---------------------------------------------


 Автор неизвестен
 Патриция

 Патриция 
 Глава первая 
 Старый, но довольно опрятный, катер медленно приближался к каменному причалу Саламина. Мотор натужно взревел в последний раз и затих. Старый матрос-грек, ничего кроме моря в своей жизни не видевший, равнодушно сплюнул в воду залива, добросовестно кормящего его, и бросил канат встречающему. Молоденький подручный быстро и ловко привязал канат, катер стукнулся о мрачный камень причала, оттолкнулся -- канат натянулся как струна. Матрос бросил второй канат. Из рубки вышел капитан, такой же старый, как и его подчиненный, так же равнодушно скользнул взглядом по живописной панораме родного города. И остановил взгляд на пассажирке, которая весь рейс проторчала на палубе, не заходя в салон и не интересуясь ассортиментом их бара, как остальные путешественники. 
 Она была хороша своей молодостью, сложением и загадочностью. По тому, как она рассматривает убегающие вверх по склону кривые исторические улочки, можно было догадаться, что она очарована неброской красотой города и острова, вдоль берега которого они двигались более получаса. Но что еще скрывается за ее карими большими глазами, что притаилось за внешней простотой ее одежды и непринужденностью позы для прожженных морских волков было тайной за семью печатями. 
 Матрос сбросил трап и девушка взвалила на свое с виду хрупкое плечо огромных размеров кожаную сумку, застегнутую на молнию. Подошла к трапу, заметила устремленные на нее взгляды пожилых потомков гордых эллинов. Улыбнулась очаровательно и воскликнула игриво: 
 -- Чао! 
 -- Всего доброго, -- смущенно пробормотал старый капитан и отошел в сторону, давая дорогу остальным пассажирам, выходящим из салона. 
 Она легко сбежала по трапу, словно не висела у нее на плече тяжелая ноша. Ругаясь на себя последними словами, оба моряка не могли оторвать взгляда от ее восхитительной попочки, туго обтянутой материей черных джинс. 
 -- Да-а! -- выговорил матрос, когда она скрылась за административным зданием. -- Вот это персик! В самом соку! Сладкий-сладкий, -- он даже глаза закрыл от удовольствия. 
 -- Вернешься домой, твоя старуха вмиг отобьет охоту к сладкому, -- вернул его к реальности капитан. 
 Город жил своими повседневными заботами и не обратил ни малейшего внимания на незваную посетительницу. Патриция не спеша шла по причалу, впитывая в себя громкие выкрики грузчиков и торговцев, резкие запахи выгружаемой с лодок рыбы и жареных каштанов, которыми торговали на каждом удобном пятачке. Рядом пронзительно заревел осел, он вздрогнула от неожиданности, отшатнулась. Рассмеялась своему испугу, весело подмигнула туповатому ушастому труженику и свернула на узкую, мощеную булыжником улочку, круто уходящую верх по склону горы. 
 Патриция спиной чувствовала пронзительные восхищенные взгляды мужчин и усмехалась. Она знала, что вид ее тела действует на них, подобно красной тряпки на быка. Везде одно и то же: на улицах родных Афин, и на площадях степенного Мюнхена, в туманных переулках Лондона и на сумасшедших проспектах Нью-Йорка ее спортивная фигура неизменно приковывает к себе внимание представителей сильного пола. К сожалению, их интерес к ней всегда прямолинеен и однобок. Всех волнует, что у нее между ног, а не между ушей, под изумительными темно-каштановыми волосами, подстриженными под Мирей Матье. А в свои девятнадцать лет Патриция свободно владела кроме родного греческого еще и английским, почти бегло разговаривала на лающем немецком и понимала телепередачи на французском, хотя беседовать с французом вряд ли смогла бы. Она прекрасно знала историю своей страны и вообще историю, увлекалась немного философией и даже пробовала сочинять стихи на кафаревусе, подобно Сапфо, Алкею и Солону. Будучи чемпионкой колледжа по теннису, она и в аудиториях уступала не многим студентам. 
 Мелькнула мысль о начавшихся занятиях в колледже, но Патриция тут же отогнала ее. Решила, так решила, будет изучать жизнь не на лекциях, а на практике. Правда, опыт предыдущих дней ничего нового ей не дал. Ну так еще не вечер, зато и родную страну лучше узнает. 
 Она с удовольствием разглядывала маленькие домики, теснящиеся на улочке. Почти все они были из розового или белого камня и на фоне покрытых пылью стен резко и весело выделялись покрашенные в яркие цвета двери и оконные рамы. Она оглянулась вниз. Разнообразные крыши домов левантийской постройки можно было разглядывать довольно долго -- настолько разные они были сверху. Настолько же разные, насколько стены и внешний вид с улицы у них был одинаковый. Казалось всю индивидуальность и фантазию архитекторы вкладывали именно в кровли. Крыши были плоские, покатые, конусовидные и куполообразные... 
 Но очень быстро Патриция поняла, что скорее всего напрасно сюда приехала. Однообразный уличный гам начал утомлять ее, а до верхнего края города было еще далеко. Она купила у пожилого грека, уныло торчащего за лотком, спелых сочных ягод инжира, и засунув одну в рот, стала спускаться обратно к спокойному зеленому морю. 
 Она искала Большую Любовь и острые ощущения. Если насчет первого Патриция уже начала склоняться к мысли, что она доступна лишь литературным персонажам, то с приключениями проблем не было никаких -- лишь стоит подмигнуть любому самцу и он теряет голову. Скучно! 
 Патриция вновь вышла на шумную набережную и пошла к самому дальнему пирсу, где швартовались частные прогулочные яхты и катера. Она прошла мимо большого кафе, расположенного прямо под открытым небом. Столиков было очень много и за всеми сидели посетители. Официантки деловито сновали с подносами, на небольшой эстраде в глубине кафе играл ансамбль из четырех человек. Мелодия была ей знакома с детства и Патриция на мгновение остановилась, решая, посидеть ли за столиком или идти дальше. 
 Она прошла немного по каменному пирсу, осмотрелась и с облегчением поставила рядом с парапетом тяжелую сумку, в которой находился ее гардероб на все случаи жизни. Села на высокий парапет из такого же коричневого камня, что и весь пирс, вынула из маленькой полукруглой сумочки на боку кулек с ягодами и принялась их есть, осматривая суденышки, пришвартованные к причалу. На одном из катеров заревел мотор и тут же заглох. 
 На палубе небольшой симпатичной яхты, что стояла третьей от Патриции, появился стройный молодой мужчина с густыми красивыми темными волосами почти до плеч. Он привычно ухватился рукой за один из вантов и поставил на причал плетеную корзинку с пустыми бутылками. Проверил, как пришвартована яхта и ловким движением взобрался на пирс. Патриция с интересом наблюдала за ним. Был он высок и статен, в белой футболке с отложным воротничком и цифрами "32" на груди. Голубые джинсы на нем были подвернуты до колен, и он босиком прошел мимо девушки, не обратив на нее ровным счетом никакого внимания. 
 Патриция повернула голову вслед ему. Мужчина прошел по пирсу и уверенно свернул с набережной в один из переулков -- ясно, как день, что этот маршрут ему не в диковинку. Патриция улыбнулась и убрала пакетик с ягодами в сумочку. Она пришла к выводу, что для очередного приключения этот яхтсмен вполне подойдет. И решительно направилась к яхте, взвалив на плечо свою тяжелую ношу. 
 Ступила на шаткую палубу и схватилась за натянутый тросик. Сделала несколько шагов по узкому проходу между надстройкой и бортиком и открыла небольшую дверь в каюту. Ступеньки круто уходили вниз и в свете яркого солнца девушка разглядела там две аккуратно застеленные койки и столик. На столике стояла высокая початая бутылка белого вина с незнакомым ей названием. Каюта имела ярковыраженный холостяцкий вид. Со стены подмигивала календарная красотка. На столике рядом с бутылкой лежала раскрытая на середине книга пестрой мягкой обложкой вверх. Патриция удовлетворенно присвистнула и вошла в каюту, бросив небрежно тяжелую сумку на правую постель. 
 Неплохо для одинокого покорителя морей. 
 Патриция вытащила подушку на левой койке из-под покрывала, прислонила ее к стенке и разлеглась на чужой кровати в вольготной позе. Она надеялась, что хозяин яхты не заставит себя долго ждать. 
 Она протянула руку, взяла бутылку и отхлебнула прямо из горлышка. Вино оказалось слабым и очень приятным. "А у него не дурной вкус," -- решила она. На полочке над койкой лежали сигареты и зажигалка. Она протянула руку и лениво посмотрела на сорт сигарет. 
 Вскоре она услышала шаги по палубе и безоблачное голубое небо, которым она любовалась в проеме незакрытой двери заслонила фигура хозяина яхты. При виде незванной визитерши он замер на пороге в нелепой позе, держа тяжелую корзинку с провизией в обоих руках. Казалось, от внезапности у него пропал дар речи. 
 -- Привет! -- не вставая помахала незнакомка ему ручкой и фамильярно отхлебнула из бутылки. 
 -- Ты что здесь делаешь? -- наконец, спросил он. Он тешил себя надеждой, что она просто перепутала его яхту с чьей-то еще. 
 Патриция отметила, что по-гречески он говорит очень чисто, но едва заметный английский акцент все-таки выдает его -- иностранец. 
 -- Я -- лежу, -- спокойно ответила она. -- А ты кто такой? 
 Он понял, что зря уповал на ее ошибку -- она явно знала, что делает. 
 -- Что за бредовые идеи? -- только и нашел что сказать хозяин яхты. 
 Она сделала еще глоток и спросила лениво: 
 -- А у тебя есть какие-нибудь идеи поинтересней? 
 -- Выкатывайся отсюда, -- резко приказал он. 
 Незнакомка никак не отреагировала на его негостеприимство. 
 Тогда он спросил примирительно: -- Что тебе здесь надо? 
 -- Заходи, -- пригласила она таким тоном, будто яхта принадлежала ей, а не ему. -- Я пришла в гости. -- Она потянулась и взяла с полки пачку сигарет. -Хочешь сигарету? 
 -- Это мои сигареты, -- угрюмо буркнул он. 
 Патриция внимательно рассматривала его внешность. Выражение лица и его реакция на ее бесцеремонное вторжение почему-то понравились ей. Его открытое, чисто выбритое лицо интеллектуала создавало впечатление мягкости характера. Но волевой подбородок и жесткая складка у рта предупреждали, что он может принимать и жесткие поступки, когда сочтет это необходимым. Лицо обрамляли густые пушистые темно-каштановые волосы, живо напомнившие Патриции фотографии Джоржа Харрисона времен "Белого альбома". Туго облегающая тело футболка подчеркивала упругость и силу его тела, что служило великолепным доказательством, что парусный спорт не уступает любой атлетике. 
 -- Ну и что? -- пожала она плечами в ответ на его, неуместное по ее мнению, замечание. Она бросила пачку на место и еще отхлебнула из бутылки. Видя, что он молчит и ждет, что она еще скажет, Патриция поставила бутылку на столик и порывистым движением села на койке. -- Может, возьмешь меня в команду? -нагло и весело предложила она. -- Я мало ем и койка как раз моего размера... 
 -- А если мне не нужны матросы-женщины? -- в тон ей ответил хозяин яхты. Он вдруг с удивлением поймал себя на мысли, что ее наглость и напор импонируют ему. Да и внешность у нее исключительно привлекательна. 
 "Впрочем, -- подумал он, -- ее наглость и святая простота как раз и базируются на прекрасном осознании своей привлекательности, и в осведомленности, как ее внешность действует на мужиков." 
 -- Не нужны и не надо. -- Патриция обиделась, не ожидая подобного приема. Она привыкла, что мужчины, к которым она делает лишь полшажка навстречу, сами бросаются на нее, как голодные хищники на долгожданную добычу. 
 Патриция встала, взяла свою сумку и вышла из каюты. Он равнодушно посторонился, пропуская ее. Она вышла на палубу, сделала несколько шагов по проходу к выходу и огляделась. 
 На соседнем судне толстый бородатый мужчина возился с такелажем. 
 -- Если ты не набираешь команду, -- с видом оскорбленной добродетели сказала она, -- я поищу другую яхту. -- Она указала рукой на толстого бородача. -Вон тот меня наверняка возьмет! Могу биться об заклад... -- Она повернулась и, цепляясь за ванты, стала пробираться к выходу. 
 -- Только я предупреждаю, -- в спину ей сказал он, ставя свою корзинку с бутылками на крышу каюты. -- Джо -- подлец. 
 -- Да? -- возмущенно обернулась она. -- Ну а с тобой и вообще говорить не о чем! 
 -- Ну ладно, хорошо, -- уступил он, наконец. -- Сейчас трудно найти хорошего матроса. Готовить умеешь? 
 -- Нет, -- глядя на него чистыми, ясными глазами ответила Патриция. 
 -- Я задал глупый вопрос, наверное, -- улыбнулся он ей. 
 -- Суди сам, -- ответила она и вновь прошла к каюте. 
 Он воспитанно подал ей руку и взял ее объемистую сумку. Она прошла на нос яхты, чтобы яркое солнце не мешало наблюдать за ним. Он пожал плечами и молча принялся за свои повседневные дела. 
 Он привычно проверил крепления паруса, отвязал швартовочный канат. Патриция с интересом наблюдала за его ловкими движениями, но он ее словно не замечал. Она тоже не спешила поинтересоваться не требуется ли ему помощь. 
 Яхта вышла из порта и заскользила по волнам вдоль скалистого берега, почти лишенного растительности. Но при свете ослепительного солнца, находящегося почти в зените, берег казался отнюдь не мрачным, а скорее даже жизнерадостным. Безоблачное голубое небо и бьющиеся о камни лазурные волны с белой пеной, не контрастировали с безлюдными красновато-коричневыми скалами, а удивительным образом гармонировали, радуя глаз. 
 Хозяин яхты сосредоточенно управлялся со штурвалом, следя за фарватером и не обращая никакого внимания на нового члена экипажа. 
 Патриция непринужденно сняла футболку, обнажив свою высокую загорелую грудь (лифчиков она не носила принципиально), стянула джинсы, оставшись лишь в узеньких красных плавках, и улеглась беспечно на крышу каюты, прямо перед стоящим у руля мужчиной. 
 Чтобы видеть куда вести яхту, ему пришлось крутить головой, ибо холмики ее груди заслоняли видимость. Но ни слова недовольства, ни замечания он не выказал. Как, к огромному изумлению девушки, и какой-либо заинтересованности ее прелестями. 
 Она лежала и удивлялась тому, что до сих пор не услышала от него ни единого сексуального предложения. Даже намека или искорки интереса. Может, он гомосексуалист? Или импотент? Или тот мужчина, которого она безуспешно ищет -для которого секс не нечто выводящее из равновесия, а естественная потребность? 
 * * * 
 Солнце клонилось к горизонту, а Патриция все лежала на прежнем месте -заснула. 
 Он не стал ее будить. Заякорил яхту в небольшой, хорошо знакомой ему скалистой бухточке и стал готовить снасти для подводной охоты. 
 Патриция открыла глаза, сквозь сон почувствовав, что равномерная качка, убаюкавшая ее, прекратилась. Она встала и сладко потянулась, демонстрируя свое гибкое тело, без малейшего грамма лишнего веса. Он сидел на корточках на носу яхты и поднял с любопытством голову. Она заметила его взгляд и грациозными движением нырнула прямо с борта в чистую манящую воду Саронического залива. 
 Через какое-то время он тоже нырнул -- в маске и ластах, с подводным ружьем в руках. Патриция полагала, что он подплывет к ней, но ошиблась, он сразу ушел на глубину. Она рассмеялась своим мыслям и с блаженством легла на спину, отдавшись во власть ласковых волн. 
 Она уже вытиралась на яхте, когда он выплыл к большому камню, торчащему из воды и гордо поднял над головой свой трофей -- наколотую на гарпун ружья огромную кефаль. Патриция заметила его и они оба радостно рассмеялись. Солнце утопало в бескрайней дали залива, окрасив все вокруг в ирреальные тона. 
 Когда совсем стемнело он принес на берег с яхты большой фонарь, корзинку с продовольствием и занялся ужином. 
 Патриция с борта яхты наблюдала в темноте за разгорающимся костром. С того момента, как яхта покинула Саламин, они не обменялись ни словом. Но почему-то она чувствовала странную симпатию к нему, и догадывалась, что это взаимно. Она с интересом ждала продолжения приключения и гадала, какие действия он предпримет, не стоит ли его несколько подбодрить? 
 Наконец, ей наскучило торчать на яхте и она присоединилась к нему. Он приветливо улыбнулся ей. Она уселась на прогретый за день гладкий камень и уставилась на пляшущие, привораживающие язычки пламени. 
 В свете костра он приготовил на переносной коптильне свою добычу, положил солидный кусок на тарелку, молча передал ей. Открыл штопором бутылку легкого вина. Разлил по большим стеклянным бокалам. Они выпили, глядя друг на друга и улыбаясь. Патриция вдруг с удивлением отметила, что слова им абсолютно не нужны, что им и так хорошо друг с другом. Такого с ней еще никогда не было. И готовил он превосходно, она пожалела, что рыба такая маленькая. 
 Он разрезал сочную дыню на десерт, передал ей дольку. Она ела и улыбалась ему загадочно. 
 Он прикурил от головешки из костра и сел напротив нее. 
 -- У тебя, наверное, имя есть? -- наконец спросил он, улыбнувшись. 
 -- Барбара, -- ответила Патриция. 
 Ей было гораздо проще открыть первому встречному мужчине свое тело, чем назвать настоящее имя. Ей, подобно древним кельтам, казалось, что узнав ее подлинное имя, мужчина приобретет над ней некую таинственную власть, вырваться из-под которой ей будет трудно, если вообще возможно. 
 Он с любопытством смотрел на нее. В неверном свете костра он походил на сказочного чародея, заглядывающего ей в душу. Но уж что-что, а в душу к себе заглянуть Патриция пока не одному мужчине не позволяла. 
 Она вздохнула. 
 -- Но какая разница как меня зовут? Все так скучно. Я должна была ехать на работу в Мюнхен... А кому хочется работать в девятнадцать лет? Я все послала к черту. Мой отец -- спившийся бедняк, мать -- сумасшедшая. Поэтому я выросла без гроша и чокнутая. Расскажи мне лучше про себя. 
 Заметив, что он смотрит на нее задумчиво, Патриция взяла бутылку вина и протянула ему. 
 -- На, выпей еще, -- предложила она, чтобы расшевелить его. -- Ну, какова же история твоей жизни? 
 Ее не заботила правдоподобность собственного рассказа, но интересовало, что скажет он: соврет, как все мужики, увидевшие предмет для соблазнения, или будет искренен? 
 -- Меня зовут Том, -- наконец сказал он, глядя ей в глаза. -- Мне двадцать восемь лет. Живу сейчас в Пирее у своего друга. Я иностранный корреспондент, работаю на агентство "Рейтер", но в основном трачу время у себя на яхте и ни черта не делаю. -- Он чуть стеснительно улыбнулся, не зная что еще о себе рассказать. -- Отец мой в расцвете сил, мать вполне нормальная... 
 -- А сколько у тебя девушек? -- заинтересованно подалась вперед Патриция. 
 Том улыбнулся. 
 -- В данный момент -- ни одной. 
 -- А сколько у тебя их было? 
 Он рассмеялся. 
 -- У меня плохо со статистикой, -- попытался увернуться он от ответа. 
 -- Ну, приблизительно, -- продолжала допытываться она. 
 -- Зачем тебе это нужно знать? 
 -- Мне всегда нужно знать что к чему. Ты что хочешь сказать, что никогда не спал ни с одной девушкой? 
 -- Тебе интересно знать не голубой ли я? -- вновь рассмеялся Том. 
 -- Да, -- серьезно подтвердила Патриция. 
 -- Извини, но это не так, -- разочаровал он ее. 
 -- А ты что, любишь одиночество? 
 -- В общем, да, -- весело произнес Том. 
 -- Значит ты, все-таки, немножко голубоватый. 
 -- А ты случайно не лесбиянка? -- той же монетой отплатил он, но Патриция ничуть не смутилась. 
 -- Я не знаю, -- честно ответила она. -- Вообще я не знаю чем плохо быть лесбиянкой. Это ничуть не хуже, чем многое другое. -- Она подставила свой бокал и он налил ей еще вина. Она продекламировала: 
 -- Мне сердце страсть крушит; 
 Чары томят 
 Киприды нежной. 
 И добавила: 
 -- Лесбиянки гораздо приятнее многих мужчин. Как я замечала... 
 -- Благодарю, -- иронично вставил он. 
 -- Ты даже не почувствовал себя польщенным, -- сказала она. -- По-твоему, это не комплимент? 
 Он неопределенно хмыкнул, гадая чем же кончится этот странный вечер с этой непонятной ему девушкой. Кто она? Ветренница, лезущая в постель к первому встречному, или пытливая искательница смысла жизни, наизусть цитирующая древнюю классику? 
 -- Дашь затянуться? -- неожиданно попросила Патриция. 
 Том протянул ей свою сигарету фильтром к ней, не выпуская окурок из руки. Она нагнулась к нему и затянулась. 
 Откинулась спиной на камень. 
 -- А тебе иногда не одиноко? -- спросила она. -- Не скучно, когда ты один? 
 -- Но сейчас я совсем не один, -- улыбнулся Том. 
 И порадовался, что он с ней. Она все больше привлекала его своим нестандартным, как ему казалось, поведением. Она не прикрывалась лицемерием скромницы, но и не была вульгарно-навязчива, как уличные проститутки. 
 -- И на том спасибо, -- почти обиделась она. 
 Вместо ответа он мягко положил свою сильную руку на ее изящное запястье, не ведавшего грубого физического труда. Удивительное тепло разлилось по телу девушки от этого прикосновения. 
 Они встали. И посмотрели друг другу в глаза. Ночную тишину нарушали лишь доносящееся со всех сторон пение цикад, пощелкивание костра и негромкий шум бьющихся о скалистый берег волн. 
 -- Поздно уже, -- сказал Том, чтобы прервать затянувшееся молчание. 
 -- Да, наверное, -- подтвердила она задумчиво. Неосознанное еще до конца чувство заставляло сердце биться быстрее, чем обычно. Но она не хотела дразнить его, поторапливая события -- ибо он был не такой, как все прочие, встречавшиеся на ее пути, мужчины. 
 Том видел, что в ее поведении что-то едва заметно изменилось. Но что именно и чем это вызвано понять не мог. Чтобы не думать об этом, он быстро собрал в корзину посуду и затушил костер. 
 Они пошли к яхте, он освещал фонарем путь среди камней. 
 -- Осторожней! -- сказал Том. -- Палуба скользкая. Барбара! 
 Она взошла на яхту и задумчиво пошла на корму, не оглядываясь. 
 -- Барбара! -- снова окликнул он ее. -- Барбара, я с тобой разговариваю! 
 Патриция обернулась. 
 -- Ты меня зовешь? -- удивленно спросила она. 
 -- Конечно тебя, а кого же еще? 
 -- А кто тебе сказал, что меня зовут Барбара? 
 -- Ты сама сказала... -- растерялся Том. 
 -- Подумаешь! Мало ли какое имя я назвала?! 
 Она вдруг поняла, что случайно встретив его, не считает его случайным в своей жизни. Хотя еще совсем не знает его. Ей показалось, что именно ради этой встречи она и затеяла свое сумасшедшее путешествие. Но разве можно быть в чем-либо уверенным? Мало ли что кажется! Однако ей захотелось сказать ему свое имя и она не стала противиться собственному желанию: 
 -- Меня зовут Патриция. Ты наверное думаешь, что я пьяная? 
 -- Нет, нисколько, -- серьезно ответил он. 
 -- По-твоему, я сумасшедшая? -- спросила она, стоя на том же месте у кормы яхты. И стала снимать свою футболку. 
 -- Чуть-чуть, -- ответил Том на ее предположение. 
 -- Вопрос: могут ли объединиться отшельник и сумасшедшая вместе? -игриво-зазывающе сказала она. 
 Том окинул взглядом ее залитый лунным светом обнаженный торс. 
 -- Наверно, -- предположил он. 
 -- Хочешь проверить? -- улыбнулась она и юркнула мимо него в каюту. 
 Том стал не спеша расстегивать пуговицы на рубашке, чувствуя, как в нем все больше тает предубеждение против нее и возрастает страстное желание. Наверное, она колдунья. 
 Он вошел в каюту, держа рубашку и брюки в руках, прикрывая свои детородные органы -- в отличие от нее, он стеснялся. 
 Патриция лежала нагая под одеялом. Он спустился на несколько ступенек и закрыл дверь в каюту. Лег на соседнюю койку, накинул одеяло и повернулся к ней, заложив руку за голову. 
 Она тоже молча повернулась к нему, подперев голову рукой, ненавязчиво постаравшись, чтобы великолепную грудь ее не закрывало одеяло. Из под белой материи Тома кокетливо дразнил большой овал персикового цвета. 
 -- Ты знаешь, -- задумчиво сказала она. -- Ты совершенно необыкновенный! Ты всегда плаваешь один на своей яхте? 
 -- Сейчас у меня прекрасная команда, -- счастливо улыбаясь, ответил он. 
 -- А что ты делаешь по ночам? 
 -- Обычно сплю, -- просто ответил Том, наслаждаясь зрелищем ее обнаженной груди. -- Сперва читаю, пока не усну, а потом сплю. 
 Выпитое вино приятно туманило ему голову, а близкое присутствие абсолютно ему непонятной, но от этого не менее желанной девушки, заставляло напрягаться судорожно мускулы и биться быстрее сердце. Но он не торопился овладеть ею как можно скорее. Само ощущение приближающегося наслаждения было для него не менее сладостно -- он как истинный гурман растягивал удовольствие. И где-то краем сознания он понимал, что взаимная симпатия, словно освещающая каюту волшебным сиянием, может улетучиться бесследно от одного поспешного, неверного слова или жеста. 
 -- А у тебя здесь комаров нет? -- пошутила Патриция. -- Москитов? 
 -- Нет, -- глупо улыбаясь ответил он. 
 -- Надеюсь, ты не обманываешь, -- сказала она. -- А ты не хочешь меня поцеловать? -- Безумные чертики появились в ее черных глазах, бросая ему дерзкий вызов. -- Пожелать спокойной ночи? 
 -- Это ты должна сделать, -- улыбнулся Том. 
 -- Я никогда не разговариваю с мужчинами в постели. -- Патриция томно потянулась в постели, коснувшись ладошками стенки каюты. Одеяло сползло на середину плоского живота, два холмика груди соблазнительно шевельнулись от ее движения. 
 -- Мне кажется, женщины -- специалисты в этом деле, -- сказал он, садясь на своей постели и прикрывая одеялом нижнюю часть тела. 
 -- Тебе лучше знать, -- ответила Патриция и они оба рассмеялись. 
 Он встал с койки, присел к ней на краешек постели, провел своей сильной, шершавой ладонью по ее щеке -- не спеша и ласково. Это невинное прикосновение вызвало у Патриции целую бурю доселе неведомых эмоций. 
 Она, в охватившем ее внезапно порыве, потянулась к нему сочными губами, закрыв в волнении глаза. Том поддержал ее левой рукой за плечи, ощущая ее трепетную беззащитность, и нашел своими губами ее ищущий рот. Провел языком по губам ее, чувствуя, как она все больше приникает к нему, что в ней рушится какая-то неведомая стена, не позволявшая ей довериться ему не только телом, но и чувствами. Он правой рукой нежно провел по точеному плечу девушки, нащупал маленькую ямочку почти у самой шеи. 
 Она присела на постели, отвечая на его страстный поцелуй, и обхватила жадно руками его за шею. Она еще контролировала свои поступки, но с восхищением понимала, что разум уступает место чувствам -- такого с ней еще никогда не было, ни с одним мужчиной. Ей хотелось закричать от восторга, но лишь тихий сладкий стон сорвался с ее алых губ. 
 Лишь эфемерная преграда одеяла разделала их горячие, охваченные возбуждением тела, но они не торопились убрать ее, наслаждаясь первыми робкими ласками, лишь знакомясь друг с другом на ощупь. 
 Он оторвался от ее сладких губ, переводя дыхание: 
 -- Патриция! -- с восхищением сказал Том. 
 Она откинулась на подушку, подставляя обнаженное тело свое его жадным взглядам, и улыбнулась. 
 Он медленно коснулся пальцами ее щеки. Патриция закрыла глаза. 
 Том провел ладонью про ее щеке, спустился на шею, где под пальцами ощутил стремительное биение сердца, отдававшееся по всем венам. Он опустил руку еще ниже и ладонь его наполнилась мягкой и упругой плотью ее левой груди. Он обхватил ладонью податливый холмик, наклонился над покорным его ласкам телом и коснулся легонько губами правого соска. Обвел его языком, с восторгом ощущая как пуговка соска твердеет и набухает, как дрожь охватывает все ее тело. 
 Патриция взяла его за плечи и притянула к себе. Том сам не заметил, как оказался лежащим у стены на узкой кровати, покрывая жаркими поцелуями ее лицо, шею, плечи. Ее тихие стоны восхищали его сейчас больше любой, самой талантливой симфонии. Запах ее волос кружил голову. Он провел рукой по крутой линии ее бедра и поразился этому чуду природы -- женскому телу. Он чувствовал, что каждая ее клеточка, каждая волосинка ее стремится к нему, и он хотел одарить своей щедрой лаской ее всю -- от маленьких пальчиков ног до чуть покрасневших, изящной формы мочек ушей. 
 Патриция стонала от страсти, удивляясь, почему ей так хорошо, почему вызывает такое восхитительное наслаждение этот сильный, немногословный мужчина, которого еще вчера она не знала, и даже не подозревала о его существовании. Может потому, что он не набрасывался на нее, как проголодавшийся хищник, а завоевывал миллиметр за миллиметром, как берет башню за башней сопротивляющуюся неприступную крепость талантливый полководец, понимающий, что элементарным навалом цели не добьешься. Он приручал ее тело, и каждая ее клеточка отвечала ему взаимностью. 
 Том вдруг с ужасом подумал, что ведь мог ее никогда и не встретить, пройти мимо... 
 То же самое промелькнуло и в голове Патриции, но новые его ласки вызвали новые восхитительные чувства. Да здравствует Его Величество Случай, -- мысленно воскликнула девушка, и растворилась в поглотившем ее наслаждении. 
 -- Патриция! -- в это слово он вложил весь спектр чувств, нахлынувших на него, как чародейское наваждение. -- Патриция! 
 Вместо ответа она снова простонала сладко, поймала нетерпеливо руку его, дарящую необычное ощущение ее телу, и повлекла ее к пылающему жару интимному месту своему, где ласка его сейчас требовалась больше всего. 
 Он очень осторожно, даже робко, коснулся бугорка венеры, проведя тыльной стороной ладони, по жесткой лужайке волос и повел руку дальше -- меж широко раздвинутых в ожидании стройных длинных ног. Губы его снова нашли ее рот, она выгнулась дугой, почувствовав, как его сильные пальцы ласково раздвигают потаенные губы ее. Он нащупал скрывающийся в складках кожи маленький чувствительный бугорок и очень нежно обвел его пальцем. Даже страстный поцелуй не смог сдержать ее громкого стона, идущего из самой глубины груди. Изо всей силы она прижала его к себе. 
 -- Патриция! -- вновь вырвалось у него. Пальцы его наслаждались жаркой влажностью ее. 
 Порывистым движением она сбросила на пол ненужное сейчас одеяло. Он поцеловал ее нежно в губы, потом в левый персиковый овал груди, затем в правый, покрыл поцелуями ее живот и бедро. Его неудержимо влек к себе маленький зверек, пульсирующий под лаской его пальцев. Наконец он добрался до него и посмотрел на влажные складки потаенного входа в лоно ее, любуясь открывшимся зрелищем. 
 В этот момент набежавшая шальная волна резко качнула яхту и он уткнулся губами в складки ее естества. Патриция руками прижала к ним его голову как можно сильнее. Рука его ни на секунду не прекращала наслаждаться ее молодым плотным телом. 
 Она не могла больше ждать. Она страстно желала его, краем сознания поражаясь тому факту, что она впервые сама жаждет мужчину. Она знала, что должно сейчас произойти, но никогда еще это не доставляло ей удовольствия. Она боялась разочароваться и сейчас, но ей было так хорошо, что даже ограничься Том одной лаской, она все равно не осталась бы в обиде. 
 Но он хотел принадлежать ей целиком. Или обладать ею всей -- для него это было сейчас одно и то же. Брать, отдавая -- только в этом он видел высший уровень и смысл наслаждения. 
 Тяжелое прикосновение его сильной обветренной груди, покрытой редким жестким волосом к нежным, не знающим стягивающей материи бюстгальтера, холмикам груди восхитили ее. Ночь встретилась с сиянием дня, вода слилась с пламенем, горячий южный темперамент соединился с северной нежностью. 
 Он вошел в нее и она почувствовала неведомое прежде внеземное блаженство. Он был сейчас героем ее жизни, она хотела отдать ему себя всю. И бедра ее непроизвольно задвигались в такт его движениям, в голове звучала фантастическая мелодия. Она открыла на мгновение глаза, но увидела только его лицо, на котором отражалось счастье от близости с нею. Контуры каюты размылись и отошли куда-то за край раздвинувшегося горизонта -- сейчас для нее существовал только он. Пальцы ее бегали по спине Тома, ощупывая каждую неровность его тела. 
 Жар его страсти захватил Патрицию, закружил в фантасмагоричном круговороте, темп движения доводил ее до исступления, с губ ее срывался почти звериный полустон-полурык. Кроме этого темпа она уже ничего не могла ощущать, обжигающая волна накрыла ее с головой -- поистине воплощение наивысшего блаженства, и оно стоит того, чтобы его искать так долго... 
 -- Патриция! -- выдохнул он, не в силах сдержать свои чувства. -Патриция!!! 
 Обжигающая струя страсти ударила внутри ее и она испытала восхитительный миг концентрации всех мыслимых наслаждений. Переливающие колдовскими цветами залпы заслонили от ее взора весь мир. Она закричала от счастья и непроизвольно ее ногти вонзились ему в спину, царапая до крови. Но ни она, ни он даже не заметили этого. Цветные вспышки пред ее глазами стали рассеиваться, она с трудом приоткрыла глаза и сквозь волшебное зарево проступили добрая улыбка и его бездонно глубокие глаза. 
 -- Патриция! -- снова повторил он и рухнул рядом с ней на узкой койке. 
 Она почувствовала, как по ноге ее потекла из лона горячая липкая струйка, и это подействовало на нее, как ледяной душ, мгновенно вырвав из мира чудесных иллюзий в обрыдлую повседневность. Сейчас он превратится в бездушный куль расслабленных мускулов и заснет, удовлетворенный, как обычно поступали ее предыдущие любовники. Он вытянул из нее все соки, больше ему ничего от нее не нужно. Он такой же бездушный, как все мужики! 
 И с удивлением услышала, как он прошептал ей на ухо все то же слово, которое каждый раз произносил по разному, вкладывая каждый раз в это слово столько, сколько не скажешь продолжительной речью: 
 -- Патриция! 
 Она почувствовала на своем животе возвращающую к счастью ласку его сильной руки, его губы вновь жадно искали ее рот, и досада, внезапно охватившая девушку, испарилась мгновенно, не оставив по себе малейших воспоминаний. Она поразилась, какими разными и удивительными могут быть поцелуи, которым раньше она не придавала никакого значения. Она успела подумать, что он открыл ей совершенно новый огромной мир, но очередная волна его ласк, снова ввергла ее в негу наслаждения, и она перестала думать вообще о чем-либо. Ей просто было неимоверно здорово. Словно не в спартанской обстановки тесной каюты на узкой койке находились они, а на бескрайнем облаке волшебной страны, предназначенной для них одних. 
 И вновь его прикосновения заставляли ее дрожать, и вновь его голос, заставлял тело напрягаться, а ноги непроизвольно раздвигаться в ожидании его. И он не обманывал ее ожиданий. 
 Патриция уже не понимала -- спит ли она и грезит, или все это происходит наяву, превосходя самые дерзкие ее вожделенные мечты. 
 И лишь когда он окончательно выбился из сил и заснул на ее плече, она стала тихонько всплывать на поверхность реальности из пучин сладострастия. 
 Патриция окинула затуманенным взором обстановку каюты. Под потолком ровно светила лампочка -- молчаливая свидетельница восхитительного слияния двух тел, на полу валялись скрученные жгутом простыни. 
 Все тело ее горело огнем, груди не хватало воздуха. 
 Она встала. Том открыл глаза и улыбнулся ей. Патриция склонилась над ним и поцеловала в щеку. Он снова закрыл глаза. 
 Она взяла с полочки сигареты и нагая вышла на палубу, под освежающее дуновение слабого морского ветерка. И пораженно увидела, что солнце в очередной раз рождается из черной дали моря, окрашивая все в чарующие волшебные тона. Ранняя чайка кружила над водой неподалеку, нарушая тишину утра неприятными пронзительными криками. 
 Патриция села и закурила, пытаясь разобраться в своих чувствах. Свежий воздух и терпкий дым сигареты успокоили ее, и она поняла, что цель ее безумной экспедиции достигнута так быстро. Она думала о мире гораздо хуже. 
 Она отшвырнула окурок в бессловесные воды залива и вошла в каюту. Том спал безмятежно, чем-то очень напоминая ребенка, густые волосы упали на глаза, рот был приоткрыт. Патриция укрыла его заботливо одеялом и провела ладонью по его плечу. 
 Затем достала из своей дорожной сумки небольшой переносной магнитофон и снова вышла на свежий воздух. Смотала кассету на начало, закурила еще одну сигарету и нажала на клавишу воспроизведения. Из динамика послышался е голос: 
 -- Итак, я решила. Не знаю правильно или нет, но я решила. Я хочу узнать жизнь сама. И для этого мне не нужно было ехать в Мюнхен... ГЛАВА ВТОРАЯ. ПЕРВАЯ РЕТРОСПЕКЦИЯ. 
 Молодая служанка-негритянка в белоснежной полупрозрачной блузке, под которой просвечивал старомодный бюстгальтер, и длинной черной юбке, совершенно сбилась с ног, по всему дому разыскивая Патрицию. Внизу у лестницы, аккуратно стояли собранные вещи Патриции -- вместительная кожаная коричневая сумка и чемодан совершенно чудовищных размеров. 
 -- Патриция! -- служанка взбежала вверх по лестнице и нервно распахнула дверь в комнату девушки. -- Патриция! Где же ты! Нас уже ждут целый час! -- в голосе негритянки звучали нотки отчаяния -- она всегда все принимала близко к сердцу. -- Самолет улетает! Патриция! 
 Она спустилась и прошла в светлую столовую, где ее хозяева угощали изысканным завтраком важного гостя. Сидящие за столом вопросительно посмотрели на нее. Служанка виновато развела руками и бросилась на дальнейшие поиски Патриции. 
 Отец Патриции тяжко вздохнул и посмотрел на наручные часы. Он сидел в строгого покроя черном костюме и накрахмаленной белой рубашке. Узел галстука, прихваченного бриллиантовой заколкой, был слегка ослаблен. Кофе перед ним давно остыл -- он его едва попробовал. Был глава семейства уже пожилым, седовласым, представительным мужчиной, который несмотря на возраст не потерял деловой активности и являлся исполнительным директором греческого филиала крупной транснациональной кампании. 
 -- Уже половина второго! -- с раздражением сказал он. -- У меня в два сорок пять совещание! -- Он строго посмотрел на жену, словно она виновата: -- Где девочка? 
 Мать Патриции выглядела значительно моложе своего супруга и тщательно ухаживала за своей внешностью, чтобы не отпугивать молодых поклонников. Она внимательно следила за европейской модой и всегда за ней поспевала, что подчеркивал ладно сидящий на ней белый брючный костюм, под пиджаком виднелся элегантный сиреневый бадлон, на шее красовалась кокетливая пестрая косынка. 
 -- Не знаю, -- раздраженно ответила она, нервно сжимая в кулаке салфетку, и оглянулась в сторону дверей. -- Я опаздываю к парикмахеру. Ох уж эта Патриция! Хоть сегодня-то она могла бы не опаздывать! 
 -- А почему вы ее отсылаете именно сегодня? -- вежливо поинтересовался гость. 
 Хозяйка дома виновато улыбнулась ему -- вот, вынуждены при желанном госте решать семейные неурядицы. Она имела на гостя виды не только в его профессиональной пригодности, поэтому и пригласила его на завтрак, хотя вполне могла решить все вопросы в его конторе. Опытный юрист прекрасно понимал это, и вел себя соответствующим образом. Хотя костюм его и отличался неброской строгостью, всем своим поведением за столом он подчеркивал, что он еще и элегантный кавалер. Было ему около сорока, но здоровый образ жизни и ежедневные занятия гимнастикой делали свое дело -- он казался мужчиной хоть куда, а элегантной формы очки придавали ему очень интеллигентный вид. 
 -- Кончились каникулы, -- пояснил гостю отец Патриции. -- Она должна вернуться в колледж в Мюнхене. 
 -- Патриция, Патриция! -- сбилась с ног служанка-негритянка, она вновь вбежала в столовую: -- Я даже не знаю где ее искать! 
 -- Посмотри в бассейне, Дэниел, -- посоветовал хозяин дома и пригладил свои густые, седые с желтизной волосы. Эта история начинала утомлять его и он с облегчением подумал, что каникулы у дочки не бесконечны, и что завтра размеренный уклад его дома ничто не нарушит. 
 Из просторной столовой одна дверь выходила в сад, где в метре от дома, зажатый с трех сторон раскидистыми кипарисами, размещался уютный небольшой бассейн, отделанный мраморными плитами. Служанка выскочила к поребрику и у нее как камень с души свалился -- в бассейне радовалась жизни потерявшаяся Патриция, которую ничуть не заботил предстоящий отъезд. 
 Девушка совершенно обнаженная плавала в голубовато-зеленой прозрачной воде бассейна. 
 -- Патриция! -- с укором в голосе закричала негритянка. -- Вы опоздаете на самолет! Скорее! Ваши вещи я уже подготовила... 
 Патриция не особо-то обратила на ее высказывание внимание. 
 -- Ну, Патриция! Быстрее же! -- переживая, воскликнула служанка. 
 Девушка вняла наконец ее увещеваниям и подплыла к поребрику. Вылезла из бассейна и взяла большое полотенце. Вытерла не спеша волосы, обернула талию полотенцем и безмятежно вошла в столовую. 
 -- Доброе утро всем, -- сказала Патриция, не обратив на гостя ни малейшего внимания. 
 Гость откровенно уставился на ее обнаженную великолепную грудь по которой стекали редкие струйки воды. 
 -- Патриция! -- с осуждением сказала мать, отложив салфетку. 
 -- А что? Что-нибудь не так? -- удивилась девушка и прикрыла полотенцем грудь, обнажив низ живота и стройные ноги. 
 Гость чуть не поперхнулся своим кофе. 
 Девушка подошла к столу и поцеловала отца в щеку: 
 -- Здравствуй, папа. 
 Она обошла стол и чмокнула в щеку мать: 
 -- Здравствуй, мама. 
 Присутствие элегантного гостя она проигнорировала -- словно больше за столом никого не было. Зато он не мог оторвать от нее похотливого взгляда и девушка это прекрасно знала. 
 Отец встал и стал выпроваживать ее к дверям: 
 -- Какой срам! -- воскликнул он. -- Постыдилась бы! 
 -- Чего? -- притворно удивилась Патриция. 
 -- Извините, -- обратилась мать к гостю.-- Надеюсь, вы нас простите? 
 -- Да что вы, -- вежливо ответил гость. -- Она само очарование. 
 Отец вывел Патрицию в коридор, плотно притворил дверь и полез во внутренний карман пиджака. 
 -- Это билет в Мюнхен, первый класс, -- сказал он и отдал конверт дочери. -- А это тебе кое-что для поддержания боевого духа, -- и он сунул ей солидную пачку денег. -- Но на твоем месте, -- добавил отец, потупив взгляд, -- я бы ничего не рассказывал маме. 
 -- Пусть это будет наш маленький секрет, -- сказала Патриция и с благодарностью поцеловала отца. -- Спасибо, папа. 
 -- Ну ладно, работай и проводи время, как следует. -- Напутствовал ее отец и снова посмотрел на часы. -- Я бы с удовольствием проводил тебя в аэропорт, но я опаздываю. -- Он поцеловал дочь в щеку.-- Счастливого пути. 
 Отец вернулся в столовую, чтобы попрощаться с гостем. 
 Патриция подошла к лестнице, взяла огромных размеров чемодан и кожаную коричневую сумку. Сгибаясь от непомерной тяжести, потащила их наверх, в свою комнату. 
 Там, надев футболку в тонкую горизонтальную полоску и розовые трусики, она вытряхнула все вещи, заботливо уложенные служанкой, и стала складывать то, что считала нужным сама в свою просторную сумку. Сама мысль о том, что придется таскаться с чемоданом ужасала ее. 
 -- Патриция! -- в комнату вошла мать и девушка встала. 
 Мать нежно обняла дочь и несколько раз поцеловала. 
 -- Да я всего лишь в Мюнхен улетаю, -- удивленная подобным проявлением материнских чувств, сказала Патриция. 
 -- Да, но ты одна едешь! -- вздохнула мать. -- Ты уверена, что все будет хорошо? 
 -- Да все будет в полном порядке, -- успокоила Патриция мать лишь бы отвязаться. 
 -- Тебе нужны деньги, -- мать протянула ей толстую пачку банкнот. -- Только папе не рассказывай, договорились? 
 -- Договорились, -- весело согласилась Патриция. 
 Мать еще раз поцеловала ее. 
 -- Патриция, ты знаешь -- я на тебя надеюсь. Веди себя хорошо. -- Она посмотрела на часы. -- Я опаздываю в парикмахерскую, -- сказала она и двинулась к дверям. -- И обязательно напиши отцу, когда приедешь! Пока! 
 -- Пока, -- послала девушка воздушный поцелуй и вновь повернулась к распотрошенной сумке. 
 Наконец она собралась, надела джинсы, кроссовки и красную дорожную куртку, вскинула на плечо сумку и направилась к двери. Остановилась, подумала, взяла с туалетного столика и положила в сумку переносной магнитофон с кассетами. 
 Роскошный автомобиль отвез ее в аэропорт Эленикон. Шофер остановил автомобиль возле входа в зал регистрация, вышел из кабины, открыл дверцу. Патриция вылезла, таща за собой огромную сумку. Шофер хотел взять поклажу, но девушка сказала ему: 
 -- Спасибо, езжай домой. Я дальше сама. 
 Шофер пожал плечами, но перечить не стал. 
 Патриция уверенно вошла в здание аэропорта. 
 В джинсах и любимой футболке в полосочку, в красной дорожной куртке на молнии, с огромной надписью во всю грудь "Coca-Cola" и отложным большим белым воротничком, она шла к стойке регистрации, привычно отмечая, что проходящие мимо мужчины задерживают на ней долгий, внимательный взгляд, прожигающий ее одежду, словно рентгеновские лучи. 
 У регистрационной стойки стояла молодая пара. Белокурая девушка, в слезах прижимаясь к груди своего возлюбленного, воскликнула: 
 -- Я не хочу, не хочу уезжать без тебя! 
 -- Я приеду к тебе в Мюнхен, дорогая, как только соберу денег, -успокаивал он ее. 
 Патриция похлопала по плечу черноволосого молодого человека. Они оба обернулись и вопросительно уставились на нее. 
 -- Как вас зовут? -- улыбаясь, спросила Патриция. 
 -- А зачем вам нужно? -- недоверчиво проговорил парень. 
 -- Пожалуйста, ответьте, -- мягко, но настойчиво попросила Патриция. 
 -- Робус Ромунус, -- нерешительно ответил парень 
 -- Робус Ромунус? -- переспросила Патриция. 
 Парень утвердительно кивнул. 
 Патриция уверенно подошла к регистрации и положила на стойку свой билет. 
 -- Пожалуйста, переоформите этот билет на мистера Робуса Ромунуса, -попросила она служащую аэропорта. 
 -- Хорошо, -- равнодушно ответила та и взяла билет. 
 Патриция на листке бумаги написала текст телеграммы родителям и свой адрес. 
 Молодые люди непонимающе смотрели на действия незнакомой им девушки. 
 -- Так вы хотите полететь вместе в Мюнхен? -- улыбаясь, спросила их Патриция. 
 -- Да, конечно, -- ответил опешивший молодой человек. -- Но я без денег, я не могу себе этого позволить... 
 -- Прекрасно, -- заявила Патриция. -- Теперь вы при деньгах. 
 -- Не понимаю, -- сказал парень. 
 Патриция обратилась к девушке: 
 -- Пожалуйста, когда прилетите в Мюнхен, пошлите телеграмму. Это для моих родителей, чтобы они не волновались. 
 Молодая женщина поняла наконец, что Патриция не разыгрывает их и от счастья бросилась целовать своего парня. 
 -- Обязательно, -- сказал тот, чувствуя себя несколько неловко, и беря из рук Патриции бумагу с запиской и билет. 
 -- Спасибо, -- воскликнула блондинка. 
 Они вновь на радостях поцеловались, но тут же посмотрели на незнакомку, чтобы еще раз поблагодарить благодетельницу. 
 Но Патриция уже шла по огромному залу к выходу из аэропорта. 
 Проблема с поездкой в Мюнхен была благополучно решена. 
 * * * 
 Патриция, держа ремень большой сумки через плечо, вышла из здания аэропорта и стала оглядываться, решая, что же ей теперь делать. Сняла с плеча ношу, поставила на тротуар. Открыла маленькую круглую сумочку, вынула пачку сигарет, не спеша закурила. Торопиться некуда. 
 Хорошо одетый мужчина лет сорока, импозантной внешности, вылез из только что остановившейся неподалеку от Патриции машины, обошел автомобиль и открыл дверцу, подавая руку некрасивой, начинающей седеть женщине в мешковатом зеленом костюме и в больших старомодных очках. Они поцеловались на прощанье, она что-то сказала, он поцеловал ей нежно руку. Она направилась к стеклянным дверям аэропорта, мужчина послал ей воздушный поцелуй и вернулся к автомобилю. 
 Патриция усмехнулась при виде этой трогательной сцены. 
 Женщина повернулась и тоже послала ему воздушный поцелуй. Он с любовью помахал ей рукой и сел в автомобиль, предварительно убедившись, что она скрылась в здании аэропорта. 
 Патриция, равнодушно повернулась в другую сторону. 
 Автомобиль с импозантным мужчиной остановился возле нее. 
 -- Хэлло, -- сказал мужчина, опустив стекло. -- Могу ли я что-нибудь для вас сделать? -- опытно улыбнулся он. 
 -- Нет, спасибо, -- ответила Патриция. 
 -- Вы американка? -- поинтересовался он. 
 -- Нет, китаянка, -- съязвила Патриция. 
 Он рассмеялся. 
 -- Насколько я понимаю, вы ждете автобус? -- не унимался он. 
 -- Совсем нет, -- заявила Патриция и потянулась на носках, якобы высматривая нет ли автобуса на подходе. 
 -- Я сейчас возвращаюсь в Афины... -- начал он. 
 Патриция сделала вид, что заинтересовалась и шагнула к автомобилю. 
 -- А куда именно? -- спросила она. 
 -- Куда вы скажете, -- последовал немедленный ответ. -- Надеюсь, вы видели Афины и пригороды... 
 -- Их все видели, -- оборвала она. -- Невероятно скучно. 
 -- Тогда, может быть, поедем ко мне? Мы с вами выпьем! 
 Патриция улыбнулась и бросила сигарету. 
 -- Это прекрасно, -- сказала она и нагнулась за сумкой. 
 Патриция ни на секунду не обольщалась насчет сего достойного джентльмена -от нее ему требовалась отнюдь не беседа на отвлеченные темы. 
 Выпрямившись, она заметила, что из здания аэропорта выбежала женщина в зеленом костюме, которую только что проводил мужчина. 
 Но сообщать неверному супругу об этом немаловажном факте она не стала, села в автомобиль и улыбнулась соблазнителю радушно. И еще раз обернулась -- женщина тоже заметила, что Патриция села в автомобиль ее мужа и от удивления открыла рот. Вид у нее был чрезвычайно глупый -- отметила Патриция и захлопнула дверцу автомобиля. 
 -- У меня сегодня случайно выпал свободный день, -- продолжил партию элегантного соблазнителя мужчина и тронул автомобиль с места. -- Так уж получилось, что я только что проводил своего шефа в Мадрид... 
 -- Как удачно, -- улыбнулась Патриция и вновь обернулась. 
 Женщина бежала за автомобилем. 
 Но мужчина не смотрел назад, он радовался удачно пойманной золотой рыбке, понимая, что еще надо постараться, чтобы она не сорвалась с пока еще ненадежного крючка. 
 Машина вывернула на дорогу, ведущую на главное шоссе. В зеркальце заднего обзора Патриция видела, как потерявшая надежду остановить автомобиль супруга обманутая жена, видно опоздавшая на самолет, суматошно пытается поймать такси. Патриция довольно откинулась на мягком сиденье и улыбнулась мужчине. 
 Он вел автомобиль умело и уверенно -- почти на предельных скоростях. До его особняка в фешенебельном районе на противоположной от аэропорта стороне Афин было довольно далеко, и соблазнитель опасался, что чем дольше путь, тем больше шансов, что жертва передумает и попросит высадить ее где-нибудь. 
 "Хотя почему "жертва"?" -- поразился он ходу собственных мыслей. У него наверняка достанет такта и умения, чтоб она не ушла обиженной. 
 Так удачно начавшееся приключение в первый же час долгожданной свободы привели его в великолепное состояние духа. Он еще раз бросил восторженный взгляд на сидящую рядом девушку и, от переполнявших его чувств, несколько фальшиво замычал фривольный мотивчик. Перехватив боковым зрением ее удивленный взгляд, он смутился и замолчал. Решил загладить свою промашку, спросил: 
 -- Вы любите музыку? У меня дома большая коллекция пластинок -- на все вкусы. 
 -- Мы едем слушать музыку? -- деланно изумилась она. И добавила без малейшего стеснения: -- А я-то думала, что мы будем заниматься любовью. 
 Он сглотнул накативший ком, смутился окончательно и пробормотал: 
 -- Да... Конечно... Это я так... 
 "Она что, с луны свалилась такая? -- подумал он с некоторым раздражением и вновь на мгновение оторвался от дороги, чтобы еще раз оценить ее внешность. Она завлекающим жестом расстегнула молнию на красной куртке и, полуобернувшись к нему, чуть подалась, выпятив стянутые тонкой футболкой холмы возбуждающей груди. Он чуть не застонал от предвкушения. -- Впрочем, мне с ней в церковь не ходить, а тело у нее, как у Афродиты!" -- решил он и ловко вписался в поворот, обогнав медлительный грузовик. 
 Наконец автомобиль подкатил к его тихой зеленой улочке. Автомобиль нырнул в нее, миновал несколько роскошных вилл и остановился около высоких чугунных ворот. Мужчина вышел, чтобы открыть их. 
 Патриция осмотрелась. По обеим сторонам улицы тянулись высокие заборы из солидного, чуть сероватого камня. Метров через семь от ворот улица делала резкий поворот, и что там было впереди оставалось загадкой. Она посмотрела на старинного литья ворота. Аккуратно выложенная булыжником аллейка за воротами тоже сворачивала в отдалении и плотная стена зелени по обе стороны скрывала от нескромных взглядов дом. Девушка скучая достала сигарету и закурила. Вряд ли сегодняшний день добавит ей новых ощущений, но не попробовав не узнаешь. К тому же интересно поглядеть его реакцию на каверзный вопросик, что она приготовила ему на десерт. 
 Он сел в кабину, проехал ворота, хотел снова вылезти и закрыть их, но девушка подарила ему такую улыбку, что мужчина не выдержал и с силой нажал на педаль газа. 
 Он услужливо открыл дверь и протянул руку, стараясь поразить галантными манерами. Патриция вздохнула и взялась за ручки сумки. Он тут же подхватил сумку и сделал приглашающий жест рукой, улыбаясь горделиво: 
 -- Вот моя скромная обитель. 
 Патриция присвистнула якобы показывая свое восхищение. Собственно, ему есть чем гордиться, но ей было наплевать, как на дом, так и на его гордость. 
 Перед красивым двухэтажным особняком постройки прошлого века располагалась большая площадка, на нее вели четыре широких ступеньки. Посреди площадки красовался летний круглый стол и два легких плетеных кресла. Патриция подошла к одному из них и села. 
 -- Жарко, -- заявила она. -- Посидим здесь. 
 Он растерялся. 
 -- А ты не хочешь посмотреть мои апартаменты? -- спросил он. 
 -- Нет, -- посмотрела она на него чистыми глазами. -- Принесешь что-нибудь выпить? 
 -- Да, да, конечно, -- пролепетал он и поставил ее сумку рядом с креслом. -- Я быстро. 
 Он торопливо прошел в дом, сбросил пиджак и, пританцовывая, приготовил два коктейля. Ей он налил джина побольше -- на всякий случай. 
 -- Я сейчас подойду, -- крикнул он в сторону дверей, кладя в коктейли лед. 
 Поставил бокалы на серебряный поднос, подошел к зеркалу и придирчиво осмотрел себя. Пригладил волосы и расправил выпятившуюся на начинающем расти брюшке, рубашку. Расстегнул воротничок, снял модную косынку-галстук. Довольно улыбаясь, держа в руках словно заправский гарсон поднос с высокими бокалами, он вышел в сад. 
 И остановился на пороге удивленный. 
 Кресло стояло спиной к дому, он видел лишь ее темные каштановые волосы над плетеной белой спинкой. Но рядом с креслом, на огромной коричневой сумке, лежала вся одежда девушки -- горку тряпок венчала ее футболка. Он мгновенно вспомнил, что лифчика она не носит, облизнул ставшие неожиданно сухими губы и двинулся к столу. 
 Патриция лежала, откинувшись в кресле, подставив лучам солнца свое изумительное, ровно загорелое тело, цвета подрумянившегося хлеба. На ней были надеты лишь узкие красные плавки. Увидев его, она улыбнулась. Он протянул ей бокал. 
 -- А что это такое? -- спросила она, взяв коктейль. 
 -- Красное -- компот, а остальное -- секрет, -- интригующе ответил он. 
 -- Секрет? -- улыбнулась она. -- Надеюсь, ничего возбуждающего? 
 -- Будем здоровы, -- вместо ответа поднял он бокал. 
 Они чокнулись и пригубили коктейли. 
 Он сел в кресло рядом, не сводя глаз с ее тела. Она улыбнулась ему и вновь откинула голову на спинку кресла, закрыв глаза. 
 -- Меня зовут Тимус Папулус, -- представился он, завязывая светскую беседу. -А тебя? 
 -- Элизабет, -- не открывая глаз, сказала она. -- Элизабет Бейкер из Нью-Йорка. -- И добавила игриво: -- Друзья зовут меня просто Эли. 
 -- Эли, -- пробуя на слух ее имя, повторил он. -- Ты наверно манекенщица? 
 -- С чего ты решил, что я работаю манекенщицей? -- поразилась девушка и повернулась к нему. 
 -- У тебя такое восхитительное тело, -- сделал он неуклюжий комплимент. -- И если тебе нужна работа фотомодели в Афинах, то у меня есть контакты и... 
 -- Как удачно -- равнодушно сказала она. 
 -- Ну почему же нет? -- обиделся он. 
 Она посмотрела на него своими черными бездонными глазами. Отметила, как вздулись у него брюки на ширинке. 
 -- Ты слышишь, как у меня бьется сердце? -- с придыханием произнесла Патриция. -- Просто как сумасшедшее, попробуй. 
 Он нерешительно протянул руку к ее груди и робко положил ладонь несколько выше левого коричневого овала соска. Она взяла его поросшую черными волосами руку и уверенно опустила вниз, чтобы его пятерня полностью обхватила упругий и в то же время податливый бугор груди. 
 -- Да, -- подтвердил он, не зная что и сказать. Эта девица не укладывалась ни в какие привычные ему схемы. Он не понимал как себя с ней вести. 
 -- Это оно из-за тебя так бьется, -- томно сказала она. 
 -- А-а... э-э... -- промямлил он, словно не многоопытный муж, а безусый девственник. -- Так ты значит возбуждена? 
 -- Ласкай меня, -- глядя ему в глаза, произнесла она. 
 Дважды повторять ей не пришлось. Он жадно, даже немного грубо провел рукой по ее груди, потом опомнился и уже медленно склонился к животу, погладил пальцами по красным трусикам в треугольничке которых был вышит кораблик с полосатым парусом и желтая морская звезда рядом. Тело его била непроизвольная похотливая дрожь. Он спустился до точеного колена левой ноги, опять поднялся к вожделенному кораблику. Она притворно-страстно вздыхала, но он был в состоянии, когда различить фальшь уже не возможно. 
 -- Поцелуй меня, Тимус, -- сказала она, тонко поддразнивая его, ибо знала, что произойдет в самом ближайшем будущем. Ей хотелось довести его до состояния крайнего возбуждения. 
 Он не ожидал такого быстрого развития событий и послушно потянулся к ней вытянутыми трубочкой губами. 
 -- Ты женат? -- неожиданно спросила девушка. Как опытный укротитель она решила чуть натянуть поводок. 
 Он остановился в своем движении к ее губам и задумался. 
 -- Да, -- наконец ответил он. -- Можно сказать, что женат. Но это... -- он задумался, подыскивая подобающие слова, -- так сказать, условность. -Сделав чистосердечное признание, он вновь потянулся к ней губами. 
 -- Это хорошо, -- удовлетворенно констатировала девушка. И задала ему следующий вопрос: -- И ни один из вас не ревнует? 
 -- Я настоящий плэйбой, -- заявил он горделиво. -- И теперь я свободен, как птица. -- Он настороженно ждал еще вопросов, а тело его тянулось к ней. 
 -- Хочешь поцеловать меня в животик? -- спросила она. 
 Он посмотрел на нее и склонился над ее телом, губами лаская загорелую кожу живота и стягивая аккуратно ее красные трусики. Девушка не сопротивлялась, напротив -- чуть приподнялась в кресле, чтобы он беспрепятственно мог выполнить желаемое. И чуть раздвинула ноги, чтобы ему было лучше видно ее интимное естество. Он почувствовал что не может медлить более ни мгновения, оставил ее трусики на щиколотках, рука его потянулась к брюкам, чтобы освободить скорее свое мужское достоинство и вонзить в эту лакомую, манящую плоть. 
 Приближался кульминационный миг -- прекрасный, таинственный и восхитительный. Вершина наслаждения, дарованного природой мужчине и женщине. 
 -- Она опоздала на самолет, между прочим, -- равнодушно сообщила Патриция и закрыла глаза. Ей стало нестерпимо скучно. 
 -- Кто? -- не понял мужчина, досадуя, что его в такой момент отвлекают на какие-то незначительные пустяки. 
 -- Твоя жена, -- улыбнулась девушка, словно речь шла о вчерашнем футбольном матче. 
 -- Что?! -- вскинулся он, словно на его глазах прекрасный особняк, которым он так гордился, проваливается в тартарары. Что, собственно, было близко к истине, в случае, если она говорит правду. 
 -- Она опоздала на самолет, -- уверенно повторила Патриция. 
 -- Опоздала на самолет? -- в ужасе переспросил он. -- Ты что ее видела? 
 -- Она бежала за нами, -- Патриция, постаралась произнести это бесстрастно, но внутренне наслаждалась пикантной ситуацией. 
 Он мгновенно потерял свой импозантный самоуверенный вид. Неподдельный страх перед возможным объяснением с благоверной супругой отразился на его холеном лице с седеющими висками. 
 -- Боже мой! -- вскочил соблазнитель на ноги. -- Она наверное скоро будет здесь. -- Он нервно стал собирать ее одежду в охапку. 
 -- Ты же сказал, что свободен как птица, -- напомнила Патриция насмешливо. 
 Но неверный муж, оказавшийся перед угрозой скорого разоблачения, был не в состоянии оценить ее тонкий юмор. Он схватил девушку за руку и рывком поднял с кресла. 
 -- Скорее, скорее! -- торопил он ее, ведя в дом. 
 "Может, еще обойдется!" -- не очень-то уверенно уповал он на счастливый случай. Сейчас он ее спрячет в кабинете, а потом тихо выведет через черный ход. Бесплодная болезненная эрекция заставила его мучительно застонать. 
 -- Ты же сказал, что вы не ревнуете друг друга, -- обиженно скорчила капризную гримасу Патриция, нехотя повинуясь его настоятельному подталкиванию к дверям дома.. 
 -- Она ревнует. Она из меня капаму сделает, если увидит тебя здесь. Скорее! 
 Они скрылись в доме. 
 Вовремя, так как он услышал вдалеке пронзительный голос ревнивой жены: 
 -- Тимус! -- Она бежала по аллее, держа руку на вздымающейся от волнения груди. -- Тимус! 
 Он подтолкнул Патрицию к лестнице, ведущей на второй этаж, в его кабинет: 
 -- Подожди меня в кабинете. Я потом все объясню. Только не выходи оттуда, христом господом заклинаю! -- Взмолился он и сунул ей смятую в спешке одежду и тяжелую сумку. 
 Кроссовки Патриции с грохотом упали на пол, он в сердцах чертыхнулся, но понадеялся, что она сама справится и поспешно выскочил из дома. Он наивно полагал, что девушка вряд ли захочет попадаться на глаза женщине, с супругом которой столь беззастенчиво флиртовала. 
 На круглом столе красовались два бокала с коктейлями безжалостно выдавая его. Он схватил со стола один из двух стаканов и торопливо спрятал под кресло вопиющую улику. 
 Из-за поворота аллеи показалась запыхавшаяся супруга. Он выпрямился, сделал радушное лицо любящего супруга и воздел к ней навстречу руки. 
 -- Тимус! -- вновь воскликнула она и остановилась, переводя дыхание. 
 -- Дорогая, -- сделал он удивленное лицо. -- Почему ты не улетела? 
 -- Отложили рейс на четыре часа -- Мадрид не принимает, -- объяснила супруга и тут же перешла в лобовую атаку: -- Что за девица встречалась с тобой в аэропорту? Где она?! -- от злости женщина сжала кулаки и походила на разъяренную фурию. 
 -- Какая девица встречалась со мной в аэропорту? -- сыграл оскорбленную невинность супруг. -- О чем ты говоришь, дорогая? 
 -- Ах о чем? -- возмутилась его жена. -- О той вертихвостке, что села в нашу машину. И не отнекивайся -- я видела собственными глазами! Где она? 
 -- Ах ты, о той девушке! -- очень правдоподобно хлопнул он себя по лбу. -Ну, подвез... 
 -- Где она?! 
 -- Да откуда я знаю! Вылезла на площади Омониа, -- без зазрения совести солгал он. 
 Солгал убедительно. Либо ей очень хотелось поверить в правдивость его слов. Но холодная рука ревности стала отпускать закравшееся сомнение в его супружеской верности. 
 -- Ты ее просто подвозил, Тимус? -- примирительно сказала она, подходя к мужу и взяв его за руку. 
 -- Конечно, -- ответил он, внешне оставаясь спокойным, но сердце его стучало по ребрам, как попавший в смертельную западню дикий зверь. Чтобы скрыть это от супруги он сам перешел в наступление: -- А ты засомневалась во мне, дорогая? Да разве я подавал когда-либо повод для этого? 
 Она почувствовала себя виноватой и смутилась. Мчалась на такси через весь город, представляла картины одна срамнее другой, а он благопристойно вернулся домой, один и, наверное, беспокоился, как она себя чувствует в воздухе. А эта девица -- всего лишь случайная попутчица. 
 Она хотела сказать мужу что-нибудь приятное, чтобы загладить свое оскорбительное, беспочвенное обвинение, но в этот момент из дверей дома вышла Патриция. 
 В одних плавках и черных очках. 
 В руке Патриция держала свою огромную сумку, меж ручек которой были аккуратно сложены джинсы, футболка и куртка, другой рукой закинула за спину кроссовки, держа их за шнурки. Ее обнаженные груди рассказали обманутой женщине всю глубину нравственного падения ее мужа яснее любых слов. 
 Супруга вырвала руку из ладони мужа и отпрянула. Лишь невнятное мычание сорвалось с ярко и безвкусно накрашенных губ -- дар речи покинул ее. Ему тоже было нечего сказать -- более дурацкого положения он даже представить себе не мог. Ему оставалось одно -- достойно пропадать. Мурашки ужаса заставили спину выгнуться, на лбу выступил холодный пот. 
 Проходя мимо изумленной супружеской пары, Патриция мило улыбнулась неудачливому ловеласу: 
 -- Пока, плэйбой! 
 Они оба онемело смотрели на ее обнаженную спину и едва прикрытые узкими плавками такие соблазнительные ягодицы. Мужчина непроизвольно облизнул губы -- даже в преддверии семейного скандала он не мог не оценить их по достоинству. А ведь обладание ими было так близко! Чертова погода в Мадриде, чертов аэрофлот, чертова девица -- знала и молчала! Ну попадись она ему еще раз -- завалит на спину без всяких предварительных разговоров! 
 Патриция не оглядываясь скрылась за поворотом аллеи, не спеша вышла к открытым воротам на улице и остановилась, чтобы одеться. Из глубины аллеи донесся оглушительный взрыв гневных тирад обманутой жены. Девушка довольно улыбнулась. 
 Патриция стала натягивать джинсы и вдруг в дальнем конце улицы показалась машина с привычной надписью сверху. 
 "Очень кстати", -- подумала Патриция и застегнула пуговку джин, чтоб не сваливались. 
 -- Такси! -- закричала она и подняла руку. Тугая грудь ее вздернулась к безоблачному небу. 
 Водитель высунулся в открытое окно кабины окно и, увидев коричневые овалы ее сосков, забыл обо всем остальном. То есть, что он сидит за рулем, а дорога делает поворот. 
 Как результат -- врезался в высокий каменный забор. Хорошо, что хоть скорость невелика была. 
 Патриция поняла, что на этом такси она уже никуда не уедет и надела футболку. 
 Таксист выскочил из кабины и первым делом посмотрел в каком состоянии мотор. Капот автомобиля был перекорежен, вокруг валялись осколки вдребезги вышибленных фар. Из-под смятого железа поднялась вверх невесомая струйка пара. 
 Водитель непристойно выругался, не обращая теперь никакого внимания на соблазнительную невольную виновницу аварии и расстроенно махнул рукой. Кроме себя самого осуждать некого, вот что обидно! 
 Наконец он сердито повернулся к незнакомке, чтобы высказать ей все-таки свое праведное негодование по поводу ее непристойного поведения. Но она уже оделась и таксист увидел лишь затянутый в джинсы плотный зад удаляющейся по улице девушки. 
 -- Шлюха проклятая! -- бросил он ей вслед несправедливое оскорбление, облегчив таким образом душу, хоть немного. 
 Но Патриция его не услышала. 
 * * * 
 Патриции пришлось долго блуждать по тихим уютным улочкам, утопающим в зелени. Район был тихим, респектабельным, почти пригородным. В конце концов она вышла на оживленное шоссе, встала у обочины и подняла руку. 
 Почти сразу же затормозил небольшой грузовичок с открытым кузовом. Патриция заметила, что оттуда торчит большой старинный комод и торшер -- кого-то перевозили в другой город. Толстый добродушный на вид шофер приветливо открыл дверцу кабины. 
 -- Здравствуй, -- весело сказала Патриция. -- Подбросишь? 
 -- А куда надо? -- улыбнулся толстяк. -- Я еду в Коринф. 
 -- Прекрасно, -- ответила Патриция. -- Значит, едем в Коринф. 
 Глаза шофера масляно блеснули. Патриция подумала, что приключений ей на сегодня, пожалуй, хватит. Ей необходимо подумать в одиночестве. 
 Она забралась было в кабину и поморщилась: 
 -- Как бензином-то пахнет... Можно я в кузове проедусь? 
 Улыбка сползла с лица шофера, надежда скоротать путь с приятной собеседницей умерла, едва родившись. Но отказать прекрасной даме он не посмел. 
 Патриция удобно расположилась на зачехленном грубой холстиной диване. 
 Ветерок освежающе обдувал ее, она с удовольствием любовалась проносившимися мимо древними развалинами. Потом шоссе обступили с обоих сторон заросли маквиса и шибляка. 
 Солнце клонилось к горизонту, когда они подъезжали к Элефсису. Патриция заметила внушительные развалины древнего храма и постучала по кабине. Машина послушно остановилась. 
 Девушка искренне поблагодарила толстяка за доставленное удовольствие. 
 -- На здоровье, -- пожал плечами тот. 
 Набродившись вдоволь средь колоссальных колонн, вызывающих восхищение и гордость за свою страну, она села на останки когда-то великолепного портала и закурила. Совсем стемнело. 
 Она отшвырнула окурок, достала магнитофон и начала диктовать: 
 -- Итак, я решила. Не знаю: правильно или нет, но я решила. Я хочу узнать жизнь сама. И для этого мне не нужно ехать в Мюнхен. В аэропорту я отдала свой билет влюбленной парочке. И вот я здесь, по прежнему в Греции и по-прежнему люблю эту страну. Сегодня у меня был довольно скучный день с одним пожилым мужиком средних лет. Чем они старее, тем гнуснее. Как бы то ни было первую ночь я хочу провести одна. Здесь будут только я и Аполлон. 
 Затем она расстелила свою курточку, свернулась на камнях развалин и почти сразу заснула. ГЛАВА ТРЕТЬЯ. 
 Сон Тома был словно продолжением фантастической ночи, которую ему подарила фантастическая девушка. Она улыбалась ему и когда он открыл глаза, ее загадочная улыбка стояла перед взором. 
 Он окинул взглядом каюту -- койка напротив была пуста, под потолком бесцельно горела лампочка, заглушаемая ярким солнечными светом, прорывающимся сквозь распахнутую дверь. 
 Том резко сел. Провел ладонями по лицу, приводя мысли в порядок. Встал, натянул брюки и вышел на палубу. Он был убежден: Патриция покинула яхту, уйдя из его жизни так же неожиданно, как и ворвалась в нее. 
 Том не был уверен, что все это происходит с ним наяву. 
 Она лежала на крыше палубной надстройки. Спала, подстелив под себя широкое одеяло с его постели и им же накрывшись. 
 Том облегченно вздохнул, с лица его сбежала серая тень. 
 Она спала на левом боку, положив сложенные ладошки под щеку. Одеяло почти совсем сползло с нее. Том невольно залюбовался ее спортивным, тренированным телом. Левая нога девушки была согнута, а правая выпрямлена, и Тому открылся вид желанной ложбинки, окаймленной черными жесткими волосами, такой незащищенной и открытой сейчас. Во сне Патриция чему-то сладко улыбалась. 
 Тому неудержимо захотелось провести пальцами по ее плечу, коснуться губами щеки, сказать ей что-либо очень хорошее. Но он побоялся потревожить ее безмятежный сон. 
 Рядом со спящей Патрицией валялась полупустая пачка сигарет. Он осторожно взял сигареты и, стремясь не допускать неловких движений, чтобы не разбудить ее случайным звуком, сошел на берег. Он не представлял, как сложатся их отношения дальше, но твердо знал, что сегодняшнее утро одно из лучших в его жизни. 
 Стараясь не наступать босыми пятками на острые мелкие камешки, он подошел к к месту вчерашнего пикника и сел на гладкий серый валун. 
 Кто она? Откуда принес ее к нему на яхту сумасшедший ветер судьбы и не унесет ли так же внезапно, словно осенний листок в неведомую даль, вновь оставив его в безмятежно-тоскливом одиночестве? 
 Том был очень осторожен в отношениях с женщинами, обжегшись болезненно и страшно один раз. Но с Патрицией ему несомненно хорошо, хотя ее поведение явно отличается от привычных ему стандартов. Может, поэтому и хорошо? 
 Он вздохнул и пошел к воде мыть бокалы и тарелки. Зеленоватая вода -проверенный и понимающий собеседник -- дружелюбно-отечески отразила его мечтательное выражение лица. 
 Он привычно и основательно мыл посуду, но сейчас он не торопился еще и потому, что с наслаждением вспоминал вчерашний день, который давал ему надежды на столь же замечательное продолжение. "Любовь, как и секс, многогранна и удивительна, -- говорила ему когда-то его первая женщина, -- но лишь когда любовь и секс приходят одновременно, лишь тогда рождается удивительный симбиоз, вообразить который не любив -- невозможно." 
 Патриция была достойна самой большой любви -- он это понимал и готов был дать ей все, что мог. Но один вопрос мучил его: а захочет ли она принять от него большую любовь, нужно ли ей это? Умом женщину не понять. 
 Он вздохнул и попытался определить направление ветра. Ветра почти не было -- лишь какое-то подобие дуновения, и то северо-западного направления. А ему хотелось на юг, к бескрайним просторам Средиземного моря -- заплыть далеко-далеко, на его остров, и быть только с ней. Наедине. Больше ему сейчас никто не нужен. 
 Неуместная мысль: "хватит ли провианта?" на секунду озаботила его. Еды-то должно хватить, но он запоздало подосадовал сам на себя, что вчера пожадничал и не купил лишнюю бутылку вина и больше фруктов. Ведь уговаривала же его старая хозяйка лавки, которая хорошо к нему относятся. Но кто ж мог предполагать, что он окажется не один? К тому же Том собирался завтра возвращаться в Пирей... 
 Он решительно собрал тарелки и направился к яхте. До его острова полдня добираться на моторном ходу -- а он обязательно хотел сделать ей что-то приятное. Это представлялось ему наилучшим вариантом. 
 Стараясь не потревожить Патрицию, он управлялся с парусом, кладя яхту на требуемый курс. И постоянно глаза его искали спящую, такую сейчас беззащитную и желанную, фигурку девушки. 
 Наконец он завел двигатель и встал за штурвал. 
 Патриция открыла глаза, приподнялась на локте и сразу увидела сосредоточенного Тома за рулем. 
 -- Доброе утро, -- улыбнулась Патриция. 
 От этой ее улыбки ему захотелось петь. В душе словно расцвел изумительный цветок, подобный легендарному бутону Эфипикуса, распускающемуся один раз в тысячу лет. 
 -- Доброе утро, Патриция. -- Он постарался вложить в ответную улыбку все переполняющие его чувства. 
 Она привычно хотела сказать какую-нибудь тонкую, издевательскую фразу, но передумала, удивляясь, почему ей так хорошо с этим красивым, но в общем-то заурядным мускулистым парнем. Ну и что, что она впервые в жизни почувствовала безумное удовольствие от близости с мужчиной -- оргазм, так вроде, по-научному? Мало ли с кем может наступить физиологическая близость... Ну не испытывала она оргазма с другими мужчинами -- зато испытывали они... 
 И она поняла, что вряд ли Том заурядный. И тончайше чувство страха прозвенело в груди -- а вдруг он сейчас что-нибудь скажет и все рухнет? И он окажется таким же как все остальные самцы? 
 Тем не менее спросила, провоцируя: 
 -- А почему ты не разбудил меня, Том? Или тебе не понравилось вчера? Ты больше не хочешь? 
 -- Разве можно не хотеть тебя? -- мягко улыбнулся он и поменял курс на несколько румбов, следуя фарватеру. Слева возвышалась громада Саламина. -- Я поцеловал тебя нежно-нежно, когда ты спала. 
 -- Не ври, -- Патриция подтянула под себя стройные загорелые ноги. -- Я бы обязательно почувствовала. 
 -- Я хотел, -- виновато признался Том. -- Очень хотел поцеловать, но ты так сладко спала. Я-то считаю, что поцеловал... 
 Их взгляды встретились и они оба радостно рассмеялись. 
 Она, не стесняясь наготы, но и не кичась этим, естественно спрыгнула на палубу и спустилась в каюту. 
 -- А ты кофе пьешь по утрам? -- донесся оттуда ее веселый голос. -- Или живешь, как древний пират, без прихотей? 
 -- В шкафчике, сразу у двери, справа, -- подсказал он. -- Кофеварка на верхней полке, розетка над кроватью. 
 -- Здесь только твои рубашки, -- разочарованно произнесла она,. -- Ах да, ты сказал справа... 
 -- Молоко в корзинке, большая бутылка, -- добавил Том. 
 Через десять минут она вышла на палубу, осторожно держа в руках по чашке с дымящимся кофе. Подошла к нему, протянула. Том закрепил штурвал и взял чашку. Он заметил, что она все-таки надела красные трусики, чтобы не дразнить его напрасно тем, что до поры до времени должно быть скрыто. 
 Он отхлебнул, приготовленный ею горячий напиток. 
 -- Ты ж говорила, что ты не умеешь готовить? -- изумленно выдохнул он. -- Я такого кофе еще никогда не пил. 
 -- Это тебя так кажется, -- сказала она и они снова счастливо рассмеялись. 
 Хотелось смеяться просто так, без повода. Исключительно потому, что жизнь прекрасна, что небо голубое, что яхты плывет к далеким сказочным берегам и они вдвоем на этой яхте. 
 -- А что ты делаешь, когда плывешь один? -- спросила Патриция, когда они допили кофе и он вновь встал у руля, попеременно поглядывая то на своего матроса, то на ровную гладь залива. 
 -- Что делаю?.. -- Том задумался. -- Плыву. Любуюсь замечательной природой. Я вокруг всей Южной Европы плавал... Но Греция мне больше всего нравится. Тут спокойно, красиво, все пронизано историей, лирикой и романтикой... Плывешь мимо какого-нибудь острова, и представляешь, как на берегу стоит гордый царь, всматривающийся вдаль, и ждущий нападения беспощадных, кровожадных врагов. Или гордая парка совершает на мрачных скалах таинство жертвоприношения. Оживают мифы, и слышишь голоса сирен... 
 Том посмотрел на девушку. Патриция слушала внимательно, не отрывая от него черных проницательных глаз, словно желала понять его и проникнуться его чувствами. И он признался в том, в чем не признавался даже лучшему другу: 
 -- Когда я стою за рулем яхты, то мечтаю написать большой роман. 
 -- О чем? -- спросила она, видя, что он замолчал, уставившись в невообразимую заоблачную даль. 
 -- Не знаю еще... Об этой удивительной стране, о людях, ее населяющих. Чтобы были головоломные приключения, хитросплетенные заговоры и чистая, всепоглощающая любовь. Об этих строгих берегах, мрачных руинах и шумных городах. О сияющем, совершенно особенном солнце и жизнеутверждающей природе. Об отважных героях и любящих их трепетных красавицах... 
 -- Напиши обо мне, -- сказала Патриция, улыбнувшись. 
 Он улыбнулся в ответ. 
 -- Так я тебя совсем не знаю, -- сказал он. 
 -- Ну и что? -- удивилась она и встала. -- Я сама себя не знаю! 
 * * * 
 Остров возвышался одиноко и горделиво посреди бесконечной глади моря, поражая воображение. Столь же гордый, сколь и бесполезный -- расположенный вблизи больших земель, он не мог служить прибежищем утомленного мореплавателя, а ищущего уединения отшельника он не смог бы прокормить. Огромная базальтовая скала, устремленная ввысь и окруженная золотым поясом девственного песчаного пляжа. Остров был невелик -- не более километра в диаметре. На самый вершине скалы одиноко росла смоковница, плоды которой Патриция так любила. 
 -- Какая прелесть, -- восхищенно воскликнула Патриция, когда яхта подплывала к острову. -- Как он называется? 
 -- Никак, -- ответил Том. -- Кроме меня этот остров никому не нужен, и его даже не удосужились как-то поименовать. Хочешь, я назову его твоим именем? 
 -- Хочу, -- просто ответила она и произнесла возвышенно: -- Остров Патриции -- звучит не хуже, чем остров святой Елены! 
 Том рассмеялся: 
 -- У тебя поэтическая натура, -- заметил он. 
 -- Еще бы! -- подтвердила она и продекламировала: 
 Я негу люблю, 
 Юность люблю. 
 Радость люблю 
 И солнце. 
 Жребий мой -- быть 
 В солнечный свет 
 И в красоту 
 Влюбленной. 
 Том поаплодировал ей и стал спускать якорь. Патриция засмеялась и столкнула его в воду с низкого борта яхты -- мириады мельчайших брызг окатили ее. Она стянула поспешно трусики, бросила их небрежно на палубу и, радостно смеясь, прыгнула следом. 
 Том доплыл до прибрежной отмели, где вода доходила ему до пояса, и встал на ноги, красуясь на фоне песчаного пляжа, словно выходящий из своих владений Посейдон. 
 Она подплыла к нему, любуясь его статной фигурой, он протянул ей навстречу руки. 
 Патриция ловко увернулась от его рук, оказалась за его спиной, и весело смеясь стала стягивать с него брюки. Он пытался схватить ее, но Патриция рывком потянула брюки вниз, он повалился спиной в воду, смешно взмахнув руками. 
 Она-таки стащила джинсы и, размахивая ими, будто знаменем, оставляя сзади себя прозрачную стену брызг, устремилась к берегу. Он встал наконец на ноги и двинулся за ней. 
 Патриция выскочила на горячий песок и побежала вдоль берега. Нагая, бегущая, с прилипшими к голове мокрыми блестящими волосами, она напоминала ему необузданную дикарку, заставляя учащенно биться сердце и напрягаться мускулы. Том на секунду замер, восторженно любуясь ею, затем выбрался на берег и побежал за ней, понимая прекрасно: весь смысл игры заключается в том, чтобы он ее догнал. И желательно как можно скорее. 
 Услышав за спиной быстрый топот его ног, она сделала несколько шагов в воду и повернулась к нему навстречу. Он бросился в ее объятия и они, смеясь упали в воду. Он подхватил ее руками и одним движением поднял над водой, словно она ровным счетом ничего не весила. Патриция обхватила его руками за шею, взгляды их встретились. Губы потянулись навстречу друг и они поцеловались -- так горячо и страстно, словно были в разлуке целую вечность. 
 Мокрые волосы ее, сейчас казавшиеся совершенно черными, блестели, в контрасте с ними черты ее лица казались еще более красивыми. Том наклонил голову и нежно поцеловал ее запястье. "Такая простая вещь, а никому из мужиков это в голову не приходило!" -- с восхищением подумала в этот момент Патриция. 
 Держа ее на руках он вышел на берег и поставил ее на песок. И стал медленно садиться, ведя рукой по ее телу -- от тонкой шеи, по нежной груди, покрытой такими возбуждающими мурашками от воды, по животу, размазывая текущие струйки, на мгновение замер на черных волосиках, в которых блестели жемчужины капелек, по стройному колену... 
 Она села рядом с ним, навалилась грудью на его грудь, он повалился на спину, заложив в блаженстве правую руку под голову, а левой обхватив ее за плечи. Они поцеловались. Патриция посмотрела ему в глаза и улыбнулась. 
 -- Ты знаешь, -- сказала она искренне, -- мне кажется, что я влюбилась. 
 -- Ты хочешь сказать, что еще не уверена? -- удивился Том, и подумал, что насчет себя он уверен абсолютно. 
 -- А с чего мне быть уверенной? -- сказала Патриция и потянулась к нему губами. 
 Они снова слились в долгом поцелуе, кроме которого все остальное в мире для них перестало существовать. 
 Устав, Патриция положила голову ему на грудь и стала с удовольствием ласкать его сильное, мускулистое тело. Никогда прежде ей не доставляло удовольствия любоваться мужским телом и гладить его, но сейчас она испытывала странно-приятное, возбуждающее чувство. 
 Патриция дошла рукой до мужской гордости его и ей безумно захотелось поцеловать, поласкать языком так же, как он вчера ласкал ее возбужденную, трепещущую ложбинку. Она дотронулась несмело до лежащего в покое чувствительного органа и ощутила, как он под воздействием прикосновения наливается могучей силой. Ей еще больше захотелось коснуться губами. 
 Патриция подивилась своему желанию, но решила, что раз ей захотелось, то почему она не должна этого делать? Она вела другой рукой по его ноге, покрытой чернеющими волосками, не отрывая взгляда от заинтересовавшего ее места и теребя там пальцами. Стрельнула глазами на его лицо. Он лежал, безвольно вытянув руки и закусив губу. Он был полностью в ее власти. И ею охватило страстное желание отдать ему всю себя, всю без остатка. Она склонилась над пульсирующим в руке, напружиненным зверьком и обхватила губами. 
 Он застонал и весь напрягся, тело его от наслаждения стало наощупь словно выточенное из дерева. 
 Патриция подняла голову и улыбнулась ему, хотя глаза его были закрыты. Она снова поцеловала возбуждающую плоть, стала быстро ласкать языком, чувствуя как Том судорожно загребает пальцами песок, чувствуя сама необычайное, щекочущее удовольствие. Она вспомнила, что совсем недавно ее просили сделать то же самое, и сама мысль об этом вызывала у нее отвращение. 
 Тому было настолько хорошо, что он не мог выдержать долго. Он рукой схватил ее за плечо и потянул к своему лицу. Она покорилась, он впился губами в ее уста, повалил на спину, перекатился на нее. Она дрожала от возбуждения и нетерпения, хотя он еще даже не ласкал ее. 
 Том не стал испытывать судьбу и вошел в нее. Она обхватила руками его ягодицы и прижала с силой к себе, чтобы он вошел в нее как можно глубже, чтобы познал ее всю. 
 И он не обманул ее ожиданий, она вновь ощутила ошеломляющее счастье от близости с мужчиной. С Томом. С ее Томом. 
 Он сполз с нее, оставив лишь ласковую руку на холмиках ее груди, и улегся животом на песок. Она села, переполненная наслаждением, и провела пальцем по его спине. Вся спина была покрыта прилипшими песчинками и он казался заросшим бурой шерстью зверем. 
 Патриция случайно заметила метрах в пяти от них небольшую черепаху с янтарным панцирем. Черепаха замерла неподвижно и смотрела на влюбленных внимательным взглядом. 
 -- Завидуешь? -- спросила черепаху Патриция. -- Правильно. Завидуй. Я -самая счастливая! 
 Черепаха развернулась и засеменила по песку. Патриция никогда не полагала раньше, что черепахи могут так быстро бегать. 
 Том поднял голову. 
 -- Ты с кем разговариваешь, любовь моя? -- спросил он нежно. 
 -- С черепашкой, -- серьезно ответила девушка, запустив пальцы в его мягкие, густые волосы. -- Она позавидовала нам, обиделась и убежала. 
 Том рассмеялся, сел и прижал Патрицию к груди. Впереди еще был долгий прекрасный день, предназначенный для них двоих. 
 * * * 
 Вечером, когда Том ловил рыбу на ужин, Патриция, удобно устроившись на корме яхты, продиктовала в свой магнитофон: 
 -- Иногда так бывает, наверное: на греческом острове, я познакомилась с необыкновеннейшим человеком. Его зовут Том, он красивый, ласковый... Мне с ним очень хорошо. Удивительно хорошо. И до сих пор не понимаю: то ли это так, потому что я влюбилась, то ли от того, что с ним так хорошо в постели. Но в конце концов какая разница? Если я влюблена -- прекрасно, если нет -- ну и что? Главное, что сейчас я счастлива. Каждый день для меня как будто новое открытие -- что-то такое, чего я раньше никогда не знала. В любом случае, я не хочу с ним расставаться. ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ. РЕТРОСПЕКЦИЯ ВТОРАЯ. 
 Какое-то время Патриция с удовольствием вышагивала вдоль дороги, наслаждаясь прекрасным утром и пением птиц. Было еще рано и шоссе не заполоняли ряды машин. С обеих сторон дорогу окружали высоченные оливковые деревья с раскидистыми серо-зелеными кронами, меж деревьев буйно расцветали насаждения культурного виноградника. Однако через час ей надоело идти по шоссе с нелегкой сумкой на плече и она решила проголосовать. 
 Минут пять шоссе оставалось безлюдным, наконец показался небольшой синий Фиат с открытым верхом. Патриция активно замахала рукой. Машина сначала пролетела мимо, но все же остановилась у обочины метров через тридцать. Патриция побежала к автомобилю, он задним ходом стал приближаться к девушке. 
 Двое молодых мужчин, лет по тридцать, обернувшись смотрели на Патрицию. 
 Заметив их повышенное внимание, которое вряд ли было абстрактным и академическим, Патриция непроизвольно замедлила шаг, улыбка исчезла с ее лица. Но отступать было некуда. К тому же не в ее правилах отказываться от приключений -- ради этого она и отправилась бродяжничать по стране. 
 -- Хэлло. Доброе утро, -- сказал темноволосый парень по-английски и вылез из автомобиля, чтобы помочь ей сесть. 
 Фиат был старый, из самых дешевых моделей, явно взятый в прокате. Совершенно очевидно было, что молодые люди туристы. Патриция решила точно проверить это и выдала затейливую тираду на греческом, смысл которой заключался в том, что молодые люди полные бараны по ее мнению. Но тон ее был дружелюбный и вежливый. 
 Она оказалась права -- оба не понимали языка страны в которой находились. 
 -- А мне все равно, что греческий, что китайский, -- весело ответил темноволосый, курчавый мужчина, окидывая незнакомку оценивающим взглядом. -Но подвезти можем. 
 Он взял из ее рук тяжелую сумку и передал шоферу, тот положил ее куда-то позади своего сиденья. 
 Особого доверия мужчины не вызывали: худосочный, подвижный шатен в черной футболке с яркой надписью "Hevi metall" во всю грудь и дешевым аляповатым амулетом на шее, живо напомнил ей бездарных завсегдатаев дешевых баров, считающих себя подарком для любой женщины. Такие всегда очень много говорят, но когда доходит до дела, то лишь потеют и злятся. 
 Его товарищ казался полной противоположностью -- коренастый блондин, волосы густые и нечесанные. Тяжелое лицо, покрытое угрями, говорило о его замедленной реакции и о флегматичном характере. Не совсем свежая светлая рубашка была расстегнута аж до пупа, открывая покрытую вьющимися рыжеватыми волосами грудь. На шее его тоже висел безвкусный медальон. 
 Патриции очень не понравился взгляд светловолосого, но он тут же отвернулся и посмотрел на дорогу. 
 Зато шатен стал строить из себя саму любезность. Он приподнял спинку кресла, чтобы девушка могла усесться на заднее сиденье и участливо осведомился: 
 -- А куда, позвольте узнать, вы держите путь? 
 -- Я говорю на греческом, -- непонимающе ответила Патриция, твердо решив скрыть знание языка, изобразить из себя робкую селянку. И повторила: -Эленика. 
 Машина тронулась с места. 
 -- Слушай, а ты по-гречески не говоришь, Макс, случайно? -- спросил юркий шатен у своего товарища за рулем. Ему не давала покоя красивая девушка в их машине. 
 Они переглянулись и шатен обернулся к девушке: 
 -- По-английски говоришь? 
 -- А? -- Она сделала вид, что не понимает. 
 -- Ду ю спик инглиш? -- медленно выговорил шатен. -- Парле ву франсе? 
 -- Эленика, -- вновь сказала Патриция, делая выразительный жест пальцами от своей груди. 
 -- Эленика? Что такое эленика? Она что других слов не знает? -- удивился шатен. 
 -- Это ее зовут так, -- пояснил его светловолосый товарищ, сидящий за рулем. 
 -- Значит, говоришь только по-гречески, -- сказал шатен девушке. -- Ты -Эленика. А я -- Горяченький. Горяченький -- это значит, всегда стояченький, -- пошутил он и рассмеялся собственному остроумию, которое она, по его мнению, оценить не могла из-за незнания языка. 
 -- Горяченький? -- переспросила Патриция, подыгрывая шутнику. 
 -- Да. -- Шатен довольно откинулся на сиденье автомобиля и сказал своему товарищу: -- Я горяченький. И, по-моему, она тоже. -- Он игриво высунул язык и поболтал им по губам, обозначая этим жестом любовную забаву. -Девушка хочет секса. 
 -- Ты так думаешь? -- неуверенно спросил светловолосый. 
 -- Еще как! -- Шатен повернулся к пассажирке. -- Слушай, хочешь потрахаться со мной и Максом? -- Он мог говорить что угодно, поскольку считал, что глупая смазливая гречанка не понимает английского языка. 
 -- Горяченький? -- притворялась дурочкой Патриция. Она не верила, что они в чужой стране пойдут на применение грубой физической силы. Но в конце концов ее не пугала даже и перспектива быть изнасилованной, ей хотелось все узнать не по учебникам. 
 Мимо проносились высоченные деревья, шоссе было пустынным. 
 -- Правильно! -- обрадовался темноволосый и облокотился о спинку кресла. -Эленика и Горяченький. -- Он оценил фигуру девушки и сказал весело своему приятелю: -- У нее шикарные сиськи! Девочка готова! 
 -- Ты уверен? -- недоверчиво пожал плечами светловолосый крепыш. 
 -- Абсолютно! -- не задумываясь ответил шатен. 
 -- Попробуем? -- Блондин тоже был не прочь поразвлечься. 
 -- Конечно! -- с готовностью согласился темноволосый. -- От попытки, еще никто не умирал! 
 -- Сначала спроси все-таки ее. -- Видно было, что светловолосый не очень-то зажегся этой авантюрной идеей. Он не желал иметь неприятностей с греческими властями. 
 -- Послушай, -- повернулся шатен к девушке.-- Ты не возражаешь оторвать кусочек у Горяченького? 
 -- Горяченький? Кусочек? -- Патриция изобразила из себя святую простоту. 
 -- Я же говорил: она готова! -- с победным видом воскликнул шатен. 
 Светловолосый расплылся в улыбке и оторвался от дороги, чтобы еще раз взглянуть на попутчицу. Он может быть и стал бы возражать, но красная куртка девушки была широко распахнута, а сквозь белую блузку просвечивал темный бутон огромного соска. И это зрелище мгновенно вызвало эрекцию. 
 -- Не будем задерживать девушку, -- сказал он и свернул с дороги в просвет между деревьями. 
 Они проехали метров триста за придорожные кусты и блондин остановил машину. Повернул ключ зажигания, чтобы выключить двигатель, сложил руки на колени и уставился похотливым взглядом на пассажирку. Шатен тоже молчал и смотрел на нее. 
 Патриция поежилась от их жадных, любострастных взглядов, но продолжала изображать непонимание. 
 Шатен встал со своего места, вышел из машины и поднял спинку кресла, чтобы она могла вылезти. Водитель тут же, с резвостью которой Патриция от него никак не ожидала, соскочил с сиденья, обежал автомобиль и встал рядом с другом, не отрывая взгляда от ее груди. 
 Патриция молча смотрела на них, ничем не выдавая, что она сейчас думает. Деревья и кустарник надежно скрывали машину от нескромных взглядов с дороги. 
 Наконец шатен не выдержал, грубо схватил ее за руку и вытащил из машины. Она от резкого движения упала, но тут же вскочила на ноги и попыталась убежать. Туристы переглянулись и бросились за девушкой. 
 Они догнали ее и, смеясь -- куда, мол, бежишь, глупая! -- схватили жертву нахлынувшего на них плотского возбуждения: шатен за ноги, светловолосый за плечи. Приподняли, чтобы отнести подальше от дороги -- мало ли будет кричать. 
 Она вырывалась и кричала, но справиться с двумя здоровыми мужчинами не могла. Ей ужасно противно было подчиниться этим потерявшим над собой контроль самцам. Они же вошли во вкус, чувствуя, что еще немного и сломят ее сопротивление. 
 Они распахнули на ней красную куртку и разорвали ворот белой футболки, обнажив красивую грудь. Шатен стал расстегивать молнию на джинсах девушки. 
 -- Ну ладно, ладно, -- неожиданно воскликнула Патриция по-английски. -- Ваша взяла! 
 Они опешили и невольно отпустили ее. Патриция встала на ноги. 
 -- О'кей, пусть будет по-вашему. Только смотрите, чтобы мне было хорошо! -заявила она сердито. 
 Мужчины недоуменно переглянулись. 
 -- Она говорит по-английски! -- удивленно воскликнул шатен, мгновенно сообразив, что случайная пассажирка, оказывается, прекрасно понимала все его скабрезные шуточки. 
 И в этот момент Патриция что есть сил врезала ногой по причинному месту светловолосому, как более сильному из них двоих. Он согнулся пополам. Не теряя времени даром, она ударила в пах и шатену. Тот истошно закричал -- удар Патриции оказался на редкость точным и болезненным. 
 Не теряя времени, Патриция бросилась машине. Ключ зажигания торчал в своем гнезде. 
 Шатен скрючился на изумрудной траве, схватившись за свои гениталии, которые превратились в комок оглушительной боли. Даже ругаться не было сил -- лишь бессильная ярость туманила рассудок. 
 Пока неудачливые насильники корчились от боли, пачкая о траву одежду, (знает же ведь куда бить, стерва!), Патриция уселась за руль Фиата, завела мотор и помчалась по пересеченной местности к спасительной дороге. 
 Выехала на шоссе, посмотрела на разорванный до живота ворот кофточки и рассмеялась. И увеличила скорость, наслаждаясь быстрой ездой. 
 Вскоре дорога пролегла по берегу живописного узкого залива и повторяла его причудливые изгибы. 
 Патриция заметила стоящий у обочины сиреневый Ягуар и пожилую супружескую пару, обедающую на природе за маленьким переносным столиком. Вид пары был трогательно-идиллическим и одновременно таким напыщенным, что девушка не смогла удержать смешок. 
 Патриция остановила машину, чтобы сменить разорванную футболку и отдышаться. 
 Повернулась к заднему сиденью, где лежала ее объемистая дорожная сумка и поковырялась в своих вещах. Открыла дверцу и вышла из открытого автомобиля. 
 Сняла красную куртку и разорванную белоснежную футболку, совершенно не стесняясь уставившегося на нее во все глаза пожилого мужчины, своей благообразной сединой и усами очень напоминающего популярного голливудского киноактера Чарлза Бронсона. 
 Он не глядя подцепил кусок отварной рыбы на вилку и в полной прострации не попал вилкой в рот. 
 -- Джейн, что с тобой? -- спросила его жена -- престарелая черноволосая гречанка с ярко выраженными национальными чертами лица. 
 -- Ничего, дорогая, -- вернувшись в реальный мир, ответил он. -- Абсолютно ничего. -- Но тут вновь посмотрел на переодевающуюся молодую фурию, и не в его силах было не глядеть на нее в этот момент. Огромные бутоны ее сосков просто поражали воображение. 
 -- На что ты там уставился? -- Женщина сидела спиной к дороге. -- У тебя больной вид! 
 Супруга проследила направление его взгляда и наткнулась глазами на красивую полуобнаженную девушку. 
 -- Боже мой! -- ужаснулась добропорядочная женщина падению нравов современной молодежи и приказала мужу: -- Джейн, сейчас же закрой глаза! 
 Мужчина послушно закрыл. Он знал, что означает ссориться со своей женой, хотя ему очень хотелось еще полюбоваться этим точеным торсом. Он старался запомнить образ девушки надолго, восхищаясь ее молодостью и красотой, которая ему, увы, уже была не по карману. 
 Патриция не обращала на них ровно никакого внимания, хотя прекрасно слышала каждое слово. 
 -- Оденьтесь, бесстыдница! -- возмущенно закричала женщина наглой девице. 
 -- Что, никогда не видела голые сиськи? -- издевательски спросила Патриция, которая уже достала из сумку другую футболку и собиралась ее одеть. 
 -- Боже, какие вульгарные выражения! -- чуть не поперхнулась от гнева женщина. -- Она же хиппи, -- и это слово звучало в ее устах как самое непристойное ругательство, -- наверняка хиппи! 
 -- Эй, Джимми, -- воскликнула бесстыдница. -- Пусть она тебе свои сиськи покажет -- сравнишь ее студень с моими персиками! 
 -- Джейн, -- властно произнесла супруга, -- я сказала: закрой глаза! 
 Мужчина вновь покорился приказу. 
 -- Джимми, Джимми, -- закричала Патриция, которая уже успела надеть полосатую футболку и направилась к столику, -- Э-еей! 
 Она нагло задрала к подбородку футболку. 
 Он уже успел открыть глаза, пока супруга, подавившись негодованием, не смотрела в его сторону, и довольно усмехнулся, наслаждаясь видом высокой груди девушки и плоского, без единой лишней складочки, живота. 
 Патриция опустила на мгновение футболку, вновь с насмешливо-игривым восклицанием подняла ее и повиляла маняще бедрами. 
 -- Как тебе? -- поинтересовалась у мужчины Патриция. Она смаковала пикантную ситуацию, ей было очень весело. 
 -- Девушка, как вам не стыдно! -- не давала мужу спокойно наслаждаться жизнью суровая супруга. -- Сейчас же прекратите, а то я вызову полицию! 
 -- Пока, дорогой! -- насмешливо произнесла Патриция и послала мужчине воздушный поцелуй. -- Пока, блюстительница нравственности! -- так же насмешливо попрощалась она с женщиной. 
 Повернулась и пошла обратно к машине. Села на водительское сиденье и на прощанье помахала рукой: 
 -- Пока, Джимми, не скучай! 
 Она поехала дальше по шоссе, любуясь превосходным видом залива, сама не зная куда. Какая разница куда -- жизнь прекрасна и этого вполне достаточно. Навстречу новым приключениям -- вот куда! 
 * * * 
 Неудачливые насильники, оставшись без транспортного средства, безуспешно голосовали на безжизненном шоссе. Но в отличие от симпатичных девушек, двоих симпатичных парней брать никто не хотел... К тому же машины по шоссе проезжали не чаще, чем раз в десять-пятнадцать минут. Солнце достигло апогея и палило нещадно. 
 Синий микроавтобус прокатил мимо, даже не сбавив скорость. Они напрасно бешено размахивали руками -- хоть под колеса ложись... 
 А ведь до города не менее десяти километров. 
 -- Если я увижу эту сучку еще раз, я ее убью! -- гневно заявил шатен и они пошли дальше. 
 -- Сейчас главное -- найти машину! -- высказал наболевшее блондин. 
 Шатен остановился, снял футболку, вытер ей пот со лба и повязал вокруг талии. 
 Жарко, тоскливо, отвратительно. И безумно хочется пить. 
 * * * 
 Патриция въехала в Мегару и сбросила скорость. Свернула на первую попавшую улицу и сразу заметила полицейский участок. На столбе перед зданием красовался круглый международный знак и большая табличка. На ней по-гречески и по-английски было написано крупными буквами: "Стоянка запрещена". 
 Вот и решение проблемы с Фиатом этих американских самцов. Не становится же угонщицей автомобилей в конце-концов! 
 Она аккуратно заехала ровнехонько под знак задним ходом. Выключила двигатель, оставив ключи зажигания в гнезде, взяла свою сумку, повесила на плечо и спокойно ушла прочь, провожаемая удивленными взглядами сидевших на скамейке у противоположного дома пожилых горожан. 
 Из здания участка вышел полицейский офицер с черными холеными усами, посмотрел на нагло припаркованный Фиат и на девушку, которая вытаскивала из него большую сумку. Хотел было остановить ее и строго указать. Но затем справедливо решил, что к машине она или ее какой-либо знакомый все равно вернутся, а чем дольше автомобиль простоит в неположенном месте, тем больше будет штраф. Офицер довольно усмехнулся, представив, как он проучит неуважающую закон автомобилистку. 
 Уже во второй половине дня шатен, со своим изможденным от долгой ходьбы под палящим солнцем приятелем, вошли в городок. 
 Завернув за угол, шатен увидел их синюю, открытую машину, ставшую им за эти дни почти родной. 
 -- Эй, смотри! -- радостно воскликнул он. -- Машина! Наша, точно! 
 -- Слава богу, -- с огромным облегчением вздохнул блондин. Машина была взята на прокат на его имя, и он с ужасом представлял предстоящие выяснения отношений по этому поводу. 
 Они подбежали к своему маленькому уютному Фиату. Блондин заглянул внутрь. 
 -- По крайней мере, оставила ключи, -- почти с благодарностью отметил белокурый. -- И то хорошо! 
 К ним подошел доброжелательно улыбающийся усатый грек в форме офицера полиции и вежливо произнес по-гречески: 
 -- Здравствуйте, вы что не видели знака? -- Офицер указал рукой на табличку. 
 -- Что этот мудак хочет? -- не понял блондин и глупо уставился на стража порядка. 
 -- Этот мудак говорит, что вы поставили машину под знаком "Стоянка запрещена", -- на чистом английском пояснил представитель закона и еще шире улыбнулся. -Это вам обойдется в тысячу драхм. А за "мудака" заплатите еще тысячу драхм. -Он задрал глаза к небу, делая вид, что производит в уме сложный математический расчет. -- Итого: две тысячи драхм. 
 -- Две тысячи драхм?! -- в ужасе вскричал белобрысый, в то время как шатен просто тупо смотрел на полицейского, не в силах что-либо произнести. 
 В мозгу обоих крутилось лишь в тысячный раз: "Если когда-нибудь она попадется на пути, эта Эленика, то..." 
 -- А за то, что вы упрямитесь, -- улыбаясь заявил офицер, -- отдельный штраф. Итого три тысячи драхм. -- И он показал им три пальца на руке для пущей убедительности. 
 Пожилые обыватели зачарованно смотрели на представление, скрашивающее их повседневную скучную жизнь. В ожидании сего спектакля они весь день не покидали скамейку в опасении пропустить самое главное. Офицер это знал и в свою очередь хотел доставить радость уважаемым землякам. 
 -- Чем больше мы будем говорить, -- раздраженно пояснил шатен приятелю, -- тем дороже нам это обойдется. 
 -- Ваш друг абсолютно правильно все понял, -- иезуитски-вежливо улыбаясь, согласился с ним полицейский и полез в нагрудный кармашек за квитанцией. 
 -- Если я когда-нибудь поймаю эту сучку, -- тихо проговорил блондин доставая деньги, -- я из нее все ее вонючие кишки выверну. 
 Он обреченно отдал полицейскому требуемую сумму. 
 * * * 
 Патриция расположилась среди коричневых камней на скалистом обрывистом берегу тихой бухточки и достала из сумки магнитофон. Ветер развевал ее темные волосы, она смахнула с глаз выбившуюся прядку. С залива веяло изумительной прохладой, клонящееся к горизонту светило уже не палило безжалостно, а приветливо окрашивало пейзаж ровными, успокаивающими тонами. 
 Патриция проверила, что магнитофон работает и начала медленно, обдумывая, говорить в микрофон: 
 -- Итак, кончается второй день моей одиссеи. Пока что это все беспросветно скучно. Слава богу, хоть местность живописная. А так... Попробовали меня изнасиловать двое американских туристов-горилл, у которых начисто отсутствует чувство юмора. Потом какая-то старая кошелка возмутилась, увидев мою обнаженную грудь. Господи, ну почему все так сексуально озабочены? Ну почему все сходят с ума из-за секса? Можно подумать, секс -- такое большое дело! Нельзя к этому относиться естественно, что ли? 
 Патриция услышала сладострастные женские вскрики, доносившиеся откуда-то не очень далеко. Она выпрямилась, не выпуская магнитофон из рук. Ничего не увидела из-за нагромождения камней, встала на небольшой валун и вытянулась на цыпочках. Метрах в десяти левее она увидела яркую оранжевую палатку. 
 Патриция убрала магнитофон в сумку и, перепрыгивая с камня на камень, направилась к палатке. Оттуда доносились сладкие женские вздохи и приглушенный мужской шепот.
 Весело улыбаясь, Патриция обошла палатку, поставила сумку и уселась на нее прямо напротив открытого входа в палатку, любуясь двумя парами ног влюбленных, слившихся в экстазе. Любовники были целиком поглощены своим занятием и совершенно не думали, что кто-либо может подглядывать за ними. 
 Патриция заметила стоящую на кострище большую обгоревшую кастрюлю, закрытую закопченной крышкой, и вспомнила, что с раннего утра еще ничего не ела. Дремавшее до сих пор чувство голода заскребло желудок. Решив не беспокоить хозяев кастрюли, она одной рукой сняла крышку, зачерпнула варево деревянной ложкой, что торчала в кастрюле и попробовала бульон, не отрывая любопытного взора от совокупляющейся пары. Удовлетворенно чмокнула и положила крышку на землю, всерьез намереваясь отдать должное кулинарным способностям влюбленных. 
 В полутьме палатки Патриция видела лишь ритмично двигающийся стан мужчины. Она смотрела и думала -- всегда ли это выглядит со стороны так неуклюже и нелепо. Грубые, грязные стопы мужчины, скребли песок за порогом палатки, не менее грязные следы девицы подрагивали. Наконец, Патриция увидела, как спина мужчины выгнулась дугой, движение стало столь стремительным, что можно было лишь поражаться подобному темпу, а стоны и вскрики их слились в единый сладострастный рык. 
 Он протяжно вздохнул удовлетворенно и отвалился от белокурой плотной женщины. Она, продолжая его ласкать в сладкой истоме, открыла глаза и увидела с любопытством заглядывающую в палатку Патрицию. 
 -- Ах! -- воскликнула стыдливая красавица, застигнутая в интимной обстановке. 
 Патриция понимающе и не обидно рассмеялась, наслаждаясь свободой, прекрасным днем и свалившимся на нее как дар богов забавным эпизодом. 
 Мужчина сразу встрепенулся и высунулся из палатки, готовый дать отпор любому непрошенному гостю. Был он черноволос, как истинный потомок гордых эллинов и небрит, как минимум неделю. 
 -- Привет, -- сказала Патриция и зачерпнула еще похлебки. -- Я проголодалась и решила воспользоваться вашим гостеприимством. Сногсшибательно вкусно. 
 Она не погрешила против истины. А может ей с голоду незатейливая рыбная похлебка показалась столь аппетитной. Но она с удовольствием зачерпнула еще. 
 Лицо небритого красавца потеряло сурово-решительный вид и расплылось в улыбке. 
 -- Как ты здесь оказалась? -- спросил он, чтобы хоть что-то сказать. -Пришла по берегу? 
 -- Нет, прилетела из космоса, -- ответила Патриция. 
 -- Я вижу ты удачно приземлилась, -- заметил мужчина, пытаясь в неудобном положении натянуть брюки. 
 -- Я хотела спросить разрешения, -- сказала Патриция, -- но вы были так заняты... Это было так красиво! У вас здорово получалось! -- Она поднесла ко рту очередную ложку бульона. 
 Блондинка тоже высунулась из палатки. Она еще тяжело дышала, но последние слова незнакомки польстили ей. 
 -- Ты уверена? -- спросила она. -- Надо же! 
 Патриция рассмеялась. 
 -- А сама ты только наблюдаешь, или любишь какие-то другие вещи тоже? -спросила девица. По-видимому, блондинку ничуть не испугало появление конкурентки. Она даже обрадовалась появлению свежего человека в их малочисленном коллективе. 
 -- Это так забавно, -- ответила Патриция, не забывая об еде. -- Говорят, когда смотришь как другие занимаются сексом, то это тебя заводит. 
 -- А тебя это не завело? -- полюбопытствовал мужчина. 
 -- Нет, -- пожала плечами Патриция. 
 -- Тогда, может быть, попробуешь сама что-нибудь? -- предложил он. 
 -- Что например? -- спросила Патриция. 
 Черноволосый развел руками. Он стоял на коленях с полунатянутыми брюками в палатке и этот жест оказался неуклюжим и смешным. 
 -- Например, -- не смутившись сказал мужчина, -- раздевайся и пошли купаться -- вода замечательная! 
 -- А почему бы и нет? -- пожала плечами Патриция и скинула свою легкую красную куртку. 
 -- Пойдешь с нами купаться, мышонок? -- повернулся небритый к любовнице. 
 -- Конечно, -- ответила та и, не стесняясь наготы, вылезла из палатки. У нее было пышное, плотное тело с едва обозначенной еще склонностью к полноте. Грудь у была огромная и несколько рыхловатая, хотя и очень даже привлекательная. 
 Патриция стянула свою футболку и небритый с удовольствием отметил, что грудь незнакомки ничуть не уступает груди его мышонка. Ему тут же захотелось потрогать эти небольшие, но такие соблазнительные холмики. Незнакомка тем временем освободилась от джинс, и он с интересом подумал, не последует ли она их примеру и не скинет ли красные узкие трусики. 
 Патриция перехватила его взгляд и обо всем догадалась. Запустила палец под резинку трусов, оттянула и отпустила. 
 -- Так мы идем купаться или нет? -- спросила она. 
 -- Конечно, принцесса. -- Мужчина встал и, по-свойски положив руки на плечи девушек, направился к ласковому морю. 
 Втроем идти меж валунов было не очень удобно, но Патриция прекрасно понимала, что ему хочется подержать руку на ее точеном плече и не возражала. 
 Купались они долго и весело. 
 Солнце уже наполовину скрылось в глубине почерневшего залива, когда они, довольно отряхиваясь, выбрались на теплые камни. 
 Подошли к палатке. "Мышонок" засунулась внутрь, подставив их взглядам пышные формы ягодиц, и достала огромные полотенца. Не торопясь одеться, а напротив -- любуясь друг другом в ласковых лучах заката, стали обсыхать, лишь бедра обернув цветастыми полотенцами. 
 -- У тебя есть где сегодня ночевать? -- спросил мужчина, вытирая черные густые волосы. 
 -- Если не возражаете, я останусь с вами, -- ответила Патриция и улыбнулась. 
 В ее улыбке небритый прочитал гораздо больше, чем закладывалось в слова. Заниматься любовью втроем ему еще не доводилось, но он много слышал, что это здорово. А лучшие познания, как известно, не почерпнутые из рассказов и книг, а приобретенные на собственном опыте. Блондинка, видимо, рассудила так же. 
 -- Я согласна, -- ответила обитательница оранжевой палатки, с любопытством глядя на своего ухажера. -- А ты, милый? 
 -- Да ради бога, мышонок, раз ты этого желаешь! -- с готовностью воскликнул тот. -- Ради тебя я готов на все! -- с пафосом добавил он. 
 Сгустились сумерки и черноволосый ловко и быстро развел костер. Блондинка достала три бутылки красного сухого вина, которое полагается под мясо. Мяса не было, пришлось удовлетвориться несколькими сочными яблоками. 
 В романтическом свете костра, черноволосый взял гитару и заиграл. Звуки, срывались со струн чистые и нежные, навевающие мысли о любви, о красоте и о полете. Патриция задумчиво смотрела на пляшущие язычки пламени, время от времени прикладываясь к горлышку бутылки -- вино ей не понравилось, но другого-то не было. 
 Наконец черноволосый запел -- голос у него оказался на удивление красивый: 
 Кобылица молодая, 
 Честь кавказского тавра, 
 Что ты мчишься, удалая? 
 И тебе пришла пора; 
 Не косись пугливым оком, 
 Ног на воздух не мечи, 
 В поле гладком и широком 
 Своенравно не скачи. 
 Погоди; тебя заставлю 
 Я смириться подо мной: 
 В мерный круг твой бег направлю 
 Укороченной уздой. 
 Патриция с обнаженной грудью полулегла, прислонившись спиной к гладкому валуну, рядом с ним. Он посмотрел на нее, улыбнулся понимающе и отхлебнул вина. Не отрывая от Патриции взгляда, заиграл на гитаре залихватский мотивчик. 
 Блондинка, держа в одной руке уже почти пустую бутылку вина, а в другой зажженную сигарету, танцевала счастливо неподалеку. На куске материи, которую обернула наподобие юбки вокруг талии, так что ткань почти полностью закрывала сильные красивые ноги, были нарисованы огромные карточные масти. Женщина с удовольствием прихлебывала из бутылки красное вино, и была уже достаточно пьяная. 
 Блондинка отбросила опустевшую бутылку и достала еще одну. Отковырнула зубами пластиковую пробку и сделала огромный глоток. Ей было очень хорошо. Веселясь, она стала лить вино на голову возлюбленного, тот, не прекращая играть на гитаре, задрал голову, ловя ртом струйку вина. Блондинка наклонилась и поцеловала его. Он снова запел: 
 Туманный очерк синеватых гор, 
 Зеленых рощ каштановых прохлада, 
 Ручья журчанье, рокот водопада, 
 Закатных тучек розовый узор, 
 Морская ширь, родной земли простор, 
 Бредущее в свою деревню стадо, -
 Казалось бы, душа должна быть рада, 
 Все тешит слух, все восхищает взор. 
 Но нет тебя -- и радость невозможна. 
 Хоть небеса невыразимо сини, 
 Природа бесконечно хороша, 
 Мне без тебя и пусто и тревожно, 
 Сержусь на все, блуждаю, как в пустыне, 
 И грустью переполнена душа. 
 -- Ты ее любишь? -- неожиданно спросила Патриция, кивнув на танцующую пьяную блондинку. 
 -- Конечно, -- ответил тот, не задумываясь. -- Если бы я ее не любил, ты думаешь я бы занимался с ней сексом? 
 -- Не знаю, -- пожала плечами Патриция. -- А ты давно с ней? 
 -- Целых три дня, -- чуть ли не с гордостью сказал мужчина. 
 -- Значит, ты не спишь с девушками, которых не любишь? -- поинтересовалась Патриция. 
 -- Я люблю их всех, -- незамедлительно последовал ответ. 
 Блондинка допила свою бутылку, и игриво, в танце, в свете костра, демонстрировала мужчине свою спортивную фигуру. Она небрежно откинула подальше пустую бутылку, развязала узел на боку и распахнула ткань, открывая ему свои прелести. Потом отобрала от него гитару, положила на землю и навалилась на него. Они оба упали на мягкую траву и поцеловались. 
 -- Как я тебя хочу, -- сказала блондинка, целуя его в колючую шею. 
 -- Прекрасно, мышонок, -- шутливо отбиваясь, сказал ее возлюбленный. -- Давай прямо сейчас этим и займемся! -- Он нежно отстранил ее и встал. -- Ты пока не остынь, я только схожу по делам. 
 Он подал руку блондинке и она встала на ноги. 
 -- Я тоже с тобой, -- вдруг поднялась с места Патриция. Она продолжала свои эксперименты. 
 Блондинка самозабвенно осталась танцевать у костра, что-то себе напевая, а Патриция с мужчиной пошли по камням в черноту ночи, с трудом выбирая дорогу. 
 Мужчина остановился у невысокого обрыва и повернулся к ней спиной, доставая свое хозяйство. Патриция остановилась неподалеку, глядя на него в неверных отсветах костра. 
 -- Ты говорила, что тоже хочешь, -- сказал черноволосый, несмотря на выбранную роль беспечного прожженного знатока секса, чувствуя все-таки некую неловкость. -- Ты, может быть, стесняешься случайно? 
 -- Я?! -- поразилась Патриция и демонстративно уселась на корточки между двух больших камней. 
 -- Чего стесняться того, что естественно? -- сказал черноволосый. 
 -- У каждого свои проблемы, -- ответила она. 
 Они подошли к палатке, черноволосый обнимал девушку за плечи. Он отдернул полог входа. 
 -- Прошу вас, миледи, -- кривляясь пригласил он. 
 -- Спасибо, милорд. -- Она залезла в палатку, сняв намотанную на талии материю и обнаженная улеглась рядом с блондинкой. 
 Мужчина залез на ожидавшую его женщину и они поцеловались. 
 -- Ты не возражаешь, -- повернулся он к Патриции, -- если я обслужу ее первой? 
 -- Да нет, ради бога. Пожалуйста, -- ответила Патриция и повернулась к ним спиной, натянув на себя одеяло. 
 Мужчина без какой либо предварительной ласки рукой раздвинул возлюбленной ноги и вонзил в нее свой инструмент чувственного наслаждения. Колено блондинки больно уперлось Патриция в икру ноги, но Патриция не шелохнулась. Он стал двигаться равномерно и без вдохновения -- видно присутствие Патриция пошло не на пользу. 
 Блондинка привычно вздыхала и стонала, рука ее, выгнулась неестественно и нащупала холмик груди Патриции. 
 Патриции стало неприятно. Она резко развернулась лицом к любовникам. 
 Вход палатки был не задернут, костер догорал, но его света хватило, чтобы разглядеть блестящие капли пота на виске черноволосого. 
 -- Я вам не мешаю? -- спросила Патриция. 
 Мужчина сжал зубы и ускорил движение. Патриция села и поджала ноги, обхватив колени руками. Наконец черноволосый застонал, сделал последние конвульсивно-стремительные рывки и замер в экстазе. Патриция с интересом наблюдала за ним. 
 -- Тебе хорошо, мышонок? -- спросил мужчина возлюбленную. 
 -- Да, -- простонала она и в палатке резко запахло вдруг винным перегаром. -Я люблю тебя. 
 -- Сейчас и до тебя очередь дойдет, миледи, -- успокоил мужчина Патрицию и устало повалился на спину между двумя женщинами. 
 Патриция бесцеремонно запустила руку в его мужское хозяйство. 
 -- Слушай, -- сказала она. -- А ты его там случайно не истер до толщины волоска. Чего-то не найти. 
 -- Ищущий да обрящет, -- ответил черноволосый уязвленно. -- Не знаешь как в таких ситуациях должна поступать опытная женщина? Ты ведь опытная женщина? 
 -- И как я по твоему должна поступить? -- полюбопытствовала Патриция. 
 -- Слово "минет" вам что-нибудь говорит, миледи? 
 -- Ха! Кто воспользовался, тот пусть и восстанавливает твои иссякшие силы. -- Патриция пробралась к выходу, предусмотрительно прихватив шерстяное одеяло. -- Как будешь готов -- свисти, сексуальный гигант. 
 Она прошла к своей сумке и в свете костра натянула джинсы и футболку. 
 -- Я жду, пока у тебя вновь станет, как штык! -- крикнула она, услышав, что утомленный вином и бурным днем черноволосый любитель женщин сладко засопел. 
 Не услышав ответа, она довольно усмехнулась, улеглась на траве и, завернувшись в одеяло, сразу заснула. 
 * * * 
 С первыми лучами солнца Патриция открыла глаза. За ночь она слегка продрогла, поэтому сразу встала. 
 Довольно потянулась, надела кроссовки и подошла ко входу в палатку. Заглянула внутрь, полюбовалась секунду зрелищем обнимающихся во сне любовников. Улыбнулась чему-то, вскинула свою сумку на плечо и, не оглядываясь, пошагала прочь по берегу меж причудливой формы камней, в свете рассвета кажущихся заколдованными Медузой Горгоной любовниками. ГЛАВА ПЯТАЯ. 
 Только с виду остров Патриции казался безжизненной скалой. Этот клочок суши был поистине удивительным местом -- не зря Том привез ее сюда. 
 С южной стороны острова бил родник, вода которого изумляла чистотой и вкусом. Окруженный зелеными зарослями, родник придавал острову романтический, почти сказочный колорит. 
 -- Я и не думала, что в море, на маленьком островке может быть такая вкусная вода, -- сказала Патриция, зачерпнув ладошкой и попробовав. 
 -- Шельфовые воды, -- пояснил Том. -- Это обычное явление. Вот в Карибском море родники бьют прямо под гнетом морской воды. И в давние времена, лихие пираты для пополнения запасов пресной воды ныряли прямо в море, на глубину, и под толщей соленой воды, набирали питьевую. 
 Они провели на острове пять необыкновенных дней и ночей. Они могли говорить безостановочно весь день о всяких пустяках, могли лежать по несколько часов на пляже, держась за руки -- им было просто хорошо друг с другом. 
 И конечно они занимались любовью. Патриция к удивлению убедилась, что любовь поистине не знает преград. Что самая простая позиция для секса не является, как она полагала, самой оптимальной. Они фантазировали, придумывали множество вариантов и не уставали восхищаться друг другом, полностью раскрывая себя как для партнера, так и для себя самого. 
 На четвертый день Том повлек ее на вершину скалы. Патриция не думала, что на нее вообще можно взобраться. Но он хорошо знал остров, который назвал ее именем. 
 На восточной стороне горы склон был наиболее пологим, и поначалу даже там пролегало нечто, похожее на тропку. Они с трудом преодолели несколько сложных мест, но все-таки покорили гордую вершину. 
 Патриция довольно подбежала к одинокой смоковнице и сорвала спелый плод. Со вкусом вгрызлась в него зубами и посмотрела на возлюбленного. Он подошел к Патриции и крепко обнял. 
 Вид с вершины открывался великолепный -- бескрайняя гладь моря, в далекой дымке едва угадывались силуэты материковых гор. 
 -- Я люблю тебя, Патриция, -- выдохнул Том. 
 -- У тебя было много женщин до меня, Том? -- спросила она так, что он не мог не ответить. 
 -- Давно, -- честно признался он, -- я еще учился в Оксфорде. Я готов был бросить учебу, дом, все... Я сходил с ума... Она жестоко посмеялась надо мной, мальчишкой, она была лет на десять старше, у нее был муж -- какой-то дипломат. С тех пор у меня никого не было. Я сторонился девушек. -- Он посмотрел на нее влюбленными глазами. -- Но ты открыла мне второе дыхание, мне вновь хорошо с женщинами. 
 -- Но-но, -- смеясь, погрозила она пальчиком. 
 -- Я имел в виду только тебя, Патриция! 
 Он снова обнял ее, она сладко закрыла глаза и они поцеловались. Лишь кружившая неподалеку чайка была свидетельницей их счастья. 
 -- А ты? -- в свою очередь спросил Том. -- У тебя кто-то был? Или есть? -- с ужасом добавил он. 
 -- Есть -- ты! -- ответила она, разглядывая нежно его милое ей лицо. -- Ты у меня -- первый настоящий мужчина... 
 Он удивленно приподнял бровь. Она догадалась, что он не понимает ее. 
 -- Ты первый -- настоящий мужчина, -- с ударением повторила она. -- Остальные -- так... куклы похотливые... самцы. Чисто академический интерес. Я вообще уже полагала, что секс -- лишь для нищих духом. 
 Он больше ни о чем не стал спрашивать, прижал ее крепко к себе, уткнувшись в ее волосы, пахнущие молодостью и морем. 
 Они долго стояли на вершине угрюмой скалы, весь огромный мир был перед их ногами, и ничего кроме счастья не обещал. 
 * * * 
 Утром шестого дня яхта отчалила от острова Патриции, взяв курс на Саламин -необходимо было пополнить запасы продовольствия. 
 Они пришвартовались к тому же месту, где встретились, благодаря своенравной богине случае Тихе, всего неделю назад. Но эта неделя вместила в себя для Патриции больше, чем какой-нибудь год. 
 Так же, как тогда Том взял плетеную корзинку с пустыми бутылками. Он помог Патриции выбраться на каменный причал. 
 -- Смотри, -- весело кивнула Патриция на соседнюю яхту, -- этот толстяк все возится на палубе. 
 -- А Джо никогда и не покидает пирса, -- пояснил Том. -- Он здесь живет. Водит по ночам баб и корчит из себя Синбада-морехода. Хотя лично я очень сомневаюсь, что он когда-либо выплывал за пределы залива на своей посудине. 
 Они под руку пошли по набережной, мимо большого кафе, столики которого располагались под открытым небом. Был выходной, суббота и людей в кафе сидело много. Детишки ели мороженое, родители отдыхали после трудовой недели, дегустируя молодое терпкое вино. 
 Вдруг Патриция заметила впереди идущих навстречу старых знакомых -американских туристов, которые еще должны были помнить силу ее ударов. 
 Объясняться с ними не возникло ни малейшего желания. Она тут же склонилась над кроссовкой, якобы развязался шнурок. Том остановился, ожидая ее. Американцы прошли мимо, не обратив на девушку ни малейшего внимания. 
 Шатен предложил приятелю отдохнуть и они высмотрели свободный столик в глубине кафе. 
 Блондин принялся за изучение меню, что лежало скромно на краю стола, застеленного скатертью в крупную красную клетку. Шатен отодвинул с середины стола вазочку с цветами, чтобы не мешала обзору, и оценивающим взглядом принялся рассматривать молодых посетительниц кафе. На эстраде, у самой стены старинного высокого здания играл ансамбль национальных инструментов, мандолина выводила радостную, успокаивающую мелодию. 
 -- Не знаю, -- сказал шатен скучающе и закурил лениво сигарету. -- По-моему мы здесь не встретили ни одной бабы, на которую стоило бы посмотреть дважды. Что за разговоры про Грецию, как страну красавиц, тьфу! 
 -- Да? -- продолжая читать, напомнил блондин. -- А как насчет той, что опустила нас в Мегаре? Яйца, небось до сих пор болят? 
 -- Не напоминай мне об этой сучке, дай бог еще встречу ее, -- зло процедил шатен. -- Я вообще говорю: мы в этой стране третью неделю -- ровно столько длится мое воздержание. 
 Блондин оторвался от изучения меню и осмотрелся. 
 -- Вон та, по-моему, ничего, -- кивнул он приятелю. 
 Шатен посмотрел в указанном направлении и, поморщившись, отвернулся. 
 -- По-твоему ничего? -- деланно удивился шатен. -- Если бы мне нравились собачьи морды, я бы жил с колли. 
 -- Я бы предпочел пуделя, -- заметил блондин. 
 -- Не знаю. В любом случае -- это не то. 
 Подошла стройная длинноногая, длинноволосая официантка с талантливо подкрашенными губками и остановилась выжидательно-радушно возле клиентов. 
 Блондин посмотрел на девушку и глазами показал шатену: "Гляди-ка, а ты говорил...". Шатен так же без слов развел руками -- чего уж тут, мол, спорить. 
 -- Добрый день, -- вопросительно посмотрел на нее блондин, гадая: знает ли красотка английский или снова им придется объясняться на пальцах. Меню было напечатано аж на трех языках, и он имел все основания надеяться завести с ней знакомство без преодоления языкового барьера. -- Мы бы хотели пообедать. 
 Официантка не обманула ожиданий и ответила на довольно сносном английском: 
 -- Добрый день. У нас отличная национальная кухня. Что желаете? 
 -- Капама, -- прочитал блондин в меню. -- Это еще что такое? 
 Шатен пожирал девушку раздевающим взглядом. Черная юбка была коротка и он мог по достоинству оценить ее сильные стройные икры. 
 -- Капама -- греческое национальное блюдо, -- профессионально улыбнулась она и пояснила: -- Мелко нарезанное, обжаренное с добавлениями мясо молодого барашка. 
 -- Отлично, -- констатировал блондин. -- Тогда, пожалуйста, пару салатов, две порции вашего национального блюда и бутылку вина, которое сочтете наиболее подходящим к этому блюду. 
 Она записала заказ и мило улыбнулась. 
 -- Скучно у вас, однако, -- вздохнул шатен. -- Не на что взгляд бросить. Вот только вы не обманули наши ожидания... -- И он демонстративно окинул ее восхищенным взглядом. 
 Официантка кокетливо смутилась, но видно американцы вызывали у нее симпатию. А может профессиональный долг повелевал ей выказать смущение и доброжелание. 
 -- Почему скучно? -- удивилась она. -- У нас очень красиво. Можно по скалам полазить, да и сам город интересен. К тому же у нас сегодня праздник Саламина, -- она посмотрела на свои часики. -- Через два часа начнутся торжества на площади Гермеса, наверху, на холме. Вам будет интересно. А вечером приходите к нам сюда, тут тоже будет веселье. 
 -- Вы нас приглашаете? -- воспользовался моментом шатен. 
 -- Приглашаю, -- мило улыбнулась она. 
 -- В таком случае, мы обязательно придем, -- заверил американец. -- Правда, Макс? 
 Блондин утвердительно кивнул. 
 * * * 
 Патриция и Том шли по узкой древней улице, спускающейся к набережной. Том держал в руках тяжелую корзину, полную провианта. Патриция несла огромную, аппетитную булку и бумажный пакет с фруктами. Совсем коротенькие красные шорты открывали прохожим ее стройные загорелые ноги, на ее любимую полосатую футболку была надета легкая просторная белая капроновая куртка, которая вкупе с шортиками придавали Патриции пикантно-соблазнительный вид. Прохожие оглядывались на нее, и это льстило самолюбию Тома. 
 -- Знаешь, что мне надо? -- спросила Патриция, останавливаясь. 
 -- Тебе ничего не надо -- у тебя есть я, -- ответил улыбаясь Том. 
 -- Мне нужны солнечные очки, -- шутливо-капризно заявила Патриция. 
 -- Ну так купи пару, -- он огляделся и заметил неподалеку галантерейный магазин. -- Вон там. 
 -- Где? -- Она завертела головой. 
 -- Вон в том магазинчике наверняка есть. 
 Они подошли к дверям магазина, расположенного в углу большого старинного, с аляповатыми лепными украшениями, особняка. 
 -- Подожди меня здесь, -- попросила Патриция, взглянув на его тяжелую корзинку. 
 -- Хорошо, -- без пререканий согласился он и улыбнулся ей ласково. 
 -- Подержи это. -- Она положила поверх переполненной корзины еще и булку с пакетом. 
 -- Постараюсь, -- рассмеялся Том. -- Осторожней! У сменя так спина сломается! 
 Она тоже рассмеялась и вошла в магазин. 
 Том сел на плетеный стул, стоящий рядом с дверью, с облегчением поставив корзину на колени. 
 -- Я ищу солнцезащитные очки, -- услышал он веселый голос возлюбленной. 
 -- Пожалуйста, -- донесся до Тома красивый мужской голос. -- У меня большой выбор. 
 -- Спасибо. 
 Том заглянул в дверь. За прилавком стоял грек, примерно его лет, в модной яркой рубашке, и пожирал глазами Патрицию. Что-то во взгляде продавца очень не понравилось Тому. 
 -- Нет, -- сказала Патриция. -- Эти не в моем стиле. Вон те, в белой оправе. Не слишком для меня большие? 
 -- Нет, отлично вам. 
 Грек вышел из-за прилавка и подвел девушку к большому зеркалу в углу, масляно улыбаясь и держа ее пальцами за плечи. Том сжал зубы при виде этой сцены. 
 -- Смотрите, -- услужливо сказал продавец. 
 -- Сколько они стоят? 
 -- Для вас -- бесплатно, -- обаятельно улыбаясь, заявил продавец. -- И у меня есть еще кое-что, вам понравится. -- Он нагнулся и вытащил из-под прилавка красивый серый летний шарф. -- Это для вас! -- торжественно произнес он, явно довольный собой и своей щедростью. 
 Она сделала красноречивый жест, что не может принять подарка. 
 Грек стрельнул глазами в сторону дверей и заметил Тома. 
 -- Нет, нет, -- игриво стал уговаривать ее продавец. -- Прошу вас, пожалуйста! Вы обязаны взять, просто обязаны! -- Он почти насилу всунул шарфик ей в руки. -- Мне будет только приятно, заверяю вас! 
 Она вышла из магазинчика и взяла у сидящего у входа Тома пакет и булку. Он встал с хмурым видом и они пошли дальше. 
 -- Греки бывают очень навязчивы иногда, правда? -- сказал он ей, определенно рассчитывая на сочувствие с ее стороны. 
 -- Этот был очень милый, -- не поняла его Патриция. -- Он подарил мне шарф. И ничего не взял с меня за очки. 
 -- Эй, -- окликнул ее с порога магазинчика торговец. 
 Патриция повернулась к нему и благодарно помахала рукой: 
 -- Чао, чао! 
 -- Придете сегодня вечером на праздник города в кафе "На набережной"? -спросил он, в надежде завязать интрижку. Присутствие Тома совершенно не останавливало опытного сердцееда, наоборот -- подогревало в нем чисто спортивный интерес. 
 -- Еще не знаю, -- весело ответила Патриция, впервые вообще услышав о празднике. 
 -- Приходите! -- посоветовал галантерейщик. -- Я научу вас танцевать сертаки. 
 Том сердито посмотрел на грека, как на человека, посмевшего посягнуть на его собственность. 
 -- Мы подумаем, -- сказала Патриция и взяла Тома под руку. 
 Галантерейщик скрылся в дверях магазина. 
 По дороге на пристань они не произнесли ни слова. Патриция просто совершенно не догадывалась, какие мысли терзают ее возлюбленного -- подобное поведение было для нее привычным и естественным. 
 А Том злился на нее, на себя, а в особенности на этого смазливого, чисто выбритого грека. Он потер свою недельную щетину и выругался про себя -Патриция настолько завладела его мыслями, что он даже не вспоминал об этом. Ему захотелось как можно скорее добраться до яхты, чтобы привести себя в цивилизованный вид. 
 Он не желал потерять неожиданно обретенную любовь. Но мысли о ее легкомысленном поведении мучили его, порождая тяжкие сомнения: а любит ли она его, не является ли он для нее простой игрушкой, которая быстро надоедает? 
 А Патриция, вышагивая с Томом под руку, беспечно радовалась жизни. 
 * * * 
 Яхта отчалила от берега, Патриция готовилась загорать и сняла футболку. 
 Том стоял за штурвалом, он взял курс на середину залива -- куда-то определенно он плыть сейчас не хотел, собираясь переночевать здесь, у знакомого причала, а с утра вновь оправиться на их остров. 
 -- Ты не с первого раза ложишься с мужиком в постель, наверно? -- глядя на водную гладь сказал Том. Он был не в силах сдержать обуревающие его подозрения. 
 Улыбка на лице девушки сразу изменилась -- из радостно-беспечной превратилась в оборонительно-наглую. 
 -- Ну, если мне парень нравится, то могу и с первого раза, -- сказала она сердито. 
 Спустилась в каюту, взяла свой магнитофон и снова поднялась на палубу. Проходя мимо Тома, она добавила ядовито: 
 -- Зачем откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня? 
 Тугие, соблазнительные бугры ее груди проплыли перед глазами Тома, приковав на мгновение к себе его внимание. 
 Патриция прошла на нос корабля и села, положив магнитофон на колени. Ей был очень неприятен его вопрос и она не понимала почему. Тем не менее она сожалела о своем резком ответе. 
 Том закрепил штурвал, подошел к ней и примостился рядом. 
 -- Что ты делаешь? -- зло спросил он, не в силах сдержать рвущуюся наружу досаду. -- Записываешь свои впечатления о каждом парне с которым встречаешься, да? Можно послушать? 
 Он протянул руку и нажал клавишу воспроизведения. 
 Из магнитофона послышался голос Патриции: "...чем они старее, тем гнуснее..." 
 Она поспешно выключила магнитофон. 
 -- Я что, такой гнусный? -- спросил Том. 
 -- Нет, -- ответила Патриция, ужаснувшись, что он действительно принял эти слова в свой адрес. -- Я бы не сказала... 
 -- Я ничего не понимаю. -- Том поднялся и посмотрел на нее. -- По-моему, ты просто чокнутая. 
 Патриция сидела в одних шортах, и укоризненно глядела на него. Она понимала: происходит что-то не то. Что они оба злятся из-за пустяка. Но уступить в чем-либо ей не позволяла натура. 
 Он увидел, что рядом с ней лежит длинный шарф из тонкой серой материи, подаренный галантерейщиком. Он брезгливо взял шарф двумя пальцами. 
 -- Ты что будешь носить эту тряпку? И сегодня оденешь для этого отвратительного грека? 
 -- А почему бы нет? -- ощерилась Патриция. -- Если хороший парень -- то почему бы не сделать ему приятное? 
 Она отобрала у Тома шарф. 
 Он встал, в сердцах развернулся и прошел к штурвалу. Внутри все кипело от необъяснимой, мучительной злости. Он вырубил двигатель, закрепил парус и, стараясь не смотреть в сторону Патриции, спустился в каюту. Бросился на свою койку -- его чуть ли не трясло, ему необходимо было успокоиться. За яхту он не волновался: ветра практически не было, да и куда ее может занести? Он понимал, что второй разрыв с любимой женщиной ему будет перенести гораздо тяжелее, чем тогда, много лет назад и старался взять себя в руки. Под эти невеселые мысли он как-то незаметно уснул. 
 Сколько он проспал, Том не знал. Разбудил его громкий крик Патриции: 
 -- Том! Том! Скорее! Быстро! 
 Он вздрогнул, вскочил с койки и бросился наверх. В спешке, спросонья больно стукнулся лбом о верхнюю перекладину двери. 
 Выскочил на палубу, нервно оглядывая палубу в сгустившихся сумерках. 
 Патриция, совершенно обнаженная, стояла одной ногой на самом краю яхты, другую ногу вытянув далеко над водой, правой рукой она держалась за канаты, а левой указывала куда-то вдаль. В переливающихся багряно-желтых лучах заходящего солнца ее фигура была просто великолепна. И она знала об этом. 
 -- Том, смотри, правда я похожа на рекламу? 
 Он стоял, схватившись за косяк двери в каюту, и не мог вымолвить ни слова. 
 Патриция легко спрыгнула на палубу, подбежала к нему и бросилась на шею, прижавшись к его груди плотными восхитительными бугорками. 
 -- Том, я люблю тебя, -- прошептала она ему на ухо. 
 -- Я тебя тоже, Патриция! -- ответил он. Сердце радостно забилось в груди бесследно разгоняя недавние сомнения и обиды. 
 КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ ЧАСТЬ ВТОРАЯ. 
 ГЛАВА ШЕСТАЯ. 
 Когда Том и Патриция пришли в уютное кафе на набережной, веселье было в полном разгаре. Висели гирлянды разноцветных лампочек, вперемежку с флажками. Деловито сновали официантки. На эстраде играл расширенный по случаю праздника состав ансамбля, перед эстрадой группа людей, положив руки на плечи друг другу, самозабвенно танцевали сертаки. Взоры присутствующих были обращены на танцевавших людей. Звуки традиционной мелодии проникали в самое сердце, и согревали удивительным теплом -- от этой музыки сразу поднималось настроение. 
 Пожилой худощавый грек с седыми усами, стоявший за прилавком около эстрады, поставил полный вина стакан на голову и танцевал с ним, веселя почтенную публику и веселясь сам. 
 Том провел Патрицию к свободному столику в центре зала, у прохода. Сразу же почти подошла официантка, Том заказал вина и фруктов. Долго ждать заказ не пришлось. Том разлил вино по фужерам. Они чокнулись. Том смотрел на Патрицию, она улыбалась ему, но взгляд ее был устремлен на танцующих. Она любила и понимала сертаки, ей было хорошо. Или она делала вид, что ей весело. 
 Том очень не хотел идти вечером в кафе, ничего хорошего от этого мероприятия он не ожидал. Но согласился, понимая, что она устраивает ему испытание на прочность. И вообще, по его твердому мнению, в любви следовало уступать друг другу. Хотя, конечно, для всяких компромиссов есть свой разумный предел. 
 Патриция весело смотрела на шеренгу танцоров и хлопала в ладоши. На шее ее красовался кокетливо повязанный серый шарф, подаренный сегодня ей в лавке. 
 Крайним в ряду танцующих был давешний галантерейщик, его левая рука лежала на плече красивой, немного полноватой девушки с длинными черными волосами. Она с обожанием смотрела на него. В свободной руке торговец держал яркий цветок на длинном стебельке. 
 Танец закончился, человек за прилавком снял стакан с головы и выпил за здоровье присутствующих. 
 Галантерейщик подошел к столику, за которым сидели Патриция и Том. 
 -- Привет, -- как старый знакомый сказал он, обращаясь к Патриции, и галантно положил свой цветок рядом с ее фужером. -- Станцуем? 
 -- Да, конечно! -- Патриция с готовностью встала и повернулась к Тому. -Пойдем, потанцуем втроем, любимый. 
 Она впервые назвала Тома так, и он с удовлетворением отметил это, торжествующе взглянув на лоснящегося самовлюбленного грека. 
 -- Нет, нет, -- ответил Том. -- У меня не получится... 
 -- Ну как хочешь, -- ответила Патриция и пошла с торговцем к месту танца. 
 Они встали рядом в широкой цепи танцующих, положили руки на плечи друг другу. 
 Во время танца грек не сводил глаз с новой знакомой. Она улыбалась партнеру. 
 Том тоже не сводил с нее внимательного взора, ревность вновь овладевала его сердцем. 
 В это время на праздник пришли шатен с блондином в поисках впечатлений и помня о приглашении смазливой официантки. Прошли с гордо-независимым видом, будто только их на празднике и не хватало, сели за столик, осмотрелись. Шатен сразу заметил среди танцующих обидчицу. 
 -- Смотри, -- сказал он приятелю. -- Есть, есть правда на земле, а бог на небесах! Смотри! -- Он кивнул головой в сторону Патриции. 
 -- Опять она, эта стерва! -- восхищенно воскликнул блондин. 
 Патриция счастливо улыбалась, наслаждаясь танцем, жизнью и прекрасным вечером. 
 -- Ну, мы ей сейчас устроим веселую жизнь! -- процедил шатен, предвкушая сладость мести. 
 Танец кончился, исполнители сертаки стали расходится. Счастливая Патриция повернулась к галантерейщику и повисла довольная у него на шее, благодаря за танец. Он тоже обнял ее. Том поспешно опустил глаза, уставившись в донышко бокала. 
 Патриция подошла к своему столику. Взяла бутылку с вином и свой стакан, выпила, что было в стакане и стала наливать еще. 
 -- Может хватит? -- угрюмо спросил Том. -- Давай пойдем домой! 
 -- Пойдем?! -- удивленно, растягивая слова, переспросила Патриция. -Ерунда -- только все началось! -- Она положила руку на его запястье. 
 -- Перестань! -- воскликнул Том. -- Мне скучно здесь. 
 -- Скучно? -- удивилась она. -- Так пойдем танцевать! 
 -- Не хочу! 
 -- Давай пойдем! -- настаивала она. -- Не капризничай! 
 -- Я уйду один! -- пригрозил Том. 
 -- Как хочешь, -- сказала Патриция, повернулась и пошла к месту танцев, так как опять заиграла музыка. 
 У эстрады стоял один галантерейщик. Он ждал ее. 
 Больше пока желающих танцевать не было и они отплясывали вдвоем, но зато их бурно подбадривали хлопанием в ладоши. Оба танцевать сертаки умели неплохо. 
 Американские туристы наблюдали, терпеливо ожидая подходящего для убийственной мести момента. Они даже не очень пока заинтересовались приглянувшейся им официанткой -- попросили только вина. Месть для мужчины -- главное! 
 Мимо столика проходила обслуживавшая их официантка. Том подозвал ее и рассчитался. Посмотрел на танцующую Патрицию -- она довольно улыбалась, грек нагло держал руку на ее плече. 
 Том встал и направился к бару, который располагался внутри здании. По пути он обернулся и еще раз кинул взгляд на Патрицию. В накуренном просторном помещении бара прошел к стойке, заказал неразбавленного виски, бросил на стол купюру и закурил. Он хотел быть подальше от ставшей ненавистной ему мелодии сертаки, в баре же играл магнитофон с каким-то тупым современным ритмом и Том стал в такт постукивать пальцами о стойку. Пожилая барменша подала ему бокал с виски и пододвинула пепельницу. Он загасил почти докуренную сигарету, взял бокал в руку. 
 Его хлопнули по плечу, он обрадованно обернулся. Он был уверен, что Патриция пришла за ним. 
 Перед ним стояло двое неизвестных ему парней. 
 -- Так, значит, она тебя тоже наколола, -- сказал по-английски светловолосый мужчина Тому. 
 -- Что? -- не понял Том. 
 -- Девочка шикарная, да? -- встрял шатен и по-свойски сел на стоящий рядом с Томом высокий круглый стул без спинки. -- Она -- ночная бабочка. 
 -- Да, корпус у нее такой, что любого доведет, -- добавил блондин. -Профессионалка. 
 -- Но правда, -- сказал шатен, -- три тысячи драхм -- это довольно дорого. Тем не менее, от профессионалки за такие деньги столько не получишь. 
 Том непонимающе переводил взгляд с одного американца на другого. 
 -- Но она -- умеет, -- сладко полузакрыв глаза, показывая как здорово то, что она умеет, сказал блондин. 
 -- Что она делает в койке! -- воскликнул шатен и вновь, как тогда в машине, поболтал языком между губ. -- Язык у нее -- чудо! 
 Том отстранил блондина и ушел, не сказав за весь разговор ни слова. Кулаки его непроизвольно сжались. Настроение было испорчено безвозвратно, но он хотел с ней объясниться по-хорошему. 
 Американцы сели на круглые стулья и посмотрели ему вслед. Переглянулись и расхохотались, довольные местью -- вид Тома ничего радостного для Патриции не обещал. Шатен повернулся к стойке и выпил виски из бокала Тома. 
 * * * 
 Том прошел к эстраде, взглянул на танцующих -- там сосредоточенно выделывали несложные фигуры сертаки два усатых здоровенных грека в кепках и с сигаретами в зубах. Патриции с ними, естественно, не было. Как и галантерейщика, впрочем, тоже. 
 Том осмотрелся -- столик также был пуст. 
 К нему подлетела красивая молодая гречанка, которая тоже танцевала сертаки с галантерейщиком -- по правую от него руку. Она без ложной стыдливости обняла Тома за плечи. 
 -- Твоя девушка ушла, -- сказала молодая женщина Тому. 
 Как ему показалось с ноткой злорадства. 
 -- Куда? -- не удержался от вопроса Том. 
 -- Они с Ахиллом пошли... погулять, -- весело сказала она и стрельнула глазами в сторону улочки за кафе. -- Но я -- свободна. -- Девица потащила его к столикам. 
 -- Нет, нет, -- вежливо улыбнулся Том. -- Спасибо. 
 Он осторожно освободился из объятий женщины и отправился в направлении, указанном девицей. 
 Отвергнутая красавица пожала плечами. 
 Том прошел мимо столиков и вышел на улицу. Свернул за угол и сразу увидел их. 
 Патриция стояла, засунув руки в карманы джинс, прижавшись к белому каменному забору, покрытому самопальными надписями из баллончиков. 
 Галантерейщик уперся в забор руками -- по обе стороны от ее головы -- нависая над ней, словно паук над запутавшейся в сетях жертвой. 
 -- Согласись: любовь -- это все! Весь смысл жизни, чтобы любить. Без любви мы мертвы! -- страстно говорил черноволосый соблазнитель. 
 Незамеченный ими Том сплюнул в сердцах, развернулся и ушел. 
 И не видел, как Патриция досадливо отстранила от себя галантерейщика. 
 Ее утомил этот пахнущий одеколоном смазливый ловелас. Она хотела немного подразнить Тома, а не флиртовать с этим мужланом, который наверняка с Томом ни в какое сравнение не идет. 
 И он уже порядком достал со своими идиотскими рассуждениями о любви, нагло называя элементарный грубый секс любовью. Надо возвращаться к Тому. 
 Но торговец снова навалился на нее, пытаясь поцеловать. 
 -- Любовь -- это все! -- вновь провозгласил грек. 
 Патриция опять оттолкнула его и пошла к месту праздника, не оглядываясь на оторопевшего соблазнителя. Она видеть его больше не могла. Автоматически сдернула с шеи безвкусный серый шарф, пальцы разжались, оставляя данайский дар равнодушной мостовой. 
 * * * 
 Том быстро и уверенно -- не дай бог, засомневаться и передумать! -- прошел по пустынной в этот час набережной на причал, забрался на яхту, спустился в каюту и торопливо стал собирать вещи Патриции в ее большую дорожную сумку. 
 Он сам себя распалял, рисуя в воображении сцены совокупления Патриции с этим отвратительным галантерейщиком. И не менее отвратительными американцами, у которых она оставила такое яркое впечатление. И неизвестно с кем еще! 
 Когда он вышел на палубу, чтобы поставить ее коричневую сумку на причал и отчалить, на парапете напротив сидела Патриция. Увидев его, она скромно потупила глаза, не сказав ни слова. 
 Он замер в своем движении. 
 Затем вспомнил разговор с шатеном и его приятелем. Резко положил сумку на камень причала и сказал зло: 
 -- Держи и иди к своим двум клиентам! 
 -- Ты про что? -- искренне удивилась она. 
 -- Три тысячи драхм -- это слишком дорого! -- процедил он, собираясь поскорее отплыть и отвязывая для этого канат. 
 -- Что еще за три тысячи драхм? -- ничего не понимала Патриция. 
 -- Не играй со мной в игры! -- чуть не срываясь на крик, сказал он. -- Ты знаешь прекрасно, что я имею в виду! 
 -- Ты что, бросаешь меня? -- в ее голосе и глазах читалось неподдельное волнение и искренняя горечь. 
 -- Как хочешь, так и понимай, -- зло ответил Том, все сильнее распаляя себя. 
 Он завел мотор и направил яхту прочь от берега, не сомневаясь в разумности и правильности своих действий. 
 За яхтой стелился белый пенный след. Патриция молча смотрела на удаляющуюся корму яхты, ставшей ей почти домом. 
 Она долго смотрела на черную, равнодушную воду залива, лениво колыхающуюся за причалом. Закурила сигарету. 
 На ресницу навернулась капля влаги -- наверное, от дыма. Патриция смахнула непрошенную слезу. Дотлевшая до фильтра сигарета обожгла пальцы. Патриция отшвырнула окурок и тут же закурила следующую сигарету. Так плохо ей еще никогда не было. Впервые мужчина бросил ее -- она и представить себе не могла, что когда-нибудь подобное случится. Она сама привыкла уходить первой, не желая продлевать ненужное общение. И вот, когда она встретила наконец... 
 Патриция медленно встала, подошла к сумке, тяжело вскинула ее на плечо и пошла обратно на праздник -- а куда еще ей оставалось идти? Лишь луна понимающе смотрела на нее в непроницаемом безучастном небе. 
 * * * 
 За столиками под открытым небом было тихо и безлюдно. Эстрада опустела, веселье переместилось в бар в самом здании, откуда доносились забойные ритмы. Лишь около прилавка стоял ненавистный ей сейчас торговец с длинноволосой гречанкой. Со столов еще не убирали. 
 Она поставила сумку на пол, села задумчиво за столик, где так недавно сидел Том, и налила вина в свой бокал. 
 Галантерейщик сразу заметил появление Патриции в пустынном кафе. Особое внимание он обратил на большую коричневую сумку, которую она раньше с собой не таскала. Он мгновенно сообразил что к чему и это подвигло его на решительные действия. 
 Он взял с прилавка бутылку красного крепленого вина и, не обращая внимания на протесты своей осточертевшей собеседницы, направился к столику Патриции. Поправил на ходу повязанный на шее платок, пригладил схваченные лаком, заботливо уложенные волосы. 
 Он подошел и встал рядом с девушкой, застенчиво улыбаясь. 
 Патриция подняла глаза и улыбнулась ему невесело. 
 -- Привет, -- сказала она. 
 Он, осмелев, отодвинул стул и сел за столик. 
 -- Хочешь еще выпить? -- спросил галантерейщик. 
 -- Почему бы и нет, -- безразлично ответила она и залпом допила свое вино. 
 Он налил в ее бокал из своей бутылки. Она посмотрела на него, но торговец не сумел -- или не захотел -- понять, что скрывается в ее черных бездонных глазах. Чтобы не думать об этом, он налил вина и себе, в бокал Тома. Поднял бокал. 
 -- Выпьем за любовь! -- провозгласил он, не догадываясь наверно, как глупо и напыщенно он сейчас выглядит. 
 Она вздохнула и снова опрокинула в себя залпом очередной бокал вина. Взяла с вазочки сочную спелую грушу, надкусила. Том бросил ее, уехал. Но жизнь не кончена. Это для нее хороший урок. Ее одиссея продолжается, начинается очередное приключение с очередным мужиком-самцом. Вряд ли оно принесет что-либо новое, но по привычке она решила попробовать. Патриция решила отдаться подхватывающему ее течению, и не думать ни о чем. А тем более о Томе, сегодняшним поведением он все перечеркнул. 
 -- Ну, давай начинай... -- сказала Патриция своему визави. 
 -- Что? -- не понял галантерейщик. 
 -- Ты хотел меня соблазнить? -- Она посмотрела на него сквозь прозрачный бокал. -- Так соблазняй! 
 Он растерялся и налил в бокалы еще красного игристого вина, чувствуя, что она доходит до требуемой кондиции. 
 Они снова выпили. 
 -- Пойдем танцевать, -- предложил галантерейщик, которому стало неуютно сидеть с ней вдвоем в пустом кафе, где официантки ловко срывали скатерти со столов. К тому же, его абсолютно не волновали ее душевные переживания, его интересовало исключительно то, что у нее между ног и получит ли он возможность завладеть этим. 
 Патриция равнодушно встала и взялась за ручки сумки. 
 -- Танцевать так танцевать, пойдем, -- устало сказала она. 
 Галантерейщик услужливо подхватил ее тяжелую ношу и они направились к бару. Торговец оглянулся на покинутый столик где стояла почти полная, оплаченная им бутылка вина. Но приходилось выбирать -- или вино, которого ему уже не очень хотелось, но было жалко оставлять, или Патриция, которую ему хотелось очень. 
 В баре было дымно, многолюдно и шумно -- магнитофон орал во всю мощь огромных динамиков. Они поставили сумку у стойки, галантерейщику пришлось потратиться еще и на два коктейля. 
 Патриция с блеском доказала, что умеет танцевать не только сертаки, но и наисовременнейшие нелепые танцы. Вокруг толкались захмелевшие пары, кто-то громко, до неприличия захохотал. Патриция протянула галантерейщику свой коктейль, он потянул из соломинки. 
 На вид она была уже пьяная и он решился. 
 -- Пойдем погуляем, -- предложил ненавязчиво. 
 -- И ты опять будешь умно рассуждать о любви? -- засмеялась обидно Патриция. -- Пошли уж тогда сразу заниматься этой самой любовью. 
 Жил он в трех кварталах от набережной, весь путь нужно было подниматься в гору, а сумка Патриции оттягивала ему руку. Он старался идти быстро, потому что созрел, а рука, поддерживающая девушку за талию, немела от ощущения соблазнительной плоти. 
 Они поднялись на второй этаж его дом, он достал ключ и с третьей попытки попал в замочную скважину. Но не от выпитого алкоголя его не слушались руки -от охватившего плотского возбуждения. 
 Патриция насмешливо смотрела на него. Но она еще в баре нацепила черные очки, подаренные им же, и он не мог видеть ее глаз. 
 Она знала уже заранее, что сейчас произойдет. Ей было все равно -- Том бросил ее, уехал. Пусть уж все кончается побыстрее. А может, этот галантерейщик сумеет как-то успокоить и отвлечь ее? 
 Они прошли по длинному коридору, в конце которого виднелась распахнутая настежь дверь в спальню, в ней горела зачем-то люстра под потолком, освещая коридор. На однотонном малиновом паласе спальни валялась белая рубашка. 
 Они вошли в комнату, он с облегчением поставил у двери сумку, кинулся к рубашке, собрал с застеленной небрежно кровати еще какие-то тряпки, извиняюще улыбаясь запихал их в шкаф. 
 Патриции было все равно, она стояла посреди комнаты и размышляла -- что она здесь делает? Но Том уехал, его не найти, хотя она знает его фамилию и что он живет в Пирее, она сможет разыскать его... Но почему она должна его разыскивать? На что он обозлился -- она не изменила ему даже в мыслях. Этот галантерейщик -- так, пустяк. Но теперь дело зашло слишком далеко и она действительно изменит ему. И во всем виноват только он -- Том, больше никто! Почему она не бросилась за ним в воду, и не догнала яхту? 
 Галантерейщик снял пестрый платок с шеи и расстегнул рубашку, не сводя глаз с девушки. Ему показалась, что она ждет когда он разденет ее и начнет ласкать. Он подошел и провел рукой по ее волосам, снял очки. Ничего не увидел в ее черных глазах. Отошел, чтобы положить очки на тумбочку, включил ночник, с желтым матерчатым абажуром. Погасил большой свет. Комната наполнилась неуместным интимом. 
 В другой комнате пробили часы. Была глубокая ночь. 
 Он коснулся рукой до выпуклой груди Патриции, стянутой белой рубашкой. Она не отреагировала. Он несмело провел рукой по животу, дошел до джинс, расстегнул ширинку, они свалились вниз, обнажив черные трусики и великолепные ноги. Патриция не пошевельнулась. Он развязал шнурки ее кроссовок. Она бесстрастно приподняла ногу, он стащил одну, потом вторую кроссовку. Босые ноги ее, утопающие в ворсе паласа еще больше возбудили его. Она равнодушно сделала шаг в сторону, освобождаясь от сковывающих джинс. Он взялся осторожно пальчиками за пуговицу рубашки и расстегнул. Патриция безвольно подняла руки вверх. Обнадеженный этим движением, он снял рубашку и отбросил в сторону. Она апатично опустила руки. Он коснулся губами соска. Темный бутон ее груди был сейчас сморщенным, в складках, на груди проступила синяя ниточка артерии. Он уверовав в свою неотразимость, грубо стащил с нее трусики. 
 Перед ее глазами стояло улыбающееся лицо Тома. 
 Он снял с обширной постели покрывало, отбросил в сторону одеяло. Патриция поморщилась едва заметно при виде смятых несвежих простыней, но легла покорно, уставилась на погашенную стеклянную люстру. 
 Он лег рядом, склонился над ней, осторожно теребя пальчиком сосок ее груди. Сосок оставался сморщенным и жалким. Галантерейщик сглотнул и резко запустил руку в колечки ее жестких волос внизу живота. Она безропотно раздвинула ноги -- он тут же жадно двинул руку глубже. Там было холодно и сухо. 
 Он больше не мог сдерживать себя -- она все равно не отвечала на ласки, чего зря стараться! Фригидна -- решил он. Но ему-то какая разница! Он уверенно забрался на нее и грубо вошел, помогая себе рукой. Ни один мускул не шевельнулся на ее красивом, сейчас безучастном лице, она не отрывала глаз от погашенной люстры. 
 Перед ее взором стоял Том. Она увидела его глаза, мягкую его улыбку, мускулистую грудь и то, что приносило ей настоящее счастье, что она целовала так страстно. 
 Такой же вроде бы орган тер сейчас неистово ее внутреннюю плоть. Процедура, окончания которой она терпеливо ожидала. Даже не гимнастика -- процедура. 
 Галантерейщик пыхтел яростно, уткнув голову в ее шелковистые темные волосы с правой стороны. Люстра находилась с левой, Патриция смотрела на нее. 
 А ведь она с этим черноволосым саламинянином даже ни разу не поцеловалась, вдруг подумала Патриция и сразу воспоминания о страстных, долгих поцелуях Тома захватили ее. 
 Он долго, бесконечно долго елозил на ней, хрипло выдыхая и вдыхая воздух -выпитое вино тормозило его чувствительность. Патриция не отрывалась от люстры, она видела глаза Тома. 
 Наконец он дернулся судорожно в последний раз, больно сжав кожу на ее бедре, и отвалился с протяжным стоном. И сразу, как и все, кого она знала, уткнулся лицом в подушку, возложив по-хозяйски руку на ее грудь, и провалился в счастливо-пьяный сон. 
 Из нее вытекала тонкая струйка, обжигая ногу. Патриция непроизвольно содрогнулась. 
 Возникло такое ощущение, словно в нее выплеснули струю помоев. 
 Образ Тома растворился бесследно в полумраке комнаты и Патриция безуспешно пыталась вызвать его вновь. Захотелось немедленно вымыться. 
 Она брезгливо сняла с себя волосатую руку спящего и встала с кровати. Галантерейщик не шелохнулся. 
 Она вышла в коридор, гадая где здесь может находиться ванна. Открыв неудачно несколько дверей, нашла наконец. Пошарила по стене и нащупала выключатель. Зашла и заперлась на задвижку. Включила холодную воду душа и долго стояла под ледяными струями, стараясь снова вспомнить лицо Тома. 
 Вызвать в памяти образ любимого ей не удавалось, и это приводило Патрицию в отчаянье. 
 На полочке, среди кремов, бритвенных принадлежностей и дезодорантов, она увидела пачку дешевых крепких сигарет и зажигалку. Выключила воду. Воспользоваться его полотенцем она не захотела, села на краю ванны, обсыхая и закурила. 
 Сейчас она сама себя ненавидела. 
 Патриция вошла в спальню -- галантерейщик громко храпел, намотав на кулак простыню. Она подошла к брошенным джинсам и натянула их прямо на мокрое голое тело. Накинула рубашку, застегнув одну лишь пуговку на груди, чтобы не распахивалась, увидела свои черные трусики, подняла, взяла сумку и запихала торопливо в нее. Подхватила кроссовки за шнурки, перекинула их через плечо и вышла, не взглянув на постель со спящим в ней мужчиной. Она торопилась побыстрее покинуть этот дом. 
 * * * 
 Светало. На душе было до отвращения пусто. 
 Кафе на набережной выглядело безжизненным и неуютным. Скатерти были сняты, обнажилось струганное дерево. На столы сиденьями вверх были составлены стулья. Бесчисленные ножки их хмуро смотрели в серое небо. Все это выглядело уныло, в тональности невеселого настроения Патриции. 
 Патриция подошла к столу, за которым сидела вчера вместе с Томом, поставила сумку и сняла стул. Подумала и сняла три остальных, расставила вокруг стола. Села достала из сумки магнитофон. Включила режим записи. 
 Пленка бесшумно крутилась. Патриция молчала -- подходящих слов не находилось. 
 Она вздохнула, выключила магнитофон и убрала его обратно в сумку. Подперла подбородок кулачком и уставилась на залив, который уже проснулся. Или не засыпал вовсе -- подходили к пирсу и отчаливали катера и яхты, где-то вдалеке слышались крики грузчиков. 
 Прибежала уличная кошка, села рядом и уставилась на нее. Патриция улыбнулась ей невесело. Так они и сидели вдвоем, никто их не прогонял и не тревожил. Кошка намывалась язычком, Патрицию одолевали тяжелые мысли. Обида и раскаянье, злость и печаль, отвращение и тоска перемешались в душе ее. 
 Вдруг лицо Патриции осветила счастливая улыбка -- с причала шел Том. 
 Он видел ее и шел к ней! 
 Вид у него был растрепанный, угрюмый и усталый. Под глазами проступили мешки, вновь появилась щетина, которая по мнению Патриции была ему очень к лицу. 
 Патриция подумала, что он наверное, как и она, всю ночь не спал. 
 Он сел к ней за столик. Какое-то время они сидели молча, не глядя друг на друга, уставившись в кажущуюся бескрайней даль залива. 
 Наконец Патриция повернулась к нему. 
 -- Я рада, что ты вернулся, -- нежно и искренне сказала она. -- Я никак не могу перестать о тебе думать. 
 Он смотрел на нее пристально, словно хотел добраться до самой сути ее души, понять кто же она на самом деле. 
 -- Что ты так на меня смотришь? -- не выдержала Патриция его взгляда. -- Том, поцелуй меня. 
 Он по-прежнему молчал. 
 -- Не хочешь? -- Она взяла его за руку и встала. -- Пойдем погуляем. 
 Он молча встал и взял ее коричневую сумку. В этом Патриция увидела хороший знак. 
 Они молча миновали причал, где стояла его яхта, долго шли по набережной. Она держала его руку в своей и тихо радовалась этому обстоятельству. Вскоре набережная кончилась -- дальше простирался огромный пляж. Полусонный город остался позади. Они шли по безлюдному берегу моря среди огромных валунов. 
 -- Что за игру ты со мной затеяла? -- наконец спросил Том. 
 -- Это не игра. -- искренне ответила Патриция. -- Я в тебя влюблена. Но я не знаю... Я не хочу, чтобы ты не так меня понимал... Понимаешь? 
 -- Не понимаю, -- честно признался он. Он не понимал ее, да и невозможно умом понять женщину, тем более немного чокнутую. 
 -- Том, у меня есть разные проблемы... -- как бы оправдываясь сказала Патриция. 
 -- Какие? 
 -- Да, например, я сама. 
 -- Да, -- согласился Том убежденно. -- Мне кажется, это действительно серьезная проблема. 
 -- Ты ничего не понимаешь, -- сказала она. -- Ты ничего не понимаешь во мне! 
 -- Не понимаю, -- честно подтвердил Том. 
 -- Я совсем не то, что ты думаешь. 
 -- Ты... Ты вчера осталась с тем галантерейщиком и спала с ним? 
 -- Да, -- призналась Патриция. Хотела сперва сказать ему, что после того, как Том покинул ее, она просидела всю ночь в кафе. Но соврать ему не смогла. И повторила, сорвавшись на крик: -- Да, спала! Но так хорошо, как с тобой мне не будет ни с кем. 
 Они сели на камни. Он молчал. 
 -- А почему ты вернулся? -- спросила Патриция. 
 -- Не знаю. 
 -- Почему ты не можешь принять меня такой, какая я есть? 
 -- Я даже не знаю какая ты! И кто ты! 
 -- Я сама не знаю. Я пытаюсь это выяснить. В любом случае -- я не то, что ты обо мне думаешь, Том. Ты меня так и не поцеловал. Неужели не хочешь? 
 -- После него не хочу. 
 -- Том, а что ты хочешь? -- Она положила руку ему на плечо и хотела заглянуть ему в глаза, но он смотрел под ноги. 
 Она взяла его правой рукой за подборок, чуть приподняла и поцеловала. 
 Они посмотрели друг на друга. 
 Он потянулся к ней губами, руки его висели безжизненно, и поцеловал ее в ответ -- одними губами, без ласк, но Патриция чуть не закричала от счастья. 
 -- Я говорю тебе правду, -- сказала Патриция. -- Ты же знаешь, что мне сейчас нужно быть в Мюнхене, но я сейчас здесь, где пляж -- целый мир. 
 -- Как это пляж может быть целым миром? -- едва заметно улыбнулся он. 
 -- Когда я с тобой, это для меня -- целый мир. 
 -- А что во мне такого интересного? 
 -- Мне нравятся твои мысли, твое тело, нравится, как ты реагируешь на все. Как ты злишься на меня, -- попыталась объяснить Патриция. И уткнулась ему головой в грудь. -- Мне было так плохо! 
 -- Я неправильно сделал, что уехал вчера? 
 -- Не знаю. Но мы с тобой по-прежнему любим друг друга? -- с надеждой спросила она. -- Или, может быть, нет? -- добавила она со страхом. 
 -- Сними рубашку, -- неожиданно сказал он. 
 -- Что? -- удивилась она. 
 -- Сними, -- повторил он, снял через голову свой свитер и посмотрел прямо ей в глаза. 
 Она с готовностью расстегнула пуговицы и, не отрывая глаз от него, медленно стала снимать рубашку. Неожиданно снова накинула и запахнула. 
 -- Что-нибудь не так? -- спросил он. 
 -- А ты не хочешь сам меня раздеть? 
 Он отрицательно помотал головой. 
 Она сняла рубашку и выпятила вперед свою красивую грудь. 
 -- А теперь что? -- спросила Патриция. 
 -- А теперь, -- сказал Том, -- прикоснись пальцами к груди. 
 -- Зачем? 
 -- Потому что я тебя прошу, -- серьезно ответил он. 
 Она повиновалась. 
 -- Так? 
 -- Да. Теперь погладь их. 
 Он внимательно смотрел на нее. 
 -- Ты ведь не в первый раз так делаешь? -- наконец сказал он. 
 -- Конечно нет, -- улыбнулась она. -- А что такое? 
 -- А теперь скажи мне, что ты сейчас чувствуешь? 
 -- Мне тепло, хорошо... 
 -- Зажми соски пальцами. 
 Она сжала, как он попросил. 
 -- Тебя это возбуждает? 
 -- Да. 
 -- Ты, наверно, часто это делаешь, -- он подался к ней. 
 -- Иногда. 
 Она почувствовала, чего он хочет и легла на спину. Он расстегнул молнию на ее джинсах. Она сама потянулась туда рукой, догадываясь, о его невысказанном желании, чтобы она поласкала себя и там. Ей было хорошо с Томом, она была готова выполнять любые его просьбы. 
 Он нежно гладил икру ее ноги, обтянутую материей брюк. 
 -- Ну поцелуй же меня, -- попросила Патриция нетерпеливо. 
 -- Нет, -- твердо ответил он и добавил чуть мягче: -- Еще нет. 
 -- Почему? Тебя это нисколько не заводит? -- Она нежно гладила рукой его плечо. 
 Он наклонился и поцеловал ее в живот, потом поцеловал бугорочек груди. Она застонала. 
 Он поднял голову и посмотрел на нее. 
 -- Ты для других это тоже делаешь? 
 -- Для каких других? 
 -- С которыми спишь. 
 -- Ты про что? -- не поняла она. 
 -- Вот эти туристы, которых ты подцепила... Этот галантерейщик... 
 Она резко села, оттолкнув его. 
 -- По-твоему, я шлюха, что ли? 
 Он натянул свитер. 
 -- Шлюха, не шлюха... Ну, в общем, если бы я захотел спать с профессионалкой, я бы обратился к профессионалке. 
 -- Это мое дело! -- возмущенно воскликнула она. 
 -- Если это твое дело, -- Том встал и поднял свой свитер, -- то и делай, что тебе нравится! Одевайся, я тебя отвезу на материк! -- Он пошел не спеша и не оглядываясь в сторону причала. Злость вновь овладела им, затуманив рассудок. 
 -- Зачем ты берешь на себя такие хлопоты -- ты такой занятой, -- съязвила она. И поняла, что он уходит навсегда. Слезы навернулись на глазах, но она последним усилием загнала их обратно. 
 -- Том!!! -- сделала она последнюю отчаянную попытку остановить его. 
 Он обернулся. По выражению его лица она поняла, что он настроен решительно и сейчас его не остановишь. 
 -- Какой у тебя номер телефона? -- спросила она. 
 -- Найдешь в справочнике, -- раздраженно сказал он и быстрым шагом пошел прочь. Внутри у него все кипело, ему необходимо было обдумать все в одиночестве. 
 -- Том, ты дурак! -- уже не сдерживая слез, бросила она ему вслед. 
 Вот и все. Мы разбиты. Железа гроза 
 Смертью все искупила. 
 Вместо тебя мне закроет глаза 
 Ночь при Фермопилах. 
 Патриция застегнула джинсы, надела рубашку, взяла свою сумку и двинулась по берегу в противоположном направлении. 
 Все равно куда. ГЛАВА СЕДЬМАЯ. 
 Патриция вышла к развалинам древнего эллинского храма. Руины, казалось, дышали историей, навевая мысли о бренности и сиюминутности всего сущего. 
 Патриция села на ступеньку в тени, у останков высокой стены, достала свой магнитофон и прислонилась щекой к холодному безучастному камню. 
 -- Все кончено! -- сказала Патриция в магнитофон. -- Том уехал. Прощай, любовь! Все было слишком хорошо, это не могло продлиться долго. Теперь я одна и мне опять плохо. Мне очень больно. Хочется плакать, но это не поможет. Дни, которые я провела с Томом, были как мечта. Этот остров... яхта... Он был такой добрый и такой ласковый. Мне никогда ни с одним мужчиной не было так хорошо... 
 Она нажала на клавишу паузы, достала сигарету и закурила. Продолжила: 
 -- Я себя веду, как дура! Нужно найти его и попросить прощения. Но у меня же есть гордость! Дурак он! Зачем он это сделал? Так трудно в это поверить! Нужно было дать ему прослушать мои пленки до конца. Он бы понял меня лучше. То, что я с кем-то спала, еще не значит, что я шлюха. 
 Откуда-то издали послышался шум мотора. Патриция повернулась в ту сторону. С другой стороны развалин, занимающих довольно обширную площадь, подъехал небольшой автобус, из него стали вылезать девушки в неестественно красивых и ярких одеждах. 
 Только сейчас Патриция обратила внимание, что там, с другой стороны остова когда-то великолепного храма стоит еще один автобус. Она-то искала покоя и уединения. И тут же показалась большая группа лениво жующих что-то на ходу туристов. 
 Патриция поняла наконец, кто были девушки в ярких, развевающихся одеждах -фотомодели. Словно пастух непослушного стада из автобуса вышел атлетического сложения блондин с фотоаппаратом и треногой в руках. Он погнал одну из девушек к руинам, остальные модельерши расселись на изумрудной траве. 
 Патриция оценила красоту местного пейзажа -- выбор фотографом сделан прекрасный. Впрочем, по ее разумению, такой же прекрасный выбор был в любой точке Саламина. 
 -- Здесь превосходно сохранившиеся руины древнего греческого храма, -по-английски говорил старенький экскурсовод оглядывающимся по сторонам туристам. 
 Патриция вздохнула и снова начала диктовать в магнитофон: 
 -- Еще несколько тяжелых дней и ночей и я про все забуду. Все эти любовные истории длятся пару дней и не больше! Не буду сходить с ума! Не буду идиоткой! 
 Патриция убрала магнитофон в сумку, встала и пошла. Она веско рассудила, что клин клином вышибают. Фотограф ей приглянулся издалека, она решила попробовать познакомиться с ним. Множество девиц, окружающих кудрявого блондина отнюдь не беспокоили ее. 
 -- Повернись в профиль, -- услышала она проходя мимо останков каменных ворот, голос фотографа. -- Так, хорошо, хорошо. Еще разок. Отлично! 
 Патриция облокотилась на парапет с другой стороны от фотографа и стала наблюдать за его действиями. Он фотографировал жеманную девицу с длинными светлыми волосами и роскошным бюстом. На ней были одеты белоснежные помпезные одежды, голова перевязана длинным, также белоснежным шарфом. 
 -- Если я буду смотреть, -- спросила она фотографа, -- не помешаю? 
 -- Что? -- повернулся он к ней. 
 Был он светловолос, кучеряв и коренаст, с длинными пижонскими бачками на чисто выбритом лице. На шее висел круглый, блестящий в солнечных лучах, медальон на толстой позолоченной цепочке. Тонкая рубаха под окраску ягуара распахнулась, обнажая покрытый рыжими волосами живот. 
 -- Меня зовут Беатрисс, -- представилась Патриция, обворожительно улыбнувшись. 
 -- Бернард, -- ответил фотограф. Он оценивающе-профессиональным взглядом оглядел Патрицию, прикидывая что-то в уме. 
 -- Эй, -- окликнула разряженная девица-фотомодель. -- Я думала, мы приехали сюда работать! 
 -- Конечно, -- ответил фотограф и крикнул: -- Линда, Керри, отсняты. Ральфа, Матильда, переодевайтесь. Ты, Айменга, тоже можешь идти в автобус. 
 Девица в белых одеждах, скорчила недовольную физиономию и прошла в ворота мимо них. Патриция обошла древний парапет и, без малейшего почтения к музейной ценности строению, облокотилась на него задом, встав лицом к фотографу. 
 -- А вообще, у меня неприятности, -- проникновенно сказала Патриция, ей надо было с кем-то поделиться наболевшим. -- Слышал, что это такое? 
 -- А что случилось? -- равнодушно спросил он, ковыряясь в фотоаппарате. 
 -- Меня бросил парень, которого я люблю, я его найти не могу, Он меня возненавидел за то, что я осталась с этим галантерейщиком... 
 -- А что ты с ним делала? 
 -- С кем, с галантерейщиком? Я с ним спала. Но это было только, чтобы доказать себе, что Том не прав. Оказалось, что я не права. Тебя это шокирует? 
 -- Да нет, нисколько. -- Он вежливо отстранил ее и подошел к лежащему на парапете чемодану со сменным набором линз и объективов. 
 -- А ты? -- спросила Патриция. -- Ты никогда никому не изменяешь? 
 -- Слушай. Может, хочешь у меня поработать? -- Он снова оглядел ее с профессиональным любопытством. Если согласится -- хорошо, а нет, то нечего надоедать ему с чужими проблемами. 
 -- Конечно, -- улыбнулась Патриция, которой было все равно чем заниматься. -Могу и поработать. 
 -- Можешь позировать голой? -- задал провокационный вопрос фотограф и посмотрел прямо ей в глаза. 
 -- Что? 
 -- Стесняешься? 
 -- Почему? Нисколько не стесняюсь, -- уверенно и нагло улыбнулась Патриция. 
 -- Тогда вон наш автобус, -- кивнул он буйной курчавой головой, -- подожди я закончу с делами. Познакомься с нашими модельершами. Потом поедем в студию. 
 -- Хорошо, -- согласилась Патриция, взяла сумку и отправилась к автобусу. 
 Три девушки сидели в некрасивых позах в траве у автобуса и курили. Если бы их отснять сейчас, то ни один бы журнал такие фотографии не принял бы. Но на то они и профессионалки, чтобы быть привлекательными за деньги. 
 Патриция вошла в автобус. За рулем скучал широкоплечий шофер в кожаной кепке и черных очках. У него были огромные бакенбарды и пышные усы подковой, концы усов доходили почти до шеи. Он вопросительно уставился на девушки. 
 -- Привет! -- весело поздоровалась Патриция. -- Меня Бернард взял на работу, сказал пройти сюда. 
 Шофер равнодушно кивнул в сторону салона. На заднем широком диване сидела девица с обнаженной грудью и рассматривала свое лицо в зеркало. 
 Патриция поставила сумку у свободного сиденья, удобно устроилась у окна и стала сосредоточенно рассматривать окрестности. 
 * * * 
 Студия фотографа располагалась недалеко от берега залива, километрах в пятнадцати от города -- место тихое и живописное, в какую сторону не пойди, везде отличная натура для съемок. 
 Автобус отвез девушек в город и уже потом они приехали сюда. Вместе с фотографом на базе жило еще несколько человек, в том числе и девица в белых одеждах, которую звали Айменга. 
 Дело у фотографа было поставлено аккуратно и он сразу сунул Патриции бланк контракта. Не особо вчитываясь, она вписала туда что в голову взбрело и расписалась. Он забрал контракт и заявил, что через несколько часов он будет ее снимать, пусть приготовится. 
 В огромной светлой столовой стояло десятка два столов, застеленных чистыми белыми простынями -- видно здесь бывало и много людей сразу. Пожилая женщина принесла обед, фотограф и шофер уселись за ближайший столик. Патриция от еды отказалась, хотя со вчерашнего вечера ничего не ела. 
 Прямо в столовую выходила широкая распахнутая настежь дверь гримерной. Патриция, стоя у дверей на улицу, наблюдала, как белокурая Айменга небрежно сбросила с себя белые одежды и села в кресло перед огромным зеркалом. Туалетный столик у зеркала был заставлен великим множеством разных флакончиков и тюбиков. Та же самая женщина, что принесла обед фотографу, подошла теперь к блондинке и принялась ловко массировать ее стройное, пышное тело. 
 Не отрываясь от еды, фотограф посмотрел на стоящую в вольготной позе Патрицию. 
 -- А если я останусь здесь пожить... Ты не возражаешь? -- спросила она фотографа. -- Том уехал, я без денег... 
 -- Как хочешь, дорогая, -- поднял голову от тарелки фотограф. -- Жизнь тяжелая штука. Я не возражаю. 
 -- Между прочим, -- сказала обнаженная фотомодель из гримерной, -- он платит только когда мы работаем. Когда не работаем, он не платит. 
 -- За то что ты делаешь, -- сказал ей фотограф, -- тебе нужно переплачивать. 
 -- Спасибо, -- иронично ответила та. 
 Фотограф посмотрел на Патрицию. 
 -- Кстати, иди подготовься к съемкам, -- сказал он. -- Мадам Николас поможет тебе. 
 Патриция пожала плечами и отправилась в гримерную. 
 Женщина возилась над телом белокурой Айменги, натирая ее каким-то пахучим кремом. Заметив Патрицию, гримерша бросила на девушку быстрый взгляд: 
 -- Раздевайся, -- и кивнула на кресло перед другим столиком с зеркалом. 
 Патриция скинула одежду и сложила ее аккуратно. Уселась в кресло, заложив ногу на ногу и с интересом стала наблюдать за умело работающей женщиной. 
 Пожилая массажистка закончила натирать Айменгу, сказала, чтобы остальное блондинка доделала сама и повернулась к Патриции. Айменга развернула кресло на шарнире в сторону зеркала и стала расчесывать свои длинные красивые волосы. 
 Массажистка профессионально осмотрела Патрицию. 
 -- Встань, -- попросила она. 
 Патриция встала и опустила руки вдоль тела. Массажистка поманила ее к себе, Патриция сделала несколько шагов к центру помещения. Женщина оценивающе обошла ее вокруг, внимательно всматриваясь чуть ли не в каждую складку, каждую линию молодого, спортивного тела новой фотомодели. 
 В дверях показался фотограф, встал, прислонившись к стене, сложил руки на груди и смотрел внимательно на обнаженное тело Патриции, прокручивая в голове варианты поз, ракурсов и антуража. 
 -- Достань пальчиками до пола, не сгибая колен, и постой так минутку, -попросила женщина. 
 Патриция улыбнулась, но перечить не стала. Все это отвлекало ее от тяжких дум и забавляло. Массажистка снова обошла вокруг нее, издав одобряющий возглас. Приблизилась, провела рукой по спине -- Патриции стало щекотно -погладила ее ягодицы. Что-то решила про себя. Фотограф довольно улыбаясь смотрел на девушку. 
 -- Выпрямись и подними вверх руки, -- сказала женщина. 
 Патриция не понимала смысл происходящего, но видно так было нужно -- пожилая массажистка на лесбиянку явно не походила, она не любовалась телом девушки, а словно осматривала заготовку, с которой ей предстояло работать. Так наверное и было на самом деле, потому что гримерша, проведя рукой по груди Патриции, удовлетворенно сказала: 
 -- Отличное у тебя тело. Где ты их так удачно находишь, Бернард? -- улыбаясь спросила она у фотографа. 
 -- Они меня сами находят, летят, словно пчелы на мед, -- самодовольно ответил тот и вышел из гримерной. 
 -- Садись, -- указала на кресло женщина и спросила: -- Почему косметикой не пользуешься? 
 -- Зачем? -- удивилась Патриция. -- Вообще-то пользуюсь, но редко, -добавила она. -- Не всегда приличное зеркало под руками есть. 
 Женщина оценила шутку. Она умелыми движениями расчесала Патриции волосы, наложила косметику на лицо. Достала бритвенные принадлежности и чисто выбрила девушке под мышками, вытерла салфеткой и, скомкав, бросила салфетку на пол. Хотела втереть в тело Патриции какой-то крем, но вдруг в дверях вновь показался фотограф и сказал: 
 -- Не надо, Николас, у нее отличный цвет кожи. Я решил снимать на берегу, вместе с Айменгой. Они прекрасно будут смотреться на контрастах. 
 Айменга закончила наложение косметики и с интересом смотрела на Патрицию. Гримерша отложила крем и взяла тюбик с темно-коричневой помадой. Патриция не успела подивиться зачем: ведь губы ее уже подкрашены, как женщина принялась подводить ей соски. Эта операция вызывала у Патриции здоровый смех, но она сдержалась. В добавление ко всему женщина специальным гребешком тщательно расчесала Патриции волосы на лобке, что было уже совершенно лишнее по мнению девушки. 
 Наконец массажистка закончила работу и отступила на несколько шагов, придирчиво оценивая свою работу. Повинуясь ее жесту, Патриция встала с кресла. Как скульптор, наносящий последние штрихи в своей работе, женщина подошла к тумбочке, поковырялась в ней и протянула Патриции красивой формы солнцезащитные очки. Патриция одела их, массажистка удовлетворенно кивнула, посмотрела на Айменгу и отрапортовала фотографу: 
 -- Можешь вести их снимать, -- сказала она ему тоном, каким отправляют учеников на черновую работу. 
 Патриция посмотрела на себя в зеркало -- что ж она действительно не хуже прочих красоток с обложек глянцевых журналов. Она повернулась к фотографу: 
 -- Может угостите даму стаканом вина? -- кокетливо спросила она. 
 -- Конечно, -- ответил он. -- Вечером, после работы. 
 Айменга рассмеялась. 
 * * * 
 Патриция и Айменга сидели обнаженные, если не считать черных очков на Патриции, на пологой коричневатой скале и улыбались в объектив кучерявого фотографа. Сзади них возвышался покрытый буйной зеленью холм. Белые облака лениво-неторопливо перемещались по удивительно голубому небу. Девушки сейчас казались воплощением красоты, молодости и всех радостей жизни. 
 -- Хорошо. Не напрягайтесь. Вот так, -- командовал фотограф. 
 Усатый шофер лениво сидел на корточках перед водой и бросал камешки, не обращая на фотомоделей никакого внимания -- словно они не живые привлекательные девушки, а мраморные статуи, намозолившие глаз. 
 -- Беатрисс, и ты, Айменга, тоже, ложитесь на бок. Ближе друг к другу. Вот так. Хорошо. Отлично. Теперь попробуем крупный план. -- Он подошел ближе и снова сфотографировал. -- Подними волосы, Айменга. Подними их, подними рукой. Так хорошо, ближе. 
 -- А он, кажется, разбирается в своем деле, -- негромко сказала Патриция напарнице. 
 -- Ты думаешь? -- ответила та. -- По-моему, он немного тяжеловат. На мой вкус. 
 -- Тебе так кажется? -- удивилась Патриция. -- А по-моему он очень даже интересен. 
 -- Так, теперь в воду, -- приказал фотограф, не догадывавшийся, что его обсуждают. -- Пара снимков в воде -- и на сегодня, пожалуй, достаточно. 
 -- Тебе не нравятся мускулистые мужчины? -- спросила Патриция у блондинки, заходя с нею в море. 
 -- Нравятся, -- ответила Айменга. -- Когда это настоящие мужчины. 
 -- Не понимаю. 
 -- Он голубой, -- прошептала блондинка с ноткой брезгливой насмешки. 
 Патриция кинула удивленный взгляд на фотографа, наблюдающего за ними в видоискатель. Он стоял на песчаном берегу, широко расставив босые ноги. Рубашка была широко распахнута, обнажая сильную, волосатую грудь. Впечатления, что он гомосексуалист фотограф не вызывал. 
 -- Хорошо! Беатрисс в полный профиль, Айменга чуть в бок, -- дал указания фотограф. 
 -- Настоящий голубой? -- не поверила Патриция. 
 -- Аж до синевы, -- подтвердила блондинка. -- Перед ним хоть на мостик вставай, у него ничего не зашевелится! 
 -- Беатрисс, повернись ко мне спиной! Так, хорошо. На сегодня хватит! Идите купайтесь, или что хотите делайте. Да, кстати, поберегите реквизит -- идите купаться без ваших костюмов, -- остроумно пошутил он, пробежав взглядом по их обнаженным телам, и наклонился к своему саквояжу с насадками. 
 -- Не бывает чтобы мужчина был целиком голубой, -- сказала Патриция. -Хочешь, заведем его? 
 Блондинка закатила глаза к небу, обдумывая предложение и озорно улыбнулась: 
 -- Ну, если ты хочешь, то я не против. 
 Они поплыли и стали резвиться в освежающе-прохладной воде, он сидел на берегу, наблюдая за ними. Тела их были отлично видны сквозь прозрачную воду. Далеко от берега они не отплывали, чтобы все время их тела были у него на виду. 
 Наконец, девушки вылезли на приветливый берег и повалились на прогретый солнцем камень. Айменга достала из своей сумки крем и медленно стала втирать его в кожу Патриции. Движения ее пальцев были едва уловимыми -- она втирала крем в кожу Патриции, словно ласкала ее. Айменга любовалась прекрасным телом новой знакомой и в ней самой хотелось поцеловать эту прекрасную грудь -- у нее самой были не маленькие волнующие холмики, а высокая статная грудь совсем другой формы. И хотя Айменга никогда не слышала слов недовольства от поклонников своей грудью, а наоборот, сейчас она позавидовала Патриции. 
 Патриция лежала в сладострастной позе, очки она сняла и держала в правой руке. Не поворачивая головы в сторону фотографа, она спросила: 
 -- Он на нас смотрит? 
 Айменга медленно повернула голову в сторону лежащего в траве фотографа. 
 -- Да, -- сказала она. И подала ей руку. -- Пойдем, прогуляемся по берегу. 
 Патриция грациозно встала, стараясь не переигрывать, и они повернувшись к фотографу спиной, пошли не спеша по кромке воды. Ласковые волны залива бились о берег, обдавая девушек мелкими брызгами. 
 Фотограф сел на корточки и не отрывал от них задумчивого взгляда. 
 Айменга остановилась и положила руки на плечи девушки. Соски их грудей соприкоснулись, и Патриции почему-то стало неприятно. Она не понимала лесбийской любви -- женщины всегда были для Патриции подругами, собеседницами, но одна мысль о ласке с женщиной вызывала у нее брезгливое отрицание. 
 -- Ты уверена, что таким образом мы возбуждаем его? -- спросила Патриция. 
 -- Конечно, -- ответила Айменга, проведя по спине Патриции и потянулась к ней накрашенными губами. -- А как же еще ты сможешь возбудить голубого? 
 Патриция плюнула на все свои принципы и ощущения, закрыла глаза и слилась долгим поцелуем с блондинкой, представляя, что это Том. 
 "О, Том, где ты сейчас и чем занимаешься? Зачем ты ушел от меня?" 
 Фотограф смотрел на них, левой рукой прикрывая глаза от слепящего солнца, а второй теребя свой огромный круглый медальон. Наконец он вздохнул, встал и направился к дому. Поднявшись по тропке среди камней, он еще раз оглянулся -- Патриция лежала на песке, обнаженная Айменга стояла на коленях над ней и гладила девушку. 
 Патриция видела, что Айменга увлекается лаской и поспешила отрезвить напарницу, пока та не слишком возбудилась, и не потеряла рассудка: 
 -- Бернард пошел домой, видно созрел, -- сказала она улыбнувшись и села на песке. 
 -- А ты не хочешь еще поласкаться, -- поглаживая одной рукой грудь Патриции, а другую запустив в ее темные волосы, сказала Айменга. -- Нам так хорошо вдвоем. 
 -- А ты знаешь, почему любовь между двумя женщинами называется лесбийской? -серьезно спросила Патриция, отстраняя руки блондинки и вставая. 
 -- Ну... -- растерялась та, -- наверно, от острова Лесбос... 
 -- Правильно, -- сказала Патриция насмешливым тоном, что сразу отбило у блондинки охоту домогаться ее любви. Но надо было еще довести-таки до возбуждения фотографа, а без помощи Айменги это было бы затруднительно, и Патриция примирительно подала ей руку, помогая встать. -- Пойдем, нам был обещан бокал вина, может еще чего выпросим. У меня от голода желудок к спине прилип. 
 -- Да, сегодня к Бернарду собирались прийти друзья. Вот работка -- даже по воскресеньям приходится трудиться. 
 -- Да уж -- тяжелая работа, необходима надбавка за вредность, -- рассмеялась Патриция. 
 Они пошли к дому фотографа, продираясь прямо сквозь кусты. Девушки ничуть не стеснялись собственной наготы -- здесь никто чужой не ходил. Да если бы и ходил -- то что такого? Красоты стесняться нечего. 
 -- А почему все-таки от острова Лесбос? -- вдруг спросила Айменга. Патриция думала, что блондинка уже забыла про этот дурацкий вопрос. -- Там находилась женская тюрьма и заключенные это там придумали, да? 
 -- Нет, совсем наоборот, -- рассмеялась Патриция и пояснила: -- В седьмом веке до нашей эры известная поэтесса Сапфо организовала там школу девушек, проповедуя любовь к женскому телу. 
 -- Сапфо... Никогда не слышала... 
 -- Да? -- удивилась Патриция. Задумалась на мгновенье, остановилась и прочитала: 
 Я к тебе взываю, Гонгила, -- выйди 
 К нам в молочно-белой своей одежде! 
 Ты в ней так прекрасна. Любовь порхает 
 Вновь над тобою. 
 Всех, кто в этом платье тебя увидит, 
 Ты в восторг приводишь. И я так рада! 
 Ведь самой глядеть на тебя завидно 
 Кипророжденной! 
 К ней молюсь я... 
 -- Это Сапфо? -- спросила Айменга. -- Ты ее наизусть знаешь -- значит она тебе нравится. Кто сейчас помнит древнегреческую поэзию! И ты исповедуешь ее принципы? -- с надеждой спросила блондинка. 
 Патриция рассмеялась. 
 -- Я очень люблю стихи средневекового французского поэта Франсуа Вийона. Он был разбойником. Мне что теперь выходить с кистенем на большую дорогу? 
 * * * 
 Вечером к фотографу действительно пришли друзья. На втором этаже здания, рядом с просторным съемочным павильоном, заставленным всевозможными прожекторами, вспышками и декорациями было что-то вроде гостиной, куда фотограф всех и привел, чтобы отдохнуть после трудов праведных. Пожилая женщина-массажистка, которая, по-видимому, исполняла здесь также и роль экономки, накрыла в гостиной шведский стол и тихо удалилась. 
 Из магнитофона лились звуки мелодичной лирической песни, свет в гостиной погасили, на пианино в углу и на ломберном столе посреди комнаты стояли канделябры с десятком свечей каждый, что придавало вечеру совсем романтический колорит. Бородатый приятель фотографа в футболке с изображением цветного, переливающегося в свете свечей черепа с костями танцевал медленно с красивой девушкой, что приехала с ним. Фотограф лежал на черном кожаном диване и курил, пристально наблюдая за слившимися в танце Патрицией и Айменгой. 
 Патриция, вернувшись с берега, первым делом прошла в гримерную, где стояла ее сумка, так как пока не решили, где она будет ночевать. Там она сразу же оделась, поскольку ей надоело светить обнаженным телом. Она конечно никого не стеснялась, но все, по ее мнению, должно быть в разумных порциях. К тому же она прекрасно знала, что толково полуобнаженное женское тепло действует на мужчину возбуждающе гораздо сильнее, чем просто обнаженное. Поэтому Патриция долго и тщательно перебирала свой богатый гардероб и остановилась на коротких красных шортах и белой шелковой блузке с изящными кружевами и короткими руками. Одежда должна подчеркивать и великолепный цвет ее кожи, и волнующие линии ее фигуры, и в то же время должна заставлять мужчину страстно желать эту одежду снять с нее. Требуемого эффекта Патриция добилась с блеском -- сейчас фотограф не отрывал от нее внимательных глаз, и девушка догадывалась примерно, о чем он думал. 
 Патриция чувствовала себя неплохо -- и физически и душевно. Фуршет, подготовленный мадам Николас, утолил ее разбушевавшийся голод, а любующийся ее фигурой фотограф нравился ей. Может быть даже, он сумеет заменить ей Тома. В конце-концов Том далеко не единственный на белом свете мужчина, с которым ей может быть хорошо -- просто раньше попадались на ее пути лишь мужланы и самцы, представления не имеющие о настоящей любви, подменившие понятие "любовь" понятием "секс". Этот кучерявый блондин, похоже, не из таких. Правда, обвинение Айменги в гомосексуализме... Но Патриция почему-то сомневалась в этом. Вот широкоплечий, усатый шофер -- тот да, похоже. Он даже не взглянул на девушек ни разу... И сейчас его здесь нет. 
 Патриция в танце поравнялась с глазами фотографа, взгляды их встретились. Патриция улыбнулась ему своей загадочной улыбкой, которая не оставляет мужчин равнодушными. Он не смутился, не вскинулся с дивана, затянулся лишь глубоко и выпустил синеватый в волшебном свете свечей дым. Патриция почувствовала, что в нем нарастает желание, что его заводит то, что она милуется с Айменгой. 
 -- Ты права, -- почти не шевеля губами, шепнула она блондинке, -- это заводит его! 
 Айменга демонстративно, чтобы фотограф видел, провела рукой по ягодицам Патриции, залезла снизу под ткань шорт, другой рукой жадно погладила спину девушки. Страстно вздохнула и закрыла глаза. 
 Фотограф смотрел на них и курил, выпуская дым кольцами. Айменга, входя в раж, чуть отстранилась от партнерши и забралась ей в ворот полупрозрачной белой кофточки Патриции, и обхватила жадно пальцами плотный холмик груди. Соблазнительные ягодицы Патриции, плотно обтянутые красной материей шорт, находились прямо перед глазами фотографа. 
 Девушки повернулись и посмотрели обе на него такими глазами, что и полный импотент немедленно возжелал бы сбросить напряжение. И умело повели телами в едином движении... Патриция снова встретилась взглядом с ним и вновь улыбнулась. 
 Фотограф резко встал и вышел из комнаты, в дверях кинув на них пристальный взгляд. 
 -- У меня такое впечатление, -- сказала Айменга, проводив его глазами, -- что он готов. 
 Патриция улыбнулась, сняла руки с талии Айменги и пошла вслед за фотографом. 
 Айменга подошла к танцующий паре. 
 Бородатый здоровяк в футболке с черепом, посмотрев в сторону Патриции, заявил, не прерывая танца: 
 -- Если она думает, что у нее что-нибудь получится, то пусть она себя не обманывает. С ним еще ни у одной бабы не получалось! 
 * * * 
 Фотограф сидел в коридоре на высокой тумбочке и курил, задумчиво глядя в стену. 
 Патриция подошла, взяла у него из рук сигарету, затянулась и сунула ее ему обратно меж пальцев. Он лениво повернул голову в ее сторону. 
 -- А ты знаешь, чего тебе на самом деле хочется? -- медленно спросил он. -Сначала у тебя был некий Том, потом какой-то галантерейщик... А может, ты лесбиянка? 
 -- Ну и что? -- спросила Патриция. -- Мне нужна любовь. В любом виде! 
 -- Так если ты думаешь, что у тебя с Айменгой будет любовь -- иди к ней. Зачем ты пошла за мной? 
 -- А почему нет? Я бы пошла и с тобой, Бернард, но тебя, кажется, это не очень интересует. 
 -- Тебе так кажется? -- Он взял ее за руку и повел в павильон для съемок, сейчас погруженный в кромешную темноту. 
 Остановился, обнял ее и поцеловал. Поцеловал нежно, не стараясь высосать из нее все и не кусая больно губы. Рука его волнующе пробежала по ее спине. 
 Том открыл Патриции вкус к любви. Сейчас она старалась забыть Тома и внушила себе, что ей очень нравится ласка фотографа. 
 Белокурый фотограф, прекрасно ориентируясь в темноте, подвел девушку к кожаной тахте, уложил. Лаская ее грудь, левой рукой стал расстегивать пуговицы на ширинке ее шорт. Не очень ловко, впрочем. Наконец справился с поставленной задачей, склонился над ее животом и начал стаскивать шорты. 
 Она чуть приподнялась, чтобы ему это удалось и, стараясь завести его и себя, застонала. 
 Он выпрямился и снял брюки. Лег на нее. Патриция обняла его двумя руками и потянулась к нему губами. Он ласкал ее, она стонала с закрытыми глазами, думая про себя когда же он овладеет ею, и не зная хочет ли она этого на самом деле или ей только кажется, что хочет. 
 Он протянул руку с тахты куда-то вбок и нащупал пульт на длинном тонком шнуре. Нажал на кнопку и все помещение наполнили блики световспышек и щелканье расставленных вокруг тахты на треногах фотоаппаратов. 
 -- Что?! -- встрепенулась Патриция и попыталась вырваться. -- Что ты делаешь? 
 И тут он вошел в нее, она ощутила живую, горячую плоть в себе. Ей стало мерзко, противно и страшно -- яркие, слепящие вспышки выводили ее из себя. 
 Она стала бить его кулачками в грудь, стараясь освободиться от его объятий. 
 -- Хорошо, хорошо! -- воскликнул он. -- Давай еще! Прекрасно! -- Он не переставая, в такт движению, нажимал на кнопку к которой были присоединены все вспышки и фотоаппараты.
 -- Прекрати! Перестань! -- кричала Патриция, в тщетных попытках освободиться. 
 Движения его были грубы, сильны и резки. Он не прекращал садистских перемигиваний вспышек. 
 Он обжег внутренности Патриции горячим извержением и расхохотался, словно восставший из ада Люцифер. 
 Так мерзко Патриции еще не было никогда. 
 Он растянулся на тахте рядом с ней, она почувствовав, что ее больше не сдерживают мускулистые руки, слетела с холодной кожи тахты. Слезы отвращения текли из глаз, размывая косметику. Она судорожно запахнула блузку и нашарила в темноте шорты. Она могла бы уйти и без шорт, но не желала оставлять ему на память подобные презенты. 
 Он ни сделал ни малейшего движения, чтобы остановить ее. 
 Патриция задержалась в доме фотографа еще на одну минуту, чтобы забежать в гримерную и забрать сумку. 
 Долго шла в темноте по высокой траве, по луне ориентируясь, где может проходить дорога в город. Наконец нашла ее и побрела по асфальту. Прошла около километра, ее шатало от усталости и отвращения. Том себе никогда ничего подобного не позволил бы. Она свернула с дороги, нащупала в сумке джинсы, переоделась, завернулась в куртку и легла на мягкую траву около раскидистого кустарника. 
 Карьера фотомодели для Патриции завершилась, едва начавшись. 
 * * * 
 Проснулась Патриция поздно и лишь к полудню добралась до Саламина. 
 Лелея надежду прошла к знакомому пирсу. 
 Яхты Тома не было. На ее месте стоял старый пошарпанный катер. 
 Патриция позавтракала на скорую руку в маленьком кафетерии и стала планомерно обходить все причалы. Безрезультатно. То есть отрицательный результат -тоже результат. Больше ей здесь делать было нечего. 
 На борту скоростного катера, мчавшегося к Пирею по зеленоватым волнам залива, Патриция достала свой магнитофон, на котором запечетлевалась история ее одиссеи. Или история поисков любви. Находок и утрат, курьезов и ударов. 
 Ветер развевал ее красивые темные волосы, но она не отворачивалась, смотрела неприятностям в лицо. 
 -- Гнусь какая! Извращенец -- может, только когда вокруг вспышки! -сказала она в магнитофон со встроенным микрофоном. -- Том был -- настоящий! А этот -- черте что... Том, зачем ты уехал от меня? Ты единственный, с кем мне было хорошо. Зачем ты сделал такую глупость? Наверное, я тоже тебе помогла в этом. Почему бы мне не бросить всю эту ерунду и не вернуться к тебе? Но нельзя же быть столь малодушной! Нужно попытаться еще один раз найти кого-нибудь такого же достойного. Или забыть все в суете путешествий. ГЛАВА ВОСЬМАЯ. 
 Босиком, в коротких шортах и огромной не по размеру, белой капроновой куртке, Патриция прошла по газону перед большим шикарным отелем. На флагштоке у помпезного входа развевался греческий национальный флаг -- белый крест в голубом квадрате на бело-голубом же полосатом поле. 
 Толстый пожилой швейцар, открыл ей стеклянную дверь. Она, даже не удостоив его взглядом, небрежно бросила: 
 -- Интурист. 
 Гордо прошествовала по выложенному большими плитами под мрамор полу прямо к длинной стойке портье. Бросила у стойки свою огромную сумку, сверху положила маленькую сумочку и навалилась на стойку, устало улыбаясь. 
 -- Доброе утро, -- сказала она хорошо одетому черноволосому мужчине лет пятидесяти. -- Мне нужна комната с видом на море и с большой ванной. Или большой номер люкс. 
 Мужчина за стойкой скептически оглядел ее дорожный вид, решая как-бы повежливее, побыстрее и без нервотрепки послать ее куда-нибудь подальше от отеля. 
 По его взгляду Патриция все поняла. Она нагнулась, взяла сумочку, раскрыла ее, показывая солидную пачку денег. 
 -- Это вам что-нибудь говорит? -- спросила она. 
 Портье сразу расцвел в профессионально-доброжелательной улыбке. 
 -- Мне лично -- очень многое, -- сказал он, протянул руку и взял ключ с большим деревянным брелком, на котором были медные цифры номера. Он подал его Патриции. -- Я пошлю ваш багаж наверх немедленно. 
 -- Чего беспокоиться, у меня всего одна сумка. -- Патриция привычным жестом вскинула коричневую сумку на спину и пошла к лестнице. 
 Куртка ее была длинная, аж до колен, а кроссовки болтались на шнурках на другом плече, ноги до колен были в дорожной грязи. 
 -- Ох, уж эта молодежь, -- проворчал портье. У него самого подрастала дочка и он не хотел, чтобы она вот так шлялась, словно перекати-поле без всякой цели по городам и весям, проматывая отцовские сбережения. 
 Патриция поднялась по широкой, застеленной ворсистым ковром лестнице на четвертый этаж и прошла в свой номер. 
 Вид из окон был действительно на море, две комнаты, большая кровать, ночник, приемник около кровати. Патриция прошла на середину номера и скинула куртку. Стащила с облегчением пропотелую полосатую футболку и так же бросила на пол. Заметила рядом с дверью кнопку, рядом с ней табличку "вызов горничной". Подошла и нажала. Потянулась сладко, достала сигареты, закурила. 
 Надо дать себе отдых, решила она. Вымыться, выспаться, хорошо и вкусно поесть, подумать в одиночестве о своем дальнейшем поведении... 
 Патриция подошла и еще раз нажала кнопку вызова. 
 Собственно, пора решаться на какие-то определенные действия. Опять подставляться какому-нибудь мужлану, который использует тебя, как используют, скажем, туалетную бумагу... бр-р. С нее довольно экспериментов. Значит, либо лететь в Мюнхен и продолжать учебу, что в общем-то не так уж и плохо и рано или поздно все равно вернуться придется. Либо найти Тома -- единственного мужчину, который был близок, с которым ей было хорошо и в постели и за разговором. Который не рассматривал ее исключительно как станок для удовлетворения своих сексуальных потребностей. 
 Но Том хочет обладать эксклюзивными правами на нее, а она любит свободу, как вольная птица -- небо. Но почему бы и нет в конце концов? Ведь он может дать ей все, что ей надо -- любовь... 
 В дверь постучали. Патриция хотела накинуть куртку, чтобы не сверкать обнаженной грудью, потом передумала. Открыла дверь. 
 Вошла симпатичная горничная средних лет в строгом черном платье и белом веселеньком переднике с кружевами. 
 -- Здравствуйте, -- вежливо сказала она. -- Вы звали меня? 
 Вид полуобнаженной постоялицы ее не смутил, она просто профессионально не заметила этого. Зато почему-то смутилась Патриция. Она подняла куртку и накинула на себя. 
 -- Я хотела бы заказать в номер обед, -- попросила она. -- Я очень устала и хотела бы пообедать в одиночестве. Это возможно? 
 -- Да, конечно, -- улыбнулась официантка и достала блокнот. -- Я понимаю, в ресторане не всегда удается побыть одной. Что вы закажете? 
 Патриция задумалась. 
 -- На ваше усмотрение, -- наконец сказала она, решив, что сюрприз получить приятнее, чем ломать сейчас голову. -- Пару закусок, первое, второе -обязательно мясное и бутылку шампанского. Да, и мороженное, желательно фруктовое, соку какого-нибудь... 
 -- Хорошо, -- сказала горничная. -- Когда вам подать? 
 Патриция глянула на квадратные часы, висящие на стене высоко над кроватью. 
 -- Через час, пожалуйста. Я хочу принять ванну. 
 -- Я все сделаю, как вы просили, -- заверила горничная. 
 -- Спасибо. 
 Выпроводив ее, Патриция вошла в ванну и открыла краны. Ванна была большая и уютная. Патриция скинула шорты и с удовольствием забралась в горячую воду. 
 Долго лежала в приятной воде, наслаждаясь покоем, затем взяла мочалку и стала остервенело натирать себя, словно стараясь смыть с себя остатки прикосновений похотливых сердцеедов и извращенцев, которые обладали ею после Тома. 
 Она хотела снова стать чистой. Снова хотела любви, хватит с нее эротических похождений. 
 * * * 
 Патриция в свое удовольствие пообедала, в одиночку выпила бутылку шампанского. Она решила как следует выспаться, а потом разыскать Тома. Это было ее окончательное решение. Она даже попросила у горничной телефонную книгу Пирея, и выяснила телефон и адрес Тома. 
 Однако, когда она проснулась на следующий день, проспав подряд более четырнадцати часов, вчерашняя решительность несколько поколебалась. 
 Она вытряхнула на постель все вещи из объемистой сумки и начала рассматривать чем она располагает. Потом взяла косметичку, которой почти никогда не пользовалась, и пошла в ванну. 
 Когда она спустилась вниз, вчерашний портье открыл рот от изумления -настолько разительно Патриция поменяла свой имидж. По лестнице вчера поднялась спортивного вида утомленная туристка, сегодня спустилась роскошная дама. 
 Дорогие лакированные малиновые туфли на высоком каблуке, почти до туфель выходное платье с претензией на уникальность из красного полупрозрачного материала с крупными желто-оранжевыми цветами и с большим декольте, кокетливый шарф из такой же ткани.В тщательно уложенных волосах красная заколка-обруч, кардинально меняющая прическу, лицо талантливо подкрашено, в ушах большие золотые серьги -- каждая деталь подчеркивала ее красоту, женственность и обаяние. 
 Патриция миновала портье, который не мог отвести от девушки восхищенного взгляда, пораженный столь удивительным перевоплощением, и с гордо поднятой головой прошла в бар. 
 Бар был почти пуст. Лишь у стойки скучал на высоком круглом стуле толстяк лет пятидесяти в светлом дорогом костюме, да за столиком сидела перезрелая напомаженная дама, считающая, что бабье лето у нее отнюдь еще не кончилось. Скучающий бармен перед толстяком смешивал ему коктейль. 
 Патриция вошла в бар и помещение словно ярче осветилось. Все три пары глаз оказались прикованным к ней: бармена -- профессиональный, толстяка -восхищенно-отстраненный (ибо понимал, что это не для него, хотя средствами обладал не малыми), и возмущенно-завистливый дамы, ибо когда-то и она... 
 Патриция поправила ворот платья, чтобы не закрывал превосходную грудь, не стянутый всякими излишествами вроде лифчика, и направилась прямо к толстяку. 
 -- Доброе утро, -- улыбнулась она ему. 
 -- Доброе утро, -- с готовностью ответил тот. 
 -- Здесь свободно? 
 Толстяк соскочил с места и сделал приглашающий жест рукой, указывая на соседний высокий стул, обитый малиновой кожей: 
 -- Да, конечно, прошу вас... 
 Она села и обратилась к бармену: 
 -- Дайкири, пожалуйста. 
 -- Мы кажется, незнакомы, -- сказал толстяк в элегантном светлом костюме. И представился: -- Мартин Мюллер. Можно вам купить коктейль? 
 Она развернулась в его сторону и сказала, нагло улыбаясь ему в глаза: 
 -- Вы можете покупать что угодно. Включая меня, разумеется. 
 Эта фраза покоробила его, но он сделал вид, что не расслышал и пригубил разбавленное виски из своей рюмки. 
 -- Вы отдыхаете? -- спросил он. 
 -- Да, -- улыбнулась она. 
 -- А могу я спросить откуда вы? 
 -- Конечно. Спрашивайте, -- милостиво позволила она. 
 -- Так откуда вы? 
 -- Из Константинополя. 
 -- Из Константинополя? -- не понял он и вдруг радостно воскликнул: -- А! Вы хотите сказать Стамбул? 
 -- Стамбул, Константинополь -- какая разница? -- пожала она плечами. -- Когда работаешь в публичном доме не замечаешь никакой разницы. 
 Он вздохнул и отвернулся. Но желание продолжить знакомство с этой роскошной, непонятной женщиной обуревало его. Патриция прекрасно это понимала. 
 Бармен подал ей заказанный коктейль. 
 -- Спасибо, -- сказала она равнодушно и потянула из соломинки. 
 Посмотрела на толстяка и ни слова не говоря, лишь мило улыбаясь, потянулась за его сигаретами. Взяла сигарету, вставила в рот и вопросительно-ожидающе посмотрела на собеседника. Толстяк схватился и зажег зажигалку, но бармен профессионально опередил его, услужив очаровательной клиентке. Патриция улыбнулась и прикурила от зажигалки бармена. И посмотрела внимательно на толстяка. Наверно, в жизни он совсем другой человек -- симпатичный, компанейский, отличный работник и прекрасный, любящий отец и муж. Но когда такие вырываются на время из привычного семейно-будничного круга, они тут же превращаются совсем в других, однообразно-любезных охотников за женскими телами, и кроме этого самого пресловутого тела, им больше ничего не требуется. 
 Патриция выпустила струйку дыма из коралловых губ прямо в лицо толстяку и спросила лениво: 
 -- Вы один? 
 -- Да, -- обрадовался тот -- Я один и у меня отпуск. 
 -- Греция такая идиотская страна, что в ней постоянно ждут сюрпризы. В этом костюме ты сейчас изжаришься. 
 Он посмотрел на свой пиджак. 
 Патриция решила слегка поторопить события. Она вновь чуть раздвинула ворот и задрала разрез платья, демонстрируя ему свою стройную ногу. 
 -- Как вам нравится мое платье, Мартин? -- спросила она. 
 Он похотливо улыбнулся: 
 -- Очень сексуально. 
 -- И наверняка вам нравится моя ножка, верно? 
 -- Да, -- согласился толстяк. -- Очень. Прелестная ножка. 
 -- А груди? -- продолжала дразнить его Патриция. -- Они у меня такие упругие, мягкие. Хотите попробовать? 
 Дама за столиком, не отрывающая от них внимательных глаз, чуть не поперхнулась своим кофе. Она была поражена наглостью незнакомки и одновременно восхищена. Дама неделю торчит целыми днями в баре и ресторане без какого-либо результата, так и отпуск пройдет без намека на флирт. А тут эта восхитительно бесподобная наглость... Надо взять ее приемы на вооружение, молодость здесь ни при чем, дама еще не стара, в самом соку, только она излишне скромничает, а, оказывается, надо идти на таран, если хочешь затащить мужика в постель. 
 -- Что? Прямо здесь? -- удивился толстяк. 
 -- Ну, -- кокетливо улыбнулась соблазнительница, -- бармен не будет возражать, верно? 
 Толстяк посмотрел на бармена, тот понимающе улыбнулся: мол, что хотите вытворяйте, лишь платите, да чтоб неприятностей с администрацией не было. Толстяк окинул взглядом зал. Дама за столиком хищно улыбнулась ему, чуть ли не облизнулась. 
 -- Да, но... -- промямлил толстяк. 
 -- Тогда, может быть, в вашем номере? А? -- Патриция встала с обитого малиновой кожей круглого стула на одной металлической ножке. 
 Не оглядываясь -- куда он денется! -- пошла к выходу из бара. 
 -- Ну смелая! -- восхищенно прошептал толстяк, расплатился и поспешил за ней -- не упускать же такой шанс! 
 Дама проводила их завистливым взглядом. 
 Они поднялись на лифте на четвертый этаж и пошли по коридору. Она шла уверенно, высоко подняв голову, толстяк семенил сзади, довольно улыбаясь и плотоядно потирая руки. Она спиной чувствовала его взгляд чуть пониже спины. 
 "Зачем я иду? -- Вдруг с неожиданной отчетливостью Патриция поняла, что ничего хорошего из этого мероприятия не получится. -- Зачем я вообще пошла в бар, надела эти тряпки? Лишь для того, чтобы все испробовать? Так все ясно без слов. Зачем? Ведь решила же вчера, что пойду к Тому... Зачем колебаться и испытывать судьбу?". 
 Ей вдруг стало все противно, захотелось влезть в любимую полосатую футболку и джинсы и ехать к Тому. 
 И совершенно неожиданно для толстяка Патриция схватила за плечи выходящего из номера, мимо которого они проходили в этот момент, крепкого черноволосого мужчину в белой спортивной куртке, черных очках и шапочке с козырьком. 
 -- Помогите! Помогите! -- закричала Патриция. 
 Улыбка мгновенно сползла с лица толстяка, уступив место тупому недоумению. 
 Патриция резко распахнула дверь в номер мужчины. 
 -- Помогите! 
 -- Что случилось? -- непонимающе спросил мужчина. 
 Патриция затащила незнакомца в номер. 
 -- Закройте дверь, скорее! -- взволнованно сказала она, и когда дверь закрылась, отрезав их от толстяка, она пояснила: -- Это извращенец. 
 -- Что? Извращенец? -- вспыхнул мужчина и окинул Патрицию любопытным взглядом. 
 -- Да! -- подтвердила Патриция, умело изобразив на своем очаровательном лице страх и волнение. -- Он хотел меня изнасиловать! От него можно ожидать чего угодно, он настоящий монстр! Чудовище! 
 Мужчина возмущенно и решительно открыл дверь в коридор. 
 -- Чудовище? -- наливаясь справедливым гневом повторил он. -- Сейчас я с ним поговорю! 
 Толстяк сразу хотел что-то сказать мужчине, но не успел -- мощный удар свалил его с ног. 
 -- Что вы делаете? -- лишь успел, падая, воскликнуть толстяк. 
 Патриция окинула взглядом его лежащую на полу фигуру, холодно поглядела на своего защитника. Тот победно смотрел на нее, надеясь на благодарность. 
 -- Все мужики такие скоты! -- прочувствованно сказала девушка и пошла дальше по коридору, ощущая на себе их негодующие взгляды. 
 Толстяк сел на полу, и потрогал ушибленную скулу. Такого с ним давно не вытворяли -- так насмеяться! Он проводил обидчицу долгим внимательным взглядом. Она прошла по коридору и открыла ключом одну из дверей. Так ее номер тут же, через три или четыре от его собственного! 
 Толстяк, распаляя себя, вздохнул и снова потер пострадавшее от сильного удара место. 
 Мужчина извиняюще подал ему руку. 
 -- Что тут происходит в конце концов?! -- воскликнул он, помогая толстяку подняться. -- По-моему, нас обоих оставили в дураках! 
 -- Это точно, -- подтвердил толстяк. -- Все бабы -- стервы. Но последнее слово еще не сказано! 
 * * * 
 Патриция собирала вещи в сумку. Делать в этом отеле ей было больше нечего. Она решилась -- надо возвращаться к Тому. 
 Смыла в ванне с лица всю косметику, взъерошила волосы и снова причесалась. На ней опять были надеты любимые джинсы, полупрозрачная белая блузка, кроссовки и красная куртка с белым отложным воротничком. Не застегивая куртку, она взяла свою сумку, окинула прощальным взглядом номер и вышла. 
 Проходя по коридору, она почувствовала, что дверь рядом открывается, но среагировать не успела -- толстяк затащил ее в свой номер и запер дверь. 
 -- Заходи сюда, крошка, -- жестко сказал толстяк, пропихивая ее в комнату. -Сейчас мы разберемся. Меня пока еще никто не называл извращенцем. -- Он снял с ее плеча сумку и грубо толкнул Патрицию на кровать. -- А ну быстро! Раздевайся! 
 Он только сейчас сообразил, что она ему так и не представилась. "Ну и черт с ним, с ее именем, -- решил он. -- Имя в этом деле не главное -- поимеем и как звать не спросим!" 
 Она упала на двухместную кровать, застланную желтым покрывалом, и гневно посмотрела на него. 
 Он встал в дверях, опершись рукой о косяк, всем видом своим показывая, что путь к бегству отрезан. Самодовольно усмехнулся и повторил властно и требовательно: 
 -- Я сказал: раздевайся! 
 Она внимательно, словно от этого зависела сама жизнь ее, посмотрела вокруг себя. На большой тумбочке стоял приемник и телефон. Телефон! 
 -- Ц-ц-ц! -- покачал пальцем толстяк: мол, не стоит делать глупостей. 
 Она улыбнулась, делая вид, что смирилась, и включила приемник на канал внутригостиничного вещания, где всегда крутили приятную музыку, как убедилась вчера Патриция. Комнату наполнили чарующие звуки танго. 
 -- Давай потанцуем сначала, а? -- мило улыбнулась она и встала с кровати. 
 Не давая ему опомниться, Патриция, покачивая бедрами в такт музыке, сняла красную кофту перед ним, оставшись в полупрозрачной белой блузочке. Вытянула приглашающе руки и пошла к нему: 
 -- Прошу! -- весело воскликнула она. 
 Патриция взяла его за плечи и увлекла в танец. Нашла его руку, взяла в свою и повела, он подчинился. Она довела его до стены и толкнула на нее. Он стукнулся о стену, она отвела и опять повела к стене -- хороший танец танго. В стене, так же как в номере Патриции, была вделана кнопка вызова горничной. 
 Раз -- и в танце он снова нажал на кнопку, простите, задом. 
 Он ничего не понимал, гневался на нее, и одновременно восхищался ею. А может он все-таки нравится ей? 
 -- Ладно, хватит тянуть резину, ну быстро раздевайся! -- не выдержал он в конце концов и вновь толкнул ее на кровать. -- Снимай все! -- Сам он стянул свой белый пиджак и принялся расстегивать пуговицы на клетчатой рубашке. 
 Патриция, нагло и загадочно улыбаясь, встала с кровати и стянула свою блузку, обнажив грудь. 
 В этот момент в номер постучали. 
 -- Что? -- дернулся толстяк, словно его застали на месте преступления. 
 -- Да, да, войдите, -- уверенно и громко сказала Патриция. 
 Вошла горничная и улыбнулась приветливо: 
 -- Вы вызывали? 
 -- Да, да, -- подтвердила Патриция, быстро натянув блузку. 
 Толстяк недоуменно переводил взгляд с одной на другую. Реакция у него явно замедленная, туповат -- вынесла мысленно вердикт Патриция. 
 -- Принесите три бутылки шампанского, пожалуйста, будьте добры! -- сказала Патриция, подхватила свою красную куртку и пошла вслед за горничной. Наклонилась, взяла сумку. -- Всего доброго, Мартин, -- издевательски помахала она ручкой. 
 Он проводил ее взглядом, который мог бы испепелить, обладай толстяк такой возможностью. Все бабы -- стервы, это факт. 
 -- Ах ты, сучка, -- резюмировал он. 
 * * * 
 Веселая Патриция написала на зеркале в женской туалетной комнате бара губной помадой: "Кто хочет вкусно перепихнуться -- спросите Мартина Мюллера". 
 И вышла, посторонившись, уступая дорогу напомаженной даме, что давеча сидела в баре. 
 Дама подошла к зеркалу и заметила надпись. Она долго и тупо читала красные слова на фоне собственного отражения, наконец до нее дошло. Она выскочила из туалета и поспешила к регистратуре. 
 Патриция сдавала ключи и рассчитывалась. 
 Дама быстрым шагом подошла к другому портье, рядом с которым никого не было. 
 -- Простите пожалуйста, -- обратилась дама к нему. -- Вы не скажете в каком номере остановился мистер Мюллер? 
 Патриция довольно улыбнулась. 
 -- В четыреста семнадцатом, -- сказал служащий, сверившись в регистрационной книге. 
 -- Спасибо, дорогой, спасибо, -- через плечо бросила дама, спеша к лифту. 
 Патриция проводила ее долгим взглядом: пусть толстяк хоть как-то утешится, а то говорят, что длительная бесплодная эрекция вредна организму. 
 -- Сдачи не надо, -- сказала она портье. -- До свиданья. 
 Он проследил долгим любующимся взглядом, как она прошла, покачивая восхитительным станом, к выходу. 
 * * * 
 -- Я не заказывал три бутылки шампанского! -- возмущенно орал толстяк на горничную, в который раз проклиная в душе эту смазливую вертихвостку и собственную дурость. 
 -- Но была дама, -- терпеливо объясняла горничная, -- дама сказала... 
 -- Пусть она и платит! -- ворчливо заявил толстяк. -- Уберите! 
 В этот момент в номер влетела увядающая любвеобильная красавица. Она мигом оценила обстановку. 
 -- Нет, нет, шампанское нам понадобится! -- воскликнула она. -- Оставьте его здесь, моя дорогая, а сами идите. Идите! -- Она чуть не силком вытолкнула горничную и хищно повернулась к толстяку. 
 Он попятился к кровати. 
 -- Так значит это вы и есть -- мистер Мюллер, -- довольно сказала дама. 
 Он недоуменно смотрел на нее, с реакцией у него действительно оказалось туговато. 
 Она толкнула его на кровать. Он упал, она как тигрица набросилась на него. Рубашку после Патриции он не успел застегнуть. 
 -- Я так ждала этой встречи! -- с вожделением воскликнула дама, обдав его крепким ароматом духов. 
 Она уверенно запустила руку ему в штаны, он судорожно вздохнул и мысленно махнул рукой: будь что будет, но хоть с кем-то он сегодня переспит! 
 * * * 
 У дороги, прислонившись к дереву, сидел молодой небритый парень с черными, давно немытыми волосами и в потрепанной одежде. Патриция сразу узнала его -тот самый, что соблазнял ее провести ночь втроем в палатке у моря. Рядом с ним лежала гитара в сером тряпочном чехле. 
 Он безуспешно голосовал -- автомобили равнодушно проносились мимо. 
 "Видно, он давно так сидит. Но, наверно, никуда и не торопится," -- решила Патриция. 
 -- Привет! -- весело сказала она. 
 -- Привет, принцесса, -- столь же весело откликнулся он, то же сразу вспомнив ее. 
 -- Как дела? -- поинтересовалась она, ставя сумку рядом с ним. 
 -- Неплохо, -- ответил. -- Рад снова тебя видеть! 
 -- А где ж твоя любовь? -- Она присела рядом с ним на корточки. 
 -- Которая любовь? 
 -- Твоя мышка, -- напомнила Патриция. 
 -- Мышка? Она нашла себе большого мыша, с Ролс-ройсом. -- Он протянул ей пачку сигарет. 
 -- Ты не грустишь? 
 -- Ну что ты! Грусть -- это мгновение. Была -- и нету. Мы не жалуемся. -- Он зажег огонек и она прикурила. -- А как ты? Встретила героя своей жизни? Или жизнь оказалась скучной?
 -- Встретила, -- ответила Патриция. 
 -- А почему же ты не с ним? -- удивился черноволосый. 
 -- Он вредный. 
 -- Но ты же любишь вредных. 
 -- Да, люблю, -- согласилась Патриция. 
 -- Чего же ты ждешь тогда? -- поразился парень. -- Иди, ищи его. И будь с ним счастлива. 
 -- Ты знаешь, в этом есть смысл, -- сказала она и встала. -- Давай всем такие советы и никогда не останешься без работы. 
 -- Да что ты -- пользуйся на здоровье! 
 Патриция заметила, что он продолжает держать палец, голосуя. 
 -- Сейчас я тебе покажу, как я работаю, -- хвастливо заявила она. 
 Она подошла к обочине, распахнула куртку и, выпятив грудь под полупрозрачной блузкой, вытянула руку, весело присвистнув. 
 Тотчас же остановилась симпатичная белая машина. 
 -- Чао! -- весело крикнула Патриция парню, садясь в машину. 
 -- Чао! -- Он столь же весело развел руками: что поделаешь -- се ля ви. ГЛАВА ДЕВЯТАЯ. 
 Патриция вздохнула, словно навечно расставаясь с прошлым, нажала на кнопку звонка и услышала, как за дверью задребезжал колокольчик. 
 Дверь открыл добродушный симпатичный короткостриженый парень со спортивной фигурой в застиранной оранжевой футболке и заштопанных на коленях джинсах. 
 "Друг Тома," -- догадалась Патриция и уверенно шагнула в квартиру. 
 -- Привет, -- сказала она ему, очаровательно улыбнувшись. -- Зови меня просто Пат. 
 Патриция прошла мимо него по коридору, словно он любезно пригласил войти. 
 Он ошарашенно посмотрел ей в спину. Она сняла сумку и поставила у стены, вынула из нее две бутылки вина. В руке она держала белую розу. 
 -- Не обращай на меня внимания, занимайся своими делами, -- сказала Патриция, оглядываясь в коридоре. 
 -- Да, -- сказал парень. -- Я вижу ты знаешь, что означает "чувствовать себя как дома". Я не возражаю. Но может быть ты просветишь меня чуть-чуть? 
 -- Я ж тебе сказала: меня зовут Пат, -- удивилась она его непониманию. -Полное имя -- Патриция. А теперь скажи: где сейчас находится Том? 
 -- Вы что с ним друзья? Вы знакомы? -- Парень понял, что бесцеремонная посетительница пришла не по его душу и вздохнул облегченно. 
 -- Я его невеста, -- заявила Патриция. -- Так что естественно мы с ним знакомы. 
 -- Ты его невеста? -- поразился хозяин квартиры. -- Его комната там в конце коридора, но он сейчас занят. -- Он ухмыльнулся чему-то. 
 -- Ничего, я привыкла к этому. 
 Патриция открыла указанную дверь и с некоторым трепетом вошла в комнату Тома. 
 "Уютная комната," -- решила она оглядевшись. 
 Комната была просторная, стены покрывали огромные цветастые рекламные плакаты, явно выбранные за эстетическое исполнение, а не из любви к рекламируемым изделиям. Слабый свет ночника пробивался из-за широкой, створчатой ширмы, едва позволяя видеть остальные предметы обстановки. Из-за ширмы доносились сладострастные вздохи. 
 Патриция, выставив перед собой розу, словно магический щит, уверенно прошла туда, уже догадываясь, какое зрелище ее там ожидало. Что ж, внутренне она была готова к такому повороту событий и сдаваться без боя не собиралась. 
 Том лежал нагой на кровати и ласкал обнаженную брюнетку. Заметив, что кто-то подошел, они оба вздрогнули и обернулись. Том не мог ничего разглядеть в неверном свете ночника и близоруко щурился. 
 Из-за ширмы вышла Патриция, держа в левой руке цветок и бутылку. Она встала и уперлась свободной рукой в бок. 
 -- Продолжайте, -- спокойно заявила Патриция, без какого либо стеснения разглядывая их. 
 От ее взгляда девушке стало крайне неловко и неуютно. 
 -- Ты ее знаешь? -- испуганно посмотрела на Тома брюнетка. 
 У нее были крупные черты лица и обвислая грудь. Патриция даже посочувствовала Тому. 
 -- Я, надеюсь, не помешала? -- язвительно поинтересовалась Патриция, любуясь мускулистым торсом человека, которого предпочла бы видеть не с этой бесфигурной дурнушкой, а рядом с собой. Собственно, он и будет с ней, она ради этого приехала! 
 -- Ты можешь подождать меня за дверью? -- спросил огорошенный ее появлением Том. Но не шелохнулся, чтобы встать. Он не знал негодовать ему или радоваться. 
 -- С удовольствием, -- как ни в чем не бывало сказала Патриция. -- Позови меня, как только закончишь. 
 Они проводили Патрицию взглядами -- Том восхищенным, брюнетка -- ненавидящим. 
 Патриция прошла на кухню, дверь в которую была широко распахнута. Короткостриженый парень, что-то напевая себе под нос, готовил ужин. 
 -- Ты его шофер? -- спросила Патриция. 
 -- Зови меня просто Нико, -- повернулся он к ней и снова усмехнулся. -- Ну что? Ты обнаружила, что хотела? 
 -- Даже более того, -- ничуть не смутившись ответила Патриция. -- Ванну принять можно? 
 -- Конечно, почему же нет? -- глаза короткостриженого озорно блеснули. -Вон там пройдешь и ванна. 
 Патриция повернулась к указанной двери, но вдруг развернулась и посмотрела на мужчину ясными невинными глазами. 
 -- Пожалуйста, -- попросила его она, -- в мою порцию не переливай оливкового масла. 
 -- Что-нибудь еще? -- с готовностью спросил Нико, тонко поймав требуемую в общении со странной гостей ироничную интонацию. 
 -- На данный момент все, -- успокоила его Патриция и пошла, куда он показал. 
 Открыв дверь ванны, Патриция увидела, что в ней лежит молодой человек, совсем еще юноша. 
 Но это совершенно не смутило ее. Зато смутило не привыкшего к таким ситуациям юношу. 
 -- Привет, -- беспечно сказала она. 
 Он удивленно присел в воде, пораженный ее бесцеремонностью. 
 -- А мы что, знакомы? -- нашел он в себе силы хоть что-то произнести. 
 -- Не задавай глупых вопросов, -- сказала она, причесываясь перед большим овальным зеркалом. -- Я разве тебя спросила кто ты такой? 
 -- Нет, -- ответил тот. 
 -- Ничего, если я к тебе подсяду за компанию? -- очаровательно улыбнулась Патриция. 
 -- Что? -- не поверил молодой человек собственным ушам. 
 -- Ты не возражаешь? 
 -- Нет, -- только и смог выговорить он. 
 Патриция закрыла дверь ванной и не спеша принялась раздеваться. Он не сводил с нее внимательных, любопытных глаз. Он впервые в жизни видел, как женщина раздевается. 
 -- А кто эта девушка? -- поинтересовалась Патриция, словно речь шла о погоде. 
 -- Что? 
 -- Девушка в его постели, -- пояснила она терпеливо. 
 -- Какая девушка? В какой постели? -- юноша совершенно ничего не понимал. От свалившейся на него неожиданности он потерял способность мыслить логически. 
 -- Ну та цыпка с Томом, -- пренебрежительным тоном пояснила Патриция. 
 -- Это его приятельница, -- с готовностью ответил юноша, сообразив наконец о чем идет речь. -- А ты что, знаешь Тома? 
 -- Естественно знаю, я его невеста. -- Патриция разделась догола. 
 Юноша был на седьмом небе от счастья всего лишь от возможности лицезреть ее обнаженные формы. Зачем она дразнит его? Ведь все равно она не к нему пришла. Наверное, она хочет отомстить подобным образом Тому. Что ж, юноша был доволен и таким вариантом -- Том к нему претензий предъявить ну никак не сможет. 
 Патриция подошла и залезла в ванну, села к нему лицом. Он не отводил взгляда от больших темных овалов на ее волнующей груди. 
 -- Как приятно, -- сказала она. -- Передай мне мыло, пожалуйста. Спасибо. А они давно вместе? 
 -- Кто? 
 -- Том и эта девушка в его постели. 
 -- Пару дней, по-моему, -- неуверенно ответил юноша. 
 -- Значит, у них серьезно? 
 -- Не знаю, -- он не отрываясь смотрел, как она намыливает грудь. -- А тебе разве наплевать, что он с другой? -- Эта мысль не укладывалась у него в голове. 
 -- Спину мне хочешь помыть? -- вместо ответа спросила Патриция, протягивая ему мыло. 
 -- Пожалуйста, -- пожал плечами тот. 
 Она повернулась к нему спиной. Он принялся восхищенно мылить ей спину. 
 -- Осторожней, когда дойдешь до попки, -- попросила Патриция, -- она у меня очень нежная! Ну мой же, мой, я ничего не чувствую! -- Она вздохнула тяжко. -- Ты просто безнадежен! Давай я покажу как надо, -- сказала она и отобрала мыло. -- Повернись! 
 Она снова развернулась к нему лицом. Он восторженными глазами смотрел на нее. 
 -- Повернись и подними попку, -- властно приказала Патриция. 
 Он безропотно повиновался. Она стала мылить ему ягодицы. 
 -- Ну как? -- спросила Патриция. -- Приятно? 
 -- Очень, -- робко улыбнулся он. 
 -- По-настоящему приятно будет, когда ты повернешься ко мне лицом. 
 -- Что? 
 -- Повернись! 
 -- Ты что, серьезно? -- не поверил юноша собственным ушам. Он был убежден, что она над ним издевается. Такое счастье жизнь не дарит. 
 -- Думаешь я тебя разыгрываю? Повернись. Ты что, боишься? 
 -- Да нет. Чего же я боюсь? -- преодолевая робость, ответил юноша. -- Конечно не боюсь! Просто в этом деле я еще новенький. -- Он собрал мужество в кулак и повернулся. 
 Она рассмеялась: 
 -- Ой, а у тебя, оказывается, миниразмер! 
 -- Так всегда сначала, -- начал оправдываться юноша. -- Просто вода холодная. 
 -- Ну ничего, -- успокоила его Патриция. -- Мы с этим разберемся. 
 В это время в коридоре раздался недовольный пронзительный женский голос: 
 -- Почему же мне уходить?! Ну мало ли кто пришел! Почему же мне уходить? 
 Патриция заинтересованно обернулась к двери. 
 -- Уходи, уходи, -- услышала она голос Тома. 
 Патриция стала вылезать из ванны. 
 -- Мы же еще не закончили! -- поразился стоящий в воде юноша. -- Ты куда собралась? 
 -- Никуда не уходи, -- сказала ему Патриция, вылезла из ванны и стала торопливо вытираться. 
 -- И это все, да? -- огорченно воскликнул молодой человек. 
 -- Если у тебя какая-то проблема -- справляйся сам, -- раздраженно заявила Патриция. Игры кончились. Она повернулась к нему и добавила мягче: -- Пока! 
 Патриция едва завернулась в большое полотенце, торопливо чем-то обвязалась наспех, чтобы оно не отваливалось, и прошла на кухню. 
 -- Том что, тоже ушел? -- спросила она короткостриженого, остановившись в дверях кухни. 
 Тот вздохнул. 
 -- Ну отвечай: Том ушел? -- настаивала девушка. 
 Хозяин квартиры весело ухмыльнулся, помешивая варево в кастрюле на плите. 
 -- Не понимаю, чего ты улыбаешься! -- вспылила Патриция. -- Что тут смешного? 
 -- А чего ты задаешь глупые вопросы? -- парировал тот, кивнув в угол кухни. 
 Патриция прошла в кухню и увидела, что на стуле за дверью сидит улыбающийся Том. Взгляды их встретились. 
 -- Надеюсь, она не очень разозлилась? -- сказала Патриция тоже улыбнувшись. 
 -- Разозлилась, -- развеял ее надежды Том. 
 -- Ну ты как: утешил ее? 
 Том посмотрел на друга. Тот задумчиво курил, наблюдая за этой семейной сценой. Том встал и поцеловал ее. 
 -- Ты рад меня видеть? -- робко спросила она. 
 -- А ты как думаешь? -- Он улыбнулся. -- Почему ты так долго не возвращалась? 
 -- Ну-у. Ты был не один... 
 -- Все это так... -- начал оправдываться Том. Лицо его довольно сияло. -Компания, не надолго... Ничего серьезного не было. Серьезное было только с тобой, Патриция. -- В это имя он вложил столько чувств, что она сразу поняла: он по-прежнему любит ее и тоже тяжело переносил их разрыв. 
 -- А тебе одной девушки хватит? -- глядя на него нежно черными бездонными глазами, поинтересовалась Патриция. 
 -- Зависит от того какая девушка. 
 -- Класс, -- заверила Патриция и вышла из кухни. 
 -- А ее ты где подцепил? -- весело поинтересовался короткостриженый хозяин квартиры. 
 -- На яхте, -- ответил Том. -- Мне нужно выпить. -- Он открыл бутылку и отхлебнул из горлышка. 
 -- У меня такое впечатление, что тебе нужно больше чем выпить, -- заметил его приятель. 
 * * * 
 Патриция сидела в уютной, сейчас ярко освещенной комнате Тома на мягком диванчике и прямо из горлышка отхлебывала слабенькое сухое, очень вкусное вино, что принесла с собой. На полированном столе перед ней лежала белая роза. 
 Вошел Том и сел рядом с ней на диван. Они улыбнулись друг другу. Им не нужны были слова, они радовались, что снова вместе, что по-прежнему любят друг друга. Какие-либо обвинения и объяснения показались им сейчас неуместными и нелепыми. 
 -- Почему ты вернулась? -- наконец спросил Том. 
 -- Ну, может, я решила, что люблю тебя, -- ответила она. -- Когда я влюбляюсь, я посылаю розы. 
 -- Розы? 
 -- Да. -- Она кивнула на белый цветок. -- Вон на столе. Роза. Одна. Она для тебя. 
 Том взял цветок. 
 -- Она для тебя. Она белая. Она должна тебе кое-что сказать, -- нежно говорила Патриция, рассматривая его лицо, понимая как она соскучилась по нему. 
 Том вертел в руках цветок, разглядывая его как какую-либо уникальную драгоценность. 
 -- Она мне говорит, что я вел себя как дурак, -- наконец выговорил Том. 
 -- Ты прав, -- согласилась Патриция. -- Правда, я тоже себя вела не очень умно. 
 -- Так что же теперь? -- ласково посмотрел он на нее счастливыми глазами. 
 Она подалась к нему. 
 -- Так у нас с тобой да или нет? -- спросила Патриция, пытаясь развеять все недомолвки, расставить все точки над "I". -- Ты -- все, что мне надо. 
 Вместо ответа Том нежно взял ее за подбородок притянул к себе ласково и нежно поцеловал в ждущие губы. Какие еще нужны слова? 
 -- Я так счастлива, что снова с тобой, Том, -- искренне сказала Патриция и провела рукой по его густым темным волосам. 
 Они поцеловались еще. 
 -- Мы столько времени потеряли зря! -- подосадовала она. 
 -- Но теперь мы останемся вместе, -- успокоил ее Том с нежностью в голосе. -Верно? 
 Патриция уверенно кивнула и стала медленно расстегивать его рубашку. 
 -- Как долго я тебя ждал, Патриция, любимая! -- выдохнул он притягивая ее к своей сильной груди. 
 Патриция распахнула на нем рубашку и уткнулась во вьющиеся колечки волос. 
 -- Не так уж и долго, -- сказала она. -- Всего три дня мне потребовалось, чтобы понять -- никто-никто тебя не заменит. Ты для меня -- целый мир! 
 -- Как долго я тебя ждал! -- снова с ударением повторил Том. 
 Патриция подняла голову, посмотрела ему в глаза и они вновь слились в долгом страстном поцелуе.