---------------------------------------------


 Серафимович Александр
 Три друга

 А.С.Серафимович 
 Три друга 
 I 
 Утреннее не жаркое еще солнце чуть поднялось над соседской хатой и сквозь вербы задробилось золотыми лучами, а семилетний Ванятка уже слез со скамейки, где ему стлала всегда матка, и выбрался из душной хаты. 
 Мать, худая и костлявая, с головой, повязанной ушастым платком, кидала на дворе зерно и кричала: 
 - Кеть, кеть, кеть, кеть!.. 
 К ней со всех сторон бежали куры, индюшки, неуклюже раскачиваясь, спешили утки, гуси. Свиньи, приподняв уши и похрюкивая, тоже торопились, разгоняя птицу, а мать на них кричала: 
 - Та це!* 
 ______________ 
 * Та це - по-украински: прочь. 
 Ванятка ухватил хворостину и, радостно визжа, стал гонять хрюкавших и подвизгивавших свиней. 
 - Гони их на улицу! - закричала мать. 
 Ванятка, забегая то спереди, то сзади, стегал хворостиной кидавшихся во все стороны свиней. Свиньи не выдержали и побежали в раскрытые скрипучие жердевые* ворота. Только лишь старый кабан с нависшими изо рта желтыми клыками угрожающе остановился, повернувшись мордой к Ванятке, как будто говорил: 
 ______________ 
 * Жердевые ворота - сделанные из жердей; жердь - срубленное и очищенное от веток высокое и тонкое дерево. 
 - Ну, ну, подойди, подойди!.. 
 Ванятка знал, что кабан не одну собаку запорол клыками. А отец рассказывал, что в лугу распорол брюхо лошади, наступившей на поросенка. Лошадь оттащили в озеро, а когда она там расползлась, ее растащили рыбы и раки. 
 Ванятка подбежал к кабану, который был выше его, и, чуя его горячее и вонючее дыхание, вытянул между маленьких злых кабаньих глаз хворостиной. Кабан повернулся и грозно побежал на улицу, а мать закричала: 
 - Не трожь, пострел! Он тебе таки выпустит кишки... - и дала подзатыльник. 
 А когда Ванятка заревел на весь двор, утерла ему нос и сказала: 
 - Не плачь, сынок, иди в конюшню, помогай отцу - запрягает на степь ехать. 
 Ванятка побежал к конюшне. Отец, подставив под телегу дугу, мазал дегтем и крутил ходко вертевшееся на приподнятой оси колесо. 
 Ванятка постоял, глядя хитрыми серыми глазами. Он был белобрыс, брови его выцвели от солнца и степного ветра, а нос облупился. Очень хотелось самому подмазывать телегу, макать черный помазок в ведерко с дегтем, крутить ходко вертевшееся на поднятой оси колесо, но отец все равно не позволит, а даст подзатыльник. 
 Ванятке хотелось все делать, что делают взрослые, а силенки не хватало. Вот и теперь - постоял-постоял, поглядел на скособочившуюся телегу, на широкую спину наклонившегося отца и юркнул* в конюшню. 
 ______________ 
 * Юркнул (юркнуть) - быстро убежал, скрылся. 
 В конюшне под соломенной крышей летали ласточки, а в углу, свесив губу, стоял, покачиваясь от дремоты, Пегаш. Без уздечки, без шлеи и хомута он казался голым. 
 Хомут висел на деревянном гвозде, вбитом в стену. Ванятка поднялся на цыпочки, достал руками хомут, а снять не может - тяжел. Ухватился за шею и стал изо всех сил тянуть в сторону. Хомут грузно упал на навоз. Ванятка, напрягаясь, подтащил его к коленям лошади и, весь красный от натуги, приподнял и стал надевать на морду Пегашу. 
 Пегаш, подрагивая добрыми мягкими губами, нагнул голову, вытянул шею, помогая надевать на себя хомут, но Ванятка никак не мог справиться, запутавшись в шлее. Наконец кое-как насунул хомут на нос, но через глаза не мог продвинуть. Пегашу надоело, и он высоко вскинул голову. Хомут сам собою ссунулся на шею, а Ванятка отчаянно завизжал: его зацепило шлеей, и он повис под лошадиной шеей. Пегашка смирно стоял, пожевывая губами. 
 Мужик вошел на визг, высвободил болтавшегося в воздухе Ванятку - лицо у него было расцарапано, - поставил наземь и дал такого шлепка, что тот вылетел из конюшни и с ревом побежал к матери, да не добежал: из открытого база* выскочили беломордые телята и, задрав хвосты, стали носиться по двору подбрыкивая. Ванятка схватил хворостину и погнал их на улицу, а с улицы, обогнув сад, на гору. 
 ______________ 
 * Баз - скотный двор. 
 На горе потянулась степь, сколько глаз хватает, и на самом краю стояли курганы - три кургана*, как три брата. За курганами отец будет косить сено. 
 ______________ 
 * Курганы (курган) - холмы, небольшие горки. 
 Телята спустились в балочку* и, помахивая хвостиками, стали щипать траву, а Ванятка обернулся в другую сторону и, приложив руку козырьком, стал глядеть. Под горой, за хутором, протянулся луг, по лугу извилисто блестела речка, темнели вербы, а дальше, теряясь обоими концами, как желтая ниточка, тянулась линия железной дороги. Телеграфные столбы стояли тоненькими палочками, и тихонько ползла длинная сороконожка - поезд; чуть белел передвигавшийся дымок. 
 ______________ 
 * Балочка (балка) - неглубокий овраг. 
 Потом Ванятка стал смотреть в ту сторону, где в сухом тумане пропадали рельсы, - там был город. Города не было видно, а тоненько-тоненько блестела звездочка: говорили - собор*. 
 ______________ 
 * Собор - главная или большая церковь в городе. 
 Долго смотрел в смутный, сизый сухой туман, одевавший край земли, очень хотелось глянуть хоть одним глазком, какой такой город, какие там хаты, плетни, куры, собаки и так ли скрипят неподмазанные телеги, как у них по улицам. 
 Да забыл про город, упал на четвереньки и стал разыскивать заячью капусту. Заячья капуста топорщилась в траве мясистыми листьями. Сорвал и долго со вкусом жевал, выплевывая жевки. Потом поискал и поел щавелю. Потом сунул в муравьиное гнездо палочку и облизал с нее муравьиный сок. 
 В небе плавал коршун. 
 Ванятка огляделся. Солнце поднялось. Становилось жарко, и от зноя степь стала трепетать тонким трепетанием. 
 Ванятка побежал с горы, мотая руками, как крыльями, - есть захотелось. 
 II 
 Над двором стоял зной; над навозом гулко тучами зудели серые мухи, а ласточки с чиликаньем низко и мгновенно проносились. 
 У печурки, сложенной во дворе, возилась мать с хлебами, к утру надо везти на покос, и сказала: 
 - Кабы дождя не было, касаточки разыгрались. 
 Обедали в хате только Ванятка, двухлетняя сестренка да мать, а старшие брат и сестра и отец были на сенокосе. 
 - Мамка, - сказал Ванятка, отпуская пояс на раздувшемся животе, - я к батюшке пойду на покос. Чего я тут не видал! 
 - Я те пойду!.. Я те так пойду, своих не узнаешь. 
 - Чего я тут не видал... - плаксиво тянул Ванятка. 
 - Цыц! Бери Нюрку да ступай на двор. Да гляди мне за ней, а то надысь нос расквасила. Ступай! 
 Ванятка подхватил сестренку под животик и поволок из хаты. 
 Во дворе все то же: зной, зудящие мухи и белогрудые ласточки, мелькая, чиликают. 
 Мать, убравшись с посудой, пошла месить навоз, тяжело вытаскивая из него босые, сразу ставшие грязными ноги. Потом навоз станут резать кирпичами, потом их высушат и будут зимой топить печи. 
 Ванятка выбрался с Нюркой на улицу; сели с ней посредине в горячую мягкую пыль и стали играть. Пришла старая свинья, постояла около них, подумала и пошла кушать копеечки*, которые густо росли вдоль дороги. 
 ______________ 
 * Копеечки - сорное растение. 
 Ванятка вскочил, погнался было за свиньей, потом сказал, делая страшное лицо и выпучив глаза: 
 - Нюрка, беги скорее к матке, а то свинья съест! 
 Девочка жалобно заплакала, закрыв ладошкой глазки, и, ковыляя, направилась к воротам, а Ванятка что есть духу пустился по дороге, обжигая босые ноги о горячую пыль, обогнул сад и, задыхаясь, вбежал на гору. 
 Внизу за хатами открылся луг, блестевшая в зное река, ниточка железной дороги, но Ванятка ничего этого не видел, а пустился бежать к трем курганам, которые стояли, как три брата. 
 Жесткая мелкая трава царапала босые ноги, солнце жгло. Иногда Ванятка с размаху садился на землю, хватал обеими руками ногу, выворачивал подошву, подтаскивая ее к самому лицу, слюнями оттирал налипшую пыль и грязь, и схватив черными ногтями воткнувшуюся колючку, выдергивал и опять пускался бежать. 
 Добежит до покосу, - трава там не такая, как тут: высокая, густая, отец ездит на громко звенящей, грохочущей косилке, управляя ножами, брат Алеша гоняет потных лошадей, сестра Варька на кизяках* варит кашу. Подойдет Ванятка, скажет: "Пусти, Алешка!" И станет сам гонять лошадей, косилка пойдет еще лучше, и отец скажет: "Ай да Ванька, молодца!" 
 ______________ 
 * На кизяках; кизяк - топливо, приготовленное из навоза. 
 И вдруг вспомнил плачущую Нюрку и что его бить будут, когда вернется. Заныло сердце, приостановился, посмотрел: луг уже скрылся за далеким краем обрыва, спряталась и речка, не видно железнодорожной линии, лишь сизоватый сухой туман лежит на краю и в нем чуть приметно звездочка сияет. А впереди степь, и три кургана, три брата, на самом краю стоят. 
 Опять побежал. Спустился в балочку, стал подыматься, да остановился: впереди какая-то большая рыжая птица бросилась на землю, потом взмыла*, опять упала, снова сильными взмахами поднялась и снова рыжим комом упала, и что-то на траве под ней трепыхалось, что-то желтое и живое. 
 ______________ 
 * Взмыла (взмыть) - взлетела быстро и высоко. 
 Ванятка что есть духу побежал и увидал - под коршуном отбивается и кричит, как ребенок, тоненько и жалобно, зайчишка. Подымается коршун, зайчишка прыгнет раза два-три, а тот упадет на него и начнет терзать когтями и клювом; зайчишка заверещит, опять прыгнет, и опять насядет коршун. 
 Ванятка пронзительно закричал и бросился к зайцу, испуганно махая руками. 
 Коршун недовольно поднялся, раскинул большие крылья; виднелся кривой нос, который он отворачивал то в ту, то в другую сторону, да лапы, желтоватые, мохнатые, которые он так и не подобрал. 
 Коршун улетел. 
 Зайчишка весь съежился комочком и сидел неподвижно, покорно заложив уши за спину и глядя большим, выпуклым, круглым глазом - другой был выклеван. Шерстка на нем мягкая, как пух, - зайчишка был совсем молоденький, молочный, - и голова в крови. 
 Ванятка взял его на руки. Он не сопротивлялся, а подвигал лапками и улегся комочком, как в гнезде. 
 Ванятка, осторожно держа, понес его назад. 
 - Ах ты, сердяга! Лапушка моя, бедненький... Ишь, проклятый, как он тебя! 
 Долго шел, пока не открылся луг, речка заблестела; по линии полз поезд, белел дымком; и звездочка собора стала яснее блестеть. 
 - Мамунька! Мамунька!.. - не своим голосом заорал Ванятка, вскакивая во двор, весь дрожа, с пылающим лицом. - Гли, кого я поймал. 
 Он забыл, что его будут драть, а мать, перестав на минуту месить навоз, закричала: 
 - Ты иде это шалаешься! Кому я велела Нюрку смотреть? Постой, я тебе побегаю... 
 Но, увидав окровавленного зайца на руках, сказала: 
 - Это еще чего такое?.. Вот кабы увидали тебя на улице собаки, разодрали бы совсем и с зайцем. 
 А Ванятка весь дрожит, прижимая зайца. 
 - Мамуня! Мамуня! Мамуня!.. Я его под лавку, я его под лавку... - и понес в хату. 
 Мать закричала: 
 - Куда ты эту погань?.. Вот я тебя совсем с ним на улицу выгоню. 
 Тогда Ванятка побежал к амбару, чтобы там устроить своего больного, но, когда подбежал к дверям, заяц вдруг развернулся, как пружина, толкнул в грудь, прыгнул на землю и, не успел моргнуть Ванятка, исчез под амбаром в узкую дыру, проделанную крысами. 
 Ванятка упал животом на землю и, прижимаясь лицом к мелкой сухой соломе и горячей пыли, долго глядел в дыру, но там было черно и пусто. 
 - Ванятка!.. - закричала мать, бросила месить и, слегка обтерев, ногу об ногу, навоз, подошла и оттаскала за вихры. 
 III 
 А ночью случилась гроза, - недаром так припекало днем и низко летали касаточки. Ванятка спал под образами* на лавке. Спал он всегда крепко и ничего никогда не слыхал, а сегодня чудилось, бегает будто по степи, а за ним гоняется коршун и будто нос у коршуна кривой, а глаз один вывернутый, красный. И вдруг сквозь веки почуял - кто-то заглянул, ярко-синий, режущий. И опять заглянул, да так нестерпимо, что Ванятка открыл глаза. 
 ______________ 
 * Под образами (образа) - под иконами. 
 Сквозь щели ставней лился ослепительно синеватый, почти белый свет, несколько секунд лился дрожа, потом погас, и стало непроглядно черно, глухо. Ванятка зажмурился, а сквозь веки опять на секунду заглянул ослепительный свет и погас. 
 Ванятка вскочил, ничего не видя. Стало невыносимо страшно - не оттого, что вспыхивал этот ослепительный, даже сквозь веки, свет, а оттого, что вспыхивал он молча. Когда погас, в темноте стояло глухое молчание, и Ванятка закричал: 
 - Мамуня-а! 
 Мать спала на кровати с маленькой сестренкой. Ванятка сполз на пол и, натыкаясь на стол, на скамейки, стал пробираться к кровати. Пошарил - пусто. Опять сквозь щели полился свет, и Ванятка увидал: матери нет, а Нюрка, прильнув к подушке, тихонько подсвистывала носом. 
 Снова все стало черно, глухо. Ванятка кинулся к выходу, нащупал дверь и, когда отворил, все увидел, яркое и отчетливое: пустой двор, корыто посередине, плетни и белый как кипень, не трепещущий тополь. 
 - Мамка-а!.. - закричал он в темноте и побежал к базам: должно быть, мать пошла подпереть двери, чтобы скотина не разбежалась. 
 Но, когда все кругом снова замерцало в ослепительном свете, он увидал, что возле - не базы, а плетень в соседний сад. Сейчас же все потухло, и Ванятка, протянув руки, побежал к базам, а когда осветило, увидал, что лазает у конюшни. 
 Заворчал гром. Упали тяжелые капли. Плача, натыкаясь то на плетень, то на кучу соломы или навоза, метался Ванятка, зовя мать. 
 Густо посыпал дождь. Гром раскатывался, заполняя все; сквозь мелькавшую мутно-белесую сетку дождя ничего не было видно. 
 Отдавшись отчаянию, весь мокрый, Ванятка, как стоял, сел на корточки, не зная, где он, и горько всхлипывал, глотая слезы вместе с сбегавшим по лицу дождем. 
 А гром то оглушал потрясающим треском, то ровно, как множество колес, раскатывался во всех направлениях, то глухо ворча, смолкал. Тогда, слышно было, шумел дождь, и с томительными промежутками вспыхивал синевато-беспредельный свет, трепетно отражаясь в бегущих всюду ручьях. 
 - Мамулька-а!.. Мамка-а!.. Ы-ы-ы... 
 И вдруг прислушался: возле, у самых ног, кто-то бесконечно жалобно и беспомощно вякал*. Ванятка протянул руку и нащупал мокрого, грязного, слабо ворочавшегося щенка. Верно, кто-нибудь выбросил, щенок прибился к воротам. 
 ______________ 
 * Вякал (вякать) - повизгивал тихо и жалобно. 
 Сразу прошел страх, ощущение заброшенности, одиночества. Ванятка поднял щенка, прижал, чувствуя, как он теплеет, тыкается мордочкой в грудь, и пошел, сразу разбирая, что он сидел под плетнем у ворот. 
 Молния широко осветила растворенную дверь в хату. 
 В комнате, освещаемая побледневшей и поредевшей молнией, мать беспокойно шарила по лавке: 
 - Где ты делся?.. Ванятка! 
 Ванятка осторожно пробирался к своей лавке, и вода бежала с него, оставляя лужи. Очень хотелось ему рассказать матери о своей находке, да побоялся и, прижав пригревшегося щенка, крепко и сладко заснул. 
 Заснул, и приснилось ему, будто опять налетает коршун, клюет и больно бьет его крыльями. 
 Вскочил испуганно, а это мать больно шлепает его рукой, и уже день на дворе. 
 - Это что за моду взял? Не таскайся, не таскайся!.. Все запакостил. Вот тебе! Вот тебе! 
 Потом схватила жалобно завизжавшего щенка и понесла во двор и за воротами выкинула в лопухи. 
 Ванятка бежал за ней плача. А когда ушла, подобрал щенка, принес к амбару и устроил ему из соломы гнездо в старой кошелке. 
 Так завелось у Ванятки свое хозяйство. 
 Заяц долго сидел под амбаром, да голод не тетка, и в конце концов высунулся из дыры, выставив мордочку, торопливо обнюхивая подвижными ноздрями воздух. Больной глаз заструпился, втянуло его, стал подживать. Здоровый, большой, круглый и любопытный, глядел осторожно. 
 Ванятка клал около дыры под амбаром кусочки хлеба, молодых капустных листьев, приносил молоко в горшочке, из степи - заячьей капусты, и заяц все подбирал. Стал есть из рук и день ото дня ручнел. 
 Вот только собаки одолевали. Как только придет под праздник отец с поля, собаки придут за телегой и, как звери, кидаются к амбару, а заяц юркнет в дыру и уже не показывается. Собаки визжат, роют лапами, да не достать. 
 Да и отец был недоволен и раза два больно оттрепал за волосы Ванятку, чтоб делом занимался, а не баловался с зайцем. 
 Дела же у Ванятки всегда было много, как и у всех во дворе. Когда лошади были дома, гонял лошадей и быков на водопой, выгонял телят на гору, возил отцу на ближайший покос хлеба, пшена, глядел за Нюркой. Зато в каждую свободную минуту бежал к амбару и проводил время с друзьями. 
 Щенок и заяц подросли и выровнялись, привыкли друг к другу и презабавно играли. Щенок облапит зайца, поймает за шиворот и начинает немилосердно таскать. Заяц встанет на задние лапы да так забарабанит передними по морде, что щенок повалится на спину и начнет отбиваться, сердито повизгивая. А Ванятка покатывается со смеху. 
 Только взрослые досаждали Ванятке: гонялись за зайцем, травили собаками. Но заяц перестал бояться собак: погонятся за ним - он под амбар, а если посреди двора окружат - вскочит на телегу или в сени забьется. А раз вскочил в большую кадку с резаной соломой; собаки прыгают кругом, а достать не могут; увидал Ванятка, выручил. 
 Щенок и заяц спали вместе в кошелке, свернувшись клубочком. А утром рано, чуть зорька низко закраснеется за дальними вербами, щенок и заяц являются к окну, за которым спит Ванятка, станут на задние лапы и заглядывают. Щенок повизгивает, а заяц забарабанит по стеклу, да так, что, того и гляди, стекло вылетит. 
 Увидит мать и прогонит хворостиной, а не увидит - Ванятка откроет окошко и даст каждому по корочке хлебца, припасенной с вечера. 
 IV 
 Однажды случилось событие, которое не только помирило всех с зайцем и щенком, но и доставило обоим почетное положение. 
 Лето перевалило за ильин день*. Пшеницу сняли, и все стали готовить катки и молотилки. Отец Ванятки тоже целый день налаживал каменные катки, чтоб утром, на заре, отвезти их на поле и начать молотьбу. 
 ______________ 
 * Ильин день - 20 июля. 
 Ночь была черная, ветреная, суховей трепал в темноте вербы и тополя, кружил по темному двору соломинки и сухие камышинки. Все крепко спали. Собаки полаяли с вечера и тоже дремали, свернувшись под телегой. Заяц со щенком забился под амбар. 
 С улицы, осторожно скрипнув жердевыми воротами, вошли три человека; у одного был лом. Собаки с ревом вырвались из-под телеги. Им бросили несколько кусков сала с отравой. Они похватали, сейчас же стали кататься в судорогах и неподвижно вытянулись. 
 Три человека стали ломать замок у конюшни. Из-под амбара выскочил щенок и, вертясь около ног, стал тявкать. Тот, что держал лом, ударил им щенка, но в темноте задел лишь слегка. Щенок отчаянно завизжал и понесся, поджав одну ногу, к Ваняткиному окну; Заяц испуганно помчался за ним. Под окном щенок, надрываясь, визжал, метался, а заяц стал на задние лапы и забарабанил в стекло. 
 Услыхал Ваняткин отец, схватил ружье, вышел на двор, покликал собак никто не отзывался. Это показалось подозрительным, и он выстрелил в воздух. Потом позвал старшего сына, вместе осмотрели двор, нашли дохлых собак, а на дверях конюшни погнутую дужку замка. Воров и след простыл, - не успели сломать замка. 
 С этих пор и щенок и заяц стали полноправными гражданами во дворе. Мать Ваняткина стала обоих кормить. 
 - Ничего, пущай растет, - говорил Ваняткин отец, трепля радостно лизавшего руки щенка. - Пущай растет, сторожем будет. Ишь, рот черный - злой будет. 
 И дали клички: щенку - Забияка, зайцу - Одноглазый. Они привыкли и прибегали на клички. 
 К осени Забияка выровнялся в хорошую собаку, облохматился, а кругом морды и около глаз выросли косматые, торчком стоящие усы и баки, что придавало ему свирепый вид. А Одноглазый стал белеть. 
 Ванятка не расставался с ними. Куда бы ни шел, впереди трусил* лохматый дымчатый Забияка с косматой свирепой мордой, а сзади Одноглазый сделает два-три скачка, станет столбиком и поводит ушами, а там опять прыгнет и опять постоит и послушает. Если выскочат собаки, Одноглазый перемахнет через плетень и исчезнет в саду, а там его лови не лови - не поймаешь. Ванятка пройдет дальше, оглянется, а Одноглазый опять тут, прыгнет-прыгнет, станет и пошевелит ушами. 
 ______________ 
 * Трусил (трусить) - бежал не очень быстро. 
 Зато и Ванятка любил их. Бывало, сядет на землю, обнимет с одной стороны Одноглазого, с другой - Забияку, сидит и рассказывает им, как людям, по целым часам. А они понимают: Одноглазый пошевеливает ушами, а Забияка нет-нет да и лизнет Ванятку в лицо, за что получает легонький тумак. И всяким сладким куском делился с ними Ванятка. 
 V 
 Прошел сентябрь. Все Ваняткины товарищи ходили в школу. Скучно стало Ванятке, и говорит он как-то отцу: 
 - Батя, слышь, отдай в училище. Ну, чего я тут... Слышь, отдай! 
 Отец почесал поясницу, поглядел на серое небо, по которому скучно летели вороны, и сказал: 
 - Постой, сынок, рано тебе. Пущай эта зима пройдет, а на тот год отдам. 
 - Отдай-ай, батя... Отдай-ай!.. - упрямо хныкал Ванятка. 
 - Цыц! Сказываю - на будущий год. 
 Ванятка замолчал, но задумал свое. 
 Пошли дожди. Деревья трепались в холодном ветре, который обрывал последние крутившиеся листья и заливал окна сбегающими ручьями. По лужам, покрывшим черные от грязи улицы, вскакивали и лопались дождевые пузыри. Стало неуютно, безлюдно, скучно. Одноглазый и Забияка целыми часами спали под амбаром. 
 Ванятка улучил* минуту, достал с полатей старые отцовские сапоги и вставил туда ноги. На спину и на голову углом накинул от дождя мешок и отправился. 
 ______________ 
 * Улучил (улучить) - нашел, выбрал подходящее время. 
 До училища было три версты. Грязь стояла непролазная. Колеса вязли по ступицу, лошади едва вытаскивали ноги. 
 Ванятка на улице сейчас же утонул сапогами, и когда вытащил ноги, они вылезли из сапог. Тогда он ухватился за голенище, вытянул сапог и переставил одну ногу, потом ухватился за голенище другого сапога, переставил - так и стал передвигаться, переставляя ноги. 
 В пот ударило Ванятку. Он разогнулся и глянул назад: уныло опустив голову и хвост и вытаскивая грязные лапы, плелся Забияка, а за ним то присядет, то прыгнет Одноглазый, по самые уши в грязи. 
 Ванятка задумался: 
 - Уйдите вы! Вам нельзя... Пошли, пошли! 
 Забияка покорно завилял хвостом, с которого текла грязь, а Одноглазый недоумевающе поводил ушами. 
 Ванятка стал швырять в них грязью, а они не понимали, за что это. 
 - Пошли! - кричал Ванятка, отогнал и опять побрел, утопая в грязи. 
 Косой дождь все так же сек лицо и заливался за шею и в рукава. Идти было мучительно тяжело. Только когда выбрался на полугорье и пошел косогором по каменистому хрящу, стало суше. Вдали из-за сада показалось белое здание школы. Ванятка, подходя к училищу, оглянулся: Забияка, нагнув голову, хитро крался, а Одноглазый стоял столбиком, пошевеливая ушами. 
 Ванятка опять с отчаянием стал швырять в них камнями, комьями грязи, со слезами озлобления крича. Забияка, поджав хвост, мокрый и жалкий, побежал под дождем домой, а за ним, то задерживаясь, то скачками, пошел Одноглазый. Выскочила откуда-то, тявкая, собачонка, и заяц умчался. 
 Ваня обтер в сенях свои чудовищные сапоги и вошел в школу. Там стоял невероятный содом, гам, шум - была перемена. 
 Ребятишки накинулись на Ванятку. 
 - А-а, зайчиный отец! 
 - Ванька, здорово! 
 Ванятка стоял среди них, не зная, что делать. Когда пробил звонок, все повалили в класс. Ваня, волоча по полу сапогами, которых он не мог поднять, вошел вслед за другими и примостился на краешке парты. 
 Вошел учитель. Все закричали: 
 - Новичок! Новичок! 
 Учитель подошел к Ванятке: 
 - Ты чей? 
 Ванятка стоял, упорно глядя на пол. 
 - Ну, что же ты не говоришь? Чей же ты? 
 - Мамкин, - угрюмо сказал Ванятка, все глядя на пол. 
 Ребятишки покатились от хохота и закричали: 
 - Заячий хозяин! 
 - Он Щербаков! Щербака рыжего сын. 
 Учитель улыбнулся. 
 - Зачем же ты пришел? 
 - Букварь... 
 Все опять засмеялись. 
 - Сколько тебе лет? 
 - Об рождестве* девятый пойдет. 
 ______________ 
 * Об рождестве - то есть когда рождество наступит. Рождество - зимний религиозный праздник. 
 - Видишь, хлопец, ты еще мал, приходи на тот год. 
 - Я реветь буду, - все так же хмуро заявил Ванятка. 
 Учитель опять улыбнулся и ласково погладил по голове. 
 - Ну хорошо, оставайся пока, слушай, о чем тут говорят. Я сам поговорю с отцом. 
 Класс стал заниматься, а Ванятка, напрягая и морща лоб, слушал, ничего не понимая. 
 Урок подходил к концу. Вдруг все головы повернули к окну, и учитель остановился на полуслове: в омытом дождем стекле виднелись две морды, внимательно глядевшие в комнату, - одна косматая, другая с длинными ушами. 
 Ребятишки захохотали. 
 - Это что такое? - спросил учитель. 
 - Это Ванькин кобель да заяц. 
 - Одноглазый. 
 - На задних ногах стоит. 
 - Они у него выучены. 
 Учитель строго сказал: 
 - Это не годится. Нельзя так. 
 Ванятка горько разрыдался: 
 - Я их убью. Я их прогонял, они не слухают. Я их собаками зацукаю*... 
 ______________ 
 * Зацукаю - затравлю. 
 Учитель, успокаивая, опять ласково погладил по голове: 
 - Ну ничего, ничего, успокойся. Только не бери их с собой в другой раз. 
 Потом позвал сторожа и что-то сказал ему. Сторож, стуча в сенях сапогами, хлопнул наружной дверью, и в стекле разом исчезли и косматая и ушастая морды. 
 Когда Ванятка ворочался, на косогоре его ждали и Забияка и Одноглазый, невыразимо грязные. Забияка, радостно визжа, прыгал и лизал лицо, а Одноглазый становился столбиком и барабанил по коленям. Ванятка ласкал обоих и, радостный и счастливый, держась руками за голенища, чтоб не вылезли ноги, добрался домой. 
 VI 
 Пришел март. Снега быстро таяли, шумели овраги, птицы летели с юга, и солнце безоблачно сияло. 
 Ванятка каждый день ходил в школу, но ни Забияка, ни Одноглазый его уже не провожали. 
 С зайцем стало делаться что-то странное. Стал он беспокоен, пуглив, поминутно навастривал уши, не давался в руки. И однажды исчез. 
 Долго ходил и искал его Ванятка - нигде не было. 
 Только когда однажды выбрался на гору, на талом снегу увидел обтаявшие заячьи следы: большими скачками, видно, уходил в степь и уже больше не ворочался. 
 Только раз летом на покосе видел Ванятка, как по скошенному месту прокатился крупный заяц, остановился на секунду, присел, повел ушами и исчез, мелькнув в траве. Своя, видно, началась жизнь. 
 А у Ванятки и Забияки тоже у каждого своя была жизнь: Забияка зло сторожил двор, лошадей, скотину, днем и ночью не подпускал к дому никого. Стал он еще косматее, с мотающимися комками грязи на лохмах. 
 Ванятка летом не покладая рук работал на дворе, в поле, ездил на мельницу, возил на станцию хлеб, а зимой в отцовских валенках бегал в школу.