороге - ведь Мик все время спал или пил маковый сок, не разводя. В королевстве в ходу были цветочные нектары, сиреневый, гиацинтовый, хочешь - пей лилейный или ромашковый, но маковый! Никакого веселья, как лекарство от бессонницы. Ба не сомневалась, что и на планете Хе он посадит только мак и только за ним будет ухаживать, и не забьет ни единого гвоздя, не положит ни одного кирпича, хотя он многое умел, в детстве его все заставлял делать отец. Но, видимо, когда кого-то слишком заставляют делать что-то нужное и полезное, результат бывает обратный, обычно думала юная Ба, глядя на Мика, спящего лицом к стенке двумя этажами ниже. Ба знала, что Мик видит сны о прежней жизни и не хочет просыпаться, но ведь в прежней жизни он тоже все время хотел спать! Видеть сны о том, что хочешь спать? О том, что тебя все время будят, хотя это моветон? Но теперь он спал и во сне плакал от жалости к тем, кто его будил, - к отцу, к жене, к маленькому сыну. 
 Короче, Ба вздумала пригласить еще трех подруг и трех друзей этих подруг. Вместе веселей, всем сердцем сказала Ба Мику, который спал у себя в подвале (Ба специально для него устроила во дворце подвал), но Мик ничего не ответил, сердце его молчало. Мик не хотел жить, опять не хотел жить, как и на земле, когда он кричал свои стихи, пил и ел неизвестно что и работал на черной, грязной, хотя и хорошо отапливаемой работе. 
 Три подруги и трое их друзей явились немедленно, приглашение королевны было законом, да и далекая Хе так красиво сияла по ночам, и лететь было всего два световых года, почему бы и не прогуляться. Ба не брала больше никого, ни пилота, ни штурмана, она сама водила свой корабль, научилась за долгий подростковый период всему. Мику было указано следить за отопительной системой, что он всегда считал своим долгом. Мик быстро разобрался, какой вентиль куда открывать и за какой стрелкой следить. 
 Короче, вылет был назначен на завтра, и вся компания проводила вечер в маленьком кафе при свечах и скрипке - некто Джон в побитых очках всем сердцем, но без слов подпевал скрипачу по имени Никколо, так что было как всегда, и вдруг к столику подошел красавец старик, всем известный изобретатель, бывший поэт, безнадежно влюбленный в Ба, по имени Франсуа Мари Аруэ. То есть не все так хорошо было в королевстве, и безнадежно влюбленные там жили, и брошенные друзья, и ревнивые страдальцы. Но время у них имелось в запасе, время - лучший врач, и можно было заводить новые знакомства. 
 Однако этот Франсуа, вредный старик, все ходил и ходил за Ба уже двести лет, а в свободное время увлекался колдовством, чтобы завоевать сердце красавицы, всегда увлеченное новыми людьми. Но куда Франсуа было угнаться за юной Ба, он был старше ее на триста лет, и она, поначалу заинтересовавшись, вскоре стала его сторониться. Правда, наука превращений была запрещена в королевстве, но Франсуа все прощали из-за Ктора, который имел к старику слабость да и сам грешил мгновенными исчезновениями из королевства каждый раз в ином виде - так думали все, потому что в своем собственном образе Ктор сидел в одиночестве только на престоле, чтобы не смущать народы. Ба неоднократно спрашивала отца по его возвращении, когда он сидел уже весь сияя, кто это его так и что за шрамы везде, но папа сразу хватался за правую руку, что означало у него примерно такую фразу: я тебе все отдал, мизинчика не пожалел, оставь меня, калеку, в покое. 
 Итак, красавец старик пришел в кафе и отозвал Ба в гардероб, где никого не было, все толпились вокруг Джона, тот являлся редко. Старик молча, с тонкой улыбкой всучил Ба большую книжку с картинками. Под каждой картинкой была приклеена цветная пилюля. 
 - Ба, - от всего сердца промолвил Франсуа, - если бы тебя не было, тебя надо было бы выдумать. 
 - Слышали мы такие речи неоднократно, - сердечно ответила ему Ба, - что тебе надо от меня конкретно? 
 - Возьми эту книжку, - молчаливо предложил Франсуа Мари Аруэ. - Я ее создал специально для тебя. 
 - Это не основание, чтобы навязывать кому-то свои книги, - ничего не ответила Ба и вся осветилась синим пламенем, что означало у нее нетерпение. 
 - Тогда я пошел, - молча поклонился Франсуа и растворился во тьме раздевалки. 
 Все-таки старик кое-чему научился, что было, однако, запрещено. Ба, вздохнув, взяла с того места, где только что стоял Франсуа, книгу и поволокла ее к столику. Том весил не меньше тонны, но Ба не так давно работала вместо подъемного крана на строительстве своего дворца, и с тех пор ей нравилось поднимать тяжести. 
 Вся милая компания начала рассматривать книгу, в которой было ровно четыре страницы, на каждой странице по картинке, и картинки жили, то есть изображенная кошка зевала, вылизывалась и топталась на подушке, попугай похаживал по жердочке перед зеркальцем, жуки (четверо) совещались, шевеля рогами, а два муравья солидно держали на весу сосновую иголку. 
 Больше ничего не содержалось в книге, кроме двух строчек точек и восьми таблеток в прозрачной упаковке, но Ба и ее друзья прочли между строк, что если принять таблетку, то можно обратиться в данное существо, а в случае необходимости надо выдернуть у себя светящийся усик или волосок, видимый только в темноте. Тогда произойдет обратное превращение. 
 - Глупая какая книга! - рассердилась Ба и оставила подарок Франсуа на столике. 
 Однако наутро, когда летающая крепость стартовала, Ба обнаружила старикову книгу на корабле под своим диваном, рядом с домашними тапочками, вздохнула и оставила ее лежать на том же месте. 
 Световые годы летели незаметно, вся компания играла в карты, за исключением Мика, который спал у себя в котельной, и от него исходило зеленоватое пламя, так ему было скучно - даже во сне. Хорошо, что дело происходило на корабле, потому что уныние было самым большим грехом в королевстве, и когда тоска становилась всем видимой, то есть зеленой, больного, целиком принявшего изумрудный цвет, подвергали принудительному лечению и отправляли в подземную клинику, и никто не знал, что там с больным делали, потому что через тысячелетие (если больного выпускали так скоро) он появлялся на белом свете приветливым, бледным, боязливым и благодарным, любовался такими простыми вещами, как восход, закат, дождь и сумерки, а огня боялся смертельно, так же как любой металлической посуды типа сковородок и котелков, да их и не было в королевстве, и даже изображений их не было, и бояться было нечего. Цветочный сок пили непосредственно из чашелистиков, стряхивали с гроздьев, кистей и соцветий типа зонтик и щиток. 
 Так что Ба очень боялась за Мика все время, идею с планетой Ха королевна сама подбросила отцу, явившись однажды к нему в слегка зеленоватом виде (о, наука превращений, повсеместно запрещенная!). Папа увидел и с перепугу решил слинять, то есть стал кривиться, как отражение в бутылке, и побледнел так, что сквозь него стал виден его королевский престол, потом он стал хвататься за больную руку без мизинца и наконец обрел мужество. Он был бесстрашен от природы, в свое время ради людей ходил на большие испытания, но вынести страдания своего ребенка он был не готов, растерялся. Собственный ребенок большое испытание даже в таком чине, в каком пребывал король космоса. 
 Ба стала смотреть в небосвод, где уже зависла голубоватая Хе, король, не поднимая головы, принял сигнал и полетал немного над Хе, в результате с ее поверхности исчезло все лишнее. Затем королевне и было предложено занятие на ближайшие столетия. 
 - Без средств к существованию, - так выразился Ктор. - Ничего не дам сверх того, что есть в летающей тарелке у всех. Уныние - грех. 
 - И не надо, - без слов ответила Ба, так что теперь Мик летел в полной безопасности, а то за ним уже ходили тайные врачебные служители. Вообще Космоландия была продумана гениально, и Ктор, когда ему выпало основать королевство, имел в виду многие образцы. 
 Так что компания развлекалась живыми картами (живыми в любом смысле этого слова), пила тюльпанный сок и подснежниковый нектар, а корабль летел, и наконец, вся увитая прозрачными облаками, повисла впереди несчастная планета Хе, место ссылки, - льды, кратеры, вулканы, гейзеры кипятка и всюду в скалах нечто вроде водянистых колокольчиков. 
 - Колокольчиковый сок! - как бы воскликнули все. 
 Но при ближайшем рассмотрении это оказались водопады. 
 В другой раз, на экскурсии, например, это выглядело бы красиво, много неба и воды, но принцесса озабоченно думала, с чего тут начать. 
 Над Хе все еще кружили мысли Ктора в виде двух летающих тарелок, чтобы хеянцы не вздумали вернуться, но Ба пригорюнилась, что и тут не обходится без папашиной поддержки, и испустила из глаз зеленый луч. Тарелки растворились мгновенно в большой панике, свалили за горизонт, сильно накренясь. Ба ввела корабль в пике, ища место поровней, и увидела гладкую, как стол, круглую площадку, с краю которой чернел как бы серпик. 
 - Интересно, - громко подумала Ба и стала сажать машину. 
 Все прильнули к окошку, и тут площадка отскочила, как люк, выстрелили вверх два стальных хлыста с присосками, со свистом прилипли к кораблику Ба и потащили его вниз в преисподнюю. Внизу зияла черная дыра. 
 Ба знала, что черные дыры существуют и что это единственно возможный для нее вариант смерти. 
 Ба потянула на себя ручку управления, стараясь поднять аппарат. Установилось равновесие, летающая тарелка дрожала так, что даже Мик проснулся и с цветком мака в руке приплелся узнать, какого хрена трясет. Не говоря ни слова, он очень ясно выразил свою мысль. 
 Ба со скоростью молнии, не выпуская ручку управления, притянула старикову книгу из-под дивана и сунула по таблетке под язык Мику (попугаеву) и всем остальным товарищам (жуковые и муравьиные), а кошачью проглотила сама, тут же напомнила всем правило обратного превращения (выкусывается в темноте светящийся усик, волосок или перышко), попрощалась и уже сидела под диваном, вытаращив оранжевые глаза, шипя и стуча хвостом по паркету. В окно бился крыльями черно-желтый попугай, жуки сидели в щели, муравьев не было видно. И наступило нечто, после чего не было ничего. Только в полной тьме светились картинки в книге - королевна в полном костюме космонавта и ее семеро спутников в тех же нарядах, озабоченно сидящие каждый в своей рамочке и в своей компании на своей странице. 
 Ба в виде кошки с изумлением очнулась в клетке, в помещении без окон, залитом ровным белым светом. 
 Не мяукнув, Ба смирилась со своим новым положением, не любопытствовала, не рвалась вон, не царапала дверь клетки, а вылизывала пуховую шкурку, переваливалась с боку на бок и терпеливо голодала. Еду ей приносили и уносили каждый раз в виде дохлой мыши. Ба не прикасалась к угощению и угрюмо размышляла о том, что бедного Мика, наверное, кормят червями, а на жуков и муравьев, может быть, попшикали средством от насекомых вместо кормежки. Правда, убить их невозможно, слава тебе Господи, но неприятностей они натерпелись достаточно, бедные. Ба сокрушенно стала думать, что распорядилась их существованием как владычица - жили бы они и жили, играли бы на арфах, клавесинах и медных трубах и пили бы цветочные соки, а тут мизерное существование в плену, в тюрьме! Папа специально не опомнится ближайшую тысячу лет, рука у него, конечно, очень болит, но он терпит ради блага любимой дочери, думая, что она преодолевает трудности северной жизни и это ей на пользу, все лучше, чем тайная врачебная помощь в условиях подвала. 
 Ба с любовью вспоминала своих подруг и их трех друзей, произносила их имена - Эмилия, Шарлотта, Анна, затем Джордж Ноэл Гордон, Вольфганг Амадей и Александр, все отборные люди, очень непростые, каждый из которых в прошлой жизни умер молодым и до последних дней не верил, что умрет. Девушки были закалены и гуляли каждый день под дождями и ветрами, мужчины сопротивлялись судьбе с оружием в руках у кого что было, и все сделали в жизни очень много. Теперь две подруги Ба превратились в крепких, как желуди, жучих, а одна изображала собой вообще муравья - несколько запятых и три точки. И все по моей вине! - мучилась королевна, вылизывая шкурку рядом с дохлой мышью. Она с изумлением вспоминала также старика Франсуа, который сыграл такую злую шутку с ней и ее друзьями. Мари Аруэ мог бы позаботиться и ввести в свой каталог не кошек, птиц и насекомых, а тигров, львов и, например, антилоп. Хотя что хорошего, спрашивается, и в их жизни - есть жирных мертвых кроликов или часами жевать сено?.. 
 "Лучше бы в птиц! - думала кошка, - но есть червей? Или в бабочек, они тоже питаются цветочным соком, но терпеть жизнь гусеницы?" 
 "Все-таки надо было бы подружиться с Франсуа, сказать ему доброе слово, мучилась Ба, - он без поддержки может стать язвительным стариком, а это тоже великий грех... Всегда полезно сохранять добрые отношения, а то настанет час, и горько пожалеешь о грубом слове". 
 И королевна завалилась на бок и зажмурилась, не в силах больше смотреть на мышь. 
 "Но и хорошо, что мы здесь не мы, а то бы начали нас мучить и терзать, папа бы вынужден был их истребить... Война в подземельях, кровь... Убивать нехорошо. Франсуа молодец, предусмотрел". 
 И с этими мыслями Ба, зажмурившись, горько заснула. 
 Иногда появлялась хеянка, которая ходила за кошкой, меняла ей песок и мышь ежедневно, ничего не говорила и исчезала. Хеянка была очень бледная милая девушка, просто очень бледная, с опасным зеленоватым оттенком. Ба по собственному опыту понимала, как тоскует вся эта бледно-зеленая подземная нация по небу и облакам, и впервые подумала, что папа не должен был так уж оголять планету Хе даже ради спасения единственной дочери, тем более что все обернулось все-таки пленом и тюрьмой. 
 Дальше события разворачивались довольно странно, потому что - вот месть старика Франсуа - Ба все больше становилась кошкой и однажды съела с дикой жадностью полуживую мышь. К этому времени Ба просто умирала от голода (Ба в бытность свою королевной вообще не знала, что такое голод). 
 Мало того, через определенное время Ба начала дико кататься по подушке, хрипло замяукала и даже завыла."Что со мной, - как во сне, думала Ба, - у меня появился голос, я жива, я не могу больше быть одна, Мик, Мик!" 
 Вместо Мика любезная хеянка принесла бледно-зеленого кота под мышкой. По случаю визита клетка Ба была раскрыта, и Ба мгновенно выскользнула и прямиком помчалась к открытой двери, за которой открывался тесный тоннель, освещенный рядами ламп. Ба быстро поймал прохожий, погладил по розовой шерсти и отнес на место. Ба успела заметить низенькие, как шалаши, жилища хеянцев. "Как они тут живут, бедные?", - подумала Ба, когда ее представили коту. Ба мгновенно дала коту по морде, вернулась в клетку и лапой закрыла за собой дверь. Кота унесли, Ба опять мрачно завыла, про себя думая, что эти игры с котом даром бы не обошлись, и пришлось бы рожать бледно-зеленых котят. "И неужели бы я любила этих своих детей?" - думала Ба. Как разумное существо она понимала, что своих детей, кто бы ни был их отец, всякая мама любит и считает красавцами. 
 Ба еще не думала о детях в бытность свою королевной, перед ней был постоянный пример отца, хватающегося за то место, где у него болел отрубленный палец. Ба, если бы захотела, могла бы тоже настрогать двадцать детей, но ходить без пальцев, вот в чем вопрос! 
 "Если бы, - крича криком, думала Ба, - этот старый дурак Франсуа сделал кошку и кота и кот был бы Мик! О Мик, Мик! У нас были бы чудные котята!" 
 Однако налицо был только попугай и то неизвестно где. 
 "Да и каков может быть гибрид кошки и попугая", - задумалась Ба и снова завыла от горя, представив себе ушастого попугая на четырех птичьих ногах или двуногого кота с крыльями, или попугая, но с зубами в клюве! 
 Ужас! 
 Ба орала еще две недели, не ела ни мышей, ни какую-то болотистую зеленую кашу, местное, видимо, угощение. Затем она успокоилась, поспала, съела свеженькую мышь, вычистилась, вылизалась и стала с благодарностью думать о том, что не позволила себе так низко пасть в мечтах о котятах. 
 Она уже придумала простой план спасения, но спасаться одна Ба не хотела. 
 Тем временем происходили какие-то местные переговоры, в результате чего хеянка долго чистила клетку Ба каменноугольным порошком, выстирала кошачью подушку, так что она теперь воняла нефтью, а Ба не выносила таких запахов и перешла спать на пол клетки. 
 Но однажды утром она забыла обо всем и вскочила на свою подушку в диком восторге: в помещение внесли клетку с попугаем! Мик сидел на жердочке мрачный, оборванный, худой, а рядом с ним, бок о бок, находилась какая-то местная подземная птица с большими ушами, видимо, самка! Мик не обращал на нее никакого внимания и сидел закрыв глаза.
 "Какое счастье, Мик!" - подумала Ба, но тут с ней стали происходить страшные вещи - она вся напряглась, облизнулась, забила хвостом, присела на передние лапы и так далее. Глаза ее горели хищным огнем. Ба это чувствовала. Ей стало ужасно интересно, и проснулось странное чувство жадности и точности: она знала, что не промахнется, и жадно ждала этого момента. Ба даже глухо заворчала. Но клетки мешали ей, клетки! 
 - Ты дрянь, - ясно и четко сказал Мик. 
 Ба внутренне ахнула, и только железная выдержка и дисциплина, воспитанные пятисотлетним существованием в качестве королевны (царственные особы не могут позволить себе распуститься, они от этого теряют головы) - эта дисциплина заставила Ба не изменить ни на миллиметр свою позу охотничьей кошки. "Мы не понимаем ни слова", - всем своим видом говорила Ба, стуча кончиком хвоста. Ба не одобряла того, что Мик открыто говорит по-человечески, мало ли, что тут понимают хеянцы, да еще такая разумная ветвь, пережившая всех врагов, заблаговременно ушедшая в подполье. 
 - Дай кашки, - скрипел Мик, - ты дрянь. Дай кашки дурашке. 
 Все, слава Богу! Мик изображал собой дурака попугая, который выучил чьи-то стихи. 
 - Дай кашки, - продолжал Мик. - Я не могу жить. 
 Он кричал, наслаждаясь возможностью говорить, а его подруга взяла и повисла вниз головой. "Он не может любить такую идиотку с ушами, я ведь тоже прогнала местного парня!" - думала Ба, продолжая охотиться на попугая у себя в клетке. 
 - Ты дрянь, - без выражения скрипел Мик. 
 "Господи, как я его люблю, - думала Ба, прижимая ушки и повизгивая, - так бы и съела!" 
 Тем временем принесли и какие-то прозрачные маленькие аквариумы, но Ба не обратила на них внимания, жадно глядя на Мика. 
 Наконец установили яркий свет и пустили вереницу людей как в зоопарк. 
 Хеянцы, бледные, словно тени, одетые в праздничные черные одежды, производили хорошее впечатление своей аккуратностью, худобой и общим выражением детского любопытства, с которым они смотрели на Ба и Мика. Еще с большим увлечением они наблюдали за стеклянными коробочками. 
 "Очень добрые существа, - думала Ба, все еще суетясь на подушке в надежде прыгнуть, - симпатичные люди. Хорошо, что отец о них не знает. Или знает?.." 
 Одна совсем маленькая особа из хеянок все пыталась подпрыгнуть, чтобы увидеть аквариумы, и высокий хеянец, видимо, отец, снял стеклянную коробку со стола и показал малышке поближе. Ба увидела в коробке жуков! Четверых больших и нескольких маленьких... 
 Собрав все силы, чтобы не завыть (у жуков уже явно вывелись детки), Ба равнодушно зевнула, даже напоказ, как это делают все кошки, желая выразить этим, что им все на свете безразлично. Видно было, что Ба наконец сообразила своим кошачьим разумом, как трудно выпрыгнуть из своей клетки и впрыгнуть в чужую. Кошка свернулась в клубок, а мысль ее лихорадочно работала. 
 Все теперь вместе. Выход из положения есть. Народ милый, приветливый, хотя и вооружен до зубов (вспомним стальные петли). Будем ждать ночи, хотя тут ее нет, потому что она вечная. 
 Когда поток хеянцев схлынул, дверь закрыли и заперли с той стороны, а свет оставили. 
 Ба пристроилась поудобнее, подцепила коготком нитку, которой был зашит край подушки, и дернула. 
 Мик скрипуче кричал, и королевна была рада, что его голос заглушает треск ниток. С другой стороны, ничего хорошего в этом крике не было, Мик монотонно и ритмически начал говорить, что лучше сидеть в каменном мешке и лизать сковородки, чем проводить вечность в виде плодящихся насекомых. Потом он говорил о том, что не хочет жить. Затем он сказал, что никто не может распоряжаться чужой судьбой и так далее. А Ба все рвала нитки и наконец вспорола подушку с одной стороны, залезла внутрь, в дурно пахнущую тьму, и стала методически пересматривать свою шерстку, надеясь найти светящийся волосок. Он нашелся, он слабо горел на передней лапе у когтя. Тут же Ба выдернула его зубами, и клетка с грохотом распалась: Ба стояла в своем костюме космонавта на столе и с подушкой на шлеме. Ба тут же раскрыла клетку Мика, схватила его хищным движением, так что он только всплеснул крыльями и рявкнул, сунула его в подушку. Мик замер там, сердце его сильно стучало, маленькое птичье сердце испуганного существа. Он никогда ничего не делал для своего спасения. Ба ждала, Мик лежал неподвижно. 
 Как ни странно, всполошилась ушастая птичка в клетке. Она начала жалобно пищать. Она раскрыла огромные перепончатые крылья. 
 Ба ждала. Сердце Мика билось все реже. 
 "Если ты умрешь сейчас, - подумала Ба вслух, - мы больше не увидимся. Ты умрешь не для меня". 
 Птица вопила, Мик лежал неподвижно. 
 "Как хочешь, - произнесла мысленно Ба, - оставайся здесь, на Хе". 
 Она вытащила Мика и положила его обратно в клетку. Птичка с ушами стала хлопотать над ним, перебирать его перышки. Ба склонилась над стеклянными коробками, уже не глядя в сторону клетки. 
 "Я хочу вас спросить, - подумала она, - желаете ли вы жить в вечности или хотите умереть насекомыми? Вы можете сделать выбор". 
 Жуки (четверо) послали Ба свои умоляющие сигналы. Муравьи посуетились и тоже посигналили. Жуки ждали. У их ног ползали маленькие новенькие жуки. Муравьи печально стояли с запеленутыми младенцами в лапках. Ба думала. Наконец она кивнула, накрыла подушкой обе коробочки, но ничего не произошло. Муравьи и жуки остались с детьми, не захотели обращаться в космонавтов. Попугай, шатаясь, поднялся на ноги, поддерживаемый ушастой птицей, и сказал: 
 - А вот теперь прощай, детка, прощай. 
 Ба кивнула, вернулась на космический корабль в ту же секунду, ибо разъяренная девушка способна на все, и вечером встретилась с отцом. 
 Отец, сияя, сидел на престоле. 
 - Тебе не было скучно? - спросил он. - Выглядишь ты хорошо. 
 Ба проглотила невидимые миру слезы и сентиментально ответила: 
 - О, я не скучала. Папа, я там добавила солнышка, овечек и гусей... И, папа, там живут люди. Они поднялись из-под земли. Народ. 
 - Не ругаются? - спросил задумчиво отец. 
 - Они строят. 
 - Идиллий не бывает, - сказал отец. 
 - Ну жизнь, что поделаешь, - ответила дочь. - Бывает, дерутся. Папа, я немного занималась наукой превращений. 
 - Нельзя, - строго сказал отец. 
 - Дело уже сделано, - произнесла дочь, - я превратила в людей десять жуков, больших и маленьких, шесть муравьев и двух птиц. Я была обязана это сделать. Они остались на планете Хе. 
 - Какой, однако, хитрый этот Франсуа Мари Аруэ, - откликнулся отец. 
 Ба все поняла, построила новый дворец для произведений Франсуа, куда пока что положила книгу с картинками. На картинках вылизывается розовая кошка, моргает печальный попугай, совещаются четыре жука и муравьи, отдуваясь, держат на весу сосновую иголку. 
 Впрочем, Франсуа уже сочиняет что-то новенькое.