--------------------------------------------- Иванов Всеволод Алтайские сказки Всев. Иванов. АЛТАЙСКИЕ СКАЗКИ. I. КУРГАМЫШ-ЗЕЛЕНЫЙ БОГ. Туянчи-Осень траву поела, листья дерев жует. Старая, злая; нос - чисто гнилой сучок, лицо - прошлогодняя саранка. Клыки скалит. - Все пожру! Дрожат листья, жмутся - умирать никому не хочется. Ладно. По Желтому озеру на бревне плывет Кургамыш-зеленый бог. Лицо - широкое, ласковое лицо, а глаза, как у лошади - большие. Хохочет: - Гу-у... Я плыву... Гу-у... Эхо кувыркается со скалы на скалу, с горы на гору. Ручьи бьют каплями серебряными о камни: - Ти... ти... ти... Здравствуются с зеленым богом. Туянчи увидала его. Озлилась еще сильнее. На кедр вскочила. Шипит: - И тебя слопаю! И Кургамыш ее увидал. Как вскрикнет: - Зачем лес портишь, кикимора? А та как плюнет. Слюна в озеро пала, льдинками поплыла. Холодом пахнуло. Кургамыш тоже рассердился. - Я тебя! - кричит. Выскочил на берег, к Туянчи бросился. Схватились они биться. Черным клубом пыль идет; вода кипит; горы стонут. Тайга колеблется, как платье от ветра. - Убью! - рычит Кургамыш. - Съем! - шипит Туянчи. Ладно. И день. И два. И три. Конца битве не видать... Только листья качаются, жмутся, молятся: - Хорошо бы Кургамыш победил! Ах, хорошо! Узнал старый бог-Кутай, всем богам бог, у которого трон из чистого золота в тени березы с алмазными листьями, а подножье - облака, а конь - синегривый, а чамбырь из красного гаруса. Сказал: - Нельзя богам сердиться, накажу. Бросьте. А те не бросают. Кургамыш отогнул лицо от драки, крикнул: - Вот убью и брошу. И опять за лицо Туянчи схватил. И махнул рукой старый бог-Кутай. Рассердился. В невидимом вихре понеслись Туянчи и Кургамыш. Крутятся, вертятся. Ветер. Стужа. Зима, по-вашему, приходит. Когда повернется к земле Туянчи, - космы упадут на бор, вздохнет - снег идет, холодно. Кургамыш повернется: оттепель, солнце выглянет. И так долго носятся. А потом Вунт едет - конь у его белый, седло из старой меди, а подковы из китайского золота. Улыбается. - Будет, - говорит: - тепло надо. Уходи, Туянчи. Туянчи прячется в логовище. Злится, когти точит: - Подожди... - шипит. Опят плывет по Желтому озеру Кургамыш-зеленый бог. Хохочет: - Гу-у... Я плыву... Гу-у... Травы ему кланяются, ароматы курят. Листья навевают прохладу. Радуются: - Наш бог плывет... А он лицо широкое, лохматое как кедр, во все стороны поворачивает. Хохочет от радости: - Гу-у... Гу-у... II. БАРАН. Ходит баран по горам. Жирный. Ладно. Кучича - злая ведьма в болоте лежит. На солнце брюхо греет. Думает: - Если год брюхо на солнце держать - сильно оно блестеть будет? И видит - вверху по горам, баран ходит. Курдюком трясет. Говорит Кучича: - Баран! Дети есть у тебя? - Есть, - ласково отвечает баран. (Все жирные ласково отвечают.) - Хочешь, - говорит Кучича, - научу их брюхо на солнце греть? Думает баран: - Если я по горам лазить умею, да еще мои баранята брюхо греть научатся (а это что-то должно быть умное), и совсем хорошо барану на свете жить будет. Говорит баран: - Учи. Ладно. Одно лето - зима выпила, другое выпила, только за третье принялась пожелтело оно с перепуга... Говорит Кучича: - Бери своих баранят. Научились. Обрадовался баран, с радости из курдюка сало даже закапало. Говорит: - Спасибо. Видит: тащатся в гору баранята. Втрое жирнее отца. Втащились - и хлоп! Лежат кверху брюхом. Шерсть только шелковистую ветер на брюхе в колечки завивает. Ладно. Лежат. Солнце брюхо им греет. Думает баран: - Вот сейчас должно быть оно и придет. Ждал, ждал. Ничего не дождался. Говорит: - Айда, баранята, по горам лазить. - Нет, - отвечают баранята, - брюхо тогда солнце греть не будет. Не пойдем. Лежат да еще кричат на отца: - Тащи травы! Жрать хочу, видишь брюхо морщится с голоду. А Кучича в болоте от радостной злости лапами в кочки бьет, прыгает: - Вот, мол, - наделала. А баран - все тоньше и тоньше и курдюк пропал. Плохой стал баран. А баранята по-прежнему брюхо греют. Ладно. Узнал дух Ори про Кучичу, плюнул и сказал: - Вот, дура, как теперь баран без курдюка будет. Рассердился. Взял Кучичу в сало превратил и барану в курдюк всунул. - Болтайся, - говорит. А баранят съел. - Все равно, говорит, не заблестите. Я говорю: Вот почему, когда барана на спину положишь - орет, а курдюк редко хорошему человеку достается - Кучича там торчит. Злая. Ладно. III. КУЯН. Койонок-бог (борода - пихта верхушкой вниз) сидел в тени березы с золотыми листьями. Иримчик жует и губами толстыми (доволен!) шлепает: - Н-на!.. Н-на!.. А там, подле подошвы горы, далеко, заяц-Куян, обжора, траву щиплет. Смотрит на Койонока, пыхтит: - Хорошо богу живется. Волков на его нет, коршуны трусят. Благодать! Пощипет траву, ноздрей поведет, недоволен. Говорит: - Хоть бы мне листьев золотых с березы поесть. Ладно. Куян долго думал (от дум даже шерсть полезла), решил: - К богу-Койоноку пойду. Пришел. - Здравствуй, бог, - говорит, - как живешь? Койонок отвечает: - А ничего живу. Хорошо. Даже когда надоедает так жить. - Как не надоест, - говорит Куян, - ишь борода-то какая большая. Как следует чесать - год чесать надо. - Верно, - отвечает Койонок, - долго надо чесать. Молчат и друг на друга смотрят. Ладно. Куян говорит: - Хочешь, сказку расскажу? Бог-Койонок думает: какие у зайца сказки. Но (добрый был) отвечает: - Рассказывай. Куян сел около кошмы, расшитой шелком, у ног бога. Сам на листья смотрит, облизывается, а сам говорит... А так как все время облизывался - хорошо у Куяна выходило. И степь, будто не степь, а кумыс столетний. Колки - не колки, будто аракчины, каменьями разукрашенные, по степи разложены. Ладно. Койонок крякнул одобрительно: - Эк!.. вот заяц! Спокойно ему стало. Уснул. С кошмы свалился. Заяц сейчас к березе, давай листья жрать. До того нажрался, брюхо как шишка кедровая крепкое стало. Нажрался, уснул. Ладно. Богу-Койоноку снятся сны дурные. Неприятные для бога сны, - то лошадь уросит, то вместо айрана грязь пьет. Еле проснулся. Чует - затылок ему солнце печет. - С чего бы это, - думает, - тень всегда хорошая была. Смотрит - на березе половины листьев нет. А Куян рядом спит. Одна лапа на брюхе, во рту торчит половина листочка. Койонок озлился, фыркнул: - Что ты наделал? А? Заяц вскочил и от сытости говорит не может. - Тьфу! - сказал Койонок. - Какая рожа паршивая. Ступай. И в наказанье сказал: - Будет тебе, обжора, лучшей пищей кора - осиновая, горькая. Поднялся, начал листья новые делать. Ладно. Вот когда осенью лист на березе зажелтеет, заяц боится подойти к коре. Трясется, душа у него прыгает. Я говорю: А идет. Трясется, а идет. Жрать надо. IV. АЮ. Говорит Уртымбай: - Хочу медведя-Аю убить. Белолобые много жгучей воды за шкуру дадут. Хороший охотник был - любил хвастать. Пошел. Ладно. Аю вылез из берлоги на Уртымбая идет. Пустил стрелу Уртымбай. Мимо. Пустил другую, в плечо угодила. Не успел ножа выхватить, медведь навалился. Обнял. Давит. Думает Уртымбай: - Пропал. Не попью кумыса больше. А медведь-Аю - клыки в пене, трясется весь, кровь из раны по шерсти брусникой катится. Озлобился. Только хотел давнуть Уртымбая, да невзначай в глаза ему взглянул. Увидал Аю-медведь в глазах Уртымбая - маленькая морда, желтые клыки и пена на них. И Уртымбай увидал свое лицо - серое как солончак и бороденка как горсточка сухой травы. Как заноза в глаза Аю вошла. Заревел! Опустил Уртымбая. И ушел Аю в тайгу. Уртымбай, чимбары поддерживая, в аул прибежал. Хвастается: - Вот я какой, чуть медведя своими руками не задавил... V. КАК ЛЮБИЛ КАРА-СУ. Поток горный Кара-Су любил кувшинку-Йгу, что в заводях расла. Большая, желтая, как глаза зеленого бога-Кургамыша. Ладно. Целует, ласково подергивает плечами мягкими Кара-Су. Йгу как амулет подпрыгивает, смеется: - Тль... тль... Кара-Су говорит: - Почему ты меня одного не любишь? Всем смеешься. Небу, берегу. Всем. Я так не хочу. Смеется Йгу, говорит: - Не могу... тль... тль... А ветер-Чойном завидовал Кара-Су. Все впитывает в себя - небо, берег, тополя. А он, ветер - запахи одни от трав. Говорит он Кара-Су: - Бери себе кувшинку на дно, я помогу. Стал ветер-Чойном расшатывать Кара-Су. Волны сначала улыбались. Сердито скривили рожи. А потом сжались и схватили кувшинку за горло. Не поддается Йгу. - Тль... тль... - бежит она по волнам, смеется. Волны - черные. А та желтые перышки отряхивает, смеется: - Тль... тль... Ветер призвал Осеннего Брата. Осенний Брат пришел - прелью запахло. Понюхал носом (как гриб нос широкий). Сказал: - Могу. Наскочил на тополь. - Хрук!.. Сучок сломался, в поток упал. Сел на сучок Осенний Брат, наплыл на кувшинку и перерезал ей горло. Улетели братья. Закрутился Кара-Су от радости. На дно поволок Йгу. - Ага! - говорит. Ладно. Только завяла кувшинка-Йгу. Без солнца. Без ласкового бога-Кургамыша. Заболел с тоски Кара-Су. Бросаться на берег стал, а потом со стыда закрылся белым чувлуком, как киргизка, и бредит - летом, тайгой, Йгу. Пришел Зимний Брат и со свистом (двух зубов не хватает во рту) завыл: - Сщщуии... щщуии... VI. КЫЗЫМИЛЬ-ЗОЛОТАЯ РЕКА. Было, видишь, так. Полюбила девушка-Кызымиль, красивая девушка (как черемуха весной) доброго бога-Вуиса. Розового, сочного, крепкого - как шишка кедровая. Ладно. Вышла на елань, к солнцу лицо повернула, волосы распустила. Говорит: - Вуис! Вуис! Я тебя люблю. Прилетел Вуис-радостный бог. Улыбнулся, сказал: - Ты - хорошая. Я тебя тоже полюбил. Только бог-Кутай - старый, сердитый бог... Нельзя мне тебя любить, рассердится Кутай. - Люблю Вуиса, - говорит Кызымиль, а у самой глаза как у марала блестят красивые глаза. Поглядел Вуис, поглядел. Вздохнул: - Не знаю, что и делать. Думал много. Говорит: - Лучше я в человека обернусь. Опустил коня на волю. Лук взял, сапоги надел. Человеком сделался. Ладно. Узнал старый бог-Кутай. Говорит: - Как быть тут?.. Нельзя же богу человеком жить. Так, пожалуй, все боги с неба сбегут. А Вуис в это время в лесу охотился. Вот и вошел Кутай в Аю-медведя. В лес спустился. На Вуиса кинулся. - А! - сказал Вуис. - Хорошая шкура - сошью Кызымиль шубу. Убью медведя. Да не мог убить. Медведь-Аю человека Вуиса убил. Опять стал духом Вуис. Говорит Кутай: - Ступай на небо, Вуис. Нечего тебе делать на земле. Ступай. А Кызымиль заточу в воду - не смущай бога. Ушел Вуис на небо. Как узнала Кызымиль о смерти Вуиса, затосковала. Горевала, горевала. В реку бросилась. Умерла. Увидел смерть Кызымили бог-Вуис. - И-шь... - сказал и слезу уронил. Пала та слеза - белая слеза радостного бога-Вуис в реку, смешалась со слезами Кызымиль - золотая стала река. Вот катится в Черных горах Кызымиль-река желтая, яро-желтая, золотая река. - Ох... ох... - к скалам жмется, жалуется. - Ах! - вздыхают скалы (чем поможешь!). - Ох... ох... Тихо. Робко жалуется на богов Кызымиль-золотая река. VII. КАК СОГРЕШИЛ АЯНГУЛ. Много лет спасался на горе Тау старец Аянгул. До того молился, что борода в землю вошла, а ноги мхом покрылись. Шепчет чуть слышно: - Кутай, смилуйся, спаси. Ладно. Ехал мимо бог-Вуис, старца увидал: - Что делаешь здесь? - спрашивает. Головы не повернул старец. Отвечает сердито: - Или не видишь? Молюсь. Поехал бог-Вуис к старому богу-Кутаю, сказал: - На горе Тау старец Аянгул молится, борода в землю врасла, ноги мхом покрылись. Удивился старый бог-Кутай: - Так долго молится, а я и не знаю. Прилетел на гору Тау, говорит Аянгулу: - Я - Кутай. О чем ты меня молишь? Пал лицом ниц Аянгул: - Прости меня, многогрешного, помилуй. И сказал Кутай: - Говори твои грехи. Может и помилую. Рассказал свои грехи Аянгул. Качает головой Кутай: - Грехи твои, как и грехи прочих людей. Может еще что другое есть? Говори все. - Нет у меня больше грехов, - отвечает Аянгул. Удивился Кутай: - Зачем же молился так долго? Опять упал ниц Аянгул: - Еще слово хочу сказать тебе, могучий Кутай. - Говори. - Молился я еще, Кутай, за людей, за их грехи, за их беззакония тяжкие. Покачал головой Кутай: - Напрасно молился, Аянгул. Мало у людей грехов, да если и делают какие по незнанию, по неразумию своему. Поживи ты с ними, тяжело им жить. И ты согрешишь. А грехи их я все давно простил. Ступай к людям, Аянгул, холодно на горе Тау. Рассердился Аянгул. Плюнул: - Сколько лет молился, борода в землю врасла, ноги мхом покрылись, - и все напрасно. Не Кутай ты, а злой дух Ону! Уходи!.. Тогда поднял Кутай Аянгула над землей. Сказал: - Смотри! И увидал Аянгул то, что говорил ему Кутай. Заплакал. Сказал: - Велик грех мой - не поверил Кутаю. Прости. Сказал старый и хитрый бог-Кутай: - Прощаю. Иди к людям и скажи: Кутай верит вам. Когда-нибудь упадет скорлупа и можно будет увидеть чистый и вкусный плод. VIII. КОГДА РАСЦВЕТАЕТ СОСНА. Летел над Черными горами дух Ону-злой дух. Конь у него сизый, седло из серого камня, а подпруга из желтой кожи. Ладно. Видит дым густой над тайгой стоит. Гарью пахнет. Старая ведьма Кучича обед себе варит. Ону говорит: - Жарко, поди, Кучича? Почто небо коптишь, нет разве тебе зеленой пищи? Кучича длинным языком нос облизывает. Отвечает: - Говорят люди про добро. Не знаю я - что за добро такое. Вот поймала праведного человека, изжарю, съем. Может, тогда пойму. Любопытно Ону - как человека есть будут. - Может, мне поесть дашь? - спрашивает. Ладно. В ту-пору расцветала сосна. Пахучая, добрая, смолой обливаясь, шепчет: - Ишь, что боги делают. Разве можно людей есть? Не надо. - Молчи! - затопал ногами Ону, закричал, бородой затрес: - Богам будешь указывать? Сосна ветками зашелестила: - Я разве указываю? Боги - они умные, их учить нельзя. И пахнула цветистым духом. Вот и варят человека, дров не жалеют. - Скоро готов будет! Подскочил от нетерпения на коне Ону: - Поедим! Люблю я мясо. - Мясо - хорошая пища, - согласилась Кучича и брюхо погладила. Зашумела сосна: - И-ишь... и-ишь... Дальше шум ее пошел. По вершинам, дальше. По горам, по горам, к самому старому богу-Кутаю. - И-ишь... и-ишь... боги человека варят... и-ишь... Услышал старый бог Кутай, спрашивает: - Что там делается? Говорит сосна: - Праздник у меня, а бог-Ону да Кучича на моих ветках человека варят. - Тоже придумают, - сказал Кутай, бешмет на плечи надернул, полетел к Черным горам. Говорит Кутай: - Чего вы? Бог-Ону ногу в стремя вставил (напугался!). Говорит: - Это Кучича. Я тут за порядком смотрю. Она это. Осердился старый бог-Кутай, плеткой на Ону замахнулся: - Я тебя! Бог Ону зубы оскалил, отпрыгнул: - Ты не больно-то!.. - Убирайся! - сказал Кутай и плетью Ону ударил. В смрадном дыме скрылся Ону. Схватил Кутай Кучичу за шею, в болото швырнул. Круги пошли. Утонула. - На! Злая! Говорит Кутай: - Надумают, ведь. Добро захотели узнать? Я человека-то сам сотворил и то не могу понять, откуда у его добро-то появилось. Да-а... Пошел отдыхать Кутай - всем богам бог - на свой трон, на облаке в тени березы с золотыми листьями. Вот поэтому-то, когда расцветает сосна - из болот зловонные пузыри выходят - Кучича сердится. Да вихри над тайгой проносятся - черные, злые вихри - дух Ону сердится. Это когда расцветает сосна, пахучая, добрая, смолой обливаясь.