Аннотация: Кто убил бизнесмена на борту роскошного теплохода? Кто опередил преступников и «подломил» банк? Кто скрывается под личиной респектабельного предпринимателя? Сплошные загадки. Но сыщики из детективного агентства «Шерхан» знают на выстрел – два в ответ, на прием – контрприем. А если смерть совсем рядом и заглядывает в глаза – лучше не отворачиваться.


---------------------------------------------


 Борис РЯБИНИН
 ФАВОРИТЫ УДАЧИ



 Глава 1


 – Здравствуйте, можно мне поговорить с Игорем Хохловым?
 Голос показался Игорю смутно знакомым, однако ничего конкретного в голову не приходило.
 – Здравствуйте, я вас слушаю.
 – Это ты? – радостно удивился собеседник. – Не узнал, старик, богатым будешь.
 – Наверное, вместе разбогатеем, – осторожно предположил Игорь.
 – И ты меня не узнал? – еще более радостно догадался голос.
 – Боюсь, что так оно и есть, – сдержанно согласился Игорь, досадливо поморщившись.
 Он считал недопустимыми подобные телефонные шарады и вообще недолюбливал невоспитанных и слишком шумных людей.
 – Да это я, Виктор Солодовников. Вспомнил теперь?
 – А-а! Витя. Теперь-то, конечно, вспомнил.
 Игорь предпринял малоуспешную попытку изобразить голосом ответную радость.
 С Солодовниковым он учился на первом курсе медицинского института, в конце которого тот, не выдержав бремени хвостов и задолженностей, сначала ушел в академический отпуск, а затем и вовсе был отчислен. Единственное, в чем Солодовников реально преуспел за время учебы в мединституте, так это в борьбе самбо и преферансе, чему и посвящал основное время. Поначалу, как бы по инерции, Солодовников продолжал общение с бывшими сокурсниками. Однако бурное течение жизни неумолимо разводило их в разные стороны. Встречи становились все реже, а после того, как Солодовникова забрали в армию, и вовсе прекратились. Случайно повстречав его пару лет тому назад, Игорь узнал, с его же слов, что он служит в милиции и учится на вечернем отделении юридического института. Солодовников был в штатском. Состояние его костюма, находившегося в полной гармонии со всеми остальными деталями туалета, невольно вынуждало любого мало-мальски сообразительного собеседника ожидать, что сейчас у него попросят взаймы. Так оно и случилось. К счастью, запросы Солодовникова не были слишком велики; деньги у Игоря в тот момент имелись, и бывшие приятели расстались довольные собой и друг другом. Теперь Игорь искренне надеялся, что причиной этого звонка не является очередная финансовая проблема его бывшего однокашника.
 – Как дела, старик? – задушевно поинтересовался Солодовников.
 – Так себе, – осторожно ответил Игорь, не желая создавать о себе впечатление, как о придурковатом филантропе, не знающем счета деньгам.
 – Слушай, старик, я тебе, помнится, кое-что задолжал. Ты уж извини, что так долго не отдавал, замотался совсем. Я готов…
 – Да ладно тебе, Витек, – добродушно прервал Солодовникова Игорь, – было бы о чем говорить.
 – Нет, нет! – энергично запротестовал тот. – Долг платежом красен. А за задержку с меня еще причитается…
 – Витек, не изводи себя, – облегченно засмеявшись, посоветовал Игорь.
 К нему вернулось благодушное настроение.
 Стало ясно, что сегодня не придется вступать в жестокую конкуренцию по размещению кредитов с всесильной финансовой группой ОНЭКсим.
 – Нет, старик, я на полном серьезе. Ты сегодня вечером занят?
 – Нет.
 – Давай встретимся в ресторане «Волна» часиков в семь. Я закажу столик. Годится?
 Игорь задумчиво почесал в затылке.
 «А почему нет?» – подумал он.
 – Годится, – последовал его решительный ответ.
 – Тогда до вечера.
 – Пока.
 Игорь положил трубку.
 Вдвойне приятно, когда тебе возвращают старый, считавшийся безнадежным долг. Помимо повода вспомнить о своем благородстве, появляются дополнительные основания не считать себя полным идиотом.
 Сказать, что Солодовников сильно изменился со времени их последней встречи, значило сказать очень мало. Перемена наблюдалась просто разительная. Умопомрачительно элегантный светлый шелковый костюм, ловко сидевший на его слегка располневшей от усиленного питания крепкой фигуре, идеально подходил для этого теплого июньского вечера. Неброской расцветки галстук ручной работы стоил никак не меньше семидесяти баксов. А скорее и все сто. Золотые швейцарские часы, массивно блеснувшие на его запястье при рукопожатии, устраняли последние сомнения в полной кредитоспособности их лучезарно улыбающегося владельца.
 – Привет, старик, – поднялся Солодовников из-за столика навстречу приятелю, – рад видеть тебя в полном здравии.
 – Здравствуй, здравствуй. На тебя и подавно приятно посмотреть, – признался Игорь, садясь за стол.
 Продолжая улыбаться, Солодовников поискал глазами официанта и едва заметно кивнул ему. Через минуту на столе появились закуски и запотевший графинчик с водкой. Видно было, что основной заказ и порядок его выполнения были оговорены предусмотрительным клиентом заблаговременно.
 – Ну, что, старик? За встречу? – предложил Солодовников, поднимая рюмку.
 – За встречу, – согласился Игорь.
 Приятели, чокнувшись, с удовольствием выпили и дружно отдали дань многочисленным, со знанием дела подобранным закускам.
 – Ну, рассказывай, старик, как живешь, чем занимаешься, – предложил Солодовников, наливая по второй.
 – Да мне-то что особенно рассказывать? Работаю, как и прежде, анестезиологом в клинике.
 – Не женился еще?
 – Нет, а ты?
 – Куда торопиться?
 – Это верно.
 – За свободу! – торжественно провозгласил Солодовников очередной тост.
 Выпив и с аппетитом крякнув, он сладострастно вонзил вилку в упругий, маслянисто поблескивающий грибной бочок, прихватив по пути миниатюрное хрустальное колечко вымоченного в уксусе репчатого лука.
 Игорь последовал его заразительному примеру с тем, однако, отличием, что при закусывании отдал предпочтение заранее заготовленному бутерброду с красной икрой, плотно уложенной на тонкий слой сливочного масла.
 – Ты, Витек, давай сам рассказывай, – в свою очередь, предложил он приятелю. – Судя по твоему прикиду, у тебя есть чем похвастать.
 – Ну, это с чем сравнивать, – скромно заявил тот. – Но вообще жаловаться грех.
 – И чем же ты сейчас промышляешь?
 – Работаю начальником службы безопасности в фирме «Биком». Слышал про такую?
 – Слыхал, – подтвердил Игорь.
 Фирма эта, судя по ее назойливой рекламе, заполонившей все городские средства массовой информации, успешно промышляла оптовой торговлей продуктами питания. А возможно, и чем-то еще, точно Игорь не знал. Да, честно говоря, и не стремился особенно к этому знанию.
 – Тогда давай выпьем за процветание твоей фирмы, – предложил он ответный тост, – поскольку, как я понимаю, с ним тесно связано твое собственное процветание.
 – Верно излагаешь, старичок, – одобрительно кивнул Солодовников.
 Затем одним махом опустошил свою рюмку и загадочно добавил:
 – А возможно, и не только мое.
 – Чье же еще?
 После нескольких мгновений молчания, потребовавшихся Солодовникову для пережевывания нежно-розового лепестка семги, последовал ответ:
 – Вполне возможно, что и твое тоже.
 – Что ты имеешь в виду? – слегка удивился Игорь. – Еще один графинчик?
 – Это само собой, – покачал головой Солодовников, взглянув на иссякший к этому времени источник их тостотворчества.
 Он поманил рукой официанта, и тот в мгновение ока заменил графинчик на точно такой же, но, естественно, полный.
 – Но я не про это, – продолжал тем временем Солодовников.
 – Так про что же?
 – Понимаешь, старик, через неделю у нас на фирме будет юбилей. Пять лет успешной деятельности…
 – Я тебя и всю фирму в твоем лице с этим сердечно поздравляю. Только я здесь при чем?
 – А при том, что генеральный директор, он же владелец фирмы Юрий Петрович Самохвалов, решил организовать для старейших работников фирмы десятидневный круиз по Волге на специально арендованном теплоходе…
 – Ого! – искренне удивился Игорь. – Вот это размах! Вот это красиво!
 – Да уж…
 – Никогда бы не подумал, что на торговле залежалыми американскими сосисками можно столько наварить…
 – Я боюсь, что ты не совсем верно себе это представляешь, – поморщился Солодовников.
 – Что именно? Ваши сосиски?
 – Нет, масштабы этого мероприятия.
 – Ну так поясни.
 – Ты, наверное, вообразил себе эдакий трехпалубный гигант человек на триста-четыреста…
 – А что же будет на самом деле?
 – Будет небольшой, но довольно комфортабельный теплоходик. Он принадлежит одному предприятию оборонного комплекса. Раньше на нем втихаря отдыхало ихнее и московское начальство. Но теперь денег на его содержание нет. Вот и сдают его в аренду тем, у кого они есть.
 – Понятно.
 – Будет там семь человек команды. Вместе с обслугой. И человек двенадцать собственно отдыхающих. Вот и все.
 – Теперь ясно. Доходы от торговли сосисками и прочим собачьим кормом не безграничны, но все же велики.
 – Это, опять-таки, с чем сравнивать…
 – Ну, с тем же, например, оборонным комплексом.
 – Это – да. Но если с топливно-энергетическим, то…
 Солодовников закатил глаза и развел руками, показывая, насколько недосягаем для них уровень доходов этого сектора экономики.
 – Хорошо, – согласился Игорь. – Но я-то здесь при чем?
 – Дело в том, что наш директор…
 – Самохвалов?
 – Ну, да. Он.., как бы поточнее выразиться… он несколько мнителен и чрезмерно, я бы сказал, осторожен…
 – Это в каком смысле?
 – Во многих. В том числе и по медицинской части".
 – Ну и?..
 – Ну и мне поручено подобрать для рейса толкового врача, желательно мужика. Я о тебе сразу и подумал. Согласен?
 – Подожди, подожди… Я как-то сразу не готов… Нужно подумать…
 – А чего тут думать, старик? Десять дней на теплоходе! Жратва и выпивка бесплатные! Ешь сколько влезет! Считай, что тебя на десять дней приглашают в коммунизм – светлое будущее всего человечества. Не знаю, как ты, а лично я в школе его именно так себе и представлял. Плюс по окончании рейса – сто пятьдесят баксов, за труды. Так сказать, в придачу к коммунизму По-моему – неплохо. А?
 – По-моему – тоже, но все же…
 – Что все же? На работе сложности?
 – Да-а, – неопределенно протянул Игорь.
 На самом деле через два дня он уходил в отпуск. Так что с этой стороны все складывалось удачно. А вот в частно-розыскном бюро «Шерхан», где он продолжал работать по совместительству, не находя в себе решимости совсем бросить медицину, на него, как он понял из недавней беседы с директором – Павлом Ивановичем Житковым, сильно рассчитывали. Поэтому, не желая вдаваться в подробности, он не мог пока что дать окончательный ответ Солодовникову, хотя отправиться в круиз на таких замечательных условиях был совсем не против.
 – Возьми отпуск за свой счет, – продолжал настаивать тот, – пойми, ведь я тебе первому предложил, как другу. Желающих, сам понимаешь, будет навалом…
 – Да понимаю я, Витек. Чего ты меня уговариваешь? Я с толстым удовольствием.
 – Тогда за чем остановка?
 – Нужно посоветоваться кое с кем.
 – Советуйся, но недолго.
 – До завтрашнего вечера потерпишь?
 – Но никак не далее.
 – Договорились.
 – Позвонишь мне по этому телефону.
 Солодовников протянул приятелю визитную карточку.
 – А чего такая спешка, – спросил Игорь, пряча карточку в бумажник, – если до отплытия еще целая неделя?
 – Я тебе разве не сказал?
 – Нет пока.
 – Ну, во-первых, тебе, если ты, конечно, соблаговолишь согласиться, нужно будет запастись необходимыми медикаментами и прочими клистирными прибамбасами…
 – Это не проблема. Были бы деньги.
 – Деньги получишь через час после того, как дашь согласие.
 – Замечательно. А что во-вторых?
 – А во-вторых, шеф желает праздновать по высшему разряду…
 – И что это означает?
 – А то, что мужчины должны быть в смокингах, а дамы, соответственно, в вечерних платьях. Это и тебя, естественно, касается.
 Солодовников, с глумливой ухмылкой на слегка покрасневшем от выпивки лице, откинулся на стуле, наслаждаясь произведенным на приятеля впечатлением.
 От изумления Хохлов, вместо того чтобы намазать горчицей специально подготовленный для этого аппетитный ломтик буженины, отправил всю ложечку прямо в свой широко открывшийся рот и тщательно облизал ее, ничуть не изменясь при этом в лице. Справедливости ради следует отметить, что горчица была чужеземного образца, то есть не очень крепкой и даже слегка сладковатой.
 – Не понял, – наконец отреагировал он. – У меня его сроду не было, смокинга-то. Я их только по телевизору и видел.
 – Думаешь, у меня он есть? Фирма сошьет за свой счет. На это как раз неделя и уйдет. Короче, послезавтра на примерку. Понял теперь?
 – Да-а! – восхищенно выдохнул Хохлов. – Фирма действительно веников не вяжет…
 – Это точно. Я смотрю – ты здорово проголодался, раз за голую горчицу принялся. Пора кончать с закусками и переходить к серьезным вещам…
 Он подал знак, и официант возник из небытия с дымящимся блюдом в руках. На блюде в больших тарелках, в живописном окружении зелени и гарнира находилось фирменное блюдо заведения – котлеты по-киевски.
 – Под дичь? – кивая на графинчик, спросил Солодовников.
 – Непременно, – согласился Хохлов.
 Солодовников стал разливать.
 – Слушай, Витек, – спросил Хохлов, – а что будет со смокингом после круиза?
 – Как что? Себе оставишь. Кому он еще нужен?


* * *

 В конце ужина Игорь категорически отказался принять от Солодовникова старый долг и настоял на том, чтобы он пошел на оплату ресторанного счета. По его прикидкам, сумма долга не превышала и третьей части стоимости сегодняшнего ужина.




 Глава 2


 – Так говоришь, в круиз пригласили? – задумчиво переспросил Житков, откинувшись на спинку кресла.
 – Ну да, – смущенно подтвердил Хохлов.
 Он чувствовал себя достаточно неловко.
 Точнее сказать, он ощущал себя дезертиром.
 Потому что обещал во время своего отпуска серьезно помочь компаньонам по «Шерхану» и разгрузить их от некоторого переизбытка заказов, наметившегося в последнее время. Он, конечно, не мог в то время предвидеть подобного поворота событий, но все же…
 – Слушай, а как там по женской части? – заинтересованно спросил Сергей Крылов.
 – Не знаю, – честно признался Хохлов, – как-то не думал об этом.
 – Кто про что, а вшивый про баню, – рассеянно обронил Житков.
 Он понимал, что Игорю действительно хочется принять это предложение. К тому же, полагал он, немного отдыха ему действительно не помешает.
 – Наверняка там соберутся какие-нибудь толстые кладовщицы и пожилые бухгалтерши, – продолжал развивать свою мысль Крылов, полностью игнорируя замечание шефа. – А с ними какой отдых? Тоска.
 – Что же ты предлагаешь? – полюбопытствовал Житков.
 – Ясно что! – с энтузиазмом стал объяснять Крылов. – Нужно взять с собой какую-нибудь симпатичную медсестричку. Своему приятелю объяснишь, что без нее ты как без рук…
 – Слушай, Слон, кончай трепаться, – с досадой прервал друга Хохлов.
 – Да я серьезно. Скажешь, что лишней каюты вам не надо. Вы и в одной прекрасно разместитесь…
 – И даже на одной кровати, – серьезно добавил Житков.
 – Точно! – восхитился Крылов. – Вот видишь, какой шеф умный. На лету хватает.
 – Ну, спасибо, – отозвался тот. – Насколько я тебя понял, ты считаешь, что мы без него десять дней как-нибудь продержимся?
 – Конечно, шеф! Какой разговор. Да если мы его не отпустим, то он зачахнет от огорчения и тоски, а перед смертью в отместку подсыплет нам в кофе крысиной отравы. А тебе это надо?
 – Не надо.
 – Вот и мне не надо.
 – Ладно. Езжай, Игорек, проветрись там с бухгалтершами и кладовщицами. Но чтобы через десять дней после отбытия…
 – Ребята, клянусь, буду как штык на этом самом месте! – радостно пообещал Хохлов, осенив себя размашистым крестным знамением.
 – Тогда за работу, – посмотрев на часы, приказал Житков строгим голосом.
 – Подожди одну минуту, шеф, – взмолился Крылов.
 – Чего еще?
 – Понимаешь, в чем дело? Я сильно опасаюсь.., как бы Игорь не влип в нехорошую историю по неопытности и при отсутствии медсестрички…
 – Ты о чем?
 – Вы мне поверьте, я человек опытный. У меня жен было в три раза больше, чем у вас, вместе взятых…
 – Ну да, – подтвердил Житков, – если иметь в виду, что у меня жена одна-единственная, а у Игоря ее и вообще никогда не бывало, то твои три…
 – Вот видишь, я знаю, что говорю…
 – Да что ты говоришь-то?
 – А то, что ситуация там может сложиться очень опасная для неженатого человека…
 – Какая ситуация? – заинтересовался Хохлов.
 – Такая, что выпивки там будет сколько угодно, а с женским полом – дефицит…
 – Ну и что?
 – В такой ситуации нужно уметь себя контролировать.
 – И как же это сделать?
 – Вот, слушай. Сидите вы, например, за столом. Ужинаете…
 – Ну.
 – Выбираешь за столом самую страшную бабу и, пока пьешь, все время на нее поглядываешь,..
 – Зачем?
 – А как почувствуешь, что она тебе начинает нравиться, то все, кончай пить и иди спать, а то захомутают. Глазом не успеешь моргнуть.
 – Сам придумал? – спросил Житков.
 – Нет, – честно признался Крылов, – в одной умной книге вычитал. Но лично многократно испробовал. Отличное правило.


* * *

 Теплоход назывался «Пионер». Был он действительно невелик, а его внешний вид ничем особенно не примечателен, скорее даже скромен. «Пионер» был пришвартован у самой дальней стенки Желтогорского пассажирского речного вокзала. Вода стояла низко, и над причальной стенкой возвышалась только его пустовавшая ходовая рубка. Над рубкой лениво колыхался на легком ветерке закрепленный на скошенном назад флагштоке немного выцветший российский трехцветный государственный флаг.
 Чтобы попасть на борт «Пионера», Хохлову и Солодовникову пришлось с причальной стенки спускаться вниз по крутому узкому трапу.
 Вместе с ними спустился единственный охранник из команды Солодовникова, который тоже отправлялся в круиз, – молодой крепкий парень с длинными светлыми волосами по имени Андрей. У каждого из них в руках были сумки с личными вещами. А у Хохлова, кроме того, – саквояж с медикаментами и набором медицинских инструментов.
 У нижнего конца трапа их встретил вахтенный матрос. Он уже знал в лицо ранее неоднократно здесь бывавшего Солодовникова.
 – Привет, Паша, – поздоровался с вахтенным Солодовников. – Продукты завезли?
 – Все в порядке, Виктор Владимирович. На камбузе уже полный аврал. Готовят праздничный ужин. Дым коромыслом.
 – Правильно делают, – одобрил Солодовников. – А где капитан?
 – У себя в каюте. Просил сразу сообщить, когда вы появитесь.
 – Хорошо, я сейчас сам к нему загляну.
 А это наш врач, Игорь Сергеевич, и мой помощник, Андрей. Прошу любить и жаловать, – представил он своих спутников.
 Вахтенный кивнул головой, и вновь прибывшие направились в глубь судна.
 Внутренний интерьер выглядел просто роскошно: красное дерево, ковровые дорожки, надраенная до зеркального блеска медь поручней и дверных ручек произвели на новичков должное впечатление.
 – Неплохо, а? – спросил Солодовников своих спутников.
 – Да-а, – протянул Андрей, озираясь по сторонам, – такого я даже в гостинице «Балчуг» не видел…
 – Подожди, ты еще в кают-компании не был…
 Ладно, давайте сначала вещи отнесем. Андрей, твоя каюта ниже, ее номер двадцать шесть. А мы с тобой будем рядом жить, – он повернулся к Хохлову, – номер пятнадцать и шестнадцать.
 Какую выбираешь?
 Они остановились перед дверями, в замках которых торчали ключи, а Андрей стал спускаться в нижний ярус кают по крутому трапу, застланному темно-красной ковровой дорожкой, заправленной под блестящие латунные стержни.
 Хохлов обратил внимание, что ворс дорожки был настолько длинен и упруг, что шагов Андрея было совершенно не слышно.
 – Мне все равно, – ответил он Солодовникову. – А какая лучше?
 – Абсолютно одинаковые.
 – Тогда я выбираю пятнадцатую.
 – Почему?
 – Люблю нечетные числа.
 Солодовников пожал плечами и открыл дверь под номером шестнадцать.
 Хохлов сделал тоже самое со своей.
 Каюта была не очень большой, но вполне комфортабельной: стол у большого квадратного иллюминатора, два мягких стула, небольшой диванчик и неожиданно широкая кровать.
 Внимание Хохлова привлекли две одинаковые неширокие двери. Одна, как тут же выяснилось, вела в сияющий белизной и благоухающий всеми дарами современной химии туалет – гальюн по местной терминологии, удачно совмещенный с душем, а вторая – в довольно обширный гардероб, оснащенный гигантским количеством плечиков для одежды.
 – Хорошо, – пробормотал Хохлов, – будет куда повесить мой новый смокинг.
 Он не зря вспомнил о нем. Проблема смокинга в данный момент волновала его больше всего. На примерке, в булавках и без рукавов, он не выглядел как готовое изделие. И Хохлов не смог понять, как он в нем будет выглядеть. Он сильно опасался, что, надев его, будет чувствовать себя идиотом. А известно, что как себя чувствуешь – так и выглядишь.
 Словно в ответ на его мысли раздался стук в дверь.
 – Открыто, заходи, – крикнул он, полагая, что это Солодовников демонстрирует свою несуществующую воспитанность.
 Дверь бесшумно отворилась, и на пороге возникла симпатичная кареглазая брюнетка в кокетливом белоснежном кружевном передничке. В руках она что-то держала, однако Хохлов, увлеченный разглядыванием посетительницы, сразу и не обратил на это внимания.
 – – Здравствуйте, – певучим голосом поздоровалась она, метнув на Хохлова любопытный взгляд.
 – Здравствуйте.
 – Вы доктор Хохлов?
 – Я.
 – Я ваша горничная. А это, – она протянула ему принесенную вещь, – ваш костюм. Сегодня привезли из ателье.
 – Спасибо, – вежливо поблагодарил горничную доктор, принимая свою новую спецодежду. – А как вас зовут?
 – Татьяна…
 – Очень приятно. А меня…
 – Я знаю, Игорь Сергеевич.
 – Откуда? – удивился он.
 Татьяна слегка смутилась:
 – Мы обязаны знать своих клиентов. Нам заранее дают список пассажиров, и мы должны выучить его наизусть.
 – Похвальное правило, – одобрил он.
 – Мне можно идти? – скромно потупив глаза, спросила она после секундной паузы.
 Хохлов пожал плечами, несколько ошеломленный такой вышколенностью персонала:
 – Наверное…
 – Если вам что-нибудь понадобится, нажмите вот на эту кнопочку, и я приду.
 Она показала наманикюренным пальчиком на незамеченную им до этого, но, как оказалось впоследствии, далеко не маловажную деталь интерьера.
 – Хорошо.
 – Желаю вам хорошо отдохнуть.
 Она повернулась и открыла дверь.
 – Спасибо, но я здесь вроде как на работе.
 Когда Татьяна выходила из каюты. Хохлов заметил то, что не мог видеть, когда она стояла близко от него: юбка ее форменного, стилизованного под матросский костюмчик облегающего платья была очень короткой, а ноги, как, впрочем, и вся фигура, были очень и даже очень…
 Обернувшись на его последнюю реплику, она улыбнулась и сказала:
 – Будем надеяться, что ваше профессиональное мастерство в этом рейсе не востребуется.
 – Дай-то бог, – не мог не согласиться он.
 Последняя услышанная фраза слегка удивила его. Вроде бы ничего особенного, но простые горничные так обычно не выражаются.
 Положив смокинг на кровать, Хохлов еще раз обратил внимание на ее ширину, подумав при этом, что совет его друга Крылова был не лишен здравого смысла. Хотя.., если.., он задумчиво посмотрел на кнопочку…
 На этот раз дверь открылась без стука. На пороге стоял Солодовников.
 – Устроился? – спросил он.
 – Да так…
 – Ладно, еще будет время. Пошли знакомиться с капитаном.
 – Пошли.


* * *

 Капитан, Владимир Аркадьевич Зелепукин, оказался среднего роста, плотного телосложения черноволосым и черноусым мужчиной лет сорока пяти. Его каюта была практически точной копией той, в которой предстояло жить Хохлову. С той, однако, разницей, что каюта капитана имела более обжитой вид и вся пропахла табаком. Источник этого аромата, массивная трубка вишневого дерева, находился в крепких желтоватых зубах капитана и периодически выбрасывал в атмосферу очередной клуб дыма, размер которого мог ввергнуть в панику любого активиста-гринписовца. И немудрено: как показалось Хохлову, капитанская трубка наносила окружающей среде ущерб, не меньший, чем дизели его судна.
 Крепко пожав руку представленному Солодовниковым доктору, капитан властным голосом спросил:
 – Сейчас четырнадцать двадцать пять. Через тридцать пять минут согласно графику мы отваливаем. Где ваши люди?
 – Я думаю, Владимир Аркадьевич, к этому времени все соберутся, – извиняющимся тоном ответил Солодовников. – Я на всякий случай объявил, что отправление в половине третьего.
 Обычно больше, чем на полчаса, у нас на фирме не опаздывают.
 В знак презрения к таким сухопутным порядкам капитан выпустил клуб дыма вдвое гуще обычного. Опасаясь за свою жизнь, приятели спешно покинули капитанскую каюту.
 – Черт его знает, что такое, – проворчал Солодовников, – я сам человек курящий, но не до такой же степени.., просто душегубка какая-то…
 Хохлов, как человек некурящий, приложил платочек к заслезившимся глазам. Сказать он ничего не мог по той простой причине, что дыхание у него временно перехватило. Табак был какой-то необычайной крепости.
 – Пойдем на причал встречать шефа, – предложил Солодовников. – Уж он-то явится тютелька в тютельку, вот увидишь. Шеф – человек пунктуальный.




 Глава 3


 Приятели поднялись по трапу на причальную стенку.
 Дыхание у Хохлова к этому времени постепенно восстановилось.
 – А что это он про какой-то график говорил? Разве такой существует? – спросил он. – Я, признаться, думал, что мы поплывем себе куда глаза глядят.
 – Не-ет, – возразил Солодовников. – Тут целая система разработана. Дело в том, что команда здесь немногочисленная. Штаты не укомплектованы полностью…
 – Они нас не утопят часом?
 – Не должны. Капитан, вообще-то, мужик серьезный…
 – Если он пьет столько же, сколько курит, то…
 Хохлов в сомнении пожал плечами.
 – Я с ним как-то пробовал выпить, – признался Солодовников.
 – И что же? – живо заинтересовался его собеседник.
 – Я думаю, – проникновенно начал многоопытный шеф службы безопасности, – что верблюд, по диагонали пересекший пустыню Каракумы и не встретивший по пути ни единого колодца, не сможет зараз выпить столько воды, сколько водки выпивает наш капитан в один присест.
 – Да ну?! – изумился судовой доктор, понявший, что в подобных вещах его собеседник – признанный эксперт.
 – Ну да.
 – И какой же результат?
 – А такой же примерно, как и у того верблюда.
 – Это какой?
 – Аппетит резко усиливается.
 – И все?!
 – Еще курит больше, чем обычно.
 – Как же ты с ним сидел?!
 – На сильном сквозняке и только с наветренной стороны.
 – Нужно будет иметь в виду на всякий случай.
 – Не повредит.
 – Так на чем мы остановились?
 – На графике движения теплохода.
 – Ах, да. Ты сказал, что существует некая система движения…
 – Да, я сказал, что команда немногочисленная и не может обеспечить круглосуточное движение. Да нам это и не надо.
 – Понимаю.
 – Поэтому система такая: ночью идем, а на день останавливаемся в каком-нибудь живописном месте.., или в крупном городе…
 – Ясно. Днем команда отсыпается…
 – А мы веселимся изо всех сил.
 – Гениально. А кто выбирает эти самые живописные места?
 – Капитан. Ему это не впервой. В принципе все дневные стоянки уже заранее намечены в соответствии с расстоянием суточного перехода.
 – Поэтому он и нервничает?
 – Ну да. Боится, что команда не успеет выспаться и отдохнуть перед следующим переходом.
 – А какой конечный пункт маршрута?
 – Астрахань. А потом обратно.
 – С остановками в тех же местах?
 – Нет, в других. Капитан уверяет, что хороших стоянок в низовьях Волги вполне достаточно… О-о! А вот и шеф…
 Солодовников взглянул на свой швейцарский хронометр:
 – Я же говорил.., часы можно проверять…
 К причалу плавно подкатил черный лимузин. Из него вышли трое мужчин и одна женщина в солнцезащитных очках. Женщина была высокая, стройная и красивая. Этого не могли скрыть ни плотные очки, ни затейливая широкополая шляпка, из-под которой выбивались плотные локоны черных волос. Кто из троих мужчин является владельцем «Бикома», Хохлову сразу понять не удалось. Это стало ясно, когда двое из приехавших полезли в багажник за чемоданами, а третий не спеша направился прямо к теплоходу. Единственное, что его обременяло на этом пути, так это рука женщины, взявшая его под локоть.
 – С кем это он? – шепотом спросил Хохлов.
 – С женой, с кем же еще, – таким же свистящим шепотом сердито буркнул Солодовников.
 – Ничего себе бабец. А?
 Солодовников фыркнул, но ничего не ответил. Высокопоставленная пара подошла уже слишком близко, чтобы продолжать обсуждение, поэтому мнение Солодовникова о внешних данных супруги его шефа осталось для Хохлова загадкой. Хотя по мере ее приближения становилось все более ясно, что двух мнений тут просто не может быть. Она была очень красива… сверхъестественно красива. Однако, как показалось Хохлову, это была красота ледяной статуи, холодной и недоступной. Возможно, это впечатление усиливали ее темные, совершенно скрывавшие глаза очки.
 Ее муж производил совершенно иное впечатление. Его веселую, радушную улыбку стало видно, едва он отошел от лимузина. Шагов за двадцать он начал приветственно махать свободной рукой, чуть не подпрыгивая от нетерпения.
 Казалось, только рука жены мешает ему перейти от плавной неторопливой поступи к более резвой походке, чтобы как можно быстрее оказаться в приятной компании друзей и спутников в предстоящем увлекательном путешествии.
 Хохлов вынужден был признаться самому себе, что представлял его совершенно иначе: эдаким пожилым, болезненным, высокомерным педантом. Как говорится, ничего похожего. Начать с того, что Самохвалов, высокий, сероглазый, слегка веснушчатый блондин, был никак не старше его самого, то есть тридцати пяти ему никак не было. Назвать его красавцем было бы преувеличением, для этого его открытое добродушное лицо было несколько простовато. Приятный парень – вот что невольно приходило в голову при первом же взгляде на него.
 Одеты супруги Самохваловы были весьма незатейливо: она – в цветастый, довольно открытый сарафанчик, он – в джинсы и светлоголубую майку с надписью «BOSS» на груди.
 Чувства юмора он был явно не лишен, что также свидетельствовало в его пользу.
 – Добрый день, – первым поздоровался Солодовников, когда чета приблизилась.
 – Здравствуйте, ребята, – жизнерадостно воскликнул Самохвалов.
 Его жена кивнула.
 – Как я понимаю, это наш доктор? – спросил он, энергично пожимая руку Солодовникова и кивая на Хохлова.
 – Да, познакомьтесь, Игорь Сергеевич Хохлов…
 – Ребята, – шутливо взмолился Самохвалов, – я вас прошу!.. Умоляю!.. Давайте без церемоний.., я и вообще этого не люблю, а уж на отдыхе! Меня зовут Юрием, мою женушку – Ниной.., чего проще?.. Договорились?.. А, доктор?
 – Полностью согласен, – улыбнулся Хохлов, пожимая протянутую руку.
 – Ну и ладушки! А если вас раздражает моя майка, то я могу ее снять…
 – Оставь, – серьезно возразил Солодовников, – я думаю – через недельку мы к ней привыкнем. Да и должен ведь бармен знать, в чей стакан ему наливать в первую очередь.
 Рассмеявшись, Самохвалов одобрительно хлопнул его по плечу:
 – Неплохо, Витя. Два – ноль в твою пользу."Кстати о бармене.., не помешало бы в честь знакомства?.. А, доктор? Что там на этот счет медицина советует?
 – Алкоголь в малых дозах полезен в любых количествах.
 – Ну вот!.. Виктор! Как там у нас с этим делом?
 – Бар развернут в кают-компании, бармен к работе готов! – по-прежнему серьезно доложил Солодовников, приложив ладонь ко лбу.
 – Так пошли! Чего же мы тут паримся на солнцепеке?
 – Мы с доктором шефа встречаем, а вы не знаю чего, – проворчал Солодовников, отходя в сторону и пропуская к трапу даму.
 Проходя мимо Хохлова, она внезапно сняла очки и взглянула на него. Ее голубые глаза не прибавили теплоты.., скорее наоборот.




 Глава 4


 На палубе вместе с вахтенным матросом вновь прибывших встречал окутанный облаком табачного дыма капитан в белой парадной форме. Он галантно подал руку даме, шедшей по трапу первой.
 – Рад приветствовать вас на борту и пожелать вам счастливого путешествия!
 – Спасибо, Владимир Аркадьевич, – отозвался Самохвалов, пожимая ему руку. – Когда отходим?
 – Желательно не позднее пятнадцати ноль-ноль…
 – А в чем загвоздка?
 – Еще не все пассажиры прибыли на борт.
 Самохвалов беспечно махнул рукой:
 – Кто не успел – тот опоздал. В пятнадцать, так в пятнадцать… – И спросил, повернувшись к Солодовникову:
 – Так где этот оазис расположен?
 – Пошли, проведу.
 – Владимир Аркадьевич, не хотите выпить с нами за своевременное отплытие?
 – Хочу, но, к сожалению, не могу, – твердо ответил капитан. – Заступаю на вахту.
 – Что ж, вернемся к этому вопросу, когда вахта закончится, – согласился Самохвалов, собираясь последовать за Солодовниковым.
 Капитан кивнул головой и исчез из поля зрения изумленной публики в дымовой завесе.
 В течение всего разговора он с трудом воздерживался от курения и теперь старался наверстать упущенное.
 – Черт возьми, – пробормотал про себя Самохвалов, – прямо Везувий какой-то, а не капитан…


* * *

 Как и обещал Солодовников, интерьер кают-компании поражал своей роскошью и даже изысканностью. Впечатление производило даже простое перечисление материалов, имевшихся в распоряжении неизвестного дизайнера. Мебель – красное дерево, обивка – натуральный шелк, портьеры – бархат, люстра – хрусталь. И материалы эти, вне всякого сомнения, побывали в умелых руках, прежде чем оказаться в кают-компании теплохода «Пионер».
 Почти весь пол закрывал персидский ковер ручной работы. Когда Хохлов вступил на него, направляясь к стойке бара, ему показалось, что он идет по травяному газону.
 Бар окончательно доконал его. По самым оптимистическим оценкам, для того чтобы выпить хотя бы по одному стаканчику всего того, что имелось за спиной красавца бармена в роскошных бакенбардах, ему грозило не протрезвляться ни на одну из минут, входящих в те десять суток, которые были отведены на круиз. Он вздохнул… Возможно, так и следует поступить…
 Хотя кто знает?.. Как говорится, возможны варианты…
 – Доктор, что будешь пить? – прервал его размышления жизнерадостный возглас Самохвалова.
 – А вы что собираетесь?
 – Мы – «Кровавую Мери».
 – Я тоже.
 – Слышал, шеф? – повернулся Самохвалов к бармену.
 Тот кивнул головой, бутылки, банки и стаканы с устрашающей быстротой замелькали в его руках. Через минуту три высоких стакана стояли на мраморной стойке. Резкая граница между слоями водки и томатного сока свидетельствовала о том, что показатели качества работы бармена были вполне сопоставимы с ее скоростью.
 Хорошая работа всегда вызывает уважение.
 – Гигант, – похвалил бармена Самохвалов, – может быть, и ты с нами выпьешь?
 – Нет, спасибо, – усмехнулся бармен, – для меня еще рановато. Боюсь, сегодня у меня будет трудный вечер.
 – Да! Уж мы сегодня зададим тебе жару!
 А, ребята?.. Вы как?.. Лично я сегодня настроен по-боевому!
 – Не хвались, едучи на рать, а хвались, едучи с рати… – хладнокровно заметил Солодовников, забирая со стойки ближайший к нему «кровавый» стакан.
 Что-то он сегодня колючий, отметил про себя Хохлов. Так и норовит вставить шефу шпильку. С чего бы это? Хорошо еще, что тот не обижается, даже наоборот… Хотя, черт его знает…
 Солодовников остер на язык, если захочет, может достать кого угодно… Остается надеяться – он знает, что делает…
 – А где же Нина? – спросил Хохлов Самохвалова, чтобы разрядить возможное напряжение.
 – Пошла проследить, чтобы вещи отнесли куда надо. Сейчас придет.., наверное… Она не очень-то любит это дело, – Самохвалов кивнул на свой уже пустой стакан.
 – Она, видимо, считает, что только полный ее отказ от спиртного позволит удержать в вашей семье среднедушевое его употребление на уровне среднего по мужскому отделению медвытрезвителя Октябрьского района, – все так же флегматично вставил Солодовников.
 – На что это ты намекаешь? – нахмурился Самохвалов.
 – На то, что можно бы и повторить, – поспешил вмешаться Хохлов.
 – А-а, это верно. Между первой и второй – промежуток небольшой… Шеф, повтори-ка на «бис»…
 Как и предсказывал Солодовников, бармен в первую очередь налил именно Самохвалову.


* * *

 Сразу после третьей в их полку прибыло.
 В кают-компанию вошел небритый, лохматый, очень худой мужчина лет пятидесяти, среднего роста, в мятой рубашке, с мокрыми разводами под мышками. Оценив обстановку быстрым взглядом из-под кустистых черных бровей, он решительно направился к стойке бара.
 – Кого я вижу! – несколько, как показалось Хохлову, язвительно воскликнул изрядно захмелевший Самохвалов. – Игорь, позволь тебя познакомить с моим заместителем.., можно сказать, с правой рукой.., с Борисом Абрамовичем.., с самим Гершковичем.., славным сыном свободолюбивого еврейского народа…
 – Здрассти, – буркнул тот, садясь на высокий табурет рядом с Солодовниковым.
 – Что будете пить? – вежливо поинтересовался бармен.
 – Водки, – отрывисто бросил Гершкович, – сто пятьдесят.
 – Сразу? – с сомнением переспросил бармен.
 – А что? Сразу у тебя столько нет? – визгливо прокричал славный сын.
 – У меня-то есть…
 – Вот и наливай без разговоров!
 – Вам какой? – с ледяным спокойствием попытался уточнить бармен.
 – Какая ближе под рукой. Я думаю, явного дерьма тебе не подсунули. Уж в чем, в чем, а в этом наш директор разбирается. Да и начальник охраны тоже…
 – Я, признаться.., э-э.., боялся, что вы, Борис Абрамыч, опоздаете… – заметил Самохвалов.
 – Я сам, как вы изволили заметить, этого боялся. Но потом решил.., в общем, успел. Ваше здоровье.
 Гершкович одним махом осушил стакан, закусил соленым орешком и достал из кармана мятую пачку сигарет.
 – Черт знает что, – насмешливо произнес Самохвалов, – все смешалось в этом мире. Русские пьют коктейли в час по чайной ложке. Евреи хлещут водяру стаканами, практически без закуски… Куда мы катимся?
 – Я так полагал, что мы собрались в Астрахань, – раздался у входа хриплый бас.
 Дружно обернувшись, любители спиртных напитков увидели клуб табачного дыма, означавший, что где-то поблизости находится их капитан.
 – Пятнадцать ноль-ноль, – доложил он из самой середины табачного облака. – Время истекло. Какие будут указания?
 – Отваливаем, – откликнулся Самохвалов. – Ребята, пошли на палубу. Послушаем «Прощание славянки». Капитан, – он снова повернулся те дымовой завесе, – нам сбацают «Прощание славянки»?
 – Обязательно и неоднократно, – уверенно отозвался капитан.
 – Отлично. Воистину, флот силен традициями.
 Самохвалов сполз с высокого табурета и неуверенной походкой направился к выходу на палубу. За ним последовали Солодовников и Хохлов.
 Через несколько минут под громкие звуки марша, изливаемые мощными судовыми динамиками, «Пионер» отправился в путь.




 Глава 5


 По судовым громкоговорителям было объявлено, что праздничный ужин состоится в кают-компании в двадцать часов.
 Часов в семь Хохлов начал одеваться. Справиться со смокингом ему помогло большое зеркало на внутренней стороне двери гардероба.
 Приладив последнюю деталь своего туалета – галстук-бабочку, он внимательно осмотрел себя и, в общем, остался доволен увиденным. Тем не менее взгляд со стороны мог оказаться весьма полезным.
 Немного подумав, он оторвал пуговицу от своей новой рубашки и нажал на кнопку вызова прислуги.
 Через минуту раздался стук в дверь.
 – Входите, незаперто, – откликнулся он.
 На пороге появилась незнакомая Хохлову улыбчивая толстушка лет тридцати в такой же униформе, что была на Татьяне, только на пару размеров побольше.
 – Здравствуйте, Игорь Сергеевич. Вызывали?
 – Да, но я, признаться, ожидал, что придет Татьяна.
 – Ее только что вызвали. Всем срочно понадобились нитки с иголками. Готовятся к банкету.., особенно женщины…
 – А вас как зовут?
 – Полина. Мы с Таней обычно друг друга подстраховываем…
 – А у вас как?.. Разные сферы влияния?
 – Да. Она обслуживает каюты правого борта, а я – левого…
 – Так просто. А как вы узнаете, что вызывают вашу отсутствующую коллегу?.. Ну, я имею в виду, вы сидите обычно в одном помещении?
 – Нет, но наши каюты расположены напротив в начале коридора. И когда Таня уходит, она оставляет дверь своей каюты открытой. И я тоже. Если у нее звенит звонок вызова, то я его слышу, захожу и смотрю, какая горит лампочка…
 – Просто, как все гениальное… Ну, ладно… я что звонил-то.., у меня похожая проблема: пуговица вот оторвалась…
 – Это мы мигом.
 Полина отвернула на груди краешек передника и вытащила иголку с длинной белой ниткой.
 – Рубашку снимать? – без особого энтузиазма спросил Хохлов.
 – Не надо. Так пришью. Только язык прикусите.
 – Это еще зачем?
 – Примета такая. А то память пришью.
 – К чему?
 – Не знаю к чему. Просто говорят так.., в общем, чтобы память не отшибло.
 – Этого мне только не хватало…
 Хохлов послушно прикусил язык.
 К счастью, Полина действовала весьма проворно. Через полминуты она, наклонившись к его животу, откусила нитку и бодро доложила:
 – Готово.
 – Спасибо, вы меня очень выручили.
 – Не за что. Ну, я побежала?
 – Конечно, еще раз спасибо. С меня причитается…
 – Скажете тоже, – сконфузилась Полина. – Вот только если голова заболит, что-нибудь дадите?
 – А что, у вас часто голова болит?
 – Бывает.
 – Давление мерили?
 – Когда мне его мерить? И чем?
 – Ладно, сейчас уже некогда, а завтра с утра зайдите ко мне. Договорились?
 – Договорились.
 Когда Полина вышла, Хохлов посмотрел на часы: до начала банкета оставалось четверть часа.


* * *

 Хохлов вошел в кают-компанию без трех минут восемь. Она уже была полна народу. С большинством из присутствующих он был знаком.
 Собственно говоря, только три женщины и были ему неизвестны: две помоложе – лет двадцати пяти – двадцати восьми и одна постарше – ей явно было существенно за сорок.
 Кроме сотрудников фирмы «Биком», в кают-компании присутствовал кое-кто из обслуживающего персонала теплохода. Среди них он заметил обеих горничных – Татьяну и Полину. Они помогали сервировать большущий стол, прикрепленный винтами к полу посреди кают-компании. Его полированная поверхность уже была накрыта скатертью, на которой стояли столовые приборы немецкого фарфора.
 Публика выглядела просто великолепно.
 Оказывается, смокинг необычайно преображает человека. Даже Гершкович, который еще совсем недавно выглядел совершенно затрапезно, теперь побрился, причесался и отнюдь не портил общей картины. Он был совершенно трезв и, очевидно, по этой причине заметно грустен.
 Впрочем, ни ему, ни другим ничто не мешало постепенно исправлять это положение. Бармен, как заметил Хохлов, трудился не покладая рук.
 Женщины экипировались, руководствуясь собственными представлениями об элегантности, подчас понимаемой весьма своеобразно.
 В этом смысле внимание Хохлова привлекла одна из незнакомых ему молодых дам. Скорее даже и не вся дама, как целое, а скорее ее невероятной отваги декольте. Еще миллиметра четыре, и ей спокойно можно будет выходить в этом платье на нудистский пляж без малейшего риска привлечь к себе внимание.
 Народ стоял, разбившись на кучки по какому-то непонятному Хохлову принципу. Самую крупную фракцию возглавлял Самохвалов. Он что-то рассказывал, энергично жестикулируя левой рукой. В правой он держал наполовину заполненный какой-то янтарной жидкостью стакан. После того как он замолчал, члены его фракции разразились смехом. Очевидно, он рассказывал анекдот.
 Самохвалов также выглядел совершенно трезвым. Складывалось впечатление, что в штат фирмы «Биком» зачислялись исключительно прямые потомки птицы Феникс.
 Увидев стоявшего в дверях Хохлова, Самохвалов призывно махнул ему рукой:
 – Игорь, иди сюда!
 Все обернулись посмотреть на вошедшего.
 Ему ничего другого не оставалось, как последовать этому энергичному призыву.
 – Дамы и господа! – воскликнул Самохвалов, взяв подошедшего под локоть. – Тем, кто еще не успел познакомиться с нашим доктором, рекомендую: Игорь Сергеевич Хохлов, прошу любить и жаловать.
 Первой отреагировала дама с большим декольте. Приблизившись к Хохлову, она раздвинула в улыбке тонкие губы и томно произнесла:
 – Какой симпатичный доктор.
 Потратив пару минут на бесцеремонное разглядывание доктора и оставшись, видимо, удовлетворенной результатами осмотра, она повернулась к Самохвалову:
 – А он женат?
 – Ира, я боюсь, что ты поняла мои рекомендации чересчур буквально, – терпеливо пояснил тот. – К тому же с таким декольте ты вправе рассчитывать на внимание и женатых мужчин тоже.
 Эти слова, а скорее несколько сдавленных смешков, которыми отреагировали на них невольные слушатели, вызвали злой румянец на ее щеках.
 Самохвалов невозмутимо продолжал:
 – Для начала поупражняйся вон на Гершковиче. А то он, видишь, совсем приуныл без знаков твоего внимания. Думаешь, жену он почему дома оставил? А? Прикинь.
 Это было уже слишком. Она гневно фыркнула и отошла в сторону. Гершкович и ухом не повел.
 Знакомство с двумя другими дамами прошло менее драматично. Младшая из них – Екатерина – была личной секретаршей Самохвалова.
 Старшая – Ольга Петровна – служила главным бухгалтером и была довольно полной женщиной, тут Крылов опять-таки как в воду глядел.
 Едва завершился процесс знакомства, как все были приглашены к столу. Праздничный ужин начался.




 Глава 6


 Хохлов проснулся около десяти часов утра.
 Голова почти не болела, однако сильно мучила жажда. Все-таки вчера он довольно много выпил.
 В целом вчерашний банкет, несомненно, удался. Щедрое застолье плавно перешло в танцы.
 Танцы сменило хоровое пение, репертуар которого диктовался обстановкой: «Из-за острова на стрежень», «Издалека долго течет река Волга», «Раскинулось море широко» и т.д. и т.п. Поскольку все это перемежалось обильной выпивкой, то гвоздем программы, естественно, стала старинная, но неувядающая народная песня «Шумел камыш, деревья гнулись».
 Чтобы загладить неловкость, возникшую при знакомстве с Ириной из-за бестактных шуток Самохвалова, ему пришлось долго и как-то слишком близко с ней танцевать. Поначалу это не доставляло ему особого удовольствия, но по мере поглощения спиртного… Черт возьми, нужно было все-таки воспользоваться методом, предложенным Крыловым…
 Поднявшись, он надел джинсы и глянул в иллюминатор. К его немалому удивлению, внезапно обнаружилось, что из каюты открывается прелестный вид на живописную лесную поляну.
 Тут он обратил внимание на необычную для теплохода тишину. Стало ясно – машины не работали.
 Он протянул руку к кнопке вызова прислуги, но в последний момент остановился. Сняв джинсы, он вошел в свой персональный совмещенный санузел с твердым намерением максимально использовать все возможности, предоставляемые посетителю этим заведением.
 Минут через двадцать он вернулся, вытирая полотенцем мокрое после душа тело. Подойдя к зеркалу, он побрызгал одеколоном на свежевыбритое лицо, причесался и снова надел джинсы.
 После этого он решительно нажал на кнопку.
 Татьяна появилась через минуту.
 – Доброе утро, Игорь Сергеевич, – поздоровалась она, остановившись у порога и загадочно улыбаясь.
 – Привет.
 – Что вы хотите?
 Наклонившись к ее уху и интимно понизив голос, он спросил:
 – Тебе все мои желания сообщить?
 – Нет, только те, которые я обязана выполнять по долгу службы, – ответила она, игриво отвернувшись, но тоже слегка приблизившись.
 – Ну, можешь ведь ты сделать что-нибудь не по долгу, а по бескорыстному велению сердца?
 – По бескорыстному? – изумилась она. – Что, собственно, вы имеете в виду?
 – Как что? – растерялся Хохлов. – Ну… эту.., любовь, например…
 – Любовь?!
 Она рассмеялась. Кончив хохотать, она наставительно объяснила обескураженному доктору:
 – Любовь – это вещь, которую придумали мужчины, чтобы не платить женщинам деньги.
 – А-а, – понял наконец тот, – вот, значит, как…
 – Только так, – решительно отрезала она, – а чего ради я, по-вашему, все лето болтаюсь на этой идиотской посудине? А?
 – Ну, хорошо, – согласился он, – я все понял… Обсудим это позже, а сейчас, ты знаешь, жажда мучает сверхъестественная… Ты не могла бы пивка принести пару бутылочек? Это входит в твои служебные обязанности?.. Без дополнительной, так сказать, доплаты?
 – Это пожалуйста, – охотно согласилась Татьяна. – Это входит. Вам какого?
 – А какое есть?
 – Есть немецкое, датское, чешское…
 – Нет, нет… – он замахал руками, – такое я не пью и тебе не советую…
 – Это почему?
 – Я тебе как врач говорю… В нем столько консервантов понапичкано, что его спокойно можно использовать для бальзамирования трупов.
 – Ой, – испугалась она. – Что вы такое говорите?
 – Лучше горькая, но правда. Что-нибудь русское у вас есть?
 – Есть «Сталинградское».
 – О! То, что нужно.., то, что доктор прописал… Сам себе… Тащи!
 Она вышла и вернулась буквально через две минуты. В руках она держала поднос, на котором стояли две бутылки и стакан. Достав из кармана передника ключ, она открыла одну из бутылок и налила в стакан.
 – Вот, пожалуйста…
 – Выпей и ты со мной, – предложил Хохлов, кивая на вторую бутылку.
 – Нам не положено пить с пассажирами, – неуверенно ответила Татьяна.
 – Мало ли что вам с ними делать не положено.., делаете ведь…
 – Да и стакан я только один принесла.
 – Вот ты из него и пей, а я из горла предпочитаю… Да садись ты, не стой, как памятник сама себе…
 Она села на краешек дивана, открыла вторую бутылку и протянула ее Хохлову. Он придвинул один из стульев, сел на него, взял бутылку и начал пить. Остановился он, когда бутылка опустела более чем наполовину.
 – Хорошо… – выдохнул он, счастливо улыбаясь.
 – Что, перебрали вчера?
 – Не то, чтобы перебрал.., хотя…
 Он опять прильнул к горлышку. Жажда медленно, но верно отступала.
 Хохлов как бы невзначай положил руку на округлое Татьянино колено.
 Она не пошевелилась, но наставительно произнесла:
 – Игорь Сергеевич…
 – И сколько, ты говоришь.., стоит все.., ну… удовольствие?
 – Пятьдесят баксов.
 – Пятьдесят, говоришь…
 Рука поползла вверх вместе с юбкой…
 – Игорь Сергеевич!
 – Ну что Игорь Сергеевич?.. Игорь Сергеевич… Могу я предварительно ознакомиться… должен же я знать, в конце концов, за что, собственно, плачу такие деньги?..
 – Да уж, наверное, знаете… Не маленький…
 – Пойми, Танечка, здесь важны нюансы… детали, так сказать.., в конце концов, существует закон о защите прав потребителя!
 – Не беспокойтесь, останетесь довольны…
 Еще никто в судебном порядке у меня удовлетворения не требовал… А вы мне даже симпатичны.., внакладе не останетесь…
 – Слушай, Танечка, – вкрадчиво произнес Хохлов, медленно приближаясь к заветной цели, – а в кредит нельзя? – Он вспомнил о предстоящем в конце путешествия вознаграждении.
 Решительным и резким движением она сбросила его руку:
 – В кредит будете общаться с той выдрой, с которой вы весь вечер вчера танцевали.., у которой декольте до самых коленок!
 Она встала и поставила недопитый стакан на стол:
 – Мне пора идти, я на работе…
 – Иди, – разочарованно согласился он, – что с тобой поделаешь? А чем народ там занят?
 Не видела?
 – Кто спит еще, а кто у бара толкается… опохмеляются.., там и бутерброды есть – можно перекусить. На завтрак-то вы уже опоздали, – выходя из каюты, объяснила Татьяна.
 – А что? Это мысль, – сообщил Хохлов сам себе, когда за ней захлопнулась дверь.




 Глава 7


 Теплоход «Пионер» стоял в глубокой протоке с крутыми берегами. С его правого борта был спущен трап прямо на зеленую лужайку, ярко освещенную жарким июльским солнцем.
 На ходу дожевывая бутерброд с колбасой, Хохлов вышел на травку и огляделся вокруг.
 Неподалеку Катя с Ириной увлеченно играли в бадминтон, ничего вокруг не замечая. Он решил им не мешать. Пройдя мимо Ольги Петровны, дремавшей в шезлонге, он направился к небольшому песчаному пляжу, где заметил какое-то оживление.
 Спустившись по короткой, но крутой тропинке, он увидел на берегу супругов Самохваловых, Солодовникова и Андрея. Они были заняты тем, что снаряжали четыре доски для виндсерфинга, явно намереваясь в скором времени спустить их на воду. Вернее, мужчины снаряжали доски, а Нина в купальнике загорала, лежа на надувном матраце. Увидев Хохлова, она приветственно помахала рукой.
 – Физкульт-привет! – бодро прокричал он, помахав в ответ. – Кто еще не прошел медосмотр? Прошу спортсменов сдать мочу на сахар, кал на яйца!
 – А-а! Доктор проснулся, – обрадовался Самохвалов, – ну, слава богу! Теперь почти все в сборе, можно начинать парусную регату. Осталось только Гершковича разыскать…
 – А чего его искать? Я его только что видел в баре.., он там.., э-э.., разминается.., красненьким.., и с барменом опять ругается…
 – Старик, ты можешь управлять этой штукой? – спросил Солодовников, кивнув на доску.
 – Ну, не так, чтобы очень, но.., пробовал, одним словом.
 – Тогда давай, подключайся. Доски еще есть, на всех хватит. Мы сейчас немного тут поплаваем, а потом устроим гонку. Традиция у нас такая.., согласен?
 Хохлов пожал плечами:
 – Почему нет? А приз будет?
 – Обязательно! – подтвердил Самохвалов. – Но по итогам трех заездов.
 – А какой приз?
 – Пятьсот баксов.
 – Ого! – оживился Хохлов. – Я, кажется, перехожу в профессионалы…


* * *

 Постепенно легкий ветерок усилился до свежего. Короткая разминка, проведенная прямо у воды, показала, что шансы завоевать приз у Хохлова практически равны нулю. Собственно говоря, фаворит был очевиден: Андрей на голову превосходил по мастерству всех остальных участников. Однако это нисколько не охлаждало их пыл.
 Дистанция гонки длиной около трех километров имела форму треугольника. Необходимо было, стартовав прямо с пляжа, обогнуть левым бортом два острова и финишировать опять-таки на пляже, на глазах у собравшейся здесь к этому времени публики. Помимо пассажиров, на пляже появился и кое-кто из членов судовой команды. В частности, Хохлов заметил обеих горничных, загоравших особняком на матрацах.
 Причем вид Татьяны в очень экономно скроенном купальнике заставил его еще сильнее жаждать победы в этом состязании. В его голове постоянно, как наваждение, крутилась одна и та же цифра – частное от деления пятисот на пятьдесят.
 Гершкович, несмотря на успешно проведенную в баре разминку, от участия в соревнованиях отказался и занял место среди зрителей. Однако вскоре он был оттуда извлечен Самохваловым и произведен в главные судьи – ему был вручен стартовый пистолет. Причем в качестве такового был, за неимением лучшего, использован газовый «вальтер» Андрея (положенный ему как охраннику), с которым он не расставался даже на пляже.
 Наконец участники соревнований, согласно правилам техники безопасности облаченные в оранжевые надувные спасательные жилеты, выстроились в линию вдоль уреза воды, каждый напротив своей доски. Гершкович выстрелил из пистолета, и гонка началась.
 После того как гонщики прошли около трети дистанции, все стало ясно: Андрей, как и следовало ожидать, вырвался далеко вперед, Хохлов безнадежно отстал, а вот между Самохваловым и Солодовниковым развернулось острое соперничество. Отставшему Хохлову было отчетливо видно, как они поочередно обходили друг друга, причем Солодовников несколько раз применил запрещенный правилами прием, так называемый «пампинг», то есть несколько раз отклонил, а затем резко потянул на себя парус. Это в конечном счете позволило ему прийти к финишу вторым.
 Когда Хохлов не спеша закончил дистанцию, на берегу уже разгорался спор. Самохвалов требовал дисквалификации Солодовникова; тот вяло отрицал факт нарушения правил; а Гершкович озадаченно чесал затылок. Его квалификации, как главного судьи, хватало лишь на то, чтобы пальнуть из стартового пистолета.
 Поэтому, когда Хохлов вышел на берег, все бросились к нему, как к третейскому судье. Выслушав конфликтующие стороны, он величественно поднял руку и произнес:
 – Платон мне друг, но истина дороже.
 – Ясней, пожалуйста, – попросил главный судья.
 – Виктор нарушил правила, – вздохнув и разведя руками, уточнил Хохлов.
 – Все ясно, – подытожил Гершкович. – Первое место занял Андрей – он получает четыре очка, второе – Юрий Петрович, три очка, третье – доктор, два очка. Солодовников дисквалифицирован и очков не получает.
 – Прошу занести в протокол, – потребовал Самохвалов.
 – Результаты будут занесены в компьютер, – Гершкович постучал себя пальцем по голове…
 В этот момент судовая рында известила, что пора возвращаться на обед. Участники и болельщики, победители и побежденные дружно потянулись к трапу.


* * *

 После обеда ветер скис, наступил практически полный штиль и сопутствующая ему жара.
 К тому же после обеда спортсменов охватила сонливость, так что единогласно было решено продолжение соревнований перенести на завтра.


* * *

 Ужин прошел почти так же, как и вчера.
 С той лишь разницей, что Хохлов воспользовался дальновидным советом Крылова и поэтому выпил гораздо меньше, чем накануне.




 Глава 8


 На следующее утро Хохлов проснулся очень рано, около шести часов. Теплоход еще двигался. Наскоро умывшись и одевшись, Хохлов поспешил в ходовую рубку. Еще накануне он договорился с капитаном, что тот разрешит ему присутствовать при швартовке судна на очередную дневную стоянку.
 В рубке, кроме капитана с неизменной трубкой в зубах, находился матрос-рулевой. Обе двери были открыты настежь, поэтому запах табака почти не ощущался.
 – Доброе утро, бог в помощь! – приветствовал доктор судоводителей.
 – Привет, Игорь Сергеич. Я уж думал, что ты проспишь, – отозвался капитан.
 Он был рад приходу гостя. Утренние часы на вахте – самые неприятные. Ужасно клонит ко сну, а с рулевым уже все темы говорены-переговорены; красоты природы – видены-перевидены. Единственное развлечение – радиоприемник. Но в данный момент судно находилось в отдалении от больших городов, а значит, вне зоны уверенного приема длинноволновых радиостанций и тем более УКВ. А прием на коротких волнах означал, что слушать придется шипение и треск. Новости, с пятого на десятое, послушать еще можно, но вот музыку – уже сущее мучение.
 – Ну, как видок? – спросил капитан, описав дымящейся трубкой перед собой широкий полукруг с таким горделивым видом, будто он лично сам это все и сотворил, пока доктор беспечно спал в своей каюте.
 – Хорош! – искренне восхитился тот.
 Вид действительно был прекрасен: теплоход шел по фарватеру, пролегающему в этих местах вдоль правого – крутого и обрывистого берега, прорезанного кое-где ущельями оврагов и балок. Местность там, наверху, над берегом, была в основном степная, но внизу, в полосе между урезом воды и обрывом, довольно часто встречались чрезвычайно живописные лиственные, главным образом дубовые, рощи. Солнце, стоявшее в этот ранний час слева – сзади по курсу теплохода, не слепило глаза, а, напротив, позволяло рассмотреть все красоты природы при самом благоприятном освещении. Удаленность от крупных населенных пунктов, помимо плохого качества радиопередач, проявлялась также в отсутствии видимых следов человеческой жизнедеятельности. Утро было тихое и безоблачное; водная гладь напоминала зеркало. Поэтому, если не оглядываться назад, на пенистую кильватерную струю теплохода, то можно было легко представить, имея даже не слишком богатое воображение, будто ты неподвижно висишь вместе со скалами и рощами где-то между небом и его зеркальным отражением. Это создавало ощущение полета…
 – Черт возьми, спать охота – сил нет… – зевнул, переминаясь с ноги на ногу, рулевой.
 Хохлов понял – для того чтобы иметь возможность наслаждаться ощущением полета, необходимо, по меньшей мере, как следует выспаться.
 – Скоро уже… – откликнулся капитан, смотревший в бинокль куда-то влево от фарватера. – Вон, видишь сухое дерево? – спросил он рулевого, переведя взгляд на правый берег.
 – Вижу.
 – На его траверзе будем поворачивать на левый борт, приготовься.
 – Чего мне готовиться… – пробормотал оживившийся в предчувствии скорого отдыха матрос.
 – Какая здесь ширина Волги? – полюбопытствовал Хохлов.
 – Собственно говоря, здесь не Волга в строгом смысле этого слова, – ответил капитан. – Мы сейчас находимся в акватории Волгоградского водохранилища, поэтому ширина здесь довольно большая – около двадцати километров.
 – А мы сейчас куда направляемся?
 – А вон там слева виднеется группа островов… Видишь? – Капитан показал черенком трубки, куда именно нужно смотреть.
 – Вижу.
 – Вот к одному из них мы и подойдем сейчас. До них километров пять.., по прямой от фарватера.
 – А почему сразу к нему не направиться?
 А только от этого сухого дерева? Прямо ведь гораздо короче?
 Рулевой усмехнулся, а капитан пояснил:
 – Там очень мелко. У нас осадка небольшая, но подходить нужно очень осторожно и только вполне определенным образом. Иначе сядем на мель… Намучаемся тогда, будь здоров как…
 Капитан повернул какую-то ручку на пульте управления, и судно заметно сбавило ход.
 – Лево руля! – последовала его команда.
 – Есть, лево руля! – отозвался рулевой.
 – Так держать! – приказал он через некоторое время.
 – Есть, так держать!
 После того как судно прошло какую-то, одному капитану известную точку, он опять прибавил ходу.
 Минут через пятнадцать они поравнялись с маленьким, густо поросшим ивняком островом.
 Капитан опять сбавил ход и подошел к штурвалу.
 – Давай-ка я сам порулю.., от греха подальше…
 Он взял штурвал и повел теплоход по замысловатому, извилистому курсу.
 Острова пошли теперь и справа и слева. Они становились все больше, деревья на них становились все выше, а сплошная еще недавно водная гладь стала разбиваться на тенистые протоки.
 – Вот сюда мы сейчас и встанем, – капитан указал на роскошный песчаный пляж, оказавшийся неожиданно прямо по курсу судна.
 До него оставалось метров пятьдесят, когда внезапно палуба словно слегка поехала у них из-под ног, а двигатели изменили тональность своего монотонного пения.
 – А-а! Черт побери! – выругался капитан, опрометью бросаясь к пульту и выключая оба дизеля.
 – Что?.. Мель? – испуганно спросил Хохлов.
 Капитан пожал плечами:
 – Возможно.., но, боюсь, кое-что похуже… двигаемся пока…
 Действительно, теплоход медленно, но уверенно приближался к пляжу. Через несколько секунд едва слышный шорох, вызванный трением днища судна о песок, и легкий плавный толчок известили экипаж о том, что цель ночного перехода достигнута. Осталось уточнить – какой ценой.
 – А что могло быть хуже, чем мель? – поинтересовался Хохлов.
 – Хуже – если мы намотали на винты какую-нибудь дрянь вроде рыболовной сети…
 – Почему?
 – Да потому что с мели мы, с божьей помощью, а также с помощью лебедок и винтов скорее всего снимемся. А вот если вышли из строя винты, то… – капитан с сомнением покачал головой, – ни водолазов, ни тем более сухого дока у нас тут не имеется…
 – А как это выяснить?
 – Придется нырять, – флегматично пояснил капитан.
 – Понятно. Ну, спасибо, Владимир Аркадьевич, я побежал.
 – Пожалуйста, еще приходи… – пригласил капитан и выпустил очередной клуб дыма.
 Когда судно остановилось, вентиляция в рубке значительно ухудшилась, и концентрация табачного дыма стала расти с устрашающей быстротой. Хохлову ничего другого не оставалось, как спешно оттуда ретироваться. Тем более что самое интересное должно было происходить теперь в кают-компании. Приближался завтрак.




 Глава 9


 Спускаясь по трапу из ходовой рубки, Хохлов услышал визгливый голос Гершковича:
 – ..как ты смеешь так со мной поступать?!
 Ты, невежда!
 – Да что я такого сделал? – послышался в ответ обиженный бас одного из палубных матросов, который, как по мере приближения стало видно Хохлову, стоял рядом с возбужденным Гершковичем.
 – Ты провез мне по ногам своей вонючей шваброй! Я буду жаловаться капитану!
 – Я же вам русским языком сказал, посторонитесь, а вы…
 – Как ты смеешь мне указывать, что я должен делать и где стоять?! Кто ты такой?
 – А ты кто такой? – последовал классический контрвопрос начинавшего постепенно выходить из себя матроса.
 – Я заместитель директора!
 – А пошел бы ты, заместитель директора, к…
 Куда именно должен был пойти Гершкович, свернувший за угол Хохлов уже не расслышал.
 Задерживаться для этого он не счел нужным.
 Тем более что было нетрудно и догадаться.
 По мнению Хохлова, манера общения с экипажем была у Гершковича далеко не самой удачной. Особенно если учитывать значительную разницу весовых категорий матроса и заместителя директора. Однако, что касается существа спора, доктор был всецело на стороне Гершковича.
 В середине завтрака в кают-компанию вошел капитан и сел на свое место во главе стола.
 Взоры пассажиров, осведомленных Хохловым об особенностях сегодняшней швартовки, вопросительно сосредоточились на вошедшем. Тот не стал томить публику ожиданием:
 – Господа, у меня для вас пренеприятные известия.., мы намотали на винты рыболовную сеть…
 При этих словах две или три дамы слегка взвизгнули.
 – Беспокоиться нет оснований, – продолжал капитан, – винты мы очистим… Понадобится, правда, какое-то время… Возможно, придется здесь заночевать. Но я не вижу в этом особой беды! Верно, Юрий Петрович? – обратился он к Самохвалову.
 Тот пожал плечами:
 – Какая разница, этот остров или другой?
 – Верно. Запасов продовольствия у нас достаточно, чтобы просидеть здесь хоть до ледостава.., про напитки я вообще молчу…
 – А потом что?.. Выпьем на посошок, да и рванем по льду пешочком? – ехидно поинтересовался Гершкович.
 За столом раздался смех.., несколько, правда, нервный.
 – Еще раз повторяю! Беспокоиться нет никаких оснований, все будет сделано не позднее завтрашнего вечера.., наверное…
 В это время официантка поставила перед капитаном тарелку с бифштексом, и он начал есть, демонстрируя аппетит хорошо поработавшего человека.
 Воспользовавшись паузой, встал Самохвалов и объявил:
 – Через час состоится второй этап парусной гонки. Главного судью и участников прошу собраться через пять минут на корме теплохода для согласования дистанции.
 Народ, шумно двигая стульями, начал вставать из-за стола.
 В это время к Хохлову подошла Татьяна.
 – Игорь Сергеевич, можно вас на минутку?
 – Танечка, ты же знаешь, как я к тебе отношусь. Почему так мало?
 – Я не для себя, – она кокетливо улыбнулась.
 – А для кого? Что-то я не вижу на этом судне для тебя соперниц.
 – Дело не в этом.
 – А в чем?
 – Эта девушка из двадцать второй каюты… ну, внизу которая…
 – Екатерина?
 – Да.
 – Ну, что случилось? Я смотрю, ее и на завтраке не было…
 – Она заболела.
 – Что с ней?
 – Простудилась, видимо.
 – Понятно. Я сейчас к ней зайду. Это все?
 – Все.
 – Очень жаль. Вот когда ты заболеешь, я тебе все припомню…
 – Если я заболею, к врачам обращаться не стану… – пропела Татьяна, насмешливо улыбнувшись.
 У Екатерины обнаружилась сильнейшая ангина. По-видимому – результат неумеренного купания накануне.
 Снабдив ее лекарствами и инструкциями по их применению, главным пунктом которых было указание не вставать с постели, доктор поспешил на корму теплохода, где его уже ждали друзья-соперники.


* * *

 Гонка началась не через час, а несколько позже. Много времени было потрачено на выбор дистанции. В этом важном деле значительную помощь оказал Хохлов. При подходе к острову он заметил кое-какие особенности местности, которые с помощью схемы, набросанной на листе бумаги, растолковал остальным. В итоге предполагаемый маршрут представлял собой замкнутую петлю, охватывающую три близлежащих острова. Он оказался длинней вчерашнего раза в полтора.
 Выстрел импровизированного стартового пистолета был дан Гершковичем около десяти часов.
 В основном гонка проходила по тому же сценарию, что и в прошлый раз. Отличие состояло в том, что когда гонщики вышли из-за островов на открытую часть акватории, то с удивлением обнаружили, что ветер там довольно силен. Борьба с ним потребовала много сил, особенно там, где приходилось идти, лавируя против ветра.
 Как раз на этом участке Хохлов, делая поворот через фордевинд, потерял равновесие на волне, а вместе с ним и все шансы на какое-либо место, кроме последнего. Пока он влезал на доску и поднимал намокший парус, соперники ушли далеко вперед, а его, наоборот, отнесло назад. Доктора это не особенно расстроило. Он уже смирился с тем, что первого приза ему не видать, и в своих действиях руководствовался олимпийским принципом: главное – не победа, а участие.
 На этот раз обошлось без дисквалификации, и в итоге места распределились следующим образом: Андрей – первое место – четыре очка;
 Самохвалов – второе место – три очка, Солодовников – третье место – два очка и Хохлов – четвертое место – одно очко. По традиции ноль очков получал только тот, кто был дисквалифицирован или не закончил дистанцию. Таковых на этот раз, как уже было отмечено, не оказалось. Таким образом, в итоговой таблице Хохлов занимал почетное третье место, опережая Солодовникова на одно очко. Все должна была решить третья, последняя, гонка.
 На повестку дня встал вопрос: когда же именно ее проводить?


* * *

 – Чего откладывать? Давайте прямо сейчас и начнем, – предложил Андрей.
 Он был самый молодой, тренированный, и ему, видимо, не терпелось поскорее получить приз.
 – Нет! – взмолился Хохлов. – Нужно передохнуть. Я что-то притомился. Куда торопиться?
 Нам еще неизвестно, сколько здесь загорать придется.
 – Мне все равно, – заявил главный судья, – из пистолета я могу пальнуть в любое время.
 – А, кстати, сколько сейчас времени? – поинтересовался Самохвалов.
 – Без четверти двенадцать, – ответил Гершкович, посмотрев на часы.
 – Нет, – решительно поддержал доктора Самохвалов, – сейчас, конечно, начинать гонку нельзя. Нужно передохнуть минут хотя бы сорок-пятьдесят…
 – Часок, не меньше… – вставил Хохлов.
 – Ну, пусть часок, это не принципиально.
 В любом случае мы опоздаем на обед, а это некрасиво…
 – И рискованно, можно остаться без обеда… капитан – мужик крутой… – флегматично вставил Солодовников.
 – Короче говоря, – подвел Самохвалов итог дискуссии, – продолжим после обеда. Когда – уточним. Доски пусть здесь лежат.
 С этими словами он встал и направился к трапу, спущенному с носа теплохода прямо на пляжный песок.
 Андрей вздохнул и лег на спасательный жилет, подставив солнечным лучам и без того загорелую спину.
 Солодовников, снимая свой жилет, кого-то искал глазами на берегу.
 Хохлов решил, пока есть время, поинтересоваться ходом ремонтных работ.
 Остальная почтенная публика развлекалась в соответствии с собственными представлениями о способах коротания досуга. Впрочем, основная ее часть просто гуляла по острову, любуясь его ландшафтом. И он того, несомненно, заслуживал.


* * *

 Остров имел форму почти правильного эллипса размером километр на полтора. Его северо-западный берег, к которому столь неудачно пришвартовался теплоход «Пионер», представлял собой золотистый песчаный пляж, круто уходивший в темную и глубокую в этом месте волжскую воду.
 Когда-то, много лет тому назад, до того еще, как была построена плотина Волгоградской ГЭС и образовалось это обширное, застойное водохранилище, остров был частью крутого берега безымянной речушки, с огромным трудом пробивавшейся к Волге через засушливые заволжские степи. Именно по ее старому руслу и сумел многоопытный капитан Зелепукин приблизиться к заветному пляжу, минуя коварные мели. Однако это же самое старое русло прельстило и неизвестных браконьеров поставить именно в этом месте рыболовную сеть, столь некстати намотавшуюся на винты теплохода.
 Берега этой безымянной и не существующей теперь речушки были покрыты редким в этих местах лесом. Этот лес успешно сохранился, и поэтому остров представлял собой большую дубовую рощу. Этим он выгодно отличался от своих соседей-нуворишей, чья растительность появилась в гораздо более поздние, водохранилищные времена и состояла главным образом из чахлого, увешанного мхом и паутиной частого осинника – рая для комаров и слепней.
 На острове высокие дубы с мощными кронами, перекрывая солнечный свет, не дали возможности укорениться плебеям-пришельцам.
 Исключение составляли только густо покрытые ягодами заросли малины, ежевики, земляники и шиповника, заполнившие немногочисленные солнечные поляны.
 – Даже в эту не самую урожайную пору остров изобиловал грибами – главным образом белыми и подберезовиками. Поневоле большинство пассажиров теплохода ударились в грибную охоту. Не забывали они, впрочем, и про душистые лесные ягоды.
 Словом, любителю природы скучать на острове не приходилось.




 Глава 10


 На корме теплохода Хохлов обнаружил трех человек: капитана, моториста и матроса по имени Паша, с которым познакомился в момент прибытия на борт судна. Очевидно, решил он, это и есть вся ремонтная бригада. И ошибся. Едва он успел поздороваться, как за кормой раздалось громкое фырканье, и вскоре над ограждением появилась голова в маске для ныряния и с дыхательной трубкой во рту. Когда ныряльщик вылез на палубу и снял маску, Хохлов узнал в нем рулевого, Дмитрия, который стоял сегодня утром вахту с капитаном.
 – Ну, что? – спросил его капитан.
 – Перерубил, – коротко бросил тот, тяжело дыша.
 – Молодец. Теперь ты, Павел, – капитан повернулся к матросу.
 – Понял уже… – Павел взял маску с трубкой у своего товарища и по шторм-трапу стал спускаться за корму.
 В это время мимо кормы, метрах в десяти слева направо, прошла парусная доска, на которой, красиво откинувшись, чтобы уравновесить наполненный свежим ветром парус, стоял Андрей. Поравнявшись с кормой, он приветливо помахал рукой. Хохлов помахал в ответ. Капитан проводил его равнодушным взглядом.
 – Ну, что, – спросил Хохлов капитана, – как дела?
 – Как сажа бела, – буркнул капитан.
 Хохлов понял, что тот в данный момент не в духе и не желает общаться с праздношатающимися пассажирами, мешающими экипажу работать.
 – Медицинская помощь не требуется? – озабоченным тоном уточнил Хохлов.
 Этим ловким ходом он давал понять капитану и всей бригаде, что его любопытство отнюдь не праздное и он тоже находится при исполнении служебных обязанностей и что, наконец, глупо портить отношения с человеком, помощь которого может в любой момент понадобиться.
 Все под богом ходим.
 – Нет, слава богу, все здоровы, – нехотя ответил капитан.
 – Все-таки долго нырять я вам не советую…
 – Ну уж как получится. Не зимовать же здесь, действительно?
 – А вызвать помощь разве нельзя? В крайнем случае.
 – Да ты представляешь, сколько это будет стоить? – гневно воскликнул капитан.
 – Не очень… – честно признался Хохлов.
 – Мы столько за два таких рейса не заработаем!
 – Да-а.., прилично…
 – Это во-первых.
 – А во-вторых?
 – А во-вторых, связи нет.
 – Как нет?! Вот это сюрприз? А почему?
 – Рация у нас слабенькая, мы ведь не океаны бороздим по дуге большого круга.., а тут как раз такое место, что и далеко от портовых городов и местность как-то экранирует… В общем – мы их слышим, они нас – нет.
 – И как же быть?
 – Нырять, – коротко и убежденно ответил капитан.
 – Так все-таки что там с винтами?
 – Сеть намотали, я же говорил.
 – И много?
 – Здоровая, сволочь, попалась.., да если бы только это…
 – А еще-то что?
 – К этой сети был трос металлический каким-то образом присобачен.
 – И он тоже намотался?
 – То-то и оно.., теперь приходится трос по одному витку зубилом рубить, а потом сеть ножом обрезать.., короче говоря, ты такие конфеты ел: грильяж в шоколаде?
 – Это где внутри что-то жесткое грызть надо?
 – Вот-вот.., мы и грызем…
 – Да-а.., не повезло…
 – Боюсь еще, что один винт этим тросом поврежден. – Капитан продолжал, один раз начав, делиться бедами по полной программе.
 – И что же будет, если поврежден?
 – До ближайшего сухого дока мы и на одном дочапаем, а уж там…
 – Круиз придется заканчивать. Так? – догадался Хохлов.
 Капитан угрюмо кивнул головой. Все это грозило серьезными финансовыми неприятностями с непредсказуемыми для него лично последствиями.
 – Как бы мне не пришлось после этого рейса подыскивать себе другую работу, – грустно вздохнув, констатировал он.
 – Да вы разве в чем-нибудь виноваты? – возмутился Хохлов.
 – Дело не в этом.., виноват – не виноват… хотя – это тоже как взглянуть.., но это ладно.., а вот потребует Самохвалов вернуть деньги за круиз, да за ремонт еще придется заплатить.., и все, вылетим мы в трубу, как стая напильников…
 – Может, еще и обойдется. Чего заранее убиваться? – попытался Хохлов утешить капитана.
 В это время на палубу вернулся Дмитрий:
 – Все, – отдышавшись, объявил он, – что мог – обрезал. Дальше опять трос пошел.., рубить надо…
 Капитан взглянул на часы.
 – Ладно, ребята. Давайте заканчивать.., перерыв на обед. Ты, Дмитрий, инструменты достань с магнитом.., пусть пока на палубе полежат… подсохнут…
 Смысл последней фразы капитана Хохлов понял, когда Дмитрий грохнул на палубу кучу железа. Там находился мощный магнит в форме полого цилиндра. Ныряльщики прикрепляли его к обшивке судна в удобном месте, а к магниту, в свою очередь, крепили инструменты: ножи, зубила, молотки и т, п., используя его, таким образом, в качестве своеобразной полки. Кроме того, как пояснил рулевой, в случае утопления инструмента, что случалось не так уж редко, привязанный к бечевке магнит служил прекрасным средством для его извлечения со дна реки.
 – Ну что, доктор.., пойдем выпьем перед обедом? – предложил капитан.
 – С удовольствием, – согласился Хохлов, пробуя пальцем один из кухонных ножей, используемый для очистки винта от сети. Он был острый как бритва.
 После обеда должна была состояться третья гонка, но если руководствоваться олимпийским принципом, то немного выпивки перед обедом помешать никак не могло. Скорее даже наоборот.


* * *

 – Вот такая жизнь подлая штука, – философствовал капитан, сидя у стойки бара с бокалом коньяка в руке, – особенно в наше время.
 Никогда нельзя ни в чем быть уверенным. Сегодня ты, к примеру, бизнесмен, а назавтра, глядь, бомж безработный.., разыскиваемый милицией.., или вот меня взять.., сегодня я капитан, а завтра?.. Что я буду делать, если прогорит это наше предприятие с арендой судна? А все к этому идет…
 – Да подождите вы.., еще ведь ничего не ясно, – неуверенно продолжал Хохлов успокаивать приунывшего собеседника.
 – ..Я ведь ничего больше и не умею, – продолжал капитан, не обращая на слова Хохлова никакого внимания, – придется на кого-нибудь переучиваться… Вот ты, доктор, – внезапно оживился он, – что бы ты, к примеру, стал делать, если бы потерял работу?
 – Ну, со мной как раз все ясно.
 – Что ясно?
 – Я ведь по совместительству работаю в частно-розыскном бюро.
 – Сыщиком?
 – Вроде этого…
 – Ну-у! – удивился капитан. – Что-то на тебя не похоже.
 – Не верите? – обиделся Хохлов.
 – Не то чтобы не верю.., нет. Но сомневаюсь… – дипломатично возразил капитан.
 Хохлов полез в задний карман джинсов и достал оттуда свое удостоверение-лицензию:
 – Вот, посмотрите, если не верите.
 – Да верю я, верю, – подтвердил капитан, но тем не менее охотно взял документ и с интересом стал его изучать.
 – Да-а… Ты малый не промах, я это сразу заметил, – уважительно сказал капитан, возвращая удостоверение владельцу. – Может, и мне в сыщики, в случае чего, податься? А? Ты как считаешь?
 – Вряд ли вам это подойдет.
 – Почему? – обиделся капитан.
 – С маскировкой у вас будут сложности, – сказал Хохлов, кивнув на погасшую трубку в руке собеседника.
 – Верно, – вздохнул тот и стал спускаться с табурета, – есть у меня такая слабость. Пойду, кстати, покурю на палубе, чтобы не дымить в кают-компании.
 Хохлов одобрительно кивнул головой, ценя деликатность капитана, и продолжал допивать свой коньяк. До обеда оставалось еще минут двадцать.
 В широкое окно-иллюминатор кают-компании Хохлов увидел, как по трапу поднимается Нина Самохвалова в одном купальнике. Это было зрелище, достойное внимания. Ее красота могла сравниться только с ее же замкнутостью.
 Хохлов подумал, что за все время путешествия не услышал от нее и десятка слов. Он знал от Солодовникова, который, кстати, неохотно отвечал на его расспросы о ней, что детей у них с мужем нет, хотя женаты они уже три года…
 Едва он об этом подумал, как на трапе появился легкий на помине Солодовников. Он тоже спешил на обед.
 Поискав глазами капитана, Хохлов увидел его через иллюминатор кают-компании у ограждения левого борта. За ним, сквозь облако табачного дыма, он заметил парус Андрея, скользивший по водной поверхности. Его самого не было видно, он был скрыт парусом.
 Сонную предобеденную атмосферу теплохода взорвал душераздирающий женский вопль.
 От неожиданности Хохлов уронил пустой бокал на ковер кают-компании.
 Крик на мгновение умолк, но только на мгновение. Не более чем на время, необходимое, чтобы набрать в легкие побольше воздуха. Второй вопль застал Хохлова бегущим в направлении источника крика. А доносился он из коридора верхнего яруса пассажирских кают. Одним концом этот коридор упирался в дверь кают-компании, а другим – в перпендикулярный оси судна проход, служащий для входа-выхода. Крик слышался из распахнутой настежь двери каюты Самохваловых. Пробегая по коридору, Хохлов увидел, что на его противоположном конце появился Солодовников. К открытой двери они подбежали вместе.
 Нина кричала, сжав ладонями виски…
 Ее муж сидел, откинувшись на спинку кресла вполоборота к входной двери. Глаза его были открыты, но безжизненны. На лбу виднелось маленькое темное пятнышко с ровными контрастными краями. Хохлов сразу понял, что он мертв, но тем не менее подошел и дотронулся пальцем до его сонной артерии. Пульса не было.




 Глава 11


 – Нина! Что случилось?! – спросил Солодовников, взяв ее за голые плечи.
 Если Хохлов первым делом бросился к покойнику, то Солодовников поспешил позаботиться о его жене, впрочем, теперь уже вдове.
 Возможно, такое разделение функций произошло вследствие естественного проявления их профессиональных навыков.
 – Не знаю, – в ужасе ответила Нина. – Я вошла.., а он вот так сидит.., мертвый…
 Проем открытой двери быстро заполнялся головами любопытствующих.
 – Прошу никого сюда не входить и срочно вызвать капитана! – приказал Хохлов.
 – Да! – подтвердил Солодовников, отходя от замолчавшей вдовы.
 – Нам всем тоже необходимо, ничего не трогая, отсюда выйти.
 – Да, – опять подтвердил Солодовников.
 – Но я ведь должна одеться? – спросила Нина дрожащим голосом.
 – Конечно, – опять согласился начальник охраны, вопросительно посмотрев на Хохлова.
 – Возьми то, что тебе сейчас необходимо.
 Только осторожно, не приближаясь к телу и ни на что не наступая… Оденешься где-нибудь в другой каюте…
 – Можно в моей.., пока, – быстро предложил Солодовников.
 Нина благодарно кивнула головой.
 – ..а эту мы пока закроем, – закончил Хохлов.
 Нина осторожно, вдоль стенки подошла к стенному шкафу и достала оттуда кое-что из одежды, положив ее в найденный здесь же большой полиэтиленовый пакет. Затем все вышли в коридор. Хохлов, покинувший каюту последним, закрыл за собой дверь.
 В это время подошел капитан:
 – Что случилось?!
 – Самохвалов убит, – коротко ответил Хохлов.
 – Кем?!! – взревел капитан.
 Хохлов пожал плечами и, повернувшись к собравшейся в коридоре толпе, спросил:
 – Ну, кто его убил?.. Поднимите, пожалуйста, руку… Молчат… – констатировал он через несколько секунд для капитана.
 – Что же делать? – растерянно и уже менее напористо спросил тот.
 Хохлов вторично пожал плечами:
 – Это вам решать. По закону вы на судне верховная государственная власть.
 – Ты человек в этих делах опытный.., посоветуй.
 – Милицию мы, насколько я понимаю, вызвать сюда не можем.
 – Никоим образом, – подтвердил капитан.
 – ..Сами к ней тоже отправиться не имеем возможности…
 – Только не сегодня, ты же знаешь.
 – Значит, необходимо провести предварительное расследование.., пока нужно сохранить картину места преступления.
 – А что нам помешает ее сохранить?
 – Жара, – коротко ответил Хохлов. – С покойником очень скоро что-то придется делать… не оставлять же его в кресле…
 – А что с ним прикажешь делать?
 – Не знаю.., ну, есть же у вас холодильники…
 – Они у нас не для этого предназначены, – угрюмо возразил капитан.
 – Я понимаю… Но что делать?
 – Надо подумать… – Капитан был озадачен. , – Подумайте, пока есть время.
 – Хорошо. Но кто будет проводить расследование?
 – Тот, кому вы это поручите.
 – Вот я тебе и поручаю, – уверенно заявил капитан, – ты же у нас сыщик.
 – Сделайте официальное заявление.
 – Товарищи! – старомодно обратился капитан к толпе, включавшей в себя к этому времени всех без исключения обитателей теплохода. – На судне произошло убийство. Данной мне законом властью я поручаю провести расследование этого злодеяния нашему доктору, Хохлову Игорю Сергеевичу. Вы его знаете. Вот он стоит рядом со мной. Прошу всех присутствующих выполнять все его распоряжения, касающиеся данного расследования. Я подготовлю письменно соответствующий приказ… Все? – повернулся он к Хохлову.
 – Вроде все.
 – Тогда приступай.
 – Господа, у кого есть фотоаппарат со вспышкой? – напрягая голос, чтобы перекричать возбужденно гудящую толпу, спросил Хохлов.
 – У меня есть, чего орешь, – спокойно ответил стоявший рядом с ним Солодовников.
 – Да? Ну и хорошо. Тащи сюда.
 – Нина, пойдем я тебя провожу.., я возьму фотоаппарат, а ты останешься переодеться…
 Они ушли, проталкиваясь сквозь толпу.
 – Господа, прошу разойтись! – снова закричал Хохлов. – Идите обедать! А то остынет…
 Толпа стала медленно расходиться.
 Хохлов снова вошел в каюту. Это была каюта люкс, вдвое большая по площади, чем его собственная. Соответственно она была лучше меблирована. В частности, кроме стульев, в ней стояли два легких кресла, в одном из которых и был убит Самохвалов.
 Хохлов подошел к стенному шкафу и достал из него замеченную ранее стопку полиэтиленовых пакетов разного размера. Надев один из пакетов на руку, как варежку, он поднял лежавший у ног покойника предмет, напоминавший авторучку. Беглый осмотр показал, что это не авторучка, а устройство для стрельбы малокалиберными патронами. По форме оно действительно напоминало большую металлическую хромированную авторучку. Более того, помимо стрельбы, ею на самом деле можно было писать.
 Открыв затвор, Хохлов обнаружил, что внутри имеется стреляная гильза. Понюхав, он ощутил резкий запах только что сгоревшего нитропороха.
 Открыв дверь санузла, Хохлов обнаружил там не просто душ, как у него в каюте, а еще и большую ванну.
 В этот момент открылась дверь, и на пороге появился Солодовников с фотоаппаратом в руках.
 Хохлов положил авторучку на то место, где ее нашел, и сказал:
 – Щелкни это все с нескольких сторон. Сможешь?
 – Почему нет? Запросто. А что это ты положил?
 – А это, как я полагаю, как раз та самая штука, из которой его застрелили.
 Понимающе кивнув головой, Солодовников стал фотографировать. Хохлов при этом подсказывал, что именно нужно снимать.
 – Что теперь? – спросил Солодовников, когда съемка была закончена.
 Хохлов снова поднял авторучку и, завернув ее в пакет, сунул в карман джинсов.
 – А теперь пошли обедать.




 Глава 12


 Обед проходил в мрачной, молчаливой обстановке. И немудрено. Постепенно до всех дошла мысль, что между ними сидит и спокойно обедает убийца.
 Нина Самохвалова на обед не пришла.
 Солодовников и Хохлов, последними начавшие трапезу, последними ее и закончили.
 – А что имел в виду капитан, когда сказал, что ты – сыщик? – спросил наконец Солодовников.
 – Я ему сказал, и это чистая правда, что работаю по совместительству в частно-розыскном бюро.., только и всего.
 – А-а, – вяло отреагировал Солодовников. – Ну, и что дальше будем делать, сыщик?
 – Пойдем в мою каюту, там обсудим.
 Жара усиливалась.
 Войдя в свою каюту, Хохлов снял рубашку и нажал на кнопку. Солодовников плюхнулся на жалобно заскрипевший диван.
 Когда Татьяна открыла дверь. Хохлов попросил:
 – Танечка, ты не могла бы принести нам бумагу…
 – Бумагу? – непонимающе переспросила она.
 – Ну да. Бумагу.
 – Туалетную?
 – Почему туалетную? Обычную писчую бумагу.., ручка у меня, кажется, есть… – он заглянул в свою сумку. – Да, ручка есть.
 – Я не знаю.., надо поискать.., и много?
 – Нет, немного. Я думаю, листов десять должно хватить…
 – Это все?
 – Все, пожалуй…
 – Пива прихвати, пожалуйста, – вставил Солодовников. – Похолодней.
 Когда Татьяна вышла, он спросил:
 – Зачем тебе бумага понадобилась?
 – Я собираюсь порасспросить народ.., кто что видел. Может быть, придется кое-что записать для памяти.
 – А-а, понятно.
 – Кстати, как ты думаешь, у кого из здесь присутствующих имелись мотивы убить Самохвалова?
 Солодовников пожал плечами:
 – Трудно сказать.., он был, конечно, не подарок.., сам видел.., но чтобы убивать… Для этого нужны серьезные причины.
 – Ну, это довольно относительно. То, что тебе кажется пустяком, другому жить не дает.
 – Это верно… А женщина, по-твоему, могла это сделать?
 – А почему нет? – Хохлов достал из кармана стреляющую авторучку, упакованную в прозрачный полиэтиленовый пакет. – Из этой штуки мог выстрелить и ребенок. А что? У тебя есть кто-то из женщин на примете?
 – Как тебе сказать… – замялся Солодовников.
 – Да уж как-нибудь попробуй.
 – Точно я ничего не знаю, но как-то раз, дня три назад, я случайно услышал, как Самохвалов жутко орал на Ольгу Петровну.
 – На бухгалтера?
 – Ну да. Насколько я понял, он был недоволен тем, как она провела какую-то сделку.., в общем, он на налогах из-за этого потерял шестьдесят «лимонов»…
 В этот момент дверь открылась, и на пороге появилась Татьяна с подносом в руках. Поставив на стол пиво и два стакана, она сказала:
 – Бумаги пока нет. Ее Полина ищет. А пива я принесла, чтобы вам не скучно было ждать.
 – Молодец, – похвалил ее Солодовников, – открывай.
 – Слушай, Татьяна, – спросил Хохлов, показав пальцем на лежащий рядом с пивом пакет, – ты вот эту авторучку не видела раньше?
 У кого-нибудь?
 Открывая бутылки, она покосилась на нее и отрицательно покачала головой:
 – Нет, не видела.
 – А что ты перед обедом делала?
 – Мы с Полиной на пляже загорали.
 – С какого времени?
 – Не помню точно… Мы пришли, когда у вас гонка заканчивалась.
 – А ушли?
 – Примерно за час до обеда, стол накрывать.
 – Вы все время вдвоем были?
 – На пляже все время, а уж здесь…
 – А здесь ты ничего подозрительного не видела?
 – Чего это, например?
 – Ну, не выходил ли кто-нибудь из каюты Самохваловых? Или, может, входил?
 – Нет, не видела.
 – Выстрела не слышала?
 – Ничего похожего.
 – Хорошо. Пусть Полина, когда бумагу найдет, сама ее принесет.
 – Ладно.
 – Так что там у них с Ольгой Петровной произошло? – спросил Хохлов, когда за Татьяной захлопнулась дверь.
 – В общем, он сказал, что она должна вернуть ему эти бабки, что он не намерен из-за ее болезненной честности терпеть убытки.
 – А она что?
 – Она сказала, что делала все по закону, что денег у нее таких нет. Тогда он стал орать, что ему наплевать на законы. Продавай, говорит, свою квартиру или что угодно и рассчитывайся с ним по-хорошему, иначе он ее поставит на счетчик, и с ней будут по-другому разбираться.
 – Интересно. И как ты думаешь, он мог исполнить свою угрозу?
 – Вполне, – уверенно ответил Солодовников, принимаясь за пиво.
 Хохлов, задумчиво глядя в иллюминатор, последовал его примеру.
 – Ладно, – сказал, поднимаясь с дивана, Солодовников, когда с пивом было покончено, – пойду поговорю с капитаном. Что-то надо делать с покойником.
 – Да-а, жарища несусветная… Слушай, пришли мне Ольгу Петровну. Хочу с ней поговорить.
 – Ладно.
 В дверях Солодовников чуть не столкнулся с Полиной, державшей в руках стопку бумаги.




 Глава 13


 – Здрассти, – испуганно поздоровалась Полина, остановившись у порога.
 – Здравствуй, конечно, только мы сегодня сто раз уже виделись.
 Кивнув головой в знак согласия, она растерянно улыбнулась.
 – Ну, давай, – сказал Хохлов после секундной паузы.
 – Чего?
 – Бумагу, говорю, давай.
 – А-а, пожалуйста, – вспомнила она цель своего визита и положила бумагу на стол перед Хохловым.
 – Спасибо. Ты чего такая испуганная?
 – Не каждый день на теплоходе людей убивают.
 – Это верно. Слушай, после того как вы с Татьяной вернулись с пляжа на судно, ты не видела, случайно, как кто-то входил или выходил из каюты Самохваловых? Ты ведь, накрывая на стол, все время ходила по коридору туда-сюда.
 Она испуганно затрясла головой:
 – Нет, нет! Ничего не видела! Ничего!
 – А выстрел не слышала?
 – Нет! И не слышала ничего!
 – Ты могла не понять, что это выстрел. Он не был слишком громким.., так, сильный хлопок. Как будто кто-то уронил на пол, например, толстую книгу.
 – Нет! Ничего такого не слышала.
 – Ну ладно. Слушай, Полина, а эту авторучку ты ни у кого не видела?
 Полина серьезно, наморщив лоб, стала разглядывать авторучку сквозь прозрачную пленку.
 Продолжалось это довольно долго. И, как показалось Хохлову, тень сомнения мелькнула на ее лице.
 – Нет, не помню, – наконец ответила она.
 – Что именно ты не помнишь?
 – Ничего не помню.
 – Нет, ты подожди, это очень важно. Ты не помнишь, у кого ты ее видела? Или не помнишь, видела ли вообще?
 – Не помню, чтобы видела.., хотя… Нет, не помню.
 – Ты подумай, – разочарованно предложил Хохлов, пряча авторучку в ящик стола. – Если вспомнишь, сразу скажи мне. О нашем разговоре никому не говори. Понятно?
 Полина энергично кивнула головой.
 – Ладно, иди. Вспоминай про авторучку.
 Это очень-очень важно.


* * *

 Ольга Петровна постучала в дверь каюты минуты через две после ухода Полины.
 – Войдите, – крикнул Хохлов.
 – Мне передали, что вы хотели меня видеть…
 – Да, да, Ольга Петровна, проходите, садитесь. Я хочу задать вам несколько вопросов.
 – Пожалуйста, буду рада вам помочь.
 – Спасибо. Итак, Ольга Петровна, как вы думаете, имел ли кто-то из сотрудников вашей фирмы основания для того, чтобы убить Самохвалова?
 – Право, не знаю… – заколебалась Ольга Петровна. – Конфликты, конечно, бывали, но… чтобы убить.., я просто боюсь ввести вас в заблуждение.., нет, ничего не могу об этом сказать.
 – Вот вы сказали конфликты.., пример какой-нибудь можете привести?
 – Я боюсь.., боюсь наговорить на человека.
 – Ольга Петровна, – внушительно произнес Хохлов, – я вам обещаю, даю слово, клянусь, наконец, что никогда, ни при каких обстоятельствах не буду ссылаться на вас. Поймите, среди нас убийца. И неизвестно, какими он руководствуется мотивами. И не убьет ли он еще кого-нибудь. Я, прежде всего, сам должен в этом разобраться. Так что эта информация для внутреннего, так сказать, потребления.
 – Ну.., если вы обещаете никому… – Ольга Петровна застенчиво мяла в руках кружевной платочек.
 – Обещаю.
 – Я знаю.., случайно.., что Ирина Ларина, наш экономист… Да вы ее знаете…
 – Конечно, знаю.
 – Она сама мне как-то рассказала.., что… что… – она, покраснев, в смущении замолчала.
 – Что рассказала, Ольга Петровна?
 – Нет, я не могу так. Мне человек доверился, а я…
 – Поймите. Это не пустые сплетни. Речь идет о жизни и смерти.
 – Хорошо, – решилась наконец Ольга Петровна, словно бросившись в воду. – В общем, Юрий Петрович вынуждал ее к сожительству…
 Ну, вы меня понимаете?
 – Кажется, да. Вы имеете в виду сексуальную связь?
 – Именно.
 – Против ее воли?
 – В этом-то и дело.
 – Каким образом?
 – Что каким образом? Вы имеете в виду детали?.. Технические, так сказать?..
 – Нет. Я имею в виду, каким образом он ее принуждал? Что было средством давления?
 – А-а! Ну, это просто… Ирина – мать-одиночка. У нее сын семи лет.., муж.., я имею в виду отца ее ребенка, давно, еще до его рождения исчез. Ее родители умерли.., в общем, она вынуждена держаться за эту работу… Платят ей неплохо, а другую найти сейчас очень трудно.., практически невозможно, вы же знаете.
 – Я понимаю. Так что, она.., э-э.., ну, он добился своего?
 – Да.
 – И как она к этому относилась?
 – Она его просто ненавидела.
 – Вот как?
 – Да. Но я уверена, что она не могла решиться.., на убийство.., я уверена.
 – Хорошо. А что-нибудь еще вам известно?
 – Больше, кажется, ничего, что заслуживало бы вашего внимания.
 – А вы сами с ним не конфликтовали?
 – Нет, – совершенно спокойно ответила Ольга Петровна, глядя прямо в глаза Хохлову, – мы с ним прекрасно ладили. Хотя он мог быть несколько.., как бы это сказать.., грубоватым иногда.
 – Понятно. А где вы были сегодня перед обедом?
 – Все утро я читала у себя в каюте. Дело в том, что вчера я несколько перегрелась на солнце…
 – Понимаю. Я видел, как вы вчера задремали в шезлонге, хотел вас предупредить, чем это чревато, но не решился…
 – И напрасно. Но ничего страшного не произошло. В крайнем случае, слегка облезет кожа.
 – Да… Ну ладно, не буду вас больше задерживать.
 – Я могу идти?
 – Конечно. Попросите, пожалуйста, если вам не трудно, Гершковича зайти ко мне.
 – Конечно, конечно.
 – Спасибо. Да, чуть не забыл. Вот эту авторучку вы ни у кого не видели раньше?
 – Нет, не видела, – едва взглянув на пакет, ответила она так же уверенно, как чуть раньше на вопрос о конфликтах с Самохваловым.




 Глава 14


 Гершкович распахнул дверь так, будто намеревался сорвать ее с петель. Убедившись, что это ему не удалось, он захлопнул ее с таким грохотом, будто давал старт очередной парусной гонке. Усевшись на стул, он визгливо прокричал:
 – Какого черта вы затеваете? Это что? Допрос? Как вы смеете?
 – Чего вы опять раскипятились?
 – Не смейте со мной так разговаривать!
 Мальчишка! Сопляк!..
 – Стойте, стойте. Угомонитесь… Не хотите со мной разговаривать – не надо… Я так и скажу…
 – Кому это, позвольте вас спросить?
 – Капитану, а потом милиции.., пусть они с вами разбираются. Им вы и объясните, чем это я так плох для вас.
 На лице Гершковича отразилась напряженная работа мысли.
 – Я не отказываюсь с вами разговаривать.
 С чего вы это взяли? – несколько менее агрессивно возразил он.
 – Видимо, мне это просто показалось, – предположил Хохлов. – От жары, наверное…
 – Наверное, – снисходительно согласился Гершкович, – бывает…
 – Тогда ответьте мне, пожалуйста, на несколько вопросов.
 – Попробую.
 – Что вы делали с момента окончания гонок до обеда?
 – Сначала я погулял по острову…
 – Один?
 – Не вижу на этом судне человека, от совместной прогулки с которым я получил бы хоть малейшее удовольствие, – язвительно ответил Гершкович.
 – Странно…
 – Что именно?
 – Зачем тогда вы вообще поехали в этот круиз, если ваши спутники вам так неприятны?
 Видно было, что этот простой вопрос застал Гершковича врасплох. И его ответ трудно было причислить к категории находчивых.
 – Не ваше дело, – запальчиво выкрикнул он и мрачно замолчал, поняв, очевидно, что сморозил глупость. – Во всяком случае, не затем, чтобы убивать этого… Самохвалова, – добавил он после небольшой паузы.
 – Придется сделать вид, что я вам поверил…
 Хорошо. Что же вы делали потом?
 – Погулял я с час примерно, а потом вернулся к себе в каюту. Все.
 – Во время прогулки вы кого-нибудь видели?
 – Да.
 – Кого?
 – Виктора Солодовникова с… – он замолчал.
 – С кем?
 – С Ниной.
 – Вы уверены?
 – Я еще в здравом уме, слава богу.
 – Что они делали?
 – Стояли.., разговаривали…
 – Они вас видели?
 – Нет, не думаю. Они были слишком увлечены беседой. А я отошел в сторону.
 – Вы что-нибудь знаете о конфликтах Самохвалова с сотрудниками фирмы?
 – Ничего серьезного. Он был вежливый, доброжелательный и чуткий руководитель.
 Его саркастическая улыбка несколько противоречила смыслу произносимых им слов.
 – Значит, ничего подозрительного вы не видели?
 – Нет.
 – Не видели, чтобы кто-нибудь входил в это время в каюту Самохвалова или выходил из нее?
 – Я же вам русским языком говорю: нет, нет и нет!
 – Вот эту авторучку вы у кого-нибудь видели?
 Гершкович, пренебрежительно взглянув на пакет, уверенно ответил:
 – Еще раз нет.
 – Хорошо. Можете идти.
 – Значит, я свободен?! – ернически ухмыляясь, спросил он.
 – Абсолютно.
 – Большое спасибо, как это любезно с вашей стороны. Я просто не могу поверить своему счастью.
 Хохлов ощутил неодолимое желание запустить в него бутылкой из-под пива. Однако Гершкович вовремя вышел из каюты, на прощание еще раз демонстративно громыхнув ни в чем не повинной дверью.


* * *

 После ухода Гершковича Хохлов задумчиво сидел над первозданно чистым листом бумаги.
 Писать было нечего. Он нарисовал несколько чертиков и один кораблик.
 Внезапно дверь каюты открылась, и в образовавшуюся щель просунулась голова Солодовникова.
 – Ты один? – удивленно спросила голова.
 – Один, – буркнул Хохлов, – заходи. Или в коридоре прохладней?
 – Так же, – ответил тот, плюхнувшись на свое привычное место на диване.
 – Вы с Гершковичем скоро мне всю каюту разломаете, – проворчал Хохлов.
 – Что, ты с ним уже побеседовал?
 – Имел такое удовольствие.
 – То-то я смотрю, ты сейчас кусаться начнешь.
 – Да, в данный момент выбираю на тебе местечко поаппетитней.
 – Он вообще-то мужик неплохой, но я-язва…
 – Прободная, – добавил Хохлов.
 – Да уж… Я что, собственно, пришел-то…
 Капитан просил сообщить, что покойника мы убираем. Ты как? Не против?
 – Нет, не против. А что вы с ним решили делать?
 – Положим в ванну в его каюте и засыплем льдом.
 – А льда хватит?
 – Должно хватить. Холодильные установки у них мощные…
 – Ну, давайте…
 – Тогда я пошел.
 – Может, еще по бутылочке пивка?
 – Попозже.., нужно с покойником закончить.., уж тогда…
 – Ладно. Зайдешь?
 – Обязательно.
 – Да, кстати. Ты до обеда сегодня где был?
 – Да так.., на пляже полежал.., по острову побродил…
 – Один?
 – Один, – уверенно ответил Солодовников. – А вернулся я, когда…
 – Я видел, когда ты вернулся, – махнул рукой Хохлов. – Ладно, пришли ко мне Андрея.
 Он тебе не нужен?
 – Пришлю.., обойдемся…




 Глава 15


 Андрей вошел, предварительно постучав в дверь.
 – Разрешите?
 – Да, входи, присаживайся.
 – Спасибо.
 Андрей сел на стул, с любопытством покосившись на пакет с авторучкой.
 – Видел раньше эту штуку? – спросил Хохлов, заметив его взгляд.
 – Эту – нет, – покачал головой Андрей, – но подобные вещи приходилось. Это из нее… шефа.., убили?
 – Да, из нее.
 – А в пакет ее зачем? Чтобы сохранить отпечатки пальцев?
 – Да, если они там есть.
 – Понятно…
 – Собственно говоря, мне тебя больше и спрашивать не о чем. До обеда ты лежал на пляже, потом плавал на доске.., я сам тебя видел.
 И вернулся на судно позже всех.., так?
 – Вроде все так.
 – И ничего подозрительного ты, конечно, не видел?
 – Где?
 – Где-нибудь.
 – На теплоходе я не был, а на воде что я увижу подозрительного?
 – Верно, конечно, – поморщился Хохлов, – это я так.., на всякий случай спросил.
 Он задумался. Спрашивать его вроде бы действительно было не о чем…
 – Мне можно идти? – наконец нетерпеливо спросил Андрей.
 – Конечно, иди.., помоги там…
 – Конечно. Я сейчас как раз сигнализацию ремонтировал.
 – Какую сигнализацию?
 – Ну, с помощью которой горничную вызывают в каюты.
 – А что с ней стряслось? – заинтересовался Хохлов.
 Он еще не лишился надежды однажды, нажав на заветную кнопку, получить от Татьяны нечто большее, чем бутылку холодного пива… хотя, на худой конец, и это неплохо.., в такую-то жару…
 – Пока не знаю, но что-то она не работает.
 – А ты в этом разбираешься?
 – Немного, я в армии имел некоторое отношение к связи.
 – А-а… Ну, давай, ремонтируй…


* * *

 Солодовников вернулся с двумя запотевшими бутылками пива.
 – О-о, это кстати, – оживился Хохлов.
 – Договор дороже денег, – наставительно произнес Солодовников, доставая из кармана перочинный нож с открывалкой. – Как успехи в расследовании? Что заносишь в протокол? – Он кивнул на листок, лежащий перед Хохловым.
 Тот молча показал ему свои живописные упражнения. Солодовников сдержанно хихикнул.
 – Ну как там? Устроили покойника? – спросил его Хохлов.
 – Да. Думаю, с его стороны претензий быть не должно.
 – А Нина что делает?
 – Мы ее устроили в пустую каюту.., в семнадцатую…
 – Как ты думаешь, мне с ней можно поговорить?
 – Можно-то можно… – с сомнением в голосе согласился Солодовников, – только вряд ли она тебе что-нибудь интересное поведает.., я с ней уже говорил…
 – И что она сказала?
 – На борту ее не было с утра.., вернулась она прямо передо мной.
 – Ну, когда она вернулась – весь теплоход знает.., у меня ее крик до сих пор в ушах стоит… – Вот видишь. Чего же ее спрашивать?
 – Может быть, она слышала, что ему кто-то угрожал или что-либо в этом роде?
 – Нет, – уверенно ответил Солодовников, – если бы нечто подобное имело место, то мне, как начальнику охраны, они об этом сообщили бы в первую очередь. Тем более что я ее после убийства об этом прямо спрашивал.
 – Скажи, а как они друг с другом жили? Не ссорились?
 Солодовников приложился к пивной бутылке. Допив ее до конца, поставил на стол. Потом не очень охотно ответил:
 – Понимаешь, старик, покойный был, скажем так, далеко не сахар…
 – И что?
 – К тому же, особенно в последнее время, он стал сильно пить…
 – Это я заметил. Он обладал очевидной склонностью к алкоголизму…
 – Какая там склонность.., алкаш был стопроцентный.., чего уж теперь скрывать.
 – И как это отражалось на их семейной жизни?
 – Ну, как, по-твоему, это может отражаться? Кошмар это был для нее, а не жизнь. Он как напьется, начинает ее ревновать к каждому телеграфному столбу.., даже бил несколько раз… – Солодовников гневно сверкнул глазами, но тут же, взяв себя в руки, безнадежно покачал головой.
 – И что она собиралась делать? Разводиться?
 – Я, старик, начальник охраны, а не поп… она мне не исповедовалась. Но, как мне кажется, такие намерения у нее были.
 – Ясно… А что там слышно о ходе очистки винтов? Капитан что-нибудь говорил?
 – Медленно, но дело идет. Слышишь, бухают?
 Действительно, время от времени раздавались глухие удары по корпусу судна.
 – Слышу.
 – Трос рубят.
 – Сегодня закончат?
 – Нет. Завтра в лучшем случае. – Солодовников поднялся с дивана.
 – Ты пошел?
 – Да, пойду. Помогу Нине вещи перенести в ее новую каюту.
 – Пришли мне, пожалуйста, Ирину Ларину.
 – Хорошо.


* * *

 Беседа с Ириной ничего нового Хохлову не дала. Если не считать того, что, по ее словам, никаких конфликтов между ней и покойным директором не было, и жили они душа в душу. Интересно было знать, что она под этим подразумевает.
 При подведении итогов первого этапа расследования сильные сомнения у Хохлова вызвал только один вопрос: чего больше ему пришлось сегодня выслушать – правды или лжи? Подумав, он остановился на том, что искомое соотношение – пятьдесят на пятьдесят. Особую пикантность ситуации придавало то обстоятельство, что врали почти все. Имелись в виду, естественно, только сотрудники фирмы «Биком». Вряд ли у членов экипажа теплохода могли за столь короткое время возникнуть основания для убийства Самохвалова.
 Единственное, что в данный момент сомнений не вызывало, так это очевидная невозможность причислить покойного директора к категории приятных парней.
 Поскольку в той правде, которую Хохлов услышал, проку было мало, следовало подумать о том, как использовать ложь.




 Глава 16


 Приближалось время ужина. Хохлову предстояло решить, в чем идти в кают-компанию.
 С одной стороны, смокинги и вечерние платья надевались по требованию Самохвалова, с другой – уже сложилась некая традиция… В конце концов, он решил одеться как всегда.
 К его радости, войдя в кают-компанию, он убедился, что все поступили точно так же. К хорошему быстро привыкаешь.
 Ужин проходил тихо и почти печально. Не слышно было шуток и смеха, никто не рассказывал анекдоты… Словом, никто не мог отрешиться от мысли, что в нескольких метрах от них в ванной с колотым льдом лежит покойник.
 Не спасала даже выпивка, которая, впрочем, и употреблялась сегодня гораздо умереннее.
 В конце ужина капитан, сидевший, как обычно, во главе стола, сделал сообщение о ходе ремонта судна. Вкратце оно сводилось к тому, что есть реальные шансы завтра после обеда тронуться в путь. Двигаться предстояло в ближайший порт – Волгоград. О продолжении круиза в данных обстоятельствах не могло быть и речи.
 После того как капитан закончил, слово взял Хохлов.
 – Дамы и господа, – внушительно и печально начал он свою речь, – я хочу сообщить вам некоторые результаты расследования кровавого преступления, свидетелями которого мы все стали. Я поговорил сегодня почти с каждым из вас. И вот какой, не очень приятный вывод о результатах этого собеседования я должен вам сообщить…
 После этих слов, чтобы подогреть интерес слушателей, он прервался, налил в свой фужер немного минеральной воды и медленно выпил ее в полной тишине.
 – ..Итак, после анализа всей полученной мной сегодня информации я пришел к выводу, что среди присутствующих есть человек, который мне.., солгал!
 Почти выкрикнув последнее слово, чтобы подчеркнуть драматизм ситуации, он медленно и последовательно обвел взглядом всех присутствующих за столом, стараясь смотреть прямо в их глаза. С удовлетворением он отметил, что те, с кем он встретился взглядом, смущенно отводили его в сторону. Это свидетельствовало о том, что цель его выступления была практически достигнута: каждый из них относил его слова на свой счет.
 – У меня есть все основания утверждать, что именно эта ложь позволяет убийце избежать разоблачения! – продолжал Хохлов, форсируя голос. – По некоторым причинам, по каким именно, вы позже поймете, я не хочу называть имя этого человека, хотя я его, конечно, знаю. Хочу его предупредить, что, помимо моральной ответственности, он может понести ответственность уголовную – за умышленное сокрытие важных для следствия сведений. Но даже не это самое страшное, – Хохлов драматически понизил голос. – Самое страшное в том, что в абсолютном молчании этого человека убийца может быть уверен только в одном случае.., если этот человек будет.., мертв.
 После того как Хохлов произнес последнее слово, шорох прошел по рядам слушателей.
 Ужас застыл во многих глазах, обращенных к оратору.
 – Вполне возможно, что смерть еще не полностью собрала на этом теплоходе свою кровавую жатву. Пусть солгавший мне человек подумает об этом. Пусть подумает о том, что он перестанет представлять потенциальную опасность для убийцы только в том случае, когда поделится той информацией, которую скрывает. А сейчас жизнь этого человека в опасности, и только он сам в силах себе помочь…
 Хохлов замолчал.
 Ужас почти осязаемо витал над притихшим столом. Кажется, только один капитан не выглядел испуганным. Сурово насупившись, он сердито разглядывал присутствующих. Казалось, еще минута, и он прикажет их всех арестовать…
 – Это он его убил! Он! Я знаю!.. – разрезал вдруг тишину кают-компании испуганный женский крик.
 Обернувшись на него, Хохлов с удивлением увидел Полину с перекошенным от страха лицом, которая, стоя за спинами сидящих за столом пассажиров, указывала пальцем в кудлатую шевелюру Гершковича.
 – Замолчи, дура!! – еще громче закричал Гершкович, вскакивая со стула и бросаясь на Полину с вытянутыми руками. Его пальцы были растопырены так, словно он собирался ее задушить. – Убью, сука!! Дурища набитая, замолчи сейчас же!
 Первым его схватил сидевший рядом Солодовников, вскоре подоспел Андрей, и еще через мгновение Гершкович, с заломленными за спину руками, стоял коленями на пушистом ковре кают-компании.
 – – Пустите! Пустите, подонки! – уже менее напористо вскрикивал он. – Никого я не убивал. Она все это придумала… Пустите, сволочи…
 Вопли Гершковича постепенно слабели, и вскоре он вовсе затих, понурив голову.
 – Поднимите его, – приказал подошедший капитан. – А ты рассказывай, – повернулся он к Полине.
 – Я видела перед обедом, как он выскочил из каюты убитого…
 – Когда это было? – спросил Хохлов.
 – Да мы уже на стол стали накрывать.., я как раз из кухни шла с подносом…
 – Первый раз?
 – Что?
 – Ну, ты ведь несколько раз ходила туда и обратно? Верно?
 – Верно, раз по десять нам пришлось сходить.
 – Вот я и спрашиваю. Когда ты его увидела, ты из кухни шла первый раз?
 – Нет, в пятый или в шестой.
 – А выстрел ты слышала?
 – Нет.
 – А что ты видела?
 – Он, – она кивнула на окончательно сникшего Гершковича, – выскочил из этой каюты как ошпаренный.., и лица на нем не было.., меня увидел.., и как зашипит.., чтобы я никому про него не говорила.., а то.., а то…
 – Что – а то? – не выдержал капитан.
 – А то он меня убьет, – в голос заревела Полина, заливаясь слезами.
 – И ты испугалась?
 – Конечно, – сквозь слезы подтвердила Полина, – может.., может, он.., мафия какая…
 – Ну, мафьези недоделанный, – обратился капитан к Гершковичу, – а ты что скажешь в свое оправдание?
 – Я его не убивал, – мрачно заявил Гершкович.
 – А кто же?
 – Откуда я знаю? Когда я к нему зашел, он уже был мертв.
 – Почему ты об этом не сказал, придурок?
 – Испугался.
 – Чего?
 – Что вы все на меня подумаете.
 – Почему?
 Гершкович промолчал.
 – А на Полину зачем наехал?
 – По этой же причине, неужели не понятно! – огрызнулся Гершкович.
 – На что же ты рассчитывал?
 – Да ничего я не рассчитывал, – печально констатировал Гершкович.
 – Оно и видно… В общем, так, – принял решение капитан, – этого мафьези запереть в его каюте. Он на нижнем ярусе живет?
 – Да, – подтвердил Солодовников.
 – Вот и хорошо, там иллюминатор маленький, через него не убежит…
 – Куда это я побегу? – уныло поинтересовался арестант.
 – Не знаю, – отрезал капитан, – дуракам закон не писан… Отвезем его, бог даст, завтра в милицию, пусть они там разбираются… Действуйте!
 Солодовников и Андрей поволокли слабо упирающегося Гершковича в его каюту.
 – Ну а ты молодец, – обратился капитан к Хохлову, – здорово ты ее вычислил… Полину-то.., а уж речь произнес, прямо Цицерон.., я сам чуть не испугался.
 – Боюсь, что на такой эффект я не рассчитывал, – признался Хохлов.
 – Теперь не важно, на что ты рассчитывал, важно, что убийцу ты нашел…
 – Я так не думаю, – спокойно ответил Хохлов.
 Его слова произвели на оживившихся было путешественников впечатление разорвавшейся бомбы. Они просто онемели.
 – Что ты имеешь в виду, – грозно насупив брови, спросил капитан, – что мы зря арестовали этого придурка?
 – Ну нет! – энергично запротестовал Хохлов. – Нет, я полагаю, что подержать немного Гершковича под арестом – дело нужное и благотворное. Это никак и никому не повредит.
 Еще лучше было бы его выпороть. Только я думаю – он никого не убивал.




 Глава 17


 Ужин закончился, но пассажиры не спешили покинуть кают-компанию. Мужчины толкались у бара, а женщины собирались кучками и возбужденно шептались. Никто не хотел в этом признаться, но все боялись оставаться в одиночестве в своей каюте.
 Тем не менее, когда Ольга Петровна робко предложила своим спутникам всем вместе провести ночь в кают-компании, они, поразмыслив, эту идею отвергли. Реальный дискомфорт оказался менее предпочтительным, чем гипотетическая возможность быть убитым неизвестным маньяком. Вероятно, в глубине души большинство присутствующих считали, что убийцей действительно был арестованный теперь Гершкович.
 Так или иначе, но наступил момент, когда пришлось расходиться по своим каютам.


* * *

 Аккуратно повесив смокинг на плечики в шкаф, Хохлов надел джинсы и лег по диагонали на свою слишком широкую для одного человека кровать. Спать не хотелось. Он достал из сумки журнал и попытался вникнуть в какой-то недочитанный накануне детектив. Ему никак не удавалось это сделать. Мысли постоянно крутились вокруг собственных приключений. Как вокруг действительных – неприятных, так и вокруг желательных – неосуществленных.
 В какой-то момент ему показалось, что за стенкой, в каюте Солодовникова, слышен сдавленный шепот. Минут через пятнадцать сомнений не осталось. Там действительно увлеченно беседовали двое – мужчина и женщина. Сначала, видимо, они боялись быть кем-либо услышанными, но постепенно, как это обычно бывает, их бдительность притупилась. О чем шла речь, понять было невозможно, но сам факт оживленной беседы в столь поздний час был небезынтересен. По голосу Хохлов не мог определить, кто именно из женщин развлекал его приятеля приятной беседой, но можно было догадаться. Собственно говоря, на судне была только одна подходящая кандидатура на роль полуночной собеседницы для Солодовникова. Максимум – две…
 В этот момент в дверь его собственной каюты кто-то робко постучал. Отперев замок и открыв ее, он с радостью и удивлением обнаружил, что на пороге, смущенно опустив глаза, стоит Татьяна.
 – Можно к вам, Игорь Сергеевич? – шепотом спросила она.
 – Конечно, заходи, – таким же шепотом ответил он.
 К его удовлетворению, одна кандидатура отпала. Теперь он почти наверняка знал, кто в данный момент находится в гостях у его соседа.
 – Мне одной страшно, – прошептала Татьяна, скромно присаживаясь на краешек дивана.
 – Теперь можешь ничего не бояться, я с тобой.
 – Какой-то ужасный рейс. Ничего похожего раньше не случалось…
 – Охотно верю. Я сам немного не в себе…
 Они немного помолчали.
 – Слушай, Танечка, а как же ты оставила свой пост? Тебя ругать не будут?
 – Неужели вы думаете, что я выйду из каюты, если кому-нибудь вздумается меня вызвать?
 Нашли дуру… Может быть, этот маньяк меня таким образом и заманивает… Нет… По ночам спать надо…
 – Верно, – не мог не согласиться Хохлов.
 – А вы, Игорь Сергеевич, действительно сыщик?
 – Да, немного… По совместительству… А ты чем занимаешься, когда навигация кончается?
 – Вообще-то я учусь в университете, на пятом курсе филфака.., изучаю романо-германскую филологию. В основном я специализируюсь на французском, но еще неплохо знаю английский.., немецкий похуже.., но вообще я отличница. На красный диплом иду.
 – Ну! – удивился Хохлов. – И как? Помогает это тебе сейчас?
 – Еще как, – подтвердила Татьяна, – меня поэтому сюда и взяли. В основном-то теплоход иностранцы арендуют.
 – Вон оно что, – догадался Хохлов, – теперь понятно… Ты, значит, одновременно и подрабатываешь, и в языках совершенствуешься?
 – Да, – скромно потупившись, согласилась Татьяна. – Мне ведь помогать некому.
 – А родители?
 – Отца у меня нет.., а мама.., она очень хороший человек.., но…
 Она замолчала.
 – Что?
 – Ей самой помогать нужно… Она.., она.., в общем, пьет она у меня, – с вызовом закончила Татьяна, решительно тряхнув темными локонами.
 – Бывает, – сочувственно согласился Хохлов.
 – Но я не только здесь в языках совершенствуюсь, – быстро добавила Татьяна, стремясь сменить неприятную для нее тему.
 – Где же еще?
 – В прошлом учебном году я три месяца во Франции стажировалась.
 – Ну и как там?
 – Ничего, жить можно…
 Они опять замолчали.
 – Слушай, – вдруг вспомнил Хохлов, – раз уж ты здесь, помоги мне прояснить одну вещь.
 – Какую?
 – Сейчас поймешь. Подойди, пожалуйста, к каюте номер шестнадцать и тихонько постучи…
 – Зачем это?
 – Надо. В интересах следствия. Ты слышала, что капитан приказал? А? Оказывать мне всяческое содействие. Вот и оказывай.
 – А что я скажу, когда спросят, чего это я барабаню среди ночи?
 – Скорее всего – не спросят. А если спросят, скажешь, что сработал вызов.., может, замкнуло там чего.., извинишься, и дело с концом.
 Поняла?
 – Хорошо. Только вы меня проводите до дверей, а то мне одной страшно.
 – Обязательно. Пошли.
 Они вышли в коридор, приблизились к нужной двери, и Татьяна тихонечко постучала. Никакого отклика на этот стук не последовало. Хохлов кивком головы попросил повторить стук.
 Эффект был тот же самый. Они вернулись в каюту, и Хохлов запер за собой дверь на ключ.
 Теперь он знал точно, кто беседовал сейчас с Солодовниковым в его каюте. А из этого обстоятельства, в свою очередь, следовал ряд очень важных выводов.
 Во-первых, он окончательно убедился в том, что Солодовников его обманывал. Он действительно тайно общается с Ниной Самохваловой.
 А если так, если у них связь, то налицо ее заинтересованность в убийстве мужа. Насколько ему было известно, она – единственная наследница его немалого состояния. При разводе же она, естественно, не получила бы ни гроша.
 Но тогда, во-вторых, в убийстве ее мужа заинтересован и ее нынешний любовник – Солодовников…
 В общем, на данный момент получается, что видимых причин убивать Самохвалова не имеет чуть ли не один-единственный человек из числа сотрудников фирмы «Биком». И человек этот – Гершкович, сидящий в данный момент, кстати, под арестом. И поделом ему, не выделяйся…
 – Игорь Сергеевич, – зевнула Татьяна, прерывая его несвоевременные размышления, – вы не возражаете, если я посплю здесь, на диванчике?
 – Возражаю! – решительно заявил он. – Ложись сюда, на кровать.
 – А вы?
 – Я сегодня, пожалуй, спать не лягу, – тяжело вздохнул Хохлов.
 – Почему? – удивилась она.
 – Всю ночь придется оформлять протоколы допроса… Тебе свет настольной лампы не помешает? Или скрип пера?
 – Нет, что вы, – жалостно посмотрев на страдальца, успокоила его Татьяна. Не раздеваясь, она прилегла на кровать.
 – А ты чего не разделась-то? – удивился он. – Все форменное платье свое помнешь за ночь… Да и не отдохнешь так, одетая…
 – А вы отвернетесь?
 – Конечно, – убедительным тоном заверил он ее, садясь за стол и придвигая к себе листок с чертиками.
 Он успел нарисовать еще и домик с трубой, над которой клубился дым, когда прекратившийся за его спиной шорох известил о том, что процесс раздевания завершен.
 – Все? – спросил он слегка напряженным голосом.
 – Все.
 Обернувшись, он увидел, что Татьяна лежит с закрытыми глазами, укрытая простыней.
 Немного поколебавшись, он нарисовал еще один домик. Тоже с трубой, но без дыма. На дым его терпения и творческого запала уже не хватило. В мгновение ока скинув джинсы, он тоже полез под простыню со словами:
 – А ну их к дьяволу, эти протоколы…
 Не открывая глаз, Татьяна понимающе вздохнула и подвинулась к стенке… Она тоже не была чрезмерной формалисткой. К тому же приказ капитана обязывал ее оказывать следствию всяческое содействие.., а тут уж, как говорится, чем богаты, тем и рады…


* * *

 Несмотря на то что их дальнейшая беседа, если это вообще можно так назвать, состояла главным образом из отдельных слов и междометий, к утру Хохлову стало совершенно ясно, что языком она действительно владела виртуозно.
 Отрадно было также убедиться, что деньги налогоплательщиков не пропали втуне и ее стажировка во Франции не прошла бесследно. Видимо, в деканате ее факультета хорошо знали, кого и куда нужно посылать.




 Глава 18


 Когда в иллюминаторе забрезжил рассвет, Хохлов, несомненно, злоупотреблявший своим временным служебным положением, по самым приблизительным прикидкам, сэкономил долларов двести. Полностью удовлетворенный, в том числе и в финансовом аспекте, своей деятельностью, он решил немного, хотя бы до завтрака, поспать.., а там, даст бог, может быть, удастся сэкономить еще долларов пятьдесят…
 С этим предложением он и обратился к Татьяне:
 – Может быть, вздремнем до завтрака? Надо же немного отдохнуть…
 – А что? Разве то, чем мы сейчас занимаемся – это работа? – резонно засомневалась Татьяна.
 – Ну, не знаю, как это назвать.., в каком-то смысле.., во всяком случае, для тебя…
 – Не-ет, голубчик, Игорь Сергеевич, – убежденно возразила она, – работа – это когда ты за это деньги получаешь, а так – это отдых…
 – Ты так думаешь? – озадаченно спросил Хохлов.
 Такой логический поворот ее мысли был для него несколько неожиданным. Он вообще заметил, что Татьяна имела очевидную склонность изъясняться афоризмами, а это свидетельствовало о ее незаурядном интеллекте. Видимо, в деканате об этом знали и учитывали данное обстоятельство при составлении списков студентов, направляемых на стажировку за границу.., наряду с внешними данными…
 – Конечно, – подтвердила она. – И тут вы совершенно правы.., в одежде разве хорошо отдохнешь?
 – Да уж… – вынужден был согласиться он.
 Однако теории теориями, а усталость брала свое. Утомленная парочка, тесно обнявшись, мирно заснула под тихий, убаюкивающий шелест волжских волн, равномерно набегавших на песчаный пляж.


* * *

 Хохлову снилось, что в кают-компании теплохода «Пионер» происходит заседание военно-морского суда под председательством капитана.
 Судят Гершковича, который со связанными за спиной руками сидит на скамье подсудимых, в качестве которой используется стойка бара. В роли обвинителя выступает бармен. В своей краткой, но пламенной речи он делает упор на то, что обвиняемый не может считаться добропорядочным гражданином, так как не имеет представления о культуре употребления спиртных напитков.., не признает никаких коктейлей, а пьет исключительно неразбавленные крепкие напитки.., что если все последуют его примеру, то благородное барменское искусство окажется совершенно невостребованным. По этой причине Гершкович, несомненно виновный в убийстве, снисхождения не заслуживает и должен быть приговорен к смертной казни через повешение.
 Капитан предоставляет слово защитнику.
 С изумлением Хохлов обнаруживает, что все взгляды обращены к нему. Из этого он делает заключение, что адвокатом обвиняемого является именно он. Хохлов пытается объяснить, что Гершкович никого не убивал, но вместо слов из его рта вырывается какое-то невнятное мычанье.
 Лицо капитана постепенно краснеет от гнева, он выпускает особенно большой клуб дыма и объявляет, что судебное заседание окончено.
 Зачитывается приговор: Гершкович приговаривается к смертной казни через повешение на рее за убийство и не правильное употребление спиртных напитков.
 А далее следует сюрприз: за неуважение к суду и злоупотребление служебным положением в ходе расследования к смертной казни приговаривается и сам Хохлов…
 Их ведут на верхнюю палубу, где Хохлов с удивлением обнаруживает вертикально укрепленный свежеспиленный осиновый ствол. Заметив его недоумение, рулевой Дмитрий объясняет, что, поскольку так и не удалось привести винты в рабочее состояние, а на дворе уже ноябрь…
 Тут Хохлов, оглянувшись по сторонам, с удивлением обнаруживает, что действительно листья на деревьях пожелтели и даже частично опали, что дует холодный, пронизывающий до костей осенний ветер… Так вот, по этой причине принято решение поставить мачту, закрепить на ней парус и под парусом идти к ближайшему речному порту. А для того чтобы испытать мачту на прочность, их обоих на ней сейчас и повесят…
 Через рею перебрасывают две веревки и им с Гершковичем на шеи надевают петли.., становится трудно дышать…
 Гершковичу предоставляется последнее слово. Он открывает рот и оглушительно орет изо всех сил:
 – Помогите!.. Люди!.. Кто-нибудь!!


* * *

 Хохлов в испуге проснулся и открыл глаза: рука Татьяны легла ему на горло и действительно затрудняла дыхание… Он осторожно отвел ее в сторону… Холодный утренний ветерок, проникая через открытый с вечера иллюминатор, вызывал озноб, поскольку простыня, первоначально укрывавшая их, давно съехала куда-то в сторону. Хохлов потянулся, чтобы вернуть ее на место, когда раздался истошный, душераздирающий многоголосый вопль:
 – Скорее!.. На помощь!.. Убивают!..
 С трудом перепрыгнув через пытавшуюся вскочить Татьяну, Хохлов натянул джинсы на голое тело и выбежал в коридор.
 Там уже было несколько человек. Среди них, кстати, он заметил выскочившего раньше него и совершенно одетого Солодовникова. Но это он отметил позже, а сейчас его внимание было сосредоточено на ужасной, леденящей кровь картине: в начале коридора, около дверей своей каюты, на спине лежала Полина. Это было легко установить по ее форменному, залитому спереди кровью переднику. Над ней с огромным окровавленным ножом в руке стоял Гершкович. Его светлая майка также была обильно забрызгана кровью.
 Солодовников, первым подоспевший к Гершковичу, схватил его правую руку, пытаясь вырвать крепко сжатый нож.
 С истерическим криком:
 – Это не я!.. Идиот!.. Отцепись!.. – Гершкович попытался свободной рукой оттолкнуть Солодовникова.
 В этот момент внезапно налетевший Андрей мощным ударом правой в челюсть отправил убийцу в глубокий нокаут.
 Склонившийся над Полиной Хохлов с ужасом убедился в том, что она мертва.
 Огромная рана на ее груди и соответствующий размер выпавшего из руки Гершковича окровавленного ножа не оставляли сомнений в причинах ее смерти.
 Нож был из тех, которые использовались для очистки винтов и обычно оставлялись ремонтной бригадой на корме судна, где убийца, видимо, его и позаимствовал.




 Глава 19


 – Как, черт побери, этот ублюдок вышел из своей каюты? – гневно вопрошал появившийся в одних трусах капитан.
 О степени его спешки свидетельствовало также и то, что он прибыл на место происшествия без трубки.
 – Понятия не имею, – пожал плечами Солодовников. – Я лично запер его вчера на ключ…
 – А ключ куда дел?
 – В двери оставил.
 – Почему?! – Капитан грозно насупил брови.
 – Я не мог предположить, что какому-то идиоту придет в голову мысль его оттуда выпустить.., сам-то он не мог отпереть дверь изнутри.
 – А не мог он сломать замок?
 – Это просто установить. Достаточно его осмотреть, – вмешался в разговор Хохлов.
 – А может быть, его выпустил сообщник? – предположил Солодовников.
 Хохлов пожал плечами и произнес загадочную фразу:
 – Если на судне есть еще один преступник, помимо Гершковича, то тогда зачем нужен нам сам Гершкович?
 – Что ты опять имеешь в виду? – насупился капитан. – Неужели даже сейчас ты сомневаешься в том, что убийца, теперь уже двойной, этот подонок? – Капитан ткнул пальцем в начинающего приходить в себя Гершковича. – Неужели тебе не ясно, что он устранил единственного свидетеля своего предыдущего преступления?
 Хохлов опять пожал плечами:
 – Надо разобраться, – уклончиво ответил он.
 – Вот и разбирайся, если тебе непонятно.
 А этого мерзавца, – он опять указал на Гершковича, – связать и запереть в канатный ящик на висячий замок. Прошу вас, Виктор Владимирович, за этим лично проследить.
 – Сделаем, Владимир Аркадьевич, – заверил его Солодовников.


* * *

 Внимательный осмотр замка каюты Гершковича, проведенный Хохловым совместно с Солодовниковым и присоединившимся к ним Андреем, обнаружил одну очень интересную особенность: если повернуть ключ на один оборот, то ригель замка заходил в предназначенный для него паз в косяке очень неглубоко. Так что если сильно дернуть дверь, одновременно оттягивая ее в сторону, то она спокойно открывалась. Но еще более поразительно было то, что если проделать эту процедуру в обратной последовательности, то ригель вставал на свое место и внешне дверь выглядела запертой. При запирании замка на два оборота ничего подобного, естественно, не происходило.
 В тот момент, когда был начат осмотр, замок был не поврежден, ключ торчал в замке, дверь открыта, а положение ригеля соответствовало повороту ключа на один оборот.
 – Ну, так кто из вас запирал замок? – спросил Хохлов обоих своих помощников.
 – Я, – уверенно ответил Солодовников.
 Андрей кивком головы подтвердил заявление шефа.
 – На сколько оборотов?
 – Вроде на два, – менее уверенно на этот раз ответил тот.
 Андрей пожал плечами.
 – Так на два или вроде на два? – раздраженно переспросил Хохлов.
 – На два… – так же раздраженно ответил Солодовников. – Мне кажется, что на два, но поклясться на Библии я не могу.
 – Ты понимаешь, что это, как говорят в Одессе, две большие разницы?
 – Понимаю, не дурак.., если бы я запер ее на два оборота, то Полина была бы жива…
 – Это в том случае, если ее действительно убил Гершкович.
 – А ты в этом еще сомневаешься? – удивился Солодовников.
 – Я пытаюсь разобраться. А обстоятельства, связанные с этой чертовой дверью, являются косвенными уликами его виновности.
 – Что это значит – косвенными? – спросил Андрей.
 – Это значит, что Гершкович мог самостоятельно покинуть каюту. Но они не доказывают, что он сделал это. Мочь и сделать – разные вещи…
 – Какие еще тебе нужны доказательства? – возмутился Солодовников. – Все и так ясно!
 Гершкович потихоньку вышел из каюты, убил Полину и намеревался так же тихонько вернуться и запереться.., как ни в чем не бывало.., и взятки гладки…
 – Что ему помешало это сделать?
 – Его застукали с ножом в руке.., и весь его план рухнул.
 – А кстати, кто его застукал?
 – Не знаю, – пожал плечами Солодовников. – Я уже на чей-то крик выскочил.
 – А ты? – обратился Хохлов к Андрею.
 – Я тоже, – лаконично ответил тот.
 – А кто кричал, мужчина или женщина?
 – Не помню, – с сомнением ответил Солодовников, – мне кажется, вопили хором.., но точно не скажу.
 – А по-моему, первой кричала женщина, – уверенно ответил Андрей. – Я думаю, что это был голос Полины.., хотя в этом я не уверен.
 – Ладно, – согласился Хохлов. – Об этом позже… Виктор, у тебя ключи от канатного ящика?
 – У меня. А зачем тебе?
 – Хочу поговорить с Гершковичем.., потом нужно его осмотреть, а то этот орел его так двинул, – Хохлов кивнул на Андрея, – что я не уверен в целости его зубов и челюстей.
 – Пошли, посмотришь… – неохотно согласился Солодовников.




 Глава 20


 Канатный ящик представлял собой кладовку без окон, набитую всевозможным боцманским барахлом. Изрядную часть этого имущества составляли действительно бухты канатов разной толщины. Сидящим на одной из таких бухт Хохлов и обнаружил Гершковича. Он уже пришел в себя, но был, не по обыкновению, молчалив и подавлен.
 – Ну, как вы себя чувствуете, господин Гершкович? – поинтересовался Хохлов, присаживаясь на соседнюю бухту.
 – Спасибо, хреново, – буркнул он.
 – Как ваша челюсть?
 – Болит, но двигается.
 – Давайте посмотрим.
 – Давайте, – безучастно согласился пациент.
 При этих словах Солодовников, стоявший в дверях, протянул Хохлову замок с ключом и сказал:
 – Ну, ты поговори с ним, а потом сам запрешь.., у меня тут дело одно есть.
 Взяв замок. Хохлов положил его на стоявшую неподалеку бочку с олифой.
 Беглый медицинский осмотр показал, что существенных повреждений кулак Андрея Гершковичу не причинил.
 – Вы мне лучше руки развяжите, – попросил арестант. – Они у меня сильнее болят, чем челюсть.
 Действительно, веревка, затянутая ретивыми и дюжими охранниками, сильно врезалась в тело потенциального гангстера и реального скандалиста. Хохлов, не сумев развязать намертво затянутый узел, достал из кармана перочинный нож и перерезал веревку.
 – Ну, что? – спросил он растирающего запястья Гершковича. – На этот раз вы соизволите рассказать, что все-таки с вами произошло?
 – Я никого не убивал, – угрюмо произнес тот.
 – Это все, что вы хотите сказать? Немного, однако…
 – Я никого не убивал, – повторил он с той же интонацией.
 По-видимому, от моральных и физических потрясений у него в голове что-то замкнуло.
 – Хорошо, но вы попробуйте взглянуть на это дело со стороны. Вас публично уличают в том, что вы находились в каюте в момент убийства. Вы, опять-таки публично, угрожаете убить свидетельницу и, не откладывая дела в долгий ящик, тут же пытаетесь осуществить обещанное…
 – Ничего я не пытался…
 – А кто кидался ее душить? Пушкин?
 – Это я так, по глупости…
 – Да уж ясно, что не от избытка ума… Но я вас поэтому и прошу взглянуть со стороны…
 Итак, что же мы видим со стороны в дальнейшем?
 – Что?
 – Мы видим вас с окровавленным ножом в руках над телом только что убитой свидетельницы… И что мы должны обо всем этом думать?
 – Я никого не убивал.
 – Ваши заявления свидетельствуют только о вашем безграничном упрямстве, в чем, собственно, и раньше никто не сомневался.
 – Но я действительно никого не убивал.
 – Поймите вы, ради бога, что множество людей по всему свету отправились на виселицы, электрические стулья, были поставлены к стенке по обвинениям, гораздо слабее подкрепленным уликами, чем ваше собственное.
 – Вы хотите сказать…
 – ..что ваша жизнь висит на волоске.
 – Что вы от меня хотите?
 – Очень немного. Пока у меня осталась еще тень сомнений в вашей виновности, я прошу рассказать все без утайки. Ваш отказ я воспринимаю так, что вам нечего мне рассказать, кроме того, что все и так знают. То есть все было именно так, как я и описал.
 – Вы мне не поверите.
 – Вам придется рискнуть. Тем более что вы все равно ничего не теряете.
 – Хорошо. Но лучше, если вы будете задавать мне вопросы. Я не знаю, что именно вас больше всего интересует.
 – Согласен. Тогда для разминки начните с простого объяснения того, зачем вы вообще отправились в этот несчастный круиз?
 – Вы, пожалуй, правы. Это действительно вопрос принципиальный.
 – Вот с него и начните.
 – Начать придется издалека, – Гершкович замолчал. Было видно, что ему тяжело говорить на эту тему. – У меня есть сын, ему шестнадцать лет.., недавно он заболел. Врачи определили у него редкую форму лейкемии… Я думаю, мне не надо объяснять вам, что это такое…
 – Да, я понимаю, о чем идет речь.
 – Это заболевание у нас практически не лечат.., да и вообще.., достаточно эффективно его лечат только в одной частной клинике.., в Германии.., но это довольно дорого. Я с большим трудом собрал основную часть требуемой суммы.., продал машину, заложил квартиру, но этого было недостаточно. Я обратился к Самохвалову с просьбой оказать мне содействие от фирмы.., кредит, например, на разумных условиях…
 Гершкович опять замолчал, опустив глаза.
 – И что же Самохвалов?
 – Он рассмеялся мне в лицо, – с горечью ответил Гершкович. – Он сказал, что его фирма не ставила своей целью понижение смертности среди еврейского населения Российской Федерации…
 – Покойный был антисемитом?
 – Да не в этом дело.., на это я давно уже привык не обращать внимания. Самое обидное было то, что основной коммерческой деятельностью фирмы руководил я. От моего практически единоличного решения зависела судьба гораздо больших сумм, чем та, которую я просил дать мне в долг.
 – А сколько, кстати, вы у него просили?
 – Семь тысяч долларов.
 – Не так уж и много по сравнению с товарооборотом фирмы, насколько я понимаю. Верно?
 – Абсолютно.
 – И что было дальше?
 – Дальше я пытался объяснить это Самохвалову.., говорил, что мое душевное равновесие может стоить фирме гораздо больше, чем сумма.., что это просто неразумно – вынуждать меня, бросив все дела, искать деньги.
 – Ну, и что Самохвалов?
 – Понимаете, он был великий мастер третировать людей и сталкивать их лбами, но не переходил при этом известных пределов. Вот и в тот раз он дал понять, что, поскольку деятельность фирмы временно, до окончания этого проклятого богом круиза, приостанавливается, он обдумает мои слова и примет окончательное решение по прибытии из круиза.
 – И вы решили отправиться с ним, чтобы по дороге попытаться повлиять на это решение. Так?
 – Так. В тот раз я, воспользовавшись тем, что он остался в одиночестве, хотел еще раз поговорить с ним на эту тему.
 – И что из этого вышло?
 – Я вошел к нему в каюту и увидел, что он мертв. Естественно, я сильно испугался.., я подумал, что в этом могут обвинить меня.., причина для этого, как вы сами понимаете, у меня в принципе была.., ведь так?
 – Так, но вы здесь далеко не один такой.
 – И тем не менее.., теперь я понимаю, что вел себя крайне глупо, что мне нужно было сразу сообщить об этом… Но в тот момент.., нервы ни к черту.., короче говоря, я выскочил оттуда как ошпаренный, а тут эта… Полина.., увидела, конечно, что на мне лица нет.., испугалась тоже.., ну и я сдуру решил ее еще припугнуть.., глупо, конечно…
 – Это мы уже обсуждали. С этим понятно.
 А как вы оказались с ножом в руках у трупа Полины?
 – Тут вообще все странно получилось…
 Я спал себе спокойно, вдруг кто-то, отперев и слегка приоткрыв дверь, крикнул, что меня срочно вызывает капитан… Очень срочно, бегом…
 – Кто это был? Мужчина или женщина?
 – Женщина или подросток… Я не узнал этот голос.
 – Но на судне нет подростков.
 – Значит, женщина.., но голос был какой-то странный.., а я спросонья.., и мне было не до этого, честно говоря…
 – Хорошо, продолжайте.
 – Ну, я быстренько оделся и пошел.., я, признаться, подумал, что все открылось и мне скажут, что я свободен.., теперь…
 – Ну, ну. Что было дальше?
 – Дальше я поднялся наверх, повернул в коридор и увидел Полину лежащей на ковре.., в груди торчал этот жуткий нож… Это было ужасно, поверьте.., она еще была жива.., во всяком случае, она еще двигала ногами…
 – Возможно, это была агония.
 – Возможно… Я позвал на помощь.., потом я попытался ей помочь, вытащил нож… Когда я это сделал, из раны хлынула кровь, и она затихла.., тут в коридор стали выскакивать люди, а остальное вы видели.
 – Почему же вы на этот раз не сбежали, а стали звать на помощь, хотя она уже и не требовалась?
 – Не знаю. Наверное, потому что уже был научен горьким опытом.., потом она еще была жива.., я надеялся, что ей можно помочь…
 – Вы напоминаете мне того мужика из сказки, который все делал невпопад: на похоронах желал родственникам таскать – не перетаскать, а на свадьбе требовал для новобрачных царствия небесного.
 – Я не помню такой сказки… И что же с ним дальше бывало?
 – Его везде били. И очень сильно.
 Гершкович не ответил, тяжко вздохнул и погладил пострадавшую недавно нижнюю челюсть.
 Видимо, печальная судьба этого сказочного мужика произвела на него сильное впечатление.
 И скорее всего вследствие фатального сходства с его собственной биографией.
 – И последний вопрос, – продолжал Хохлов. – Как я понял из ваших слов, деятельностью фирмы практически руководите вы. Так?
 – Так.
 – А какова была роль Самохвалова? Как он вошел в этот бизнес, если не очень в нем разбирался?
 – Это сложный вопрос. В коммерции, как таковой, он действительно разбирался слабо. Но его роль в деятельности фирмы была достаточно важна и заметна.
 – В чем же она заключалась?
 – У него были обширные связи. В том числе и в криминальных структурах. Поэтому он мог припугнуть конкурентов, поставщиков, мог выбить деньги из должников и все такое… А что касается того, как он вошел в этот бизнес, то это довольно темная история…
 – Расскажите.
 – Я мало что об этом знаю…
 – Расскажите, что знаете.
 – Я тогда еще в фирме не работал. У Самохвалова был другой заместитель.., фактически компаньон.., некто Долгов.., и вот он, Долгов, пользуясь своими связями в банковских кругах, взял довольно большой по тем временам кредит.
 А через некоторое время его убили, застрелили в подъезде. Возвращать кредит стало некому, а деньгами, вложенными в дело, фактически стал единолично распоряжаться Самохвалов. Вот и вся история.
 – Понятно, – задумчиво произнес Хохлов, поднимаясь с канатной бухты. – Я вас покидаю.
 Руки связывать не буду. Но у меня к вам убедительная просьба: сидите здесь тихо-тихо и никаких глупостей больше не делайте. Свою норму по глупостям вы выполнили на десять лет вперед. Договорились?
 – Договорились. Только и вы мне ответьте на один вопрос.
 – Валяйте, задавайте.
 – Вы верите, что я вам рассказал правду?
 – Верить или не верить – это вопрос вкуса и эмоций. Я вам могу только сказать, что в рассказанной вами версии событий я не нашел противоречий с известными мне фактами. А это, уверяю вас, совсем не мало.


* * *

 Выйдя из канатного ящика и заперев дверь, Хохлов отправился расспросить пассажиров об утреннем инциденте. Ничего нового он от них не узнал. Все видели и слышали примерно то же самое, что и он с Солодовниковым.
 Капитан, когда Хохлов рассказал ему о причудах замка в каюте Гершковича, по причине своей занятости дальше слушать его не стал, а только спросил:
 – Канатный ящик хорошо заперли?
 – Хорошо вроде.
 – Ну и ладно. А дальше пусть милиция разбирается, когда мы до нее, даст бог, доберемся.




 Глава 21


 – Ну, что? Поговорил? – спросил Хохлова Солодовников, когда тот зашел в его каюту вернуть ключи от канатного ящика.
 – Поговорил.
 – Ну и как?
 – Есть над чем подумать.
 – Я на тебя просто удивляюсь, старик. Дело же совершенно ясное.
 – Не совсем, Витек, не совсем.
 – Ну, что тебе еще не ясно?
 – А вот объясни мне, например, каким образом Гершкович выманил Полину из ее каюты? А?
 – Ну, мало ли способов… – неуверенно начал импровизировать Солодовников.
 – Назови хоть один.
 – Ну, я не могу так сразу…
 – Да вот я не сразу, а все равно не могу. Я не могу даже представить, как ее мог выманить кто-то другой, даже и не Гершкович…
 – А какая разница?
 – Большая. Представь себе, что Гершкович вышел ночью из своей плохо запертой каюты, подкрался к двери Полины с этим кухонным ножом в руках, постучал, и на вопрос «кто там?» ответил… Что он мог ответить?.. Ваша мама пришла, молочка принесла?..
 Солодовников засмеялся.
 – Смешно тебе? – продолжал Хохлов. – Правильно, и мне смешно. Я сегодня, кстати, второй раз сказочки рассказываю.., прямо как Хрюша…
 – Ну, хорошо, Хрюша, а если бы это был кто-то другой, не Гершкович?
 – Она все равно не открыла бы никому.., ну, почти никому…
 – А как бы она отреагировала на вызов звонком?
 – И подавно бы не пошла… Мне Татьяна так прямо и сказала.., ну, в общем, был у нас разговор на эту тему.., а ведь Полина еще больше была напугана.
 – Значит, ее вызвал тот, кому она доверяла, – авторитетно резюмировал Солодовников.
 – Возможно. Но это никак не Гершкович.
 – Это верно, – нехотя согласился Солодовников.
 – Или она так думала… – задумчиво произнес Хохлов и замолчал.
 – Как – так?
 Хохлов хлопнул себя ладонью по лбу:
 – Боже! Какой я осел!
 – Нет, старик, ты подзабыл, – поправил его Солодовников, – ты не осел, ты Хрюша.
 – Нет, Витек! Я просто осел.., как я мог забыть?..
 – Что ты забыл, старик?
 Хохлов вскочил с диванчика:
 – Мне нужно срочно проверить одну идею, я сейчас…
 Он схватил стул и потащил его к выходу.
 – Мне-то с тобой можно? – обиженно спросил Солодовников.
 – Можно. Но тогда ты возьми этот стул, а я сейчас приду…
 – Куда стул тащить?
 – К Полининой каюте, – крикнул Хохлов на бегу.
 Солодовников подошел к указанному месту и сел на стул, чтобы не выглядеть идиотом. Проходивший по коридору мимо него бармен, иронически кивнув на дверь каюты, спросил:
 – Охраняете? Что-то поздновато хватились.
 – Лучше поздно, чем никогда, – сердито отрезал Солодовников.
 – Ну, ну, – озадаченно хмыкнул бармен и отправился по своим делам.
 К счастью, Хохлов вернулся очень скоро.
 В руках он нес большую лупу в черной пластмассовой оправе.
 – Откуда это у тебя? – спросил Солодовников.
 – Она входит в малый сыщицкий набор, который я всегда вожу с собой.
 – Да, теперь ты вылитый Шерлок Холмс.
 Не обращая внимания на иронию приятеля, Хохлов встал на стул и начал с помощью пресловутой лупы внимательно осматривать пучок проводов, используемых обычно для внутренней телефонной проводки; они проходили под самым потолком коридора. Не обнаружив, видимо, того, что искал в пределах досягаемости, он слез со стула, передвинул его на метр и снова залез.
 Победный клич, возвестивший о том, что он обнаружил то, что требовалось, Хохлов издал с четвертой попытки. Однако сразу он со стула не слез, а еще минуты две внимательно осматривал один из проводов, что-то возбужденно бормоча себе под нос. Солодовникову удалось расслышать только одно слово: иголка.
 Спрыгнув наконец со стула. Хохлов сел на него и на минуту задумался.
 – Слушай, Витек, – спросил он после недолгих размышлений, – а что решили делать с телом Полины?
 – То же самое, что и с Самохваловым. Решили положить его в ту же ванну.
 – А почему не в другую?
 – Во-первых, другой здесь просто нет, каюта люкс только одна, а во-вторых, на две и льда не хватит…
 – Понятно.., а ее что, в одежде в ванну положат?
 – Нет, наверное.., не знаю.., там женщины ее обмывают.., и все такое.
 – Ладно, стул можешь отнести на место.
 Хохлов вскочил со стула, подошел к двери Татьяны и постучал в нее.
 – Кто там? – послышалось за дверью.
 – Таня, это я, Хохлов.
 Дверь открылась, и на пороге появилась Татьяна. Вид у нее был несчастный, глаза заплаканные.
 – Переживаешь? – сочувственно спросил Хохлов.
 – А как же, – всхлипнула Татьяна, – мы с ней как сестры были…
 – Понимаю… Слушай, мне нужна твоя помощь…
 – Я надеюсь, не в оформлении протоколов допросов?
 – Каких протоколов? – удивленно спросил Солодовников, подошедший со стулом в руках.
 Он прекрасно помнил живописные экзерсисы приятеля на листке бумаги.
 – Не обращай внимания, – поморщился Хохлов, – она шутит. Нет, мне нужна помощь несколько иного рода.
 – Я чувствую, что без моей помощи следствие и шагу ступить не может.
 – Не капризничай, а то в следующий раз, когда убийца будет бродить по судну с ножом в руках, будешь сидеть одна и дрожать от страха.
 – А как было в прошлый раз? – заинтересовался любопытный Солодовников.
 – Хорошо было, – честно признался Хохлов, – не встревай в разговор…
 – Но ведь убийца найден и заперт, – возразила Татьяна.
 – Он и вчера был найден и заперт, – парировал Хохлов.
 – Хорошо, – смягчилась Татьяна, вспомнив, что ночь действительно не за горами, – что от меня требуется?
 – Сущая ерунда, пойди, пожалуйста, в каюту люкс – там сейчас женщины обмывают тело несчастной Полины – и принеси мне ее передник…
 – Что принести? – удивленно переспросила Татьяна.
 – Ну передник.., фартук.., я не знаю, как это называется.., вот эту штуку, одним словом, – Хохлов показал на ней, что, собственно, ему требуется.
 Она пожала плечами:
 – Хорошо… "только я боюсь покойников…
 – Как говорил Билли Боне, покойники не кусаются, – внушительно вставил Солодовников, стремясь продемонстрировать свою начитанность и причастность к происходящему. – И потом, мы не просим тебя принести всю покойницу, а всего только – один передник.
 Татьяна фыркнула и отправилась оказывать очередную помощь следствию.
 – Мы будем ждать тебя в моей каюте, – крикнул ей вслед Хохлов.
 – Зачем тебе передник? – спросил Солодовников, когда Татьяна отошла достаточно далеко по коридору, чтобы не слышать вопроса.
 – Ты так и будешь со стулом по всему судну бегать? – вместо ответа спросил Хохлов. – Отнеси и приходи в мою каюту.
 Несколько побледневшая после увиденного в каюте люкс Татьяна принесла окровавленный передник в полиэтиленовом пакете.
 Достав передник, Хохлов внимательно осмотрел его.
 – Иголки нет, – констатировал он дрожащим от волнения голосом.
 – Какой иголки? – не понял Солодовников.
 – У нее вот здесь всегда была иголка, – с этими словами Хохлов дотронулся указательным пальцем до верхней кромки Татьяниного передника, ощутив знакомую нежную упругость ее груди.
 – Здесь? – переспросила она, отвернув кромку.
 На внутренней стороне передника была приколота иголка с длинной белой ниткой, намотанной крест-накрест на иголку.
 – Да, – подтвердил Хохлов, – точно такая же.., и ее нужно найти…
 С этими словами он вышел в коридор и, подойдя к тому месту, где совсем еще недавно вставал на стул, опустился на колени и стал что-то искать на ковре. Через несколько минут он бросил это занятие, с досадой пробормотав:
 – Это все равно, что искать иголку в стоге сена.
 Солодовников и Татьяна с интересом наблюдали за ним, ни во что не вмешиваясь. Солодовников начал подозревать, что у его приятеля поехала крыша. Татьяна справедливо полагала, что помощь следствию следует оказывать только тогда, когда оно само попросит. А то, что это рано или поздно произойдет, она не сомневалась.
 Посидев немного на ковре, Хохлов с криком:
 – Я знаю, как это сделать! – неожиданно вскочил и куда-то побежал, на ходу бросив зрителям:
 – Я сейчас!..
 Вернулся он через пять минут с какой-то железякой в руках.
 – Что это? – спросил Солодовников.
 – Магнит, – с довольной улыбкой сообщил Хохлов, – и довольно сильный. Я попросил у рулевого.., я так и знал, что у него есть еще один…
 Встав опять на четвереньки, он начал водить магнитом по длинному, как мох, ворсу ковра, осматривая время от времени его нижнюю часть.
 Через несколько минут он нашел то, что искал:
 – Вот она! – воскликнул Хохлов, показывая прилипшую, к магниту иголку без нитки. – Стоп! Руками не трогать! – строго предупредил он своих помощников. – Таня, принеси мне, пожалуйста, полиэтиленовый пакетик.




 Глава 22


 Спрятав в карман тщательно упакованную в полиэтилен иголку, Хохлов обратился к Татьяне с весьма оригинальным предложением:
 – Хочешь, я тебе фокус покажу?
 – Ну, покажите, – без особого энтузиазма согласилась она, ожидая какого-то подвоха.
 – А мне? – ревниво поинтересовался Солодовников.
 – И тебе тоже.
 – Давай.
 – Как, по-вашему, где сейчас находится капитан?
 – На корме, руководит очисткой винта, – уверенно ответил Солодовников. – Ты и ему хочешь этот фокус продемонстрировать?
 – Нет, пусть занимается своим делом. До него очередь дойдет попозже… Итак, ты, Таня, идешь в каюту Полины и ждешь там…
 – Чего?
 – Потом поймешь… А тебе, Витек, придется опять принести стул…
 – Ты меня уже запарил с этим стулом! Куда его теперь нести?
 – Туда же.
 – Мне уже идти? – спросила Татьяна.
 – Подожди, сначала дай мне твою иголку.
 Татьяна, перестав чему бы то ни было удивляться, отдала иголку и отправилась на указанное в сценарии место.
 Забравшись в очередной раз на только что принесенный стул, Хохлов, проделав под потолком какие-то непонятные Солодовникову манипуляции, спрыгнул на пол. Почти одновременно с этим из каюты выскочила Татьяна.
 – Что случилось, почему ты здесь? – удивленно спросил ее Хохлов.
 – Меня вызывают, – растерянно объяснила Татьяна.
 – Кто?
 – Капитан.
 – Но ведь его нет в Каюте! – воскликнул Солодовников.
 Оба зрителя вопросительно посмотрели на Хохлова.
 – Поняли теперь, кто выманил в коридор несчастную Полину? – спросил он, наслаждаясь произведенным эффектом.
 – Неужели капитан? – неуверенно предположил Солодовников.
 Хохлов постучал по своему лбу костяшками пальцев, намекая на то, что версия Солодовникова не выдерживает никакой серьезной критики.
 – Тогда кто же? – обиделся тот.
 – Это был неприкаянный, жаждущий отмщения дух непогребенного грешника – Самохвалова, – мрачно сообщил Хохлов, картинно скрестив руки на груди.
 Татьяна испуганно взвизгнула.


* * *

 По окончании сеанса черной магии Хохлов попросил Солодовникова задать ему во время ужина один-единственный вопрос. Ответ на него был, естественно, заготовлен им заранее.
 Зная характер своего ответа, а также меню сегодняшнего ужина, он попросил задать этот вопрос ближе к концу трапезы. Хохлову совершенно не улыбалось есть остывшее седло молодого барашка. Блюда из баранины, по его глубокому убеждению, вообще следовало употреблять исключительно в горячем виде.
 Конечно, скорее всего этот вопрос в той или иной форме был бы все равно задан кем-либо из присутствующих, но подстраховаться не мешало. Хохлов прекрасно понимал, что наиболее хороши те экспромты, которые готовятся загодя и тщательно.


* * *

 Ужин проходил в еще более тревожной и безрадостной атмосфере, чем накануне. Общей беседы за столом не получалось. Разговаривали между собой, в основном полушепотом, только ближайшие соседи. Исключение составил выслушанный всеми с большим вниманием краткий отчет капитана о ходе ремонтных работ. Отчет прозвучал, насколько это было вообще возможно в данных обстоятельствах, довольно оптимистично. Суть его сводилась к тому, что до завтрашнего обеда судно должно будет тронуться в путь.
 Поэтому вопрос, громко заданный Солодовниковым, сразу привлек всеобщее внимание.
 А спросил он, обращаясь к Хохлову, следующее:
 – Игорь Сергеевич, а что, в твоем расследовании ничего новенького не обнаружилось?
 Хохлов, не успевший к этому времени управиться и с половиной порции баранины, был неприятно удивлен таким вопиющим несоблюдением договоренности. Возмущенно посмотрев в сторону нарушителя конвенции, он понял, что совершил ошибку, не приняв во внимание их отличие в скорости поглощения пищи. Тарелка Солодовникова была пуста.
 Хохлову ничего не оставалось, как начать реализацию разработанного накануне плана. С сожалением отодвинув тарелку, он грустно ответил:
 – Новости, безусловно, есть, и даже очень интересные, но я не знаю, есть ли смысл их сейчас рассказывать… Может быть, это не всем интересно?
 Вопрос, заданный в такой форме, не допускает положительного ответа. Поэтому с разных концов стола послышались одобрительные реплики:
 – Нет, нет, Игорь Сергеевич!.. Интересно!..
 Расскажите, пожалуйста!.. Очень интересно!..
 Мы все вас очень просим!
 Хохлов ждал, ожидая реакции капитана. Его роль в сегодняшнем спектакле, согласно написанному им сценарию, была одной из центральных. Но капитан сам должен был взять ее на себя.
 Он не заставил себя ждать:
 – Давай, Игорь Сергеевич, расскажи, что ты там накопал, – громогласно приказал он.
 – Хорошо, – согласился Хохлов, – вы сами этого захотели…




 Глава 23


 – Итак, с самого первого момента, и я не скрывал этого, у меня были сильные сомнения в виновности Гершковича. Вот, Владимир Аркадьевич может это подтвердить.
 – Да, это так, – кивнул головой капитан. – Но ты никогда не объяснял причин своих сомнений.
 – Верно, – согласился Хохлов, – но, может быть, отчасти так было потому, что вы их не очень-то хотели слушать.
 – Не знаю…
 – Но тем не менее все равно наступила пора их высказать. Итак, почему я сомневался в виновности Гершковича… Во-первых, я с самого начала считал, что Самохвалов был убит несколько раньше того момента, когда Полина увидела, как Гершкович в панике покидает каюту Самохвалова, до того, как начали накрывать на стол. Иначе – слишком большой риск для убийцы, ведь выстрел мог быть услышан кем-либо из прислуги, занятой подготовкой к обеду.
 Преступник мог в принципе улучить момент, чтобы тихонько проникнуть в каюту Самохвалова, но стрелять, а потом рассчитывать выйти из каюты незамеченным.., это значило бы надеяться на чудо.
 – А как тогда объяснить поведение Гершковича? – спросил капитан.
 – Так, как он сам его и объясняет. Зашел к Самохвалову поговорить, но обнаружил его мертвым. Испугался и начал делать глупости… Что тут удивительного?.. Делать глупости – это обычное занятие людей…
 – Чего же он так испугался? Покойников боится?
 – Боялся того, что впоследствии и произошло. Что его обвинят в убийстве… Дело в том, что у него были на это причины…
 – Ага! – воскликнул капитан. – Значит, причины все-таки были?
 – Подобные, если не большие, причины были у большинства здесь присутствующих. Покойник, как оказалось, был на редкость милым человеком.
 – Да? – удивленно поднял брови капитан. – Ни за что бы не подумал… – Он вопросительно оглядел сидящих за столом.
 Публика, молчаливо и напряженно прислушивавшаяся к развернувшейся перед ней дискуссии, не стала возражать Хохлову.
 – Я и сам был удивлен, – признался Хохлов, – но тем не менее…
 – Ну, хорошо, – согласился капитан, – допустим, что виновность Гершковича в первом убийстве вызывает некоторые сомнения.., допустим. Но второе! Тут же все ясно! А зачем совершать второе, если ты не совершал первого?
 Ясно было, что второе делалось для сокрытия первого. Разве не так?
 – Вот тут вы правы. Относительно последнего. То есть, конечно, второе убийство совершено для маскировки первого. Но если предположить, что первое совершил не Гершкович, то и второе…
 – Но как же не Гершкович, – возмутился капитан, – мы же все видели?!
 – А что мы, собственно, видели? Ведь никто, насколько мне известно, не видел, как Гершкович вонзил этот нож в тело Полины?
 – Но он держал его в руках!.. С него еще кровь капала!.. И все обстоятельства…
 – Вот именно, что все автоматически учли предыдущие обстоятельства. А они, как мы только что видели, далеко не очевидны… Кровь на ноже тоже легко объясняется.
 – Каким же образом и кем? Опять Гершковичем-? – скептически усмехнулся капитан.
 – А почему бы и нет? Понятно, что он может солгать, но, по крайней мере, мы должны его выслушать. Хотя бы затем, чтобы опровергнуть.
 – И что же он говорит по этому поводу?
 – Он говорит, что некто, им неузнанный, судя по голосу, женщина или подросток.., это, кстати, ни о чем не говорит, голос мог быть изменен.., разбудил его на рассвете и сообщил, что его срочно вызывает капитан…
 – Но я никого, естественно, не вызывал, – уточнил тот.
 – Разумеется, мы это прекрасно понимаем.
 Ваше имя и авторитет были использованы в качестве приманки, и, к сожалению, не один раз.
 – Что вы имеете в виду?
 – Об этом чуть позже, а пока вернемся, как говорится, к нашим баранам… Гершкович, по простоте душевной полагавший, что его вызывают, чтобы сообщить о его полной реабилитации, спешно одевается и бежит к вам в каюту. Поднявшись на верхний ярус, он видит на ковре Полину с торчащим в груди ножом. Он кричит, взывая о помощи, и бросается к еще подающей признаки жизни горничной, желая ей чем-нибудь помочь. Не придумав ничего лучше, он вытаскивает нож из раны, и Полина умирает. Эту картину и застают многочисленные свидетели, выскочившие на первый крик Гершковича. Вот и все объяснение. Чем оно, позвольте вас спросить, так уж плохо?
 – Оно, скажем так, имеет право на существование. Но при одном условии.
 – Каком условии, позвольте полюбопытствовать?
 – При условии, что есть свидетели, которые могут подтвердить, что первым тревогу поднял именно Гершкович. Они есть?
 – Их нет, – покачал головой Хохлов.
 – Вот видите… – развел руками капитан.
 – Их нет и быть не может, – твердо заявил его оппонент.
 – Как это?
 – А вот так. Это я вам как врач говорю.
 – Поясните, пожалуйста.
 – С удовольствием. Но вам придется выслушать небольшую лекцию по физиологии. Наберитесь немного терпения, – Я, кажется, имею возможность продолжить свое незаконченное медицинское образование, – пробормотал поскучневший Солодовников.
 – Дело в том, – невозмутимо продолжал Хохлов, – что, когда человек спит, основная часть его мозга как бы отключается. Работают только некоторые участки, обеспечивающие процессы жизнедеятельности и сторожевые функции. Их задача, в частности, состоит в том, чтобы включить в работу весь мозг, то есть разбудить человека в случае появления некоторых признаков опасности. Одним из таких признаков и является громкий звук. Распознать звук, то есть определить его источник, мозг спящего человека не в состоянии. Это сложный, до конца еще не изученный физиологический процесс, для реализации которого требуется участие обширных участков мозга, поскольку услышанный человеком звук сравнивается с теми звуками, которые человек слышал и запомнил до этого. С этой задачей способен справиться только мозг бодрствующего человека.
 – Очень интересно и поучительно, но к чему вы, собственно, клоните?
 – Сейчас поймете. Еще минуту терпения.., я подвожу итоги… Итак, если вас разбудил какой-то кратковременный звук, то, проснувшись, вы скорее всего даже не поймете, что вас разбудило.
 В лучшем случае, если звук был достаточно сильный, вы проснетесь в состоянии тревоги и догадаетесь, что проснулись от шума…
 – Вы хотите сказать, что первый никем не опознанный крик Гершковича просто всех разбудил и заставил выскочить в коридор?
 – Именно так и могло быть.
 – Но почему же он замолчал? Почему не продолжал кричать?
 – А зачем? Вы поставьте себя на его место.
 Он идет к вам, предполагая, что справедливость восторжествовала и все обвинения с него сняты.
 Увидев агонизирующую Полину, он, что вполне естественно, зовет на помощь и, справедливо считая, что разбудил своим криком весь теплоход, молча кидается оказывать посильную в данных обстоятельствах помощь. Зачем еще кричать? Это не мужской тип поведения.
 – А чьи крики слышали все остальные?
 – Друг друга. Первые из выглянувших в коридор, особенно женщины, увидев эту ужасную картину, завопили что есть мочи. К ним постепенно присоединялись другие и так далее.
 – Вроде все у тебя логично получается, – вынужден был признать капитан. – И что из всего этого следует?
 – А следует из этого одно чрезвычайно важное обстоятельство.
 – Какое?.
 – Крик Гершковича мог слышать и опознать только один человек на судне, ибо только он один не спал в этот момент…
 – Истинный убийца! – догадался капитан.
 – Абсолютно верно. Но, как вы сами понимаете, сообщить нам об этом не в его интересах…
 – Значит, для установления настоящего преступника это нам, увы, ничего не дает? – разочарованно констатировал капитан.
 – Не совсем верно, – возразил Хохлов, – если учесть его желание создать впечатление того, что первый крик о помощи издала именно Полина…
 – Понятно.., если из них двоих, я имею в виду Полину и Гершковича, первой кричала Полина, то убийца, несомненно, Гершкович. Если наоборот, то Гершкович ни в чем не виноват, потому что убийца кричать не станет.
 – Абсолютно верно. Учитывая то обстоятельство, что все, кого я опрашивал, заявили, что спали в момент убийства, я очень осторожно пытался уточнить у всех потенциальных кандидатов в убийцы, а это практически все пассажиры, кто, по их мнению, все-таки закричал первым. Рассчитывая, что убийца как раз и назовет Полину.
 – И кто ее назвал? – грозно спросил капитан, уперев кулаки в столешницу.
 Все остальные, затаив дыхание, тоже ждали, что скажет Хохлов.
 Хохлов, выждав эффектную паузу, коротко ответил:
 – Никто.
 Вздох разочарования пронесся над столом.


* * *

 – Перед тем как продолжить свой рассказ, – сказал Хохлов, – я хочу внести одно предложение. Вы позволите, Владимир Аркадьевич? – обратился он к капитану.
 – Давай, – согласился тот.
 – Поскольку невиновность Гершковича практически установлена, может быть, имеет смысл извлечь его из канатного ящика? Тем более что, насколько мне известно, ужин в его отдельный, так сказать, кабинет никто не подавал.
 – Пожалуй, – поколебавшись, неохотно согласился капитан.
 Машины правосудия всех времен и народов, даже временные и импровизированные, с большим трудом и скрипом переключаются на обратный ход.
 Хохлов повернулся к стоявшей в сторонке Татьяне:
 – Танечка, у нас есть чем накормить и напоить блудного сына?
 – Конечно. Я сейчас схожу на камбуз.
 – Заодно отопри, пожалуйста, канатный ящик, – попросил Солодовников, протягивая ей ключ.
 – С удовольствием, – согласилась она.
 – Продолжай, Игорь Сергеевич, – попросил Хохлова капитан, когда Татьяна покинула кают-компанию.
 – Итак, убийца оказался человеком очень хитроумным и осторожным. Он не стал называть Полину, как первоисточник устроенной поутру шумихи. Короче говоря, один из опрошенных мной ответил, что, по его мнению, первой кричала женщина… Скорее всего именно Полина, хотя в этом он и не уверен.
 – Кто это был? – подозрительно спросил капитан.
 – Я не стану сейчас называть его имя, но, естественно, взял его на заметку.
 – Логично, – кивнул головой капитан.
 – Таким образом, единственное, что нам пока удалось установить, так это то, что убийца не Гершкович.
 – Это не так уж мало, – вставил капитан.
 – Согласен, но о личности преступника это достижение ничего нам не говорит. Неизвестно даже, мужчина он или женщина…
 – Ну, – засомневался капитан, – все-таки способ второго убийства говорит о том, что скорее всего – это мужчина.
 – Не могу с вами согласиться, – возразил Хохлов, – для того чтобы воспользоваться для убийства ножом, сила не нужна. Необходимы только решительность и хладнокровие. А эти качества вполне могут скрываться в хрупком женском теле. Таких примеров – несть числа…
 – Не знаю.., мне что-то такие не встречались.
 – Вам просто повезло.
 – Возможно… Но давайте продолжим.
 – Алиби ни на первое, ни на второе убийство не было ни у кого. В первом случае любой из присутствующих, гулял ли он по острову, плавал на доске или читал книгу у себя в каюте, мог незаметно проникнуть к Самохвалову и так же незаметно уйти. Теплоход, вернее его пассажирская часть, был практически пуст. Выстрел, прозвучавший в каюте, мог легко быть принят за один из ударов молотком по зубилу, которым рубили в это время трос на винтах.
 – То есть круг подозреваемых в первом убийстве сократить не удалось?
 – Вот именно. То же самое произошло и при втором.., подозревать можно всех…
 – Минуточку, – остановил Хохлова капитан, – а зачем вообще понадобилось преступнику убивать Полину? Чтобы подставить Гершковича?
 – Не только. Я думаю, что Полина видела стреляющую авторучку у преступника и забыла об этом, напуганная Гершковичем. Возможно, что забыл об этом и преступник, иначе он постарался бы не оставлять авторучку на месте преступления, хотя и очень опасно выходить из каюты с такой уликой при себе. В этом смысле Гершкович оказался для убийцы просто подарком судьбы.
 – Да уж. И что же ты предпринял дальше?
 – Дальнейшие свои усилия я посвятил выяснению способа, которым убийца выманил до смерти напуганную Гершковичем Полину в этот ранний час в безлюдный коридор… Кстати, это еще один довод в пользу невиновности Гершковича. Ему сделать это и без того непростое дело было, разумеется, во сто крат труднее, чем кому бы то ни было… Я прикинул, что единственным человеком на судне, чьим вызовом Полина ни в коем случае не смогла бы пренебречь, является.., наш капитан.
 – Опять я?
 – Да, я же вас предупреждал.., убийца очень ловко и последовательно использовал ваш авторитет на этом судне…
 – Ну, доберусь я до этого ловкача! – пригрозил капитан.


* * *

 Что именно произойдет в этом случае, присутствующим узнать не довелось, потому что в этот момент появился безвинный узник – Гершкович. Небритый, лохматый, в джинсах и помятой рубашке, он издавал резкий запах дегтя, олифы и еще чего-то не слишком благоуханного, что хранилось, по-видимому, в канатном ящике.
 Публика встретила его аплодисментами.
 Растерявшийся Гершкович от неожиданности раскланялся, как актер, вызванный на «бис», и хриплым от волнения голосом как-то некстати поздоровался:
 – Здрассти.
 Капитан вышел из-за стола, подошел к Гершковичу, пожал ему руку и сказал:
 – Прошу извинить за причиненные вам неприятности.., хотя и вы сами.., так сказать… были далеко-о не на высоте…
 – Да, да, – с готовностью согласился Гершкович, – дурака я свалял изрядного. Чего там говорить… Спасибо вам, что разобрались…
 – Благодарите нашего доктора, – прервал его капитан, – если бы не он, сидеть вам в канатном ящике.., а там, глядишь, и не только…
 – Спасибо, Игорь Сергеевич, – повернулся Гершкович к Хохлову, – век вам буду благодарен…
 Хохлов подумал, что день, проведенный в канатном ящике, может очень благотворно сказаться на характере человека даже в очень зрелом возрасте. Гершковича, например, прямо как подменили.
 Видимо, не он один это почувствовал. Внезапно рядом с Гершковичем возник бармен со стаканом на тарелочке.
 – Что это? – удивленно спросил Гершкович.
 – Ваши сто пятьдесят и орешек, – ответил улыбающийся бармен.
 – Вот это правильно, – одобрил капитан своего сотрудника, – это весьма кстати.
 – Спасибо, не откажусь, – охотно согласился Гершкович, принимая подношение.
 Едва он успел выпить, как последовало приглашение от Татьяны, поставившей на стол принесенные из камбуза тарелки:
 – Садитесь ужинать, пока горячее.
 Гершкович не стал отказываться и на этот раз.
 Убедившись, что с Гершковичем все в порядке, капитан опять обратился к Хохлову:
 – Можно продолжать.




 Глава 24


 – Итак, – продолжил Хохлов, выполняя указание капитана, – убийце необходимо было срочно ликвидировать нежеланного свидетеля в лице Полины. Днем это было сделать сложно – она все время была на людях, а чтобы сделать это ночью, предстояло выманить ее из запертой каюты. При этом, разумеется, было крайне желательно обстряпать все так, чтобы подозрение, хотя бы на некоторое время, упало на подставившегося самым неосмотрительным образом Гершковича.
 – Почему преступника устроило бы даже временное зачисление в убийцы Гершковича?
 Хохлов пожал плечами:
 – Может быть, у него или у нее лежит в кармане или в сумочке авиационный билет куда-нибудь в Аргентину? Кто это знает?
 – Понятно.
 – План, разработанный преступником, основывался на том обстоятельстве, что для вызова горничной вовсе не обязательно нажимать на кнопку, расположенную в соответствующей каюте, в данном случае в каюте капитана…
 – А как же иначе? – удивился Гершкович.
 – Чтобы ответить на ваш вопрос, Борис Абрамович, достаточно вспомнить азы школьного курса физики… Впрочем, коммерсанту это ни к чему. Короче говоря, достаточно замкнуть в любом месте те два проводочка, что ведут из каждой каюты на пульт, расположенный в каюте у горничной, и соответствующий вызов сработает.
 – А как это практически можно сделать?
 – Я попробовал представить себя в шкуре преступника и решил, что самый удобный способ – это проткнуть внешнюю изоляцию иголкой так, чтобы она коснулась обоих проводов.
 Осмотрев проводку, я действительно увидел в одном месте соответствующие отверстия. Воткнув туда на секунду иголку, я обнаружил, с помощью присутствующей здесь Танечки, что на пульте сработал вызов в каюту капитана.
 – Так просто? – восхитился Гершкович.
 – Ну, в общем, действительно технически это несложно.
 – Хорошо, – согласился капитан, – но как это приблизит нас к установлению личности преступника?
 – Сейчас мы к этому подойдем. Как я уже сказал, технически это сделать просто, однако есть одна трудность…
 – Какая? – опять не утерпел Гершкович.
 – К каюте Полины в одном пучке подходит столько проводов, сколько кают под ее опекой.
 А до того, как они соединяются в жгут, проводка скрытая. То есть провода скрыты под отделочным материалом стен коридора.
 – Ну и что?
 – А то, Борис Абрамович, что нужно знать, какой именно провод идет из каюты капитана.
 Преступник не мог среди ночи поочередно втыкать иголку во все провода, вызвав перезвон и мигание сигнальных лампочек в каюте Полины.
 Она сразу заподозрила бы неладное и подняла тревогу.
 – И как же преступник решил эту задачу? – спросил капитан.
 Наступил самый ответственный момент сегодняшнего вечера. Хохлов знал имя убийцы, но реальных доказательств его вины он не имел.
 Хладнокровный и здравомыслящий преступник, а все свидетельствовало о том, что так оно и есть, мог в ответ на его обвинения просто пожать плечами и заявить, что все это плод его воспаленной фантазии. Необходимо было спровоцировать его на действия или слова, которые нельзя будет интерпретировать иначе, как признание обвинений. Конечно, он мог и не поддаться на провокацию, но в любом случае попытаться стоило. И в этом он надеялся на помощь капитана.
 На свете мало людей, которых оставит равнодушными перспектива провести ночь-другую в канатном ящике. А если и не получится, то тоже беда небольшая. Он, в конце концов, не прокурор, чтобы собирать доказательства. Все что можно, он сделает, но не более того.


* * *

 – А решил он ее очень просто, – будничным тоном объяснил Хохлов. – Еще вчера утром вывел из строя систему сигнализации, а потом вызвался ее отремонтировать. По ходу ремонта разобраться, где какой провод, – пара пустяков.
 За столом на мгновение воцарилась тишина.
 Ее прервал голос Солодовникова:
 – Так это был…
 – Да, – подтвердил Хохлов, – это был твой ближайший соратник – Андрей.
 Андрей, на которого обратилось все внимание присутствующих, сидел, криво улыбаясь, и молча ковырял вилкой остывшую баранину.
 – Вы помните, я вам рассказывал, как один из опрошенных заявил, что первой сегодня утром закричала женщина? – продолжал Хохлов.
 – Конечно, – подтвердил Солодовников.
 – Так вот это и был Андрей. И, кроме того, именно он, как ближайший сосед Гершковича по каюте, мог знать об особенностях ее замка.
 Он же, кстати, и обратил на них наше с Солодовниковым внимание.
 – Ерунда, – не выдержал Андрей, – все, что я сегодня слышал, это только смутные догадки сыщика-любителя. Какие-то дырки в проводе, сказал я что-то не То… Где доказательства?
 Нет? Нечего тогда и разговаривать…
 – Так уж и нет? – спокойно возразил Хохлов. – Я уверен, что отпечатков пальцев на авторучке ты, конечно, не оставил. А вот куда ты дел ту самую иголку, которой замкнул провода и которую, кстати, у Полины и взял перед этим?
 Андрей настороженно поднял глаза на Хохлова:
 – Какое это имеет значение?
 – Большое. Я подумал: а что ты сделал с иголкой, когда с ее помощью привел в действие сигнализацию и каждую секунду ожидал появления Полины? Скорее всего ты ее просто бросил в коридоре. Не стал же ты стирать с нее отпечатки пальцев? Думаю, что нет.
 – Ну и что? – с вызовом спросил Андрей.
 Хохлов подумал, что такую реакцию Андрея на два его последних вопроса можно считать в какой-то степени признанием.., но он не был в этом уверен.
 – А то, – он встал со стула, извлек из кармана смокинга пакетик с пресловутой иголкой и медленно направился к продолжавшему сидеть на своем месте Андрею, – что я при свидетелях нашел в коридоре эту иголку, и если на ней обнаружатся отпечатки твоих пальцев, то, я думаю, будет нетрудно доказать, что именно этой иголкой были замкнуты провода сигнализации.
 Это был с его стороны чистейший блеф. Он даже не знал, можно ли вообще снять с иголки отпечатки пальцев, не говоря уже про все остальное. Зато он был уверен, что Андрей с капитаном понимают в этом еще меньше.
 Первым клюнул капитан. Он грозно поднялся со своего стула с побагровевшим от гнева и длительного воздержания от курения лицом и грозно рявкнул:
 – Схватить его и запереть в канатный ящик!
 Существовал риск, что в конце концов капитан понесет наказание за самоуправство. Однако Хохлов полагал, что милиция настолько сроднилась с собственным самоуправством, что на это маленькое прегрешение со стороны человека, временно выполняющего ее собственные функции, тоже посмотрит сквозь пальцы.
 Солодовников, бармен и Гершкович вскочили со своих мест, демонстрируя твердое намерение выполнить приказ капитана.
 Тогда сдали нервы и у Андрея. А возможно, у него были какие-то свои планы, в которые никак не входило сидение в канатном ящике.
 Однако то, что произошло, значительно превысило самые смелые ожидания Хохлова.
 Андрей рывком вскочил со стула и выхватил из кобуры свой «вальтер».
 – Стоять! – крикнул он твердым голосом.
 Все, кроме Солодовникова, остановились.
 – Ты думаешь, я испугаюсь твоей газовой вонючки? – угрожающим голосом спросил он, продолжая медленно приближаться.
 – Посмотри на Джонни Уокера, – спокойно произнес Андрей загадочную, никем не понятую фразу.
 – Куда посмотреть? – переспросил Солодовников.
 Андрей повел стволом пистолета и нажал на спуск. Резкий звук выстрела слился с громким звоном. Бутылка виски «Джонни Уокер», стоявшая за спиной бармена, разлетелась вдребезги. В воздухе мгновенно разнесся запах, напомнивший знатокам, присутствующим в кают-компании, лучшие сорта свекольного самогона.
 Бармен спрятался под стойкой.




 Глава 25


 Присутствующие мгновенно поняли, что в руках у Андрея отнюдь не газовый пистолет и что стрелять он умеет: до бутылки, в которую он попал, почти не целясь, было метров десять. Сомнений в том, что он, не колеблясь, пустит оружие в ход, тем более ни у кого не было. Следовательно, вопрос о том, кто, собственно, будет сегодня ночевать в канатном ящике, оставался открытым.
 Хохлов догадался, что Андрей, пользуясь тем, что газовый «вальтер» как две капли воды похож на свой боевой прототип, имел при себе и тот и другой. Это, несомненно, было очень удобно при его беспокойном образе жизни.
 Появление «вальтера» радикально изменило расстановку сил в кают-компании. Инициативу полностью перехватил Андрей. Оставалось выяснить, что он с ней собирается делать.
 Вряд ли звук выстрела был услышан в кормовой части трюмных помещений, где находилась в данный момент команда теплохода. Однако Андрей не мог держать под прицелом пистолета столько народа слишком долго.
 За иллюминаторами кают-компании начинало темнеть.
 – Чего ты добиваешься? – после минутной паузы спросил капитан.
 – Всем сесть, – коротко приказал Андрей. – И не вставать без моей команды, – добавил он, когда все выполнили его распоряжение. – Я никого не убиваю без крайней необходимости, но уж если она возникнет.., не обессудьте, я вас предупреждал…
 Он подошел к стойке бара и коротко приказал:
 – Вылазь оттуда…
 Над стойкой появилась голова бармена.
 – Садись и ты у стола, – показал Андрей стволом пистолета, куда именно должен был тот сесть.
 Переложив пистолет в левую руку и подойдя к столу, он взял один из массивных мягких стульев красного дерева и понес его к носовому иллюминатору, который выходил прямо на трап, спущенный на берег.
 Небо над островом озарила бесшумная зарница.
 В кают-компании становилось все темней.
 – Может быть, включим свет? – предложил Хохлов. – Если ты не возражаешь, конечно…
 – Включай, сыщик-любитель, – спокойно разрешил Андрей.
 Хохлов встал, подошел к выключателю, включил свет и вернулся на свое место.
 – Наступила пора нам с вами расстаться, – сказал Андрей. – Не мешало бы, конечно, переодеться, но.., теперь уже не получится. Во всяком случае, все, что надо, – при мне, в непромокаемом пакете, – он похлопал себя по животу. – Я подозревал, что этот сыщик-любитель, – он указал на Хохлова, – докопается до истины… приготовился. Чтобы вы не думали про меня слишком плохо, хотя мне на это и наплевать, я вам кое-что тоже расскажу.
 С этими словами он сел на стул и продолжил:
 – Моя настоящая фамилия, а не та, под которой вы меня знаете, – Долгов. Это с моим старшим братом – Михаилом – Самохвалов организовывал фирму, в которой вы сейчас работаете. Я в то время служил в армии, в спецназе… Но это к делу не относится. Мой брат взял кредит на свое имя и вложил эти деньги в дело…
 Самохвалов его заказал, и брата убили… А Самохвалов с той поры пошел в гору…
 – Ты уверен в том, что говоришь? – спросил Солодовников.
 – Уверен, – сказал Андрей, холодно улыбнувшись, – мне все это тот киллер рассказал, которого Самохвалов нанял.., перед смертью.
 А перед смертью люди не врут. Но я все-таки засомневался, признаюсь. Специально к нему на службу поступил, чтобы получше его узнать…
 Все-таки у брата в друзьях ходил.., страшно было ошибиться…
 – Узнал? – с любопытством спросил Солодовников.
 – Узнал, – с презрением процедил Андрей, – этот не то что друга, мать родную за рубль продал бы.., гнида. Я бы его по-другому, разумеется, кончил. Но эта сеть на винтах мне все карты спутала. Пришлось импровизировать. Поэтому и с авторучкой этой накладка вышла… Девку эту я не собирался трогать, но она, когда я свою каюту занимал, попросила у меня карандаш что-то записать. И я сдуру дал ей эту самую авторучку.., а потом действительно об этом забыл. Но и,. срок мотать за эту гниду – Самохвалова я не собираюсь…
 – И на что же ты теперь рассчитываешь? Думаешь, тебя не найдут? – сурово спросил капитан.
 – Я знаю, что меня не найдут, папаша, – спокойно ответил Андрей. – Ну да ладно, заболтался я с вами. Пора отваливать.
 С этими словами он встал, взял стул правой рукой и швырнул его в большой квадратный иллюминатор. Стекло со звоном разлетелось.
 – Всем сидеть на своих местах, – обернувшись, приказал он. – Во всякого, кто встанет, буду стрелять. Я не шучу, вы знаете…
 Андрей шагнул в окно и начал спускаться по трапу на берег.
 Несмотря на предупреждение, Хохлов бросился к выключателю и вырубил свет. Капитан, как он успел заметить, выбежал через дверь.
 Подойдя к иллюминатору, Хохлов в быстро сгущающихся сумерках увидел, как Андрей подбежал к одной из до сих пор лежавших на песке парусных досок и спустил ее на воду. Потом он встал на нее, поймал ветер в парус и стал быстро удаляться в сторону фарватера.
 Это было фантасмагорическое зрелище: высокий статный блондин с развевающимися на ветру длинными волосами, в элегантном смокинге и лаковых туфлях, стоящий на доске для виндсерфинга и молчаливо тающий в закатных сумерках.
 – Где он, подлец?! – послышался за спиной у Хохлова гневный голос капитана.
 – А вон, – показал пальцем Хохлов, – отплывает…
 – Не вижу! – воскликнул капитан.
 В руках у него Хохлов обнаружил охотничье ружье. В этот момент молния осветила небо.
 – Вот он! – увидел капитан.
 – Вы что? Стрелять в него собрались? – удивленно поинтересовался Хохлов.
 – Что я, ненормальный? – обиженно спросил капитан. – Сейчас впору не стрелять в него, а спасать. Видишь, что делается? Гроза идет сильнейшая. Не думаю, что он в темноте, при штормовом ветре, сумеет пересечь фарватер. Там волна знаешь какая сейчас будет? Гиблое дело.
 – А ружье тогда зачем?
 – На тот случай, если он вернуться надумает. Лично я на его месте так бы и поступил.
 – Да, – согласился подошедший Солодовников. – В такую погоду даже канатный ящик предпочтительнее виндсерфинга…
 – Тогда лучше зажечь прожектор, – предложил Хохлов, – чтобы он смог найти нас в темноте, если надумает вернуться.
 – Верно, – согласился капитан и побежал в ходовую рубку.
 Тем временем начался дождь.
 Вскоре холодный луч прожектора высветил длинную дорожку, на которой косые струи дождя пересекались с волнами.
 Постепенно дождь и ветер усиливались, но световая дорожка оставалась пустой всю ночь.
 Андрей Долгов на теплоход не вернулся.


* * *

 К утру гроза утихла.
 К полудню экипаж привел теплоход в более-менее рабочее состояние, и он отошел наконец от злосчастного острова.
 Один из винтов был все-таки поврежден, и теплоход не мог развить большую скорость.
 К Волгограду подошли только к утру следующего дня.




 Глава 26


 Несколько дней длились милицейские формальности, связанные с официальным расследованием двух убийств.
 Наконец пассажирам, продолжавшим эти дни жить на теплоходе, было разрешено уехать.
 Оставались только Нина Самохвалова и Солодовников, чтобы организовать отправку трупа.
 Оказалось, что это не так просто сделать.
 Уложив вещи, Хохлов зашел в каюту Солодовникова, чтобы попрощаться.
 – Собрался? – спросил тот, увидев на пороге готового тронуться в путь приятеля.
 – Долго ли…
 – Ты как решил добираться?
 – Поездом.
 – Мы тоже завтра рванем, я надеюсь… Слушай, Нины сейчас нет, она в городской администрации. Она просила передать тебе привет и вот это.
 Солодовников протянул Хохлову два конверта.
 – Что это?
 – В этом – твой гонорар, сто пятьдесят баксов, как и договаривались. А во втором – приз за победу в парусных гонках, пятьсот зеленых.
 – Почему мне?
 – А кому же, старик? Нас только двое осталось, участников. А ты впереди меня в турнирной таблице.., все законно, нам чужого не надо.
 Хохлов, услышав это «нам», понял, что положение Солодовникова на иерархической лестнице фирмы «Биком» стремительно возвышается.
 – Счастливо добраться.
 – Спасибо, до скорой встречи.


* * *

 В конторе «Шерхана» Хохлов появился точно в назначенный срок. На рабочем месте он застал одного только Крылова.
 – Кто к нам пришел! – обрадовался тот. – Ну, здорово, здорово.
 – Привет, как вы тут?
 – С ног падаем. На тебя вся надежда. На твои свежие силы.
 – А шеф где?
 – Сказал, что с утра задержится. Скоро придет… Ну, давай, рассказывай. Как прошел круиз?
 – Подожди, пока шеф придет. Обоим сразу расскажу. Неохота повторяться.
 – А ты ему изложишь укороченный вариант, а мне давай полный отчет.
 – Боюсь, что так не получится.
 – Тогда, наоборот, мне сейчас укороченный, а…
 – Да потерпи ты немного.
 – Ну, хотя бы в двух словах.
 – В двух? Ну, хорошо… Мне недавно объяснили, что отдых – это когда ты бесплатно делаешь то, за что на работе получаешь зарплату.
 – Да? Интересный подход…
 – Так вот, если придерживаться этого подхода, то я отдыхал очень хорошо.
  Эпилог 
 Андрея Долгова никто из участников круиза больше никогда не видел и ничего не слышал о нем. Доску без паруса нашли вскоре после шторма на одном из островков намного ниже по течению от того места, где он собирался пересечь фарватер в ту драматическую ночь. Объявленный милицией розыск, насколько стало известно Хохлову через связи Житкова с правоохранительными органами, успехом не увенчался.
 Погиб он или жив, точно неизвестно, но слова, сказанные им капитану о том, что его никогда не найдут, оказались пророческими.
 Солодовников вскоре женился на Нине Самохваловой, но продолжает работать начальником охраны на фактически принадлежащей ему фирме. Без работы ему скучно, а ничего другого делать он не умеет. Фирмой руководит Борис Абрамович Гершкович. Новые хозяева фирмы оплатили лечение его сына, которое закончилось вполне успешно.
 Горничная-студентка Таня осенью вышла замуж за богатого канадца и теперь по праздникам регулярно шлет Хохлову поздравительные открытки из города Виннипега, штат Манитоба, на которые он столь же регулярно не отвечает, хотя и собирается.
 Успешно отремонтированный теплоход «Пионер» продолжает бороздить волжские просторы под управлением капитана Зелепукина, а на его борту в качестве горничных все так же проходят специальную языковую практику симпатичные и шустрые студентки.